— Неужели вы позволите им трепать имя короля Каролина?
Тот не ответил. Он потер руки и напомнил:
— Наше мясо уже на столе, Румал. Они могут сколько угодно болтать языками, а мы не можем допустить, чтобы наш обед остыл. — И указал Ромили на стол.
Та отложила дротик и села на свое место. Орейн отрезал огромный кусок мяса и принялся объяснять с набитым ртом:
— Мы здесь для того, чтобы служить Каролину, а не спорить с глупцами. Принимайся-ка лучше за еду. — Спустя некоторое время он добавил, еще более понизив голос: — Для того в общем-то я и отправился в город, чтобы послушать, что говорят люди, как относится народ к неизбежной схватке за корону. Сколько, оказывается, здесь сторонников короля. Даже тот, который заявил, что ему наплевать и он не собирается молиться на венценосные задницы, — наш!.. Потому что Ракхел, раздарив поместья своим приспешникам, настроил простолюдинов и знать против себя. Он выпустил такие могучие силы зла, которые сомнут и его самого. Скоро произвол, наглое беззаконие, взятки придут и в эти еще не пуганные места, тогда посмотрим, что запоют горожане… Если нам удастся поднять людей в горах, нам уже не будет страшно предательство. Собирать армию нужно в открытую.
Ромили ела молча. Мясо казалось необыкновенно вкусным — конечно, после стольких дней на каше и чечевице… Она думала о том, что в разговоре с ней Орейн невольно выражался на литературном языке, словно забыв, что в общении с другими все время использовал местные диалекты. Собственно, если он как сводный брат короля принадлежал к высшей знати, это неудивительно. Карло тоже, по-видимому, занимал высокое положение — как он уже рассказывал, его лишили владений в результате дворцового переворота.
Далее мысли потекли сами собой…
«Не знаю, есть ли враги у короля в Неварсине, но в монастыре обитает по крайней мере один из них. Хотя Кэрил еще ребенок и он сам признался, что Каролин по-доброму относился к нему, в любом случае, если Карло и Орейн ждут встречи с королем в стенах монастыря, мальчик может узнать свергнутого монарха».
Тут Ромили вздохнула — ей-то чего беспокоиться насчет короля? Вспомнить хотя бы слова отца — в них много разумного…
Тут ей стала ясна причина тревожных дум о Каролине, которые уже несколько дней не давали ей покоя: «Но ведь ни Орейну, ни Карло обратной дороги нет. Стоит им попасть в руки Ракхела — их песенка спета! А моя? Разве меня оставят в живых? Никому не будет снисхождения. Вот и выходит, что забота о безопасности свергнутого короля — это забота о собственной шкуре».
История о жестокости сэра Лиондри Хастура служила веским тому доказательством. Другое дело, что ей самой трудно понять, как же она оказалась в рядах сторонников Каролина, но кого это будет интересовать?
— Возьми-ка последнюю котлету, Румал. — Голос богатыря привел ее в чувство — Ты парень рослый, тебе нужна хорошая еда.
Наконец Орейн подозвал служанку и попросил принести еще вина. Ромили тоже было потянулась за кубком, но спутник легонько шлепнул ее по руке. Казалось, чуть тронул, но девушка едва не вскрикнула.
— Нет, тебе достаточно. Принеси-ка лучше сидра, женщина. Это слишком крепко для него! Вот уж чего мне не хочется, так это тащить его домой. Такие ребята, как ты, никогда не знают меры. Сразу начинают хорохориться…
Ромили почувствовала раздражение. Она глотнула сидра — даже струйки побежали из уголков рта — и тут же откинулась на спинку стула. Напиток был необыкновенно вкусный — куда лучше, чем крепкое вино, обжигающее рот и желудок и быстро ударяющее в голову.
— Спасибо, Орейн, — с трудом вымолвила девушка.
Он доброжелательно кивнул:
— Не стоит. Когда я был в твоем возрасте, мне всегда хотелось, чтобы у меня нашелся старший товарищ, который удержал бы мою руку, тянущуюся за вином. Теперь уже поздно! — улыбнулся он и, отсалютовав огромным кубком, осушил его до дна.
Ромили потянуло в сон, а Орейну вдруг приспичило сыграть в дротики. Он и ее позвал с собой, но девушка отрицательно покачала головой. В тот момент ее слуха достиг интересный разговор за соседним столиком.
— …Брось, наконец! Если очень хочется, дай в глаз любому королю, который тебе не нравится.
— Я слышал, Каролин скрывается в Хеллерах. Эти Халимины совсем слабаки, куда им пытаться отыскать его здесь! Они могут обморозить щечки!
— Где он прячется, мне наплевать. Знаю только, что у него хватает приверженцев. Он хороший парень!
— Во всяком случае, мне он нравится, — поддержал его собеседник. — Я пойду за любым, кто сможет накинуть веревку на горло этому мерзавцу Лиондри. Он заслужил подобный конец. Слышал, как он поступил со старым лордом Астурийским? Сжег его — представляешь, старого человека! — вместе со старой леди заживо. И знаешь, за что? За то, что один из лесников лорда не пустил их переночевать…
Спустя какое-то время Ромили потянуло в дремоту. Во сне ей привиделись оба — и Каролин, и Ракхел. Вместо человеческих лиц — морды огромных пум. Оба крались, потом бросились друг на друга и принялись рвать на части. Услыхала девушка и крики ястребов, словно она парила высоко-высоко и сверху наблюдала за битвой. Потом она прилетела к высокой белой Башне, и Руйвен приветствовал ее взмахом руки. Затем и он неожиданным образом обрел крылья и взлетел в небо. Там они и принялись кружиться, жалуясь друг другу, что отец вряд ли одобрит такое бесшабашное поведение. Он так и заявил: «Хранитель Разума объявляет, что подобное поведение предосудительно. Мужчины и женщины не имеют права летать. Видите, у меня же нет крыльев!» Сказав это, он превратился в камень… Девушка с трудом разлепила веки — Орейн легонько тряс ее за плечо.
— Пойдем, парень, уже поздно. Они закрывают… Нам пора в монастырь.
Он уже был в заметном подпитии — дышал тяжело, с натугой. Язык заплетался… Девушка испугалась — сможет ли он идти? Однако возражать было бессмысленно — она схватила его плащ и накинула ему на плечи.
Они вышли в ясную морозную ночь. Было тихо, и, может, поэтому каждый звук необычно четко врезался в сознание — вот тявкнула собака, ей ответила другая, и вновь все замерло. Уже было поздно, в большинстве домов свет был потушен. Вдали над крышами домов ясно читался голубоватый серп Киррдиса.
Орейн нетвердо ставил ноги, опирался рукой о стены домов. Когда же улочка пошла ступенями в гору, он споткнулся о булыжник и, взревев, растянулся во весь рост на камнях. Ромили бросилась к гиганту, помогла подняться, настояла, чтобы взять его за руку. Она почувствовала особую ответственность за этого пьяного великана — сколько он старался для нее. Теперь ее черед отдавать долг. Нужно довести его до монастыря. Собственно, дорогу и искать не надо — кремнистый путь поблескивал в свете звезд, и стены монастыря ясно виднелись на склоне.
— Орейн, вы не знаете, Каролин на самом деле скрывается в этом городе? — тихо спросила она.
Орейн даже остановился, подозрительно уставился на нее и погрозил пальцем.
— Почему ты об этом спрашиваешь?
Ромили прикусила язык. Действительно, ее вопрос ей самой показался теперь каким-то не таким… Странным, что ли? О подобных вещах надо спрашивать трезвого, а так выходило, будто девушка выбрала подходящий момент и пытается выведать планы сторонников короля. Орейн ничего не ответил, повернулся и пошел в направлении монастыря, Ромили поспешила следом. Он крепко взял ее под руку и, стараясь сохранить равновесие, двинулся дальше, потом обнял за плечи, прижал к себе, и девушка испугалась — не дай Бог, этот тоже определит, кто она!
«Орейн хороший, он мне нравится. Его есть за что уважать, однако, если он узнает, что я девушка, он станет таким, как все…»
С каждым шагом рука гиганта давила все тяжелее и тяжелее. Добравшись до стены, он повернулся — Ромили невольно обежала его, — расстегнул ширинку и принялся мочиться на стену.
Ромили выросла в деревне, ей не раз приходилось видеть подобное. Будь она чувствительной особой, как Люсьела или ее младшая сестра, она бы при виде этого упала в обморок. Будь она кисейной барышней, ей бы в голову не пришло бежать из дома, она покорно вышла замуж за дома Гариса. Уж тем более не сумела бы влиться в мужскую компанию и так долго путешествовать вместе с ними. Но зачем же она здесь? Поддержать в трудную минуту облегчавшегося громилу?.. Сколько же это может продолжаться?
У монастырских ворот Орейн подергал за веревочку, зазвонил колокольчик, подзывавший служку из гостевого дома. На мгновение Ромили засомневалась — пустят ли их в монастырь, однако вскоре привратник загремел ключами и, поворчав, позволил им войти. Он неодобрительно поморщился, почуяв запах вина, но ничего не сказал. Когда же Орейн предложил ему серебряную монету, решительно покачал головой.
— Мне не позволено, приятель. Благодарю тебя за добрые чувства. Ступайте с Богом, — сказал монах, потом обратился к Ромили: — Сумеешь довести его, парень?
Та в ответ кивнула и подтолкнула великана:
— Двигайте в ту сторону, Орейн.
Уже в своей комнате он неожиданно спросил:
— Где я?
— Дома. Уже дома… Ложитесь и поспите.
Ромили подвела его к одной из кроватей, стоявших в номере. Тот рухнул на постель. Девушка стащила с него сапоги. Орейн безвольно запротестовал — он был куда пьянее, чем можно было подумать.
Он ухватил ее за запястье.
— Слушай, ты неплохой паренек… — начал он. — Ты мне нравишься, Румал, к сожалению, ты христофоро. Однажды я слышал, как ты обращаешься к Хранителю Разума… Черт!..
Ромили осторожно высвободила руку, сняла с Орейна плащ и тихо вышла. В душе ее теплилась надежда, что дом Карло будет у себя в комнате. У него оказалось закрыто — может, он еще сидит у отца настоятеля? Собственно, это не ее дело, ей тоже пора отдохнуть — завтра с утра опять придется заняться животными и птицами. От предложения разделить комнату с другими людьми дома Карло она уклонилась, лучше спать на соломе в конюшне. Там было тепло и никто не мог проследить за ней. Ей меньше всего хотелось, чтобы за ней следили, когда приходилось отправлять естественные надобности. Только теперь она осознала, какую трудную роль выбрала, — оказалось, что прикинуться мужчиной не так-то просто. Помимо всех физических неприятностей приходилось постоянно следить за языком, за каждым словом, жестом…
На этот раз Ромили тоже отправилась на конюшню — устроилась в углу, в стоге сена. Разулась — все-таки носки здорово спасали от холода, забралась в самую середину и закрыла глаза.
Сон не шел. Она полежала, попыталась думать о чем-нибудь хорошем — не помогло. Мешали посторонние звуки — на насесте не знали покоя птицы, шуршали перьями, двигались по жердочкам, те жалостливо поскрипывали. Мягко переступали с ноги на ногу лошади и червины, изредка всхрапывали, шумно отдувались. Эти шумы наполняли сводчатое пространство строения неким умиротворяющим, одухотворенным спокойствием, подобием жизни неземной — мягкой, счастливой. Здесь не было надобности браниться, истошно вопить или стонать в предсмертных муках. Все здесь шло своим чередом, не спеша, без суеты. Это был светлый мир, и Ромили невольно заслушалась…
Этот мир был широк, велик, безграничен… Где-то за стенами конюшни ласково и мелодично прозвенел колокольчик, потом послышалось шарканье многих ног — по-видимому, монахи собирались на ночную службу. Это было так вовремя, так к месту, что девушка невольно заплакала. Душа ее потянулась ввысь… Почему Орейн с такой неприязнью упомянул о христофоро? В чем причина этой вражды? Отчего он сказал, что он ему нравится, что он, Румал, хороший парень, но, к сожалению, христофоро? Зачем здесь сожаление? Он что, фанатик? Ромили вообще мало задумывалась о религии, она была христофоро — и ладно! Всю жизнь она слышала сказки, мудрые изречения, заветы Хранителя Разума, чья мудрость, как утверждают христофоро, давным-давно была принесена в этот мир со звезд. Случилось это так давно, что неизвестно, когда умер человек, который был свидетелем этого чуда и мог бы поведать о нем.
Наконец до слуха девушки донеслось невнятное пение, и она окончательно проснулась. Так ей показалось вначале… Ромили еще глубже зарылась в сено. Потом Ромили вдруг снова отправилась в полет — парила в поднебесье на гигантских ястребиных крыльях. Или то были крылья сторожевых птиц? Какая разница! Она отмахнулась и принялась жадно разглядывать землю. Это не горы, внизу расстилалась равнина, зеленая и нарядная… Озера, широкие поля и вот наконец все та же белая, ослепительно посверкивающая башня на берегу чудесного водоема. Обширного, безбрежного озера… Тут со стороны вновь долетел звон колокольчика, убедившего девушку, что она не спит. Она уныло подумала, что вот уже вторую ночь проводит в монастыре, а так и не послушала хор монахов. Зачем надо было отправляться в город? Она же может оказаться единственной женщиной, которой довелось услышать чудесное пение.
Ничего, они пробудут здесь еще несколько дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76