— Хоть в этом нет моей вины». В целом адмирал Хейльман великолепно провел собрание. «Спасибо ему… что ничего не сказал им о кодах. Наверное, полагает, что я справлюсь с собой. Возможно, он прав».
О'Тул вздремнул и проснулся уже после ленча с чувством волчьего голода. В столовой не осталось никого, кроме Франчески Сабатини. Она допивала кофе. И изучала какие-то технические данные, пользуясь экраном своего компьютера.
— Ну как, Майкл, вам лучше? — спросила журналистка, увидев генерала.
Он кивнул.
— Что вы читаете? — поинтересовался О'Тул.
— Описание исполнительных программ, — ответила Франческа. — Дэвида очень тревожит, что без Уэйкфилда мы не сможем даже проверить, нормально ли функционирует программное обеспечение на «Ньютоне». Я сейчас пытаюсь понять, как считывать распечатку автодиагностики.
— Фью, — присвистнул О'Тул. — Нелегкое дело для журналистки.
— Особых сложностей я не обнаружила, — рассмеялась Франческа. — Все очень логично. Я еще подумаю, не пойти ли теперь в инженеры.
Сделав себе сандвич и прихватив пакет молока, О'Тул присоединился к Франческе. Она положила ладонь на его предплечье.
— Кстати, о дальнейшей карьере… Вы, Майкл, еще не думали об этом?
Он вопросительно поглядел на нее.
— О чем вы?
— Друг мой, обычное дело у журналистов: мои обязанности противоречат чувствам.
О'Тул перестал жевать.
— Хейльман сказал вам?
Она кивнула.
— Майкл, я не дура. И рано или поздно все узнала бы самостоятельно. Это целая повесть. Наверное, самая значительная во всей нашей истории. Я уже вижу заголовок ночных новостей на экране: «Американский генерал отказывается выполнить приказ и разрушить Раму. Включайтесь в пять утра».
Генерал перешел к обороне.
— Я не отказываюсь. План «Троица» предусматривает установку кодов лишь после того, как заряды будут извлечены из контейнеров…
— …И подготовлены к размещению в гондолах, — закончила за него фразу Франческа. — До этого момента еще восемнадцать часов. Скорее всего завтра утром… Я намерена запечатлеть историческое событие. — Она встала. — Майкл, чтобы вы не удивлялись, ваш разговор с Норимото я нигде не упоминала, в свои мемуары я его, конечно, внесу, но они будут опубликованы не раньше чем через пять лет.
Повернувшись, Франческа поглядела прямо в глаза О'Тулу.
— За одну ночь вы можете превратиться из национального героя в ничтожество. Друг мой, я надеюсь, что к своему решению вы отнесетесь с очень большой осторожностью.
55. ГЛАС СВ.МИКЕЛЯ
Утро генерал О'Тул провел в комнате, наблюдая по телевизору, как Табори и Яманака проверяют ядерные заряды. Его освободили от участия в проверке по той же причине — предполагаемому расстройству желудка. Дело шло на удивление бесхитростно и прямолинейно, никто бы и не заподозрил, что эти люди намереваются уничтожить самое впечатляющее создание инженерной мысли, представшее перед глазами человечества.
Перед обедом О'Тул заказал разговор с женой. «Ньютон» быстро приближался к Земле, и время запаздывания уже сократилось до трех минут. Снова стала возможной старомодная двусторонняя беседа. Он сердечно поговорил с Катлин о мирском. О'Тул уже подумывал поделиться с женой терзающей его моральной проблемой, но понял, что передачу с видеотелефона легко подслушать, и решил воздержаться. Оба порадовались скорой встрече.
Обедал генерал вместе со всеми. Янош впал в многословие и развлекал прочих россказнями о целом дне, проведенном им с «пульками» — так он настойчиво именовал бомбы.
— Был такой момент, — говорил Янош Франческе, не перестававшей смеяться после начала повествования, — все пульки были закреплены на полу и стояли рядком, как фишки домино. Яманака едва не обделался со страху. Я толкнул их и они попадали во все стороны. То-то шуму было. Хиро уже решил, что они взорвутся.
— А вы не опасались повредить важные компоненты? — осведомился Дэвид Браун.
— Ни капли, — ответил Янош. — В руководствах, которыми снабдил меня Отто, сказано, что их не повредишь, даже если сбросишь с какой-нибудь башни. Кстати, — добавил он, — они ведь и не заряжены. Так, герр адмирал?
Хейльман кивнул, и Янош завел новую побасенку. Генерал О'Тул погрузился в раздумья, всеми силами стараясь не связывать металлические объекты с тем грибовидным облаком над Тихим океаном…
Его размышления нарушила Франческа.
— Майкл, вас срочно вызывают к телефону. Через пять минут вас соединят с президентом Босуэллом.
Разговор за столом умолк.
— Вот, — проговорил Янош с ухмылкой, — теперь понятно, генерал, что вы у нас за персона. «Молоток» Босуэлл не станет разговаривать со всяким.
Вежливо откланявшись, О'Тул направился от стола в свою комнату. «Он знает, — думал О'Тул, ожидая звонка. — Не может не знать. Это же президент Соединенных Штатов».
О'Тул всегда ценил бейсбол, и его любимой командой были «Бостонские красные гетры». В разгар Великого хаоса в 2141 году бейсбольные команды разом обанкротились, но уже через четыре года новые владельцы наладили дело в лигах. В 2148 году, когда Майклу было шесть, отец взял его с собой на матч «Красных гетр» и «Гаванского урагана». Тогда эта любовь и запала в душу О'Тула.
Шерман Босуэлл, могучий левша, первый опорный игрок «Красных гетр», выступал в команде с 2172 по 2187 год. Он пользовался огромной популярностью. Мальчишка с Миссури, естественная скромность и старомодная склонность к тяжелой работе выделяли его из числа прочих, как и 527 очков, заработанных им за шестнадцать лет в высшей лиге. В последний год бейсбольной карьеры его постигло страшное горе: катаясь на лодке, утонула жена, и непреклонное намерение Шермана в одиночку воспитывать детей повсюду воспринимали с одобрением.
Когда через три года он женился на Линде Блэк, очаровательной дочери губернатора Техаса, многие поняли, что Шерман подумывает о политической карьере. Вверх он взлетел с головокружительной быстротой: помощник губернатора, губернатор, претендент на место президента. В Белый дом он был избран абсолютным большинством в 2196 году; ожидалось, что на предстоящих выборах 2200 года он сокрушит соперника из Христианско-консервативной партии.
— Привет, генерал О'Тул, — поздоровался появившийся на экране человек в синем костюме. — Говорит Шерман Босуэлл, ваш президент.
Президент не пользовался шпаргалкой. Он сидел в простом кресле, склонившись вперед, опустив локти на бедра и соединив перед собой руки. Говорил он так, словно бы они с О'Тулом сидели в чьей-то гостиной.
— Я с огромным интересом следил за вашей экспедицией, и моя семья тоже, Линда и четверо ребятишек… с самого ее начала. Но особое волнение вызвали последние недели, когда трагедии дождем посыпались на вас и ваших отважных коллег. Боже, Боже… Разве можно было даже предположить, что могут существовать такие объекты, как Рама. Это поистине ошеломляющее… Во всяком случае, мне известно от нашего представителя в СОП, что вы получили приказ взорвать Раму. Конечно, я понимаю, что подобные решения легко не даются, что они ложатся тяжелым грузом на плечи людей вроде вас. Тем не менее я убежден, что такой поступок вполне оправдан. Да, сэр, я в этом уверен. Даже моя дочь Куртни — ей восемь — почти каждую ночь просыпается в страхе. Мы все следили за вами, когда вы ловили того самого краба … это было ужасно. А теперь Куртни знает — об этом телевидение широко оповещало, — что Рама летит прямо к Земле и ей страшно. Жутко. Она полагает, что все эти крабы расползутся по Земле и изрубят ее вместе с подружками, как журналиста Уилсона. Генерал, я говорю вам все это потому, что понимаю, перед каким важным решением вы оказались. И до меня дошли слухи, что вы испытываете нерешительность, вам жаль этот огромный корабль со всеми его чудесами. Генерал, я рассказал Куртни о вас и уверил ее, что вы с экипажем разнесете Раму в щепки еще задолго до приближения к Земле. Поэтому я и обратился к вам. Чтобы сообщить, что я полагаюсь на вас, и Куртни тоже.
До разговора с президентом генерал О'Тул считал, что следует воспользоваться случаем и выложить свои сомнения главе американского народа. Он даже надеялся, что сумеет задать вопрос «молотку» Босуэллу: как назвать живое существо, если оно убивает, чтобы избежать риска?
Однако после почти идеального по форме выступления экс-бейсболиста О'Тулу нечего было сказать. Неужели он мог отказать? Все Куртни Босуэлл на всей планете рассчитывали на него.
Поспав часов пять, генерал О'Тул пробудился в три ночи. Он понимал, что ему предстоит совершить самый важный поступок в своей жизни. Ему казалось, что все его поступки, вера, карьера, даже семья — все готовило его к этому моменту. Господь доверил ему ответственнейшее решение. Но какие его действия окажутся угодными Богу? И со взмокшим лбом О'Тул преклонил колена перед висевшей над его столом картиной, на которой было изображено распятие Иисуса Христа.
«Боже милостивый, — говорил он, взаправду ломая руки, — близок мой час, а я еще не знаю Твоей воли. Мне проще исполнить приказ, оправдать всеобщее ожидание. Этого ли хочешь от меня Ты? Как мне узнать это?»
Закрыв глаза, О'Тул с пылом, еще не ведомым себе самому, молил, чтобы Господь наставил его. Вдруг припомнились молодые годы, когда летчик О'Тул служил во временных миротворческих силах в Гватемале. Проснувшись однажды утром, О'Тул обнаружил, что их затерявшийся в джунглях крохотный аэродром со всем гарнизоном окружен правыми террористами, собиравшимися поставить на колени еще неоперившееся демократическое правительство. Мятежникам нужны были самолеты. Взамен они обещали отпустить О'Тула вместе с его людьми.
На обдумывание и молитву майору О'Тулу хватило пятнадцати минут. В последовавшей битве самолеты были уничтожены, погибла половина отряда. Однако глубоко символичное сопротивление его людей подбодрило молодое правительство не только этой страны, но и прочих центральноамериканских государств в пору, когда беднейшие страны мира отчаянно пытались преодолеть последствия разрухи. За свои подвиги в Гватемале О'Тул удостоился высшей военной награды СОП — ордена «За отличие».
Спустя многие годы, на борту «Ньютона», принимать решение оказалось сложнее. В Гватемале молодому майору не приходилось думать о моральной стороне своих действий. Другое дело — приказ о разрушении Рамы. С точки зрения О'Тула, космический корабль чужаков еще не предпринимал открыто враждебных действий. В довершение всего он прекрасно понимал, что выбор именно этого решения определялся только двумя факторами: боязнью того, что Рама действительно может совершить, и всплеском ксенофобии в обществе. Не впервые страхи общества никак не сочетались с моралью. Если бы только представлять себе истинные намерения Рамы, тогда…
Под картиной со сценой распятия Иисуса Христа на столе стояла небольшая статуэтка кучерявого и большеглазого молодого человека. После их свадьбы с Катлин эта фигурка св.Микеля Сиенского сопровождала О'Тула в каждой его поездке. Статуя навела генерала на мысль. Он выдвинул ящик стола и извлек из него электронную записную книжку. Включил питание и вызвал сборник проповедей св.Микеля.
Под словом «Рама» генерал нашел несколько отсылок. Нужная ему была помечена жирной чертой. Это была знаменитая «Проповедь о Раме», произнесенная св.Микелем перед пятью тысячами неофитов под открытым небом за три недели до катастрофы в Риме. О'Тул приступил к чтению:
«В качестве темы нашего сегодняшнего разговора я намереваюсь избрать слова сестры Джуди, предположившей на нашем совете, что внеземной космический корабль, названный Рамой, может оказаться первым провозвестником Второго пришествия Христа. Поймите, пока откровение не даровано мне; я не могу ни подтвердить этого, ни опровергнуть. Однако Господь и так дал нам понять, что вестники Его Второго пришествия должны оказаться совершенно необыкновенными, иначе люди их попросту не заметят. Что им один ангел или две трубы возглашающие. Вестники должны совершать такое, что обязательно привлечет к ним внимание. В ветхозаветных пророчествах, предсказывающих явление Господа Иисуса, есть намеки на знаки в небесах. Колесница пророка Илии была Рамой для своего времени. Говоря языком техники, устройство ее тогда столь же выходило за пределы разумения землян, как и Рама сегодня. В этом чувствуется определенная схема, симметрия, не противоречащая Божьей воле. Но явление первого корабля, первого Рамы, состоявшееся восемь лет назад, вселяет в меня известную надежду на то, что человечество осознает свои космические перспективы… первым я называю этого Раму потому, что уверен — за ним последуют другие. Слишком часто мы проявляем ограниченность, раздумывая о Боге и как следствие о собственной духовной сущности. Мы принадлежим Вселенной. Мы ее дети. И лишь случайно атомы наших тел обрели сознание именно на этой планете. Рама заставляет нас обратиться мыслью к Богу, осознать человечество как явление вселенского масштаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64