«Есть ли у вас семьи? А если есть, как уживаются столь различные создания? Можете ли вы общаться со своими детьми, обитателями глубин?»
В общий поток сознания скользнул новый вопрос, и Николь вдруг устыдилась. «Все наука, все клиника, – подумала она. – А нужно было спросить, каким они видят Бога... о жизни после смерти, об этике».
– Философская беседа в данном случае не могла состояться, – пояснил Орел, после того как Николь выразила неудовлетворенность собой. – Для подобных разговоров необходимо кое-что знать о собеседнике: едва ли можно обсуждать символы и тому подобные вещи.
«Но я должна была попробовать, – корила себя Николь. – Кто знает, быть может, этот подковообразный инопланетянин и сумел бы ответить на некоторые из интересующих меня вопросов». Размышления Николь нарушили человеческие голоса. Она вопросительно поглядела на Орла, а когда обернулась, оказалось, что сфера находится лишь в нескольких метрах от ее собственного жилья.
В спальне Майкла и Симоны зажегся свет.
– Это Бенджи? – Николь услышала, как дочь шепнула мужу что-то о еще нескольких днях.
– Я так тоже считаю, – согласился Майкл.
Николь видела, как дочь поднялась из постели, набросила халат и вышла в коридор. Включив свет в гостиной, Симона заметила умственно отсталого братца, свернувшегося в кресле клубком.
– Бенджи, что ты здесь делаешь? – ласково спросила Симона. – Тебе пора быть в постели. Уже очень, очень поздно.
– Я не могу уснуть, – с усилием ответил Бенджи. – Я вол-ну-юсь за ма-му.
– Она скоро вернется, – утешала его Симона, – скоро-скоро.
Ощутив комок в горле, Николь глотнула, и глаза ее увлажнились. Она поглядела на Орла, на освещенное помещение прямо перед собой, на кораблики, светляками маячившие над головой. Она глубоко вздохнула.
– Хорошо, – медленно произнесла Николь, – я готова, будем записывать послание.
– Я ревную, – сказал Ричард, – действительно ревную. Обе руки отдал бы за возможность переговорить с таким существом.
– Удивительно, – отозвалась Николь. – Я даже сейчас не верю, наяву ли все это произошло... Но еще более потрясает то, что Орел заранее знал, как я буду реагировать.
– Он предполагал, но, возможно, не надеялся уладить эту проблему с такой легкостью. Ты даже не заставила его объяснить, зачем нужна им эта репродуктивная пара...
– Нет, не так , – ответила Николь, пытаясь защититься. – Он объяснил мне, что процесс развития человека на стадии эмбриона исключительно сложен, поэтому даже они до конца не понимают всего, что дает ребенку мать, не знают, как зреет и развивается эмбрион...
– Прости, дорогая, – поспешно вставил Ричард. – Я не хотел сказать, что у тебя был выбор...
– Я почувствовала, что они хотя бы пытаются удовлетворить мои требования, – вздохнула Николь. – А может быть, я просто обманывала себя. В конце концов я сделала им эту запись – в том виде, в каком они требовали.
Ричард обнял Николь.
– Я же сказал, дорогая, у тебя не было выбора. Не кори себя.
Николь поцеловала Ричарда и села в постели.
– Но что, если все это им требуется, чтобы получше подготовиться к вторжению?
– Мы уже обо всем говорили, – ответил Ричард. – Их технологические возможности позволяют захватить Землю в любую минуту... если только она им понадобится. Орел и сам говорил, что, если бы они намеревались захватить нас и покорить, все можно было бы сделать куда более простым способом.
– А теперь кто у нас доверчивый?
– Я не то чтобы доверчив, я просто реалист. Не сомневаюсь, что благоденствие рода человеческого не числится среди важных тем, занимающих интеллект Узла. Но можешь не беспокоиться: своей передачей ты бед не наделаешь. Орел прав. Скорее всего ты облегчишь людям Земли «процесс выделения образчиков».
Они недолго помолчали.
– Дорогой, – наконец спросила Николь. – Как по-твоему, почему мы не направляемся прямо к Земле?
– Я полагаю, что мы сперва должны сделать где-то остановку. Может быть, им нужно прихватить образчики другого вида, находящегося на той же стадии развития, что и мы сами.
– И они будут жить в том втором модуле внутри Рамы?
– Так я считаю, – ответил Ричард.
9
Расставание было назначено на 13 января 2215 года, если считать по календарю, который Ричард вместе с Николь старательно вели после того, как Рама уклонился от удара ядерной фаланги. Конечно, эта дата ничего не говорила никому, кроме них самих. Ее можно было считать чисто условной, поскольку долгое путешествие к Сириусу со скоростью, составлявшей чуть более половины световой, замедлило ход времени внутри корабля, по крайней мере по сравнению с Землей. По оценкам Ричарда, время их отбытия с Узла по земному календарю приходилось на более поздние годы – 2217 или 2218. Он не мог рассчитать точную дату, поскольку не знал, как именно менялась скорость движения Рамы за все проведенные ими внутри него годы. Таким образом, Ричарду оставалось только аппроксимировать релятивистские соотношения, преобразующие их личное время в земное.
– Но земная дата для нас совершенно несущественна, – объяснил Ричард Николь. Они только что проснулись, наступал последний день их пребывания в Узле. – К тому же, – продолжил он, – можно не сомневаться, что возвращаться домой мы будем на очень высоких скоростях, а значит, когда мы окажемся на орбите Марса, разность времени возрастет еще больше.
Прежде Николь как-то не понимала все эти временные парадоксы – они полностью не отвечали ее интуиции – и, безусловно, не собиралась тратить на них силы в день расставания с Симоной и Майклом. Она знала, что прощание будет тяжелым, и намеревалась сохранить для этого все оставшиеся силы.
– Орел сказал, что придет за нами в одиннадцать, – сообщила Николь Ричарду, пока они одевались. – Я надеялась, что после завтрака мы сможем посидеть в гостиной, чтобы у детей была возможность проститься.
Завтрак прошел легко, даже приятно, но, когда все собрались в гостиной, каждый наконец вспомнил, что осталось только два часа до того момента, когда Орел заберет всех с собой, кроме Симоны и Майкла... разговор сделался натянутым.
Новобрачные уселись рядышком на кушетке, лицом к Ричарду, Николь и остальным четверым детям. Кэти, как всегда, была в жутком возбуждении. Она непрерывно говорила, перескакивая с темы на тему и стараясь избегать разговоров о скором прощании. Кэти как раз находилась в самой середине долгого монолога о совершенно диком сне, который видела в предыдущую ночь, когда ее повествование перебили два голоса, доносившиеся от входа в мастерскую.
– Проклятие, сэр Джон, – говорил один из них голосом Ричарда, – это наш последний шанс. Я хочу попрощаться. Идешь ты со мной или нет!
– Эти прощания, мой принц, душу из меня тянут. Я еще не настолько набрался, чтобы забыть про боль. Ты же сам говорил, что девица эта чистый ангел. Как можно...
– Ну что же, значит, я иду без тебя, – сказал принц Хэл. И все семейство обратило взоры к крошечному роботу, вступившему в гостиную из коридора. За ним ковылял Фальстаф, останавливавшийся через каждые четыре-пять шагов, чтобы приложиться к фляжке.
Хэл остановился перед Симоной.
– Драгоценнейшая леди, – произнес он, преклоняя одно колено. Не могу подыскать слов, чтобы сказать, как мне будет не хватать вашего улыбающегося лица. Во всем моем королевстве не найти дамы прекрасней вас...
– Слова, – перебил его Фальстаф, опускаясь на оба колена возле своего принца. – Наверное, сэр Джон ошибся. Зачем мне общество этого сброда, – и он указал в сторону Ричарда, Николь и остальных детей, уже во всю улыбавшихся, – когда можно оставаться возле красотки, тем более что рядом с ней только старик? Помню, Долл Тершит... [персонаж из пьесы У. Шекспира «Генрих IV»]
Пока пара 20-сантиметровых роботов развлекала семейство, Бенджи поднялся с места и подошел к Симоне и Майклу.
– Си-мона, – проговорил он, едва сдерживая слезы. – Мне бу-дет не хватать тебя. Я люблю тебя. – Бенджи на миг умолк, поглядел сперва на Симону, потом на отца. – Надеюсь, что ты и па-почка будете очень сча-стливы.
Встав, Симона обняла дрожащего младшего братца.
– Ах, Бенджи, спасибо. Мне тоже будет плохо без тебя. Но твой дух всегда будет рядом со мной.
Ее объятия совсем расстроили мальчика. Тело Бенджи сотрясалось от рыданий, и от его стенаний слезы немедленно набежали на глаза каждого. Патрик тотчас перебрался на колени к отцу, он спрятал распухшие глаза на его груди.
– Папочка... Папочка... – повторял мальчик снова и снова.
Даже хореограф не мог бы поставить столь прекрасного прощального танца: сияющая Симона, светясь сквозь слезы, вальсировала по комнате, прощаясь с каждым членом семьи. Майкл О'Тул сидел на кушетке с Патриком на коленях и Бенджи рядом с ним. Его глаза то и дело наполнялись слезами, когда очередной член семьи подходил к нему прощаться и обнимал в последний раз.
«Этот момент запомнится навсегда... Столько любви...» – сказала себе Николь, окинув комнату взглядом. Майкл держал на руках кроху Элли; Симона говорила Кэти, как будет ей не хватать их бесед. На миг даже Кэти не выдержала – она молча глядела в спину Симоне, возвращавшейся через комнату к мужу.
Майкл мягко снял Патрика с колен и взял протянутую руку Симоны. Они обернулись к остальным и опустились на колени, соединив руки в молитвенном жесте.
– Отец наш небесный, – строгим голосом начал Майкл и сделал паузу, пока все остальные, даже Ричард, опускались на колени возле них двоих.
– Мы возносим Тебе хвалу за то, что дал нам жить в любви и счастье единой семьей. Мы возносим Тебе хвалу за то, что явил нам чудеса творения Твоего во вселенной. И молим Тебя, если будет на то воля Твоя, хранить каждого из нас на дарованном Тобой отдельном пути. Мы не знаем, будет ли угодно Тебе возобновить ту дружбу и любовь, что возносила всех нас. Будь с нами повсюду, на любой тропе своего чудесного творения, и дай нам, Господи, соединиться вновь – в этом мире или в следующем. Аминь!
Зазвонил колокольчик. Пришел Орел.
Николь оставила дом, преднамеренно повторявший облик семейной виллы в Бовуа, оставшейся в невообразимо далекой Франции, и по узкой улочке направилась к станции. Она шла мимо домов, пустых и темных, и пыталась представить, как оживут они, наполнясь людьми. «Жизнь моя словно сон, вздохнула она. – Кому еще из людей выпадала подобная участь?»
От домов с одной стороны от нее ложились тени – имитированное солнце ползло по дуге над головой. «Удивительный мир, – размышляла Николь, разглядывая дома поселка, расположенного в юго-восточном уголке Нового Эдема. – Орел был прав, когда говорил, что свой поселок люди не отличат от земного».
На короткий миг Николь представила голубой мир, океанскую планету, в девяти световых годах отсюда. Она вспомнила, как пятнадцать лет назад стояла возле Яноша Табори, когда «Ньютон» отрывался от «Низкоорбитальной станции-3». «Вон Будапешт», – проговорил Янош, указав пальцем на некую деталь земного рельефа, появившуюся в обсервационном окне.
Николь же отыскала Бовуа – во всяком случае, место расположения городка, – проследив течение Луары от Атлантического океана. «А мой дом там, – показала она Яношу, – возможно, отец и дочь сейчас смотрят в нужную сторону».
«Женевьева, – подумала Николь, как только воспоминание изгладилось. Моя Женевьева. Сейчас ты – молодая женщина. Тебе уже почти тридцать». Николь медленно шла по улице от своего нового дома в земном поселке, расположенном внутри Рамы. Имя старшей дочери заставило Николь вспомнить последний разговор с Орлом во время перерыва в видеозаписи.
– Сумею ли я пообщаться со своей дочерью Женевьевой, когда мы окажемся рядом с Землей? – спросила Николь.
– Мы не знаем, – ответил Орел после недолгих колебаний. – Все зависит от того, как ваши собратья-земляне отреагируют на послание. Сами вы остаетесь внутри Рамы при любом ходе событий, но ваша дочь может оказаться среди тех двух тысяч, которые прилетят с Земли, чтобы поселиться в Новом Эдеме. Подобное случалось прежде – с другими космоплавателями...
– А что будет с Симоной? – поинтересовалась Николь, когда Орел договорил. – Увижу ли я ее?
– На этот вопрос ответить сложнее, – проговорил Орел. – Тут задействовано слишком много факторов. – Птицечеловек поглядел на расстроенную женщину. – Прошу прощения, миссис Уэйкфилд.
«Одна дочь осталась на Земле, другую придется покинуть в чужом искусственном мире почти в сотне тысяч миллиардов километров от первой. А я сама буду еще где-то, вообще неизвестно где». Николь ощущала невероятное одиночество. Она остановилась и огляделась. Перед ней оказалась округлая площадка в парке: скалы окружали осыпь, песочницу, гигантские шаги, карусель – идеальная площадка для игр, отведенная земным детям. Под ногами плелась сетка ГОУ... когда еще ее сменит завезенная с Земли трава.
Николь пригнулась, чтобы поглядеть на крошечные газообменники. Каждый из них был невелик – всего два сантиметра в диаметре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
В общий поток сознания скользнул новый вопрос, и Николь вдруг устыдилась. «Все наука, все клиника, – подумала она. – А нужно было спросить, каким они видят Бога... о жизни после смерти, об этике».
– Философская беседа в данном случае не могла состояться, – пояснил Орел, после того как Николь выразила неудовлетворенность собой. – Для подобных разговоров необходимо кое-что знать о собеседнике: едва ли можно обсуждать символы и тому подобные вещи.
«Но я должна была попробовать, – корила себя Николь. – Кто знает, быть может, этот подковообразный инопланетянин и сумел бы ответить на некоторые из интересующих меня вопросов». Размышления Николь нарушили человеческие голоса. Она вопросительно поглядела на Орла, а когда обернулась, оказалось, что сфера находится лишь в нескольких метрах от ее собственного жилья.
В спальне Майкла и Симоны зажегся свет.
– Это Бенджи? – Николь услышала, как дочь шепнула мужу что-то о еще нескольких днях.
– Я так тоже считаю, – согласился Майкл.
Николь видела, как дочь поднялась из постели, набросила халат и вышла в коридор. Включив свет в гостиной, Симона заметила умственно отсталого братца, свернувшегося в кресле клубком.
– Бенджи, что ты здесь делаешь? – ласково спросила Симона. – Тебе пора быть в постели. Уже очень, очень поздно.
– Я не могу уснуть, – с усилием ответил Бенджи. – Я вол-ну-юсь за ма-му.
– Она скоро вернется, – утешала его Симона, – скоро-скоро.
Ощутив комок в горле, Николь глотнула, и глаза ее увлажнились. Она поглядела на Орла, на освещенное помещение прямо перед собой, на кораблики, светляками маячившие над головой. Она глубоко вздохнула.
– Хорошо, – медленно произнесла Николь, – я готова, будем записывать послание.
– Я ревную, – сказал Ричард, – действительно ревную. Обе руки отдал бы за возможность переговорить с таким существом.
– Удивительно, – отозвалась Николь. – Я даже сейчас не верю, наяву ли все это произошло... Но еще более потрясает то, что Орел заранее знал, как я буду реагировать.
– Он предполагал, но, возможно, не надеялся уладить эту проблему с такой легкостью. Ты даже не заставила его объяснить, зачем нужна им эта репродуктивная пара...
– Нет, не так , – ответила Николь, пытаясь защититься. – Он объяснил мне, что процесс развития человека на стадии эмбриона исключительно сложен, поэтому даже они до конца не понимают всего, что дает ребенку мать, не знают, как зреет и развивается эмбрион...
– Прости, дорогая, – поспешно вставил Ричард. – Я не хотел сказать, что у тебя был выбор...
– Я почувствовала, что они хотя бы пытаются удовлетворить мои требования, – вздохнула Николь. – А может быть, я просто обманывала себя. В конце концов я сделала им эту запись – в том виде, в каком они требовали.
Ричард обнял Николь.
– Я же сказал, дорогая, у тебя не было выбора. Не кори себя.
Николь поцеловала Ричарда и села в постели.
– Но что, если все это им требуется, чтобы получше подготовиться к вторжению?
– Мы уже обо всем говорили, – ответил Ричард. – Их технологические возможности позволяют захватить Землю в любую минуту... если только она им понадобится. Орел и сам говорил, что, если бы они намеревались захватить нас и покорить, все можно было бы сделать куда более простым способом.
– А теперь кто у нас доверчивый?
– Я не то чтобы доверчив, я просто реалист. Не сомневаюсь, что благоденствие рода человеческого не числится среди важных тем, занимающих интеллект Узла. Но можешь не беспокоиться: своей передачей ты бед не наделаешь. Орел прав. Скорее всего ты облегчишь людям Земли «процесс выделения образчиков».
Они недолго помолчали.
– Дорогой, – наконец спросила Николь. – Как по-твоему, почему мы не направляемся прямо к Земле?
– Я полагаю, что мы сперва должны сделать где-то остановку. Может быть, им нужно прихватить образчики другого вида, находящегося на той же стадии развития, что и мы сами.
– И они будут жить в том втором модуле внутри Рамы?
– Так я считаю, – ответил Ричард.
9
Расставание было назначено на 13 января 2215 года, если считать по календарю, который Ричард вместе с Николь старательно вели после того, как Рама уклонился от удара ядерной фаланги. Конечно, эта дата ничего не говорила никому, кроме них самих. Ее можно было считать чисто условной, поскольку долгое путешествие к Сириусу со скоростью, составлявшей чуть более половины световой, замедлило ход времени внутри корабля, по крайней мере по сравнению с Землей. По оценкам Ричарда, время их отбытия с Узла по земному календарю приходилось на более поздние годы – 2217 или 2218. Он не мог рассчитать точную дату, поскольку не знал, как именно менялась скорость движения Рамы за все проведенные ими внутри него годы. Таким образом, Ричарду оставалось только аппроксимировать релятивистские соотношения, преобразующие их личное время в земное.
– Но земная дата для нас совершенно несущественна, – объяснил Ричард Николь. Они только что проснулись, наступал последний день их пребывания в Узле. – К тому же, – продолжил он, – можно не сомневаться, что возвращаться домой мы будем на очень высоких скоростях, а значит, когда мы окажемся на орбите Марса, разность времени возрастет еще больше.
Прежде Николь как-то не понимала все эти временные парадоксы – они полностью не отвечали ее интуиции – и, безусловно, не собиралась тратить на них силы в день расставания с Симоной и Майклом. Она знала, что прощание будет тяжелым, и намеревалась сохранить для этого все оставшиеся силы.
– Орел сказал, что придет за нами в одиннадцать, – сообщила Николь Ричарду, пока они одевались. – Я надеялась, что после завтрака мы сможем посидеть в гостиной, чтобы у детей была возможность проститься.
Завтрак прошел легко, даже приятно, но, когда все собрались в гостиной, каждый наконец вспомнил, что осталось только два часа до того момента, когда Орел заберет всех с собой, кроме Симоны и Майкла... разговор сделался натянутым.
Новобрачные уселись рядышком на кушетке, лицом к Ричарду, Николь и остальным четверым детям. Кэти, как всегда, была в жутком возбуждении. Она непрерывно говорила, перескакивая с темы на тему и стараясь избегать разговоров о скором прощании. Кэти как раз находилась в самой середине долгого монолога о совершенно диком сне, который видела в предыдущую ночь, когда ее повествование перебили два голоса, доносившиеся от входа в мастерскую.
– Проклятие, сэр Джон, – говорил один из них голосом Ричарда, – это наш последний шанс. Я хочу попрощаться. Идешь ты со мной или нет!
– Эти прощания, мой принц, душу из меня тянут. Я еще не настолько набрался, чтобы забыть про боль. Ты же сам говорил, что девица эта чистый ангел. Как можно...
– Ну что же, значит, я иду без тебя, – сказал принц Хэл. И все семейство обратило взоры к крошечному роботу, вступившему в гостиную из коридора. За ним ковылял Фальстаф, останавливавшийся через каждые четыре-пять шагов, чтобы приложиться к фляжке.
Хэл остановился перед Симоной.
– Драгоценнейшая леди, – произнес он, преклоняя одно колено. Не могу подыскать слов, чтобы сказать, как мне будет не хватать вашего улыбающегося лица. Во всем моем королевстве не найти дамы прекрасней вас...
– Слова, – перебил его Фальстаф, опускаясь на оба колена возле своего принца. – Наверное, сэр Джон ошибся. Зачем мне общество этого сброда, – и он указал в сторону Ричарда, Николь и остальных детей, уже во всю улыбавшихся, – когда можно оставаться возле красотки, тем более что рядом с ней только старик? Помню, Долл Тершит... [персонаж из пьесы У. Шекспира «Генрих IV»]
Пока пара 20-сантиметровых роботов развлекала семейство, Бенджи поднялся с места и подошел к Симоне и Майклу.
– Си-мона, – проговорил он, едва сдерживая слезы. – Мне бу-дет не хватать тебя. Я люблю тебя. – Бенджи на миг умолк, поглядел сперва на Симону, потом на отца. – Надеюсь, что ты и па-почка будете очень сча-стливы.
Встав, Симона обняла дрожащего младшего братца.
– Ах, Бенджи, спасибо. Мне тоже будет плохо без тебя. Но твой дух всегда будет рядом со мной.
Ее объятия совсем расстроили мальчика. Тело Бенджи сотрясалось от рыданий, и от его стенаний слезы немедленно набежали на глаза каждого. Патрик тотчас перебрался на колени к отцу, он спрятал распухшие глаза на его груди.
– Папочка... Папочка... – повторял мальчик снова и снова.
Даже хореограф не мог бы поставить столь прекрасного прощального танца: сияющая Симона, светясь сквозь слезы, вальсировала по комнате, прощаясь с каждым членом семьи. Майкл О'Тул сидел на кушетке с Патриком на коленях и Бенджи рядом с ним. Его глаза то и дело наполнялись слезами, когда очередной член семьи подходил к нему прощаться и обнимал в последний раз.
«Этот момент запомнится навсегда... Столько любви...» – сказала себе Николь, окинув комнату взглядом. Майкл держал на руках кроху Элли; Симона говорила Кэти, как будет ей не хватать их бесед. На миг даже Кэти не выдержала – она молча глядела в спину Симоне, возвращавшейся через комнату к мужу.
Майкл мягко снял Патрика с колен и взял протянутую руку Симоны. Они обернулись к остальным и опустились на колени, соединив руки в молитвенном жесте.
– Отец наш небесный, – строгим голосом начал Майкл и сделал паузу, пока все остальные, даже Ричард, опускались на колени возле них двоих.
– Мы возносим Тебе хвалу за то, что дал нам жить в любви и счастье единой семьей. Мы возносим Тебе хвалу за то, что явил нам чудеса творения Твоего во вселенной. И молим Тебя, если будет на то воля Твоя, хранить каждого из нас на дарованном Тобой отдельном пути. Мы не знаем, будет ли угодно Тебе возобновить ту дружбу и любовь, что возносила всех нас. Будь с нами повсюду, на любой тропе своего чудесного творения, и дай нам, Господи, соединиться вновь – в этом мире или в следующем. Аминь!
Зазвонил колокольчик. Пришел Орел.
Николь оставила дом, преднамеренно повторявший облик семейной виллы в Бовуа, оставшейся в невообразимо далекой Франции, и по узкой улочке направилась к станции. Она шла мимо домов, пустых и темных, и пыталась представить, как оживут они, наполнясь людьми. «Жизнь моя словно сон, вздохнула она. – Кому еще из людей выпадала подобная участь?»
От домов с одной стороны от нее ложились тени – имитированное солнце ползло по дуге над головой. «Удивительный мир, – размышляла Николь, разглядывая дома поселка, расположенного в юго-восточном уголке Нового Эдема. – Орел был прав, когда говорил, что свой поселок люди не отличат от земного».
На короткий миг Николь представила голубой мир, океанскую планету, в девяти световых годах отсюда. Она вспомнила, как пятнадцать лет назад стояла возле Яноша Табори, когда «Ньютон» отрывался от «Низкоорбитальной станции-3». «Вон Будапешт», – проговорил Янош, указав пальцем на некую деталь земного рельефа, появившуюся в обсервационном окне.
Николь же отыскала Бовуа – во всяком случае, место расположения городка, – проследив течение Луары от Атлантического океана. «А мой дом там, – показала она Яношу, – возможно, отец и дочь сейчас смотрят в нужную сторону».
«Женевьева, – подумала Николь, как только воспоминание изгладилось. Моя Женевьева. Сейчас ты – молодая женщина. Тебе уже почти тридцать». Николь медленно шла по улице от своего нового дома в земном поселке, расположенном внутри Рамы. Имя старшей дочери заставило Николь вспомнить последний разговор с Орлом во время перерыва в видеозаписи.
– Сумею ли я пообщаться со своей дочерью Женевьевой, когда мы окажемся рядом с Землей? – спросила Николь.
– Мы не знаем, – ответил Орел после недолгих колебаний. – Все зависит от того, как ваши собратья-земляне отреагируют на послание. Сами вы остаетесь внутри Рамы при любом ходе событий, но ваша дочь может оказаться среди тех двух тысяч, которые прилетят с Земли, чтобы поселиться в Новом Эдеме. Подобное случалось прежде – с другими космоплавателями...
– А что будет с Симоной? – поинтересовалась Николь, когда Орел договорил. – Увижу ли я ее?
– На этот вопрос ответить сложнее, – проговорил Орел. – Тут задействовано слишком много факторов. – Птицечеловек поглядел на расстроенную женщину. – Прошу прощения, миссис Уэйкфилд.
«Одна дочь осталась на Земле, другую придется покинуть в чужом искусственном мире почти в сотне тысяч миллиардов километров от первой. А я сама буду еще где-то, вообще неизвестно где». Николь ощущала невероятное одиночество. Она остановилась и огляделась. Перед ней оказалась округлая площадка в парке: скалы окружали осыпь, песочницу, гигантские шаги, карусель – идеальная площадка для игр, отведенная земным детям. Под ногами плелась сетка ГОУ... когда еще ее сменит завезенная с Земли трава.
Николь пригнулась, чтобы поглядеть на крошечные газообменники. Каждый из них был невелик – всего два сантиметра в диаметре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68