Сжав левый кулак, вожак полоснул себя по запястью, отворяя вену. Укия поморщился. — А еще это может тебя убить, хотя вряд ли: ты все-таки сын Прайма.
Кровь текла в банку, вначале капли стучали по дну дождем, потом звук стал похож на звук льющейся из крана воды.
— Тебе не повредит такая потеря крови?
— Это пустяки, — фыркнул Ренни. — Я первая Тварь Койота, а он — первая Тварь Прайма. В Стае я ближе всех к тебе, кроме Койота, но он сейчас в лесу. Чтобы всё получилось — а ты в этом отчаянно нуждаешься, — донором должен быть я.
— Чтобы получилось что? Что ты делаешь?
— Даю тебе лекарство от страшного недуга — незнания. Это знание. Если все получится, ты будешь знать столько же, сколько сейчас знаю я.
Кровь остановилась, Ренни стряхнул в банку последнюю каплю и быстро закрыл крышку.
— А теперь поезжай куда-нибудь, где не страшно заболеть — тебе может быть плохо. Только не в дом напарника в Шэйдисайд: мы нашли тебя там, значит, они тоже смогут. Если не получится, найди меня, только без блох.
— А я смогу тебя найти?
— Надеюсь. — Ренни отдал ему банку, нахмурился, проделал в крышке ножом несколько отверстий. — Не пролей ее и не дай ей убежать.
Моторы мотоциклов взревели и затихли вдали, и Укия остался стоять в лесу один, с банкой крови вожака Стаи в руках.
Закрепить кофейную банку на мотоцикле оказалось не так-то легко, и домой Укия ехал осторожно. Насколько все было бы легче, не вздумай Ренни прорезать в крышке дырки! И что ему делать с кровью — пить, что ли? Укию передернуло от одной мысли.
В доме на ферме все уже спали. Остановившись на подъезде к дому, юноша вытащил банку и осмотрел ее. Кровь не пролилась, но, когда он осматривал край банки, та странно наклонилась, как будто все ее содержимое собралось у одной стенки, и чуть не выскользнула из его рук. Укия сжал ее в руках, и банка снова дернулась, из нее послышался скрип коготков. Внезапно юноша понял, что на смену запаху крови пришел другой, смутно знакомый… Мышь-полёвка!
Укия еще долго стоял на дороге, держа в руках банку. Он сам видел, как в нее лилась кровь Ренни, а теперь там громко возилась мышь.
Вот, значит, каково это — быть не человеком. Даже кровь твоя тебе не принадлежит.
Побродив по дому в поисках места, где лучше всего поэкспериментировать с мышью, Укия остановился на своей ванной. Предыдущая мышь пропала бесследно, и пока он не решил, что делать с этой, надо быть с ней осторожнее. А ванная маленькая, спрятаться там можно только за унитазом, дверь закрывается плотно, и нет ни щелей, ни дырок в стенах.
Приподняв крышку банки, детектив заглянул внутрь. Мышь смотрела на него настороженно. Она была похожа на мышь из Шенли-парка — такая же черная, с черными бусинками глаз. Но тогда он словно нашел что-то потерянное, хрупкое и важное, а эта постарается сделать ему больно. Он закрыл крышку и обратился к следующей проблеме: как же использовать мышь? А он еще думал, что с кровью будет трудно! Укия поставил банку в центр ванны и плюхнулся на кровать.
Если сравнивать с людьми, клеточная структура Онтонгарда и Стаи покажется довольно странной. Когда человек порежется, у него просто идет кровь, а потом останавливается; кровь членов Стаи каким-то образом выживает вне тела владельца. Органы Дженет Хейз превратились в хорьков, а кровь Ренни — в мышь. Он вспомнил, что мышь из Шенли-парка совсем его не боялась, как будто была его собственной.
И тут он хлопнул себя по лбу.
Это и была моя мышь!
Он нашел ее там, где его кровь пролилась на землю. Конечно, банка из-под кофе лучше, но результат получился тот же самый. Интересно, скольких еще мышей он не заметил? Вряд ли много, иначе в его памяти было бы больше провалов. Скорее всего потерянные воспоминания о Джо Гэри и сейчас бегают по его хижине в Западном Виргинии. Он вспомнил, что удивился, когда пришел в сознание: на полу было до странности мало крови, а из угла в угол бегали маленькие испуганные зверьки. Но тогда он страшно захотел есть, полез в холодильник и нашел тело, едва справился с искушением съесть жареную ногу скаута, а потом приехали спасатели. Он даже не обратил внимания на испуганные воспоминания и не подобрал их.
А как же тысячи порезов, царапин и прочих мелких повреждений? Больше провалов в памяти у него не случалось. Почему? Возможно, дело в том, что обычно он терял совсем мало крови.
Вытащив из кармана швейцарский армейский нож, Укия сделал легкий надрез на большом пальце. Из тонкого пореза начала сочиться кровь, и детектив решил не стирать ее, не слизывать и не заклеивать палец пластырем, а просто посмотреть, что будет. Кровь быстро остановилась, а потом медленно всосалась обратно в палец. Через несколько минут от пореза осталась только тонкая корка, к утру, он знал, не будет и ее.
Из ванной раздалось царапанье коготков по металлу, фаянсовая чаша ванны усиливала звук. Если мышь из крови Ренни несет в себе воспоминания, Укия сможет понять, каким образом обрел память после того, как нашел мышь в Шенли-парке. Наверняка он как-то ее использовал, но как? Он помнил, что она сидела в его нагрудном кармане, а потом исчезла. Укия уже вспоминал события утра и дня, но о том, что происходило в то время, пока он спал, подумать не удосужился. Иногда он ставил на время сна аудиокнигу, но в остальном сонные воспоминания представляли собой бесполезную смесь звуков, запахов и ощущений. Теперь он вспомнил, как спал в тиши дома. В его кармане что-то шевелилось, потом по груди пробежали крохотные ножки и остановились на шее, там возникла теплая влага, а потом исчезла. Значит, памяти надо коснуться, взять ее, и она станет частью тебя?
Укия вспомнил, как враждебно выглядела мышь в банке. «Ага, как же, коснуться!» Конечно, убить ее, а потом взять в руки будет легче. Но Ренни позаботился о том, чтобы мышь не задохнулась, значит, с мертвой памятью может ничего не получиться.
Он вернулся в ванную, плотно закрыл дверь, снял с банки крышку, и черная мышь злобно уставилась на него. Он взял ее двумя руками и вытащил из банки, и мышь его укусила. Боль оказалась такой неожиданной и резкой, что Укия чуть не отбросил зверька, но сдержал себя и только сильнее сжал ладони. Зверек сопротивлялся изо всех сил, кусал и драл его острыми зубками; по ладоням потекла кровь. Тогда юноша сжал ладони еще сильнее, и мышь в ужасе запищала.
«Нет! Ненавижу! Я так не могу!»
Укия разжал руки, чтобы отпустить мышь, но той уже не было. На ладонях остался только мышиный помет, следы острых зубов и его собственная кровь. Получилось! Кажется. Во всяком случае, мышь была в нем. Когда же он может пользоваться воспоминаниями Стаи? Возвращение своей памяти он заметил лишь на следующий день.
И еще он не знал, мыть ли руки. Что, если память сейчас покрывает его руки тонким бактериальным слоем и ей надо впитаться? Детектив внезапно понял, насколько привык к жизни в человеческом обществе, раз беспокоится из-за крови на руках. Придя к некоему компромиссу, он сполоснул руки и снова повалился на кровать. Подумал, что надо позвонить Индиго, и…
Это что, Праймово чудовище?
Ренни присел за деревом, направив бинокль на двух детективов возле «хаммера».
Он же ребенок, даже на шестнадцать не выглядит. Интересно почему?
И как он попал в Питтсбург? Документы у парня появились внезапно, три года назад, здесь, в Питтсбурге. Он словно материализовался из ниоткуда. Не замешан ли тут Онтонгард? Вожак покачал головой. Если парня привез сюда Онтонгард, они бы держали его взаперти и не дали бегать по улице с этим частным детективом. Тот хлопнул парня по плечу, улыбнулся и получил ответную улыбку. Список ближайших родственников приобретал новое значение — эти двое были действительно дружны. О черт, все было так просто!
Ренни сосредоточился на мальчике, подавляя сомнения.
Он из Стаи. Я чувствую даже на таком расстоянии.
Даже внешнее сходство прослеживалось: у парня глаза Хеллены — та же форма и цвет. Прямые черные волосы, такие у многих в Стае; нос Медведя, а рот — как у него, у Ренни. Как будто черты всех членов Стаи смешались в мальчике, но вожак знал, что на самом деле все наоборот: это у них его черты.
Нет, не его. Прайма.
Детективы поднялись по ступеням дома нового Онтонгарда. Он, Ренни, уже побывал внутри ипонял, что засады там не устроить. Придется подождать, пока они углубятся в парк вслед за похищенным агентом ФБР. Он велел остальным двигаться к парку и проверил дробовик.
Ох и скверно же мне будет. Буду сидеть в логове и думать, что убил ребенка вместо монстра, что стал как Онтонгард, растерял все человеческое, что во мне осталось.
Он стиснул зубы, стараясь заглушить сомнения.
Не надо, Ренни, не начинай. Койот изменил тебя, но в душе ты все еще человек. И ты знаешь, что сын Прайма может сделать с этим миром.
Он снова взглянул на дом и немедленно пожалел об этом. Детективы задержались на крыльце, пропуская агента ФБР вперед, и старший положил мальчишке на плечо руку, говоря что-то важное. Тот внимательно слушал и изредка кивал, потом снова улыбнулся своей солнечной улыбкой. Старший хлопнул его по плечу, и они вошли в дом.
Так-то оно так, только фактов не изменишь. Я убью хорошего парня, даже не проверив, правда ли, что он чудовище, или всего лишь…
Укия выпал из чужих воспоминаний и открыл глаза. В голове стучало, он лежал, наполовину свесившись с кровати. Комната качнулась и начала медленно вращаться, желудок сдавило внезапным спазмом. Он попытался встать, упал на пол, пополз в ванную и каким-то чудом успел поднять сиденье унитаза до того, как его стошнило. Потом начались сухие спазмы, как будто внутренности пытались выскочить через рот. Наконец его отпустило, и юноша привалился головой к холодному фаянсу.
Господи, что со мной? Что я сделал? Надо кого-то позвать…
— … почти справился, Мэри, я почти справился, — шептал Ренни: после нескольких часов крика голос пропал. Вначале он звал врача, потом умолял, чтобы с его ног сняли мертвую лошадь, по том просто просил воды. — Я скоро умру, а ведь я мог вернуться домой. О, Мэри, зачем я оставил тебя и Дэнни? Мальчику нужен отец…
В лунном свете почудилось какое-то движение, и Ренни замолчал, вглядываясь в полосы тени и серебра.
— Кто здесь?
Кричать было больно, каждый звук рашпилем обдирал горло. Он закашлялся, но снова подал голос:
— Прошу вас, помогите!
К нему медленно шел человек, глаза его светились, как у собаки в темноте. Он был бос, на ногах — брюки Конфедерации, сверху — белая рубаха и офицерский сюртук северян. Он присел у павшей лошади и посмотрел на Ренни.
— Ты просишь помощи?
Солдат дернулся в страхе, но тут же взял себя в руки. «Подумай о Мэри и Дэнни!» Он дважды облизывал губы, прежде чем смог выговорить:
— Да… Прошу…
Пришедший наклонил голову назад, потом вперед, осматривая раны Ренни.
— Моя помощь или убьет тебя, или наоборот. Я поклялся, что никогда не буду, как они, извращать плоть по своему желанию, но мне так одиноко.
Он поднял голову и завыл — так волки воют на луну. У Ренни волосы встали дыбом. Его дядя умел неплохо подражать волчьему вою, дети даже боялись его; но этот вой бледнел рядом с тем воплем одиночества, который раздался сейчас.
— Я должен бегать в стае, среди братьев, сестер и родичей, в окружении волчат, рядом с подругой, и глядеть, как растут в ее животе наши дети. Мы выли бы вместе и спали на солнце, наевшись как следует, спрятав нос под хвостом. Я не должен быть один и прятаться от беды среди трупов меньших братьев. Я проклинаю Прайма за то, что он сделал со мной, и ты проклянешь меня, если примешь помощь.
— Прошу вас, — Ренни снова шептал, — умоляю…
Человек приблизил лицо к самому лицу солдата.
— Не умоляй меня об этом, это страшно и жестоко. Скажи «да», и я дам тебе проклятие помощи, скажи «нет» — и я прикончу тебя твоим же оружием.
— Да. Помоги мне.
Человек посидел еще, сверкая в темноте глазами, и вдруг кивнул. Потом открыл фляжку, поднес ее к губам Ренни и дал ему напиться. За питьем последовала еда, скорее всего взятая у мертвых. Покончив с этим, незнакомец вытащил откуда-то стеклянную трубку с длинной иглой на конце, закатал рукав, затянул на плече жгут и воткнул иглу в руку. Трубка наполнилась кровью. Зажав ее зубами, человек снял жгут и завязал его на Ренни.
— Сожми кулак, — скомандовал он.
Солдат повиновался, и пришелец снова замер, глядя на него странным взглядом.
— Я не хочу умирать.
— Смерти я не хозяин.
— Мне всего двадцать три. Я хочу увидеть, как растет мой сын, мои внуки и их дети, хочу дожить до будущего века. Хочу жить очень-очень долго…
— Если переживешь эту ночь, — с этими словами человек воткнул иглу в руку Ренни, — так и будет.
Тот, кого звали Прайм, знал: он умрет. Мотор скутера ревел, выдавая полную мощность, но Гекс все не отставал. Его раскрыли. Все детство, во время обучения и долгого полета на эту планету он притворялся, что является частью коллективного ума. Он скрывал, что может быть отдельной личностью, видит зло, творимое расой отцов, страстно ненавидит его и готов оказать неповиновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Кровь текла в банку, вначале капли стучали по дну дождем, потом звук стал похож на звук льющейся из крана воды.
— Тебе не повредит такая потеря крови?
— Это пустяки, — фыркнул Ренни. — Я первая Тварь Койота, а он — первая Тварь Прайма. В Стае я ближе всех к тебе, кроме Койота, но он сейчас в лесу. Чтобы всё получилось — а ты в этом отчаянно нуждаешься, — донором должен быть я.
— Чтобы получилось что? Что ты делаешь?
— Даю тебе лекарство от страшного недуга — незнания. Это знание. Если все получится, ты будешь знать столько же, сколько сейчас знаю я.
Кровь остановилась, Ренни стряхнул в банку последнюю каплю и быстро закрыл крышку.
— А теперь поезжай куда-нибудь, где не страшно заболеть — тебе может быть плохо. Только не в дом напарника в Шэйдисайд: мы нашли тебя там, значит, они тоже смогут. Если не получится, найди меня, только без блох.
— А я смогу тебя найти?
— Надеюсь. — Ренни отдал ему банку, нахмурился, проделал в крышке ножом несколько отверстий. — Не пролей ее и не дай ей убежать.
Моторы мотоциклов взревели и затихли вдали, и Укия остался стоять в лесу один, с банкой крови вожака Стаи в руках.
Закрепить кофейную банку на мотоцикле оказалось не так-то легко, и домой Укия ехал осторожно. Насколько все было бы легче, не вздумай Ренни прорезать в крышке дырки! И что ему делать с кровью — пить, что ли? Укию передернуло от одной мысли.
В доме на ферме все уже спали. Остановившись на подъезде к дому, юноша вытащил банку и осмотрел ее. Кровь не пролилась, но, когда он осматривал край банки, та странно наклонилась, как будто все ее содержимое собралось у одной стенки, и чуть не выскользнула из его рук. Укия сжал ее в руках, и банка снова дернулась, из нее послышался скрип коготков. Внезапно юноша понял, что на смену запаху крови пришел другой, смутно знакомый… Мышь-полёвка!
Укия еще долго стоял на дороге, держа в руках банку. Он сам видел, как в нее лилась кровь Ренни, а теперь там громко возилась мышь.
Вот, значит, каково это — быть не человеком. Даже кровь твоя тебе не принадлежит.
Побродив по дому в поисках места, где лучше всего поэкспериментировать с мышью, Укия остановился на своей ванной. Предыдущая мышь пропала бесследно, и пока он не решил, что делать с этой, надо быть с ней осторожнее. А ванная маленькая, спрятаться там можно только за унитазом, дверь закрывается плотно, и нет ни щелей, ни дырок в стенах.
Приподняв крышку банки, детектив заглянул внутрь. Мышь смотрела на него настороженно. Она была похожа на мышь из Шенли-парка — такая же черная, с черными бусинками глаз. Но тогда он словно нашел что-то потерянное, хрупкое и важное, а эта постарается сделать ему больно. Он закрыл крышку и обратился к следующей проблеме: как же использовать мышь? А он еще думал, что с кровью будет трудно! Укия поставил банку в центр ванны и плюхнулся на кровать.
Если сравнивать с людьми, клеточная структура Онтонгарда и Стаи покажется довольно странной. Когда человек порежется, у него просто идет кровь, а потом останавливается; кровь членов Стаи каким-то образом выживает вне тела владельца. Органы Дженет Хейз превратились в хорьков, а кровь Ренни — в мышь. Он вспомнил, что мышь из Шенли-парка совсем его не боялась, как будто была его собственной.
И тут он хлопнул себя по лбу.
Это и была моя мышь!
Он нашел ее там, где его кровь пролилась на землю. Конечно, банка из-под кофе лучше, но результат получился тот же самый. Интересно, скольких еще мышей он не заметил? Вряд ли много, иначе в его памяти было бы больше провалов. Скорее всего потерянные воспоминания о Джо Гэри и сейчас бегают по его хижине в Западном Виргинии. Он вспомнил, что удивился, когда пришел в сознание: на полу было до странности мало крови, а из угла в угол бегали маленькие испуганные зверьки. Но тогда он страшно захотел есть, полез в холодильник и нашел тело, едва справился с искушением съесть жареную ногу скаута, а потом приехали спасатели. Он даже не обратил внимания на испуганные воспоминания и не подобрал их.
А как же тысячи порезов, царапин и прочих мелких повреждений? Больше провалов в памяти у него не случалось. Почему? Возможно, дело в том, что обычно он терял совсем мало крови.
Вытащив из кармана швейцарский армейский нож, Укия сделал легкий надрез на большом пальце. Из тонкого пореза начала сочиться кровь, и детектив решил не стирать ее, не слизывать и не заклеивать палец пластырем, а просто посмотреть, что будет. Кровь быстро остановилась, а потом медленно всосалась обратно в палец. Через несколько минут от пореза осталась только тонкая корка, к утру, он знал, не будет и ее.
Из ванной раздалось царапанье коготков по металлу, фаянсовая чаша ванны усиливала звук. Если мышь из крови Ренни несет в себе воспоминания, Укия сможет понять, каким образом обрел память после того, как нашел мышь в Шенли-парке. Наверняка он как-то ее использовал, но как? Он помнил, что она сидела в его нагрудном кармане, а потом исчезла. Укия уже вспоминал события утра и дня, но о том, что происходило в то время, пока он спал, подумать не удосужился. Иногда он ставил на время сна аудиокнигу, но в остальном сонные воспоминания представляли собой бесполезную смесь звуков, запахов и ощущений. Теперь он вспомнил, как спал в тиши дома. В его кармане что-то шевелилось, потом по груди пробежали крохотные ножки и остановились на шее, там возникла теплая влага, а потом исчезла. Значит, памяти надо коснуться, взять ее, и она станет частью тебя?
Укия вспомнил, как враждебно выглядела мышь в банке. «Ага, как же, коснуться!» Конечно, убить ее, а потом взять в руки будет легче. Но Ренни позаботился о том, чтобы мышь не задохнулась, значит, с мертвой памятью может ничего не получиться.
Он вернулся в ванную, плотно закрыл дверь, снял с банки крышку, и черная мышь злобно уставилась на него. Он взял ее двумя руками и вытащил из банки, и мышь его укусила. Боль оказалась такой неожиданной и резкой, что Укия чуть не отбросил зверька, но сдержал себя и только сильнее сжал ладони. Зверек сопротивлялся изо всех сил, кусал и драл его острыми зубками; по ладоням потекла кровь. Тогда юноша сжал ладони еще сильнее, и мышь в ужасе запищала.
«Нет! Ненавижу! Я так не могу!»
Укия разжал руки, чтобы отпустить мышь, но той уже не было. На ладонях остался только мышиный помет, следы острых зубов и его собственная кровь. Получилось! Кажется. Во всяком случае, мышь была в нем. Когда же он может пользоваться воспоминаниями Стаи? Возвращение своей памяти он заметил лишь на следующий день.
И еще он не знал, мыть ли руки. Что, если память сейчас покрывает его руки тонким бактериальным слоем и ей надо впитаться? Детектив внезапно понял, насколько привык к жизни в человеческом обществе, раз беспокоится из-за крови на руках. Придя к некоему компромиссу, он сполоснул руки и снова повалился на кровать. Подумал, что надо позвонить Индиго, и…
Это что, Праймово чудовище?
Ренни присел за деревом, направив бинокль на двух детективов возле «хаммера».
Он же ребенок, даже на шестнадцать не выглядит. Интересно почему?
И как он попал в Питтсбург? Документы у парня появились внезапно, три года назад, здесь, в Питтсбурге. Он словно материализовался из ниоткуда. Не замешан ли тут Онтонгард? Вожак покачал головой. Если парня привез сюда Онтонгард, они бы держали его взаперти и не дали бегать по улице с этим частным детективом. Тот хлопнул парня по плечу, улыбнулся и получил ответную улыбку. Список ближайших родственников приобретал новое значение — эти двое были действительно дружны. О черт, все было так просто!
Ренни сосредоточился на мальчике, подавляя сомнения.
Он из Стаи. Я чувствую даже на таком расстоянии.
Даже внешнее сходство прослеживалось: у парня глаза Хеллены — та же форма и цвет. Прямые черные волосы, такие у многих в Стае; нос Медведя, а рот — как у него, у Ренни. Как будто черты всех членов Стаи смешались в мальчике, но вожак знал, что на самом деле все наоборот: это у них его черты.
Нет, не его. Прайма.
Детективы поднялись по ступеням дома нового Онтонгарда. Он, Ренни, уже побывал внутри ипонял, что засады там не устроить. Придется подождать, пока они углубятся в парк вслед за похищенным агентом ФБР. Он велел остальным двигаться к парку и проверил дробовик.
Ох и скверно же мне будет. Буду сидеть в логове и думать, что убил ребенка вместо монстра, что стал как Онтонгард, растерял все человеческое, что во мне осталось.
Он стиснул зубы, стараясь заглушить сомнения.
Не надо, Ренни, не начинай. Койот изменил тебя, но в душе ты все еще человек. И ты знаешь, что сын Прайма может сделать с этим миром.
Он снова взглянул на дом и немедленно пожалел об этом. Детективы задержались на крыльце, пропуская агента ФБР вперед, и старший положил мальчишке на плечо руку, говоря что-то важное. Тот внимательно слушал и изредка кивал, потом снова улыбнулся своей солнечной улыбкой. Старший хлопнул его по плечу, и они вошли в дом.
Так-то оно так, только фактов не изменишь. Я убью хорошего парня, даже не проверив, правда ли, что он чудовище, или всего лишь…
Укия выпал из чужих воспоминаний и открыл глаза. В голове стучало, он лежал, наполовину свесившись с кровати. Комната качнулась и начала медленно вращаться, желудок сдавило внезапным спазмом. Он попытался встать, упал на пол, пополз в ванную и каким-то чудом успел поднять сиденье унитаза до того, как его стошнило. Потом начались сухие спазмы, как будто внутренности пытались выскочить через рот. Наконец его отпустило, и юноша привалился головой к холодному фаянсу.
Господи, что со мной? Что я сделал? Надо кого-то позвать…
— … почти справился, Мэри, я почти справился, — шептал Ренни: после нескольких часов крика голос пропал. Вначале он звал врача, потом умолял, чтобы с его ног сняли мертвую лошадь, по том просто просил воды. — Я скоро умру, а ведь я мог вернуться домой. О, Мэри, зачем я оставил тебя и Дэнни? Мальчику нужен отец…
В лунном свете почудилось какое-то движение, и Ренни замолчал, вглядываясь в полосы тени и серебра.
— Кто здесь?
Кричать было больно, каждый звук рашпилем обдирал горло. Он закашлялся, но снова подал голос:
— Прошу вас, помогите!
К нему медленно шел человек, глаза его светились, как у собаки в темноте. Он был бос, на ногах — брюки Конфедерации, сверху — белая рубаха и офицерский сюртук северян. Он присел у павшей лошади и посмотрел на Ренни.
— Ты просишь помощи?
Солдат дернулся в страхе, но тут же взял себя в руки. «Подумай о Мэри и Дэнни!» Он дважды облизывал губы, прежде чем смог выговорить:
— Да… Прошу…
Пришедший наклонил голову назад, потом вперед, осматривая раны Ренни.
— Моя помощь или убьет тебя, или наоборот. Я поклялся, что никогда не буду, как они, извращать плоть по своему желанию, но мне так одиноко.
Он поднял голову и завыл — так волки воют на луну. У Ренни волосы встали дыбом. Его дядя умел неплохо подражать волчьему вою, дети даже боялись его; но этот вой бледнел рядом с тем воплем одиночества, который раздался сейчас.
— Я должен бегать в стае, среди братьев, сестер и родичей, в окружении волчат, рядом с подругой, и глядеть, как растут в ее животе наши дети. Мы выли бы вместе и спали на солнце, наевшись как следует, спрятав нос под хвостом. Я не должен быть один и прятаться от беды среди трупов меньших братьев. Я проклинаю Прайма за то, что он сделал со мной, и ты проклянешь меня, если примешь помощь.
— Прошу вас, — Ренни снова шептал, — умоляю…
Человек приблизил лицо к самому лицу солдата.
— Не умоляй меня об этом, это страшно и жестоко. Скажи «да», и я дам тебе проклятие помощи, скажи «нет» — и я прикончу тебя твоим же оружием.
— Да. Помоги мне.
Человек посидел еще, сверкая в темноте глазами, и вдруг кивнул. Потом открыл фляжку, поднес ее к губам Ренни и дал ему напиться. За питьем последовала еда, скорее всего взятая у мертвых. Покончив с этим, незнакомец вытащил откуда-то стеклянную трубку с длинной иглой на конце, закатал рукав, затянул на плече жгут и воткнул иглу в руку. Трубка наполнилась кровью. Зажав ее зубами, человек снял жгут и завязал его на Ренни.
— Сожми кулак, — скомандовал он.
Солдат повиновался, и пришелец снова замер, глядя на него странным взглядом.
— Я не хочу умирать.
— Смерти я не хозяин.
— Мне всего двадцать три. Я хочу увидеть, как растет мой сын, мои внуки и их дети, хочу дожить до будущего века. Хочу жить очень-очень долго…
— Если переживешь эту ночь, — с этими словами человек воткнул иглу в руку Ренни, — так и будет.
Тот, кого звали Прайм, знал: он умрет. Мотор скутера ревел, выдавая полную мощность, но Гекс все не отставал. Его раскрыли. Все детство, во время обучения и долгого полета на эту планету он притворялся, что является частью коллективного ума. Он скрывал, что может быть отдельной личностью, видит зло, творимое расой отцов, страстно ненавидит его и готов оказать неповиновение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34