— Значит, ты ничего мне не расскажешь? И мне опять придется гадать, что же такое с тобой проделала Стая? Ты больше не доверяешь мне?
Укия прикрыл глаза. Как они до такого докатились? Между напарниками образовалась трещина, последние несколько дней она росла и теперь грозила поглотить их. Как же он это допустил? И что теперь делать?
— Макс, я доверяю тебе больше, чем всем остальным, вместе взятым. Я даже себе не настолько доверяю. До этой истории с Дженет Хейз я знал, что я твой напарник, брат Келли и сын своих мам. Я любил свою работу, любил жизнь, а потом все покатилось в тартарары. — Он снова упал на край кровати и затряс головой. — Я как будто попал в Зазеркалье. Тело девушки превращается в хорьков, Стая залезает ко мне в мозг и просматривает воспоминания, как будто я — компьютерный монитор. И я могу общаться с ними мысленно! Я читаю их мысли, а они — мои. Прошлой ночью я видел, как Ренни порезал руку, и его кровь натекла вот в эту банку из-под кофе. — Он протянул ее Максу. — — Когда я приехал домой, то увидел, что его кровь превратилась в мышь. Я взял ее в руки, и она слилась с моим телом. — Укия сам осмотрел банку. — Пожалуй, эта история с мышью лучше всего характеризует мою жизнь в последние три дня. Как я могу просить, чтобы ты мне поверил, если сам себе не верю? А все это еще цветочки по сравнению с тем, что я узнал сегодня ночью.
Макс, Господи, все, что я о себе думал, — неправда! Я не человек, Макс, и никогда им не был. Мой отец — непокорный участник вторжения флота чужой цивилизации. Моя мать понесла ребенка с помощью их машины, и я — первый шаг к завоеванию Землю. Вот почему Стая собиралась убить меня! Отец создал Стаю, чтобы остановить вторжение, защитить мир, и они считали меня угрозой этому миру. Я их единственный производитель потомства. — Укия сжался от внезапного отчаяния. — Боже мой, Индиго! Что я ей скажу? А если она забеременела? Мы предохранялись, но вдруг со мной это не работает? А если я ее заразил? Как же ей сказать, что я — инопланетное чудовище?
— Укия, прекрати. — Макс поднял его и по смотрел ему в глаза. — Если ты таким родился, то ничего не изменилось. Ты остался таким, каким всегда был: добрым, честным, любящим человеком. Я видел, как ты шестнадцать часов подряд шел по колено в грязи, чтобы отыскать маленькую девочку, как на тебе загорелись подошвы, когда ты спасал скаутов от лесного пожара. Я вытаскивал тебя из ливневого коллектора, где ты едва не утонул, потому что продолжал идти по следу. Ты знаешь, что такое доброта, сочувствие, любовь и человечность. Я всегда тобой гордился и доверяю тебе больше, чем кому бы то ни было в мире. Тут все осталось как прежде.
Укия потер лицо и укололся о щетину.
— Что мне сказать Индиго? Я не могу молчать про это. Это как не сказать ей, что у меня СПИД.
— Пока не знаю. Давай спустимся, позавтракаем, ты мне все расскажешь, и мы посмотрим, что тут можно сделать.
В холодильнике оказалось почти пусто: немного масла и сметаны, дюжина яиц, пинта грибов, галлон молока, банка консервированного апельсинового сока, кусочек сыра, шоколадный сироп и четыре батарейки размера АА. Ну точно, сегодня суббота, а по субботам мама Лара обычно опорожняет холодильник и ездит за продуктами. Укия вымыл пять картофелин и положил их в микроволновку; пятую он съел сырой. Всю дюжину яиц он разбил в стакан, собираясь выпить, но Макс ему помешал.
— Терпеть не могу, когда ты так питаешься!
Он достал антипригарную сковородку, вылил на нее яйца, добавил молока и взбил.
— Ладно, начинай.
Вариантов начала было множество. Можно начать с начала, когда Онтонгарды перенаселили родную планету и вышли в космос, можно — с их последнего успеха, планеты, на которой родился Прайм, где тысячи естественных форм жизни, миллиарды видов заменил один — Онтонгард, экосистема в виде коллективного ума, устроенного, как улей. Или рассказать о том, что Прайм сделал с кораблем вторжения, и о том, почему он не смог ничего поделать до отправления разведывательного корабля к Земле. Вместо этого Укия начал говорить о Дженет Хейз и Шенли-парке — тема, которую надо было поднять еще несколько дней назад. Он рассказал Максу о том, как в первый раз нашел мышь и «потерял» ее, а через несколько дней понял, что произошло на самом деле. Испытание в Стае он тоже описал со всеми подробностями.
Пока он говорил, Макс перемешивал взбитые яйца на сковородке, пока они не превратились в гору желтой пены. Аппетитный запах сводил с ума, и Укия набросился на еду, как только старший детектив положил в его тарелку три четверти омлета.
— Так, значит, ты теперь читаешь мысли Стаи?
Юноша кивнул, поедая обжигающе горячий омлет.
— А как, ты знаешь?
— Наверное, дело в том, что каждый из нас — собрание клеток, а вместе мы — организм. Волки-Воины — как одно существо с двадцатью телами, продолжение моего отца. И я генетически очень похож на него, хотя что-то унаследовал и от матери: овипозитор отдавал предпочтение инопланетным генам. Поэтому я общаюсь со Стаей, как мой нос общается с ногой.
— Вот про нос и ногу я не понял.
Макс отставил оставшийся омлет на дальнюю конфорку, посыпал его сыром, поджарил маленькую луковицу и несколько грибов и смешал их с сыром и яйцами.
— Это трудно объяснить. — Укия принес себе апельсиновый сок. — У человека клетка кожи остается клеткой кожи, а у меня может превратиться в сердечную ткань, если возникнет такая надобность. Клетки общаются, и таким образом выживает вся колония.
— Удобно.
Вытащив из микроволновки картошку, Макс приправил ее сметаной, маслом, посыпал беконом, луком, солью, перцем и поставил перед Укией. Убедившись, что тот ест, он переложил свой омлет в тарелку и сел за стол.
— Значит, Стая согласна со мной; ты хороший человек, а не монстр. Продолжай.
Юноша рассказал о перестрелке с Онтонгардом в полицейском участке и о том, как понял, что он не человек, потом быстро прошелся по поискам Стаи и разговору с Ренни.
— Он дал мне память в виде мыши. Знаешь, кровь Стаи — странная штука. Обычно наши клетки подделываются под человеческое тело. Вот здесь, — он показал на свою руку, — они изображают кожу, поры и волосы. Но если мне отрежут руку, клетки в таком виде не выживут: им нужен кислород и питательные вещества. Поэтому они… «советуются», выбирают новую форму и принимают ее в зависимости от размера. Если клеток немного, они становятся мышью…
— Если побольше, скажем, печень, сердце или мозг, они могут стать хорьком.
Укия кивнул.
— Это должно быть что-то, с чем мы сталкивались, с чем знакомы на генетическом уровне. Дженет Хейз держала хорьков, поэтому ее клетки в них и превратились. Но клеткам не нравится отделяться: мышь легче убить, чем человека. Память хочет воссоединиться с остальным телом.
— Поэтому мышь из Шенли-парка была так дружелюбна и при первой возможности нырнула назад. Но почему ты называешь их памятью?
Укия вздохнул, потер лицо. Вопросы Макса вызывали в его мозгу мгновенные развернутые ответы. Было так странно знать что-то, не узнавая! Объяснять было еще хуже: он не мог повторить тех объяснений, которые давали ему.
— Память у нас генетическая, и это хорошо, потому что клетки все время двигаются: то, что сегодня было клеткой мозга, завтра станет сердечной клеткой, если мне выстрелят в грудь. Впрочем, мозговые клетки человека — тоже вещь изменчивая. Ренни дал мне достаточно генетического материала, чтобы моя иммунная система могла сразиться и побороть его, но часть я смог воспринять. Мышь — это вирусная ДНК, и она не хотела переходить ко мне. В моей биологической системе случилась маленькая война, но мы заключили перемирие, и теперь к моей ДНК прикреплена память Стаи.
— Ну ладно. А если память генетическая, как же ты забыл о бое с Хейз?
— Чтобы закодировать память на генетическом уровне, нужно несколько часов. Информация собирается в кровотоке, и кровяные клетки кодируют и распространяют ее, так что во всех клетках оказывается одинаковая информация. Если тебя ранили, неизвестно заранее, что ты потеряешь и что вспомнишь, если сможешь собрать кровь в виде мыши. В Шенли-парке случилось именно это. Я вспомнил много из того, что потерял, но забыл детали, и все кажется слегка смазанным. Часть клеток наверняка умерла, не выдержав пребывания вне тела.
— Теперь у тебя есть все воспоминания Ренни Шоу?
— И Койота, который изменил Ренни, и отца, который заразил Койота, и отца моего отца.
Века воспоминаний готовы были прорваться в сознание, темные века: ни намека на эмоции, а мысли — только о еде и размножении. Жизнь Койота, когда он был волком, было легче понять, чемранние поколения Онтонгардов. Такое ощущение, словно общаешься с разумной ряской, слышишь, как она думает, растет, распространяется по всей доступной поверхности.
— Ты в порядке?
— Наверно, да. Онтонгарды прибыли на Землю, чтобы вытеснить всю местную жизнь. Мой отец, Прайм, оказался мутантом: он обладал собственной волей и сознанием. Он организовал диверсию на главном корабле, а потом вместе с другим их представителем, Гексом, отправился на Землю в разведывательном корабле; его он пытался остановить, но не смог. Они приземлились в Орегоне несколько сотен лет назад, тогда там не было никого, кроме индейцев, вооруженных луками и стрелами. Техники, оставшейся на разведывательном корабле, было достаточно, чтобы просто выжечь планету, и Прайм уничтожил его. Гекс понял, что он задумал, и убил его, но перед этим отец в отчаянии инфицировал Койота, чтобы тот продолжил его битву.
— Должен кое-что признать. — Макс налил стакан молока себе, потом — Укии, добавив туда шоколадного сиропа. — В это почти невозможно поверить.
— На бытовом уровне — можно.
Юноша глядел на молоко.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты налил мне молока с сиропом, я даже не успел попросить.
Макс раздраженно хмыкнул:
— Ты попросил бы молоко, как только я отошел от холодильника. Ты всегда пьешь молоко с сиропом, когда так ешь: ведь чем больше калорий получишь, тем скорее остановишься.
— И когда я так ем?
Детектив посмотрел на молоко, потом снова на юношу.
— Укия, это ничего не значит.
— Когда я так ем?
— Когда тебе крепко достается! — отрезал Макс. — Ты ешь, как свинья, спишь, как собака, а через несколько часов я уже не понимаю, чего я о тебе волновался: ты в полном порядке.
— Но люди так не делают, верно? Макс покачал головой.
— Нет, но это ничего не значит. Это было с нами столько раз, что теперь даже не стоит об этом говорить. Мы узнали, отчего так происходит, но это ничего не меняет.
— Что я скажу Индиго?
— Это вопрос. — Макс встал и пошел мыть сковородки и тарелку. — Если твоя первая любовь разобьет тебе сердце через несколько недель или месяцев, тогда — не все. Она из ФБР, а ты можешь считаться носителем опасного вируса. Знаешь, бывшие влюбленные становятся иногда худшими врагами. Если же ты останешься с ней навсегда — надо рассказать все.
Укия слабо усмехнулся.
— Значит, рассказывать ей понемногу каждый день?
— Можно и так. — Напарник положил руку ему на плечо. — Я не знаю Индиго так, как ты, парень, и прожить жизнь за тебя не смогу. Я могу сказать тебе: «Делай то-то», но это будет мое решение, а не твое. Возьми выходной, съезди к ней и хорошо подумай, прежде чем что-то рассказывать. Вот тебе мой совет.
Укия вздохнул. Если бы он узнал обо всем на несколько дней раньше, он мог бы избежать проблемы, не полюбил бы Индиго. От одной мысли об этом ему стало холодно и одиноко. Нет, так не годится.
Любовь — знак того, что ты человек.
Макс узнал, что пропавший должник, делом которого они занимались, направился в Западную Виргинию, в Вилинг, и вначале собирался отправиться туда с Укией. Юноша предложил поехать с ним, несмотря на недавние события, но его напарник наотрез отказался.
— Тебе перерезали горло, похитили… Точнее, в тебя стреляли, а потом похитили, там тебе крепко досталось, тебя едва не убили; а потом ты еще и заболел, и все это за три дня! Мне стоило посадить тебя на самолет и отправить в Калифорнию, в школу вождения, но я не думаю, что прятаться — хорошее решение. Я поеду с Чино, а ты постарайся встретиться с Индиго.
— Наверное, она злится, что я не позвонил. Вот черт, уже почти полдень!
— Я позвонил ей утром, сказал, что звонили твои мамы, и ты лежишь на ферме с пищевым отравлением. Она волновалась, но не злилась.
— Спасибо, Макс.
— Видимо, я вернусь сегодня поздно ночью. Два часа туда, два обратно, и еще несколько часов придется повозиться на месте. Если припозднюсь, там и заночую.
— Тогда до завтра. Береги хвост.
— А ты береги голову. — Макс взъерошил волосы Укии и сел в «чероки». — Не забывай про «кольт».
— Хорошо.
Юноша долго провожал взглядом джип. По летнему небу плыли облака, огромные, как космические корабли, одно из них закрыло солнце, и Укия оказался в тени.
«Чероки» свернул на главную дорогу и двинулся в Западную Виргинию.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Суббота, 20 июня 2004 года
Эванс-Сити, Пенсильвания
Он собрал всю свою храбрость и позвонил ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34