Сэм заглянул мимо него в комнату и увидел картину полного разорения. Стулья и столы были опрокинуты, лампы, вырванные из гнезд, висели на проводах; все вазы и статуэтки были разбиты, рама картины — разбита. Даже ковер и покрытие пола были разорваны в нескольких местах, и выглядывали голые половицы.
— Когда мы уехали, все было не так, — сказал Ральф. — Разбилось только большое зеркало, которое висело над камином. Мы видели, как оно поднялось в воздух и полетело через всю комнату. — Он показал рукой. — Вот здесь оно упало. Но все остальное... — Он развел руками в беспомощном непонимании.
— Вы сказали «не тогда», когда я спросил, видела ли Джоанна эту женщину, — напомнил Сэм. — Это значит, что она видела ее позже?
— Она видела что-то в зеркале. Она вошла в комнату и через мое плечо увидела там отражение женщины. Я повернулся, но было поздно, зеркало уже летело через гостиную.
— Она описала вам женщину?
Ральф кивнул.
— Это была та же самая женщина, которой я открыл дверь. — Он ждал, что Сэм что-нибудь скажет, но тот был погружен в свои мысли и промолчал. — Наверху тоже есть кое-что, на что вам надо бы посмотреть, — он повел Сэма к лестнице, по дороге рассказывая: — Мы вернулись в спальню, чтобы собрать вещи и вместе уехать. Я услышал грохот в моем кабинете и спустился вниз посмотреть. Мой стол был перевернут, все бумаги разбросаны. Я не хотел надолго оставлять Джоанну одну и вернулся буквально через пару минут. Когда я поднялся, она выходила из ванной. Она шаталась и была до смерти перепугана. Она сказала, что ее заперли в ванной, и что-то стучало и царапало по стенам. А потом появилась эта надпись, и если она еще там...
Сэм обратил внимание, что все лампы горят — свидетельство паники, охватившей в те ранние часы Казабона и его жену. Он прошел вслед за Ральфом в ванную и увидел неровную надпись на зеркале.
Сэм подошел ближе и коснулся пальцами стеклянной поверхности.
— Надпись сделана сзади, на амальгаме, — произнес Ральф. — Только это невозможно сделать.
Сэм принялся ощупывать края зеркала.
— Не старайтесь, не открывается, — пояснил Ральф. — Позади ничего нет. Зеркало вделано в стену.
Сэм повернулся к нему:
— Ваша жена не пострадала, когда это произошло?
Вопрос вызвал у Ральфа горький смешок:
— Если из понятия «пострадала» вы исключаете испуг, то нет, она не получила вреда. Но моя жена беременна, доктор Таун. Я не знаю, как это отразится на ней и ребенке. Одно могу сказать — она ни при каких условиях не желает больше входить в этот дом.
Сэм осмотрел все углы и предметы в ванной, словно искал что-то, чего до сих пор не заметил.
Ральф наблюдал за ним какое-то время, а потом с оттенком раздражения поинтересовался:
— Послушайте, Таун, вы собираетесь сказать мне, что происходит? Кто эта женщина?
Сэм поглядел на него так, словно забыл о его присутствии, и прошел мимо него назад в спальню.
— Во имя всего святого, что происходит? — настойчиво спросил Ральф, идя за ним следом. — И что, черт возьми, означает это «ПОМОГИТЕ»? — Они встали напротив друг друга: Сэм с руками в карманах, ссутуливший плечи — и Ральф, ждущий ответа. — Она — что-то вроде призрака, так? И она... — он споткнулся на слове, будто сам не мог поверить в то, что говорит, — преследует нас!
Сэм по-прежнему молчал.
— Скажите хоть что-нибудь, ради Христа!
— Я полагаю, — медленно произнес Сэм, — что призрак — столь же подходящее слово, как любое другое.
— Какая связь между этим призраком и Джоанной? Почему он — то есть, она — взяла себе имя моей жены?
Сэм снова посмотрел на него долгим взглядом и слегка пожал плечами.
— Я не могу этого объяснить.
— А вы попробуйте, — Ральф шагнул вперед. Гнев, который был спутником его страха, начинал проявляться не только в голосе Казабона, но и в движениях. Он был, возможно, бессознательно, готов начать драку. — Мне кажется, вы задолжали мне объяснение. Все это началось с вашего вчерашнего прихода ко мне...
Сэм покачал головой:
— Нет, это началось не там...
— Тогда, где, черт возьми?
— Если бы я мог сказать вам, я бы сказал. Но я не могу.
— Не можете? Или не хотите? — Ральф разглядывал Сэма с открытой враждебностью. — У меня большое впечатление, что вы что-то скрываете, и меня это уже порядком утомило.
Сэм вынул руку из кармана и выставил ее перед собой ладонью вперед. Он видел, что Ральф на грани срыва, и хотел успокоить его.
— Я могу только сказать, что не меньше вашего хотел бы во всем разобраться.
Он увидел, как сузились глаза Ральфа, — Казабон, возможно, хотел поверить ему, но еще не был способен.
— Это, случайно, не имеет какого-то отношения к Адаму Виатту? — спросил Ральф. — К тому, о котором вы спрашивали вчера вечером?
Сэм кивнул:
— Да, это имеет отношение к Адаму Виатту.
— Какое?
— Видите ли... Все, что я скажу, прозвучит как бред сумасшедшего. Вы просто должны с этим смириться и постараться поверить. Не будет никакого смысла в моей попытке что-то вам объяснить, если в ответ на это вы скажете только, что я лгун или шизофреник.
— А вы рискните.
Глубоко вздохнув, Сэм опустился в кожаное кресло у стены и, положив на колени руки, устремил на Ральфа снизу вверх пристальный взгляд.
— Я не собираюсь приводить никаких объяснении тому, что сейчас скажу. Не потому, что их нет — наоборот, их слишком много, но ни одно, в сущности, ничего не объясняет, а только порождает новые и новые вопросы.
— Ладно, — сказал Ральф и сложил руки на груди. — Это была преамбула; теперь говорите речь.
Сэм опустил взгляд на ковер, решая, с чего начать. Потом он положил руки на подлокотники и, наконец, заговорил:
— Около года назад наша группа, включая Джоанну — Джоанну, которая была здесь вчера вечером, — придумала призрака по имени Адам Виатт. Это был эксперимент в области психокинетики — власть разума над материей. Мы создали его, создали историю всей его жизни. Мы изучили уйму книг, чтобы удостовериться, что он не существовал исторически, и не нашли никакого следа реального человека с таким именем и такой судьбой. Цель эксперимента заключалась в том, чтобы выяснить — удастся ли нам создать призрака, который, будучи полностью выдуманным, тем или иным образом свяжется с нами во время спиритического сеанса.
Он помолчал, не глядя на Ральфа; на лице Казабона не дрогнул ни один мускул.
— Что ж, мы осуществили, как вы могли бы сказать, наши самые безумные мечты. Адама Виатта никогда не было... Но он откликнулся на наш вызов. И теперь он, кажется, существует — или существовал. И этот факт имел удивительные последствия. Вот, например, вы. Вас не было бы, если бы Адам Виатт никогда не жил на земле. Ведь вы — его прямой потомок.
Ральф уставился на Сэма, и руки его начали медленно, очень медленно, опускаться — в этом движении проявилось недоверие, смешанное со страхом перед тем, что он услышал.
— Что, черт побери, вы пытаетесь мне всучить?.. — Сэм поднял руку, останавливая его возмущение:
— Я же предупредил вас, что это покажется вам бессмысленным.
— Но вы утверждаете, что создали меня! — Сэм сделал рукой примирительный жест, но ничего не сказал. — И моих родителей, — продолжал Ральф; голос его повышался все больше. — А также их родителей, и родителей тех...
— Я знаю, — перебил Сэм. — Я знаю, как это звучит для вас.
— Это такая же невероятная теория, как та, будто Бог создал мир вчера и спрятал в земле окаменелости, чтобы нас одурачить!
— Другим последствием возникновения Адама, — продолжал Сэм, пропустив мимо ушей его замечание, — заключается в том, что те, кто его создал, перестают существовать.
Ральф схватился за голову с таким видом, словно это было еще одно оскорбление.
— Что, черт возьми, это означает — перестают существовать?
— К настоящему времени все, кто участвовал в создании Адама, умерли. За исключением меня самого и Джоанны — Джоанны, с которой вы встретились вчера вечером. И только Богу известно, что случилось с ней.
Ральф непроизвольно повернулся и поглядел в сторону ванной. С того места, где он стоял, было хорошо видно слово «ПОМОГИТЕ», выцарапанное на амальгаме.
— Я не сошел с ума, Ральф, — сказал Сэм. — Я знаю, что я не безумен. Как и вы знаете, что вы — не плод моего воображения. Но факт остается фактом — мы оба здорово влипли.
Ральф уставился на него и начал качать головой, сначала медленно, потом все быстрее:
— Нет... нет, нет, нет, нет, нет. Это сумасшествие... Этого просто не может быть.
В эту минуту Сэм испытывал к нему глубокое сочувствие, понимая, как каждая клеточка его тела сопротивляется тому, что он услышал.
— Самое страшное, — спокойно сказал Сэм, слегка наклонившись вперед, — заключается в том, что в мире может быть все. Когда я опрокидываю чернильницу, существует вероятность, что все молекулы соберутся вместе и затекут по скатерти обратно. Она исчезающе мала, эта вероятность, но она есть. Если сто раз подбросить монету, возможно, что пятьдесят раз выпадет орел, а пятьдесят — решка; но также возможно, что все сто раз выпадет что-то одно.
Это в меньшей степени зависит от законов природы, чем от везения игрока.
Ральф, набычась, наклонился к нему:
— Я не ученый, но знаю, что Эйнштейн говорил: «Бог не играет в кости». Вы хотите сказать, что он ошибался?
— Это утверждение основывалось на вере, а не науке. Многочисленные эксперименты подтвердили теорию игр, и теперь она широко используется. Что означает — мы не можем притворяться, будто что-то не происходит, говоря «это невозможно». Потому что невозможного нет!
Слова Сэма повисли в воздухе; Ральф жестом человека, разрывающего невидимые цепи развел скрещенные руки и заявил:
— Нет! Я этого не принимаю! Я просто не принимаю этого. Нет ни подтверждений, ни доказательств — нет хотя бы свидетельств других людей, имеющих отношение к этому так называемому эксперименту.
Голос Сэма остался спокойным и ровным:
— Нет никаких доказательств и никаких свидетельств. Те мои коллеги, которые знали об эксперименте, но не принимали участия в нем, теперь ничего не помнят. Исчезли любые следы. Этого никогда не было.
— То есть, вы хотите, чтобы я верил только вашему слову?
— Моему слову — и факту, что вчера вечером кто-то исчез в этом доме. Кто-то, кого вы видели, с кем говорили, кто-то, кто даже прошел мимо вас, входя в дверь. Вы же не будете притворяться, будто ничего этого не было?
Ральф открыл рот, чтобы что-то сказать, но, казалось, совсем упал духом и только медленно опустился на край кровати, обхватив руками голову.
— Вы знаете, что на самом деле необъяснимо? Это безумие, но это не дает мне покоя с тех пор... — он поднял голову и посмотрел на Сэма, оттянув книзу веки кончиками пальцев. — Вчера, когда я открывал дверь той женщине, мне — лишь на мгновение — почудилось, что я ее знаю. Это было как дежа вю — совершенно необъяснимое чувство. Что-то во мне говорило, что я откуда-то знаю эту женщину. Потом я сказал себе, что все это я придумал — очевидно, потому что услышал о ней от вас, а потом — от отца Джоанны, по телефону. — Он помолчал и насупил брови. — Я не мог раньше видеть ее, не так ли? Разве это возможно?
Сэм задумался, говорить ли то, что было у него на уме, и решил, что они зашли слишком далеко, чтобы о чем-то умалчивать.
— Джоанна — моя Джоанна — утверждает, что вы с ней встречались. По ее словам, это было очень похоже на вашу встречу с вашей Джоанной — тоже прогулка верхом, кладбище, могила Адама. Только в ее случае это произошло три дня назад — то есть, уже четыре. В вашем случае это было в прошлом году. — Он сделал паузу и добавил: — И, судя по ее рассказу, было трудно представить, что вы с ней поженитесь. — Он снова откинулся в кресле. — Вот так, Ральф. Это все, что я могу вам рассказать. Что вы об этом думаете — ваше дело.
Ральф, сгорбившись, долго сидел на неубранной кровати, приложив к губам сложенные ладони. Наконец он медленно поднялся.
— Куда мы пойдем отсюда? — спросил он неуверенным голосом.
— Я думаю, вам стоит вернуться к вашей жене. Вы должны о ней заботиться.
— Она просила, чтобы я привел вас. Я сказал, что приведу. Она хочет знать ваше мнение обо всем этом.
Сэм тоже встал.
— Буду рад пойти с вами.
Казабон бросил на него суровый взгляд:
— Лучше держитесь от нее подальше.
Сэм пожал плечами.
— Как пожелаете. Но она обязательно спросит, почему я не захотел разговаривать с ней. Или почему вы мне запретили. И если ей не понравится ваше объяснение, она спросит меня, и ничто ее не остановит. И что я ей должен буду сказать?
Ральф задумался. Это была правда: его жена не та женщина, от которой можно отделаться отговорками.
— Слушайте, Таун... — начал он.
— Сэм. По-моему, будет проще, если мы перейдем на имена, как вы считаете?
— Слушайте, Сэм. Если вы скажете ей хоть слово из того, что рассказали мне... Я вам шею сверну, вы поняли?
Сэм посмотрел на него. Ральф был крепок, хорошо сложен и, вероятно, достаточно силен, чтобы привести в исполнение свою угрозу. И испуган в достаточной степени, чтобы попробовать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41