Как и прочие, она была из папье-маше, но, в отличие от прочих, на взрослого человека. Если не считать дыр для глаз, она была полностью лишена черт. Никаких преувеличенных человеческих или животных признаков, просто овал, выкрашенный черным и покрытый несколькими слоями лака, блестящий, как панцирь скарабея. Что-то в этой маске было странно притягивающее, и это что-то заставило Палмера отложить маску в сторону от тех, которые он собирался паковать.
Уже наступили сумерки, когда Палмер забил последний гвоздь. Бросив молоток в ящик с инструментами, он шагнул назад, оценивая свою работу.
Сзади раздался скрип шагов. Палмер резко повернулся, мысленно ощетинившись. В дверях, ведущих в дом, стоял силуэт. Кто бы ни был незваный гость, человеком он быть не мог – иначе Палмер услышал бы или хотя бы почувствовал его мысли намного раньше.
Но не успел Палмер нанести псионический удар, фигура в дверях сухо рассмеялась и вышла из тени.
– Здравствуй, Билл! Скучал без меня?
– Соня!
У нее был усталый вид, куртка присыпана дорожной пылью и зеркальные очки потускнели. В одной руке у нее была черная видавшая виды дорожная сумка, в другой – аккуратно завернутый подарок, перевязанный цветной бечевкой. Улыбалась она напряженно, будто пряча рыболовные крючки в уголках рта. Черновато-красное гало вокруг ее головы мигало и пульсировало как лавовая лампа. Кажется, сегодня Другая очень активна. Палмер постарался не выдать своего огорчения в собственной ауре.
Он обнял Соню, наслаждаясь ее ароматом, погружая лицо в ее волосы. Ее плечи чуть задрожали, будто стараясь скинуть невидимую тяжесть.
– Тетя Блу! Тетя Блу!
Палмер и Соня отодвинулись друг от друга, и Лит выскочила в патио, широко улыбаясь. Одетая в футболку с черепашкой ниндзя и желтые штаны, она вполне могла бы сойти за нормального ребенка, если бы не золотые глаза без зрачков. Шаркающий следом Фидо остановился при виде Сони. Хотя Палмеру редко удавалось «читать» ауру серафима, он знал, что Фидо тоже насторожен активностью Другой.
Соня улыбнулась, лицо ее разгладилось при виде крестницы. Она опустилась на колено, раскинув руки.
– А ну-ка обними меня, деточка!
Лит стрелой бросилась в объятия Сони и крепко к ней прилипла.
– На этот раз ты останешься, тетя Блу? Останешься навсегда?
– Может быть, не навсегда, но на пару месяцев точно. Ну-ка, дай я на тебя посмотрю... Детка, ты выросла! Правда, Билл?
– Восемнадцать дюймов за последние шесть месяцев.
– А ты мне что-нибудь привезла, тетя Блу?
Соня со смехом потрепала темные волосы Лит.
– А как же, ласточка! Только надеюсь, что ты не стала слишком большая для кукол...
– Я никогда не буду слишком большая для кукол! Они – мои детки!
Палмер шагнул вперед, ласково подтолкнул Лит в сторону дома:
– Лит, что, если вам с Фидо пойти поиграть с новой куклой? А нам с тетей Блу надо немножко поговорить. И скажи «спасибо» за подарок.
– Хорошо, папа. Тетя, спасибо!
Соня глядела вслед убегающей Лит. Фидо тащился за нею, как игрушка на веревочке.
– Она большая, Билл. Слишком большая для двух с половиной лет.
– Ты мне будешь рассказывать! Потому-то я и просил тебя вернуться – надо подумать, что с ней делать.
* * *
Еще несколько часов прошло, пока они смогли остаться одни. Сначала Палмеру надо было приготовить обед для тех обитателей дома, которым требовалась настоящая еда, потом надо было почитать Лит на ночь. После купания и сказок, ближе к полуночи, он вышел к Соне на веранду. Соня лежала, свернувшись в гамаке, и смотрела на звезды. В тех же темных очках.
– Я принес выпить, – сказал Палмер, показывая бутылку текилы. – Место для меня найдется?
– Все может быть, – улыбнулась Соня, подвигаясь в гамаке.
Палмер открыл бутылку, сделал приличный глоток и поставил бутылку на пол. Потом приподнял руку, и Соня нырнула под нее как тень, прижимаясь щекой к его груди. Так они долго лежали, и Палмер лениво перебирал ее волосы.
– Ситуация становится странной, Соня.
– Становится? – Она приподняла голову, посмотрела на него вопросительно. – Я-то думала, что она с самого начала была страннее некуда.
– Ты меня поняла. Я про Лит – я не знаю, что ожидать от нее каждый следующий день! В прошлом году в это время она выглядела как детсадовский ребенок, а сейчас – как четвероклассница!
– Она создает тебе трудности?
– Ничего подобного. Она ангел. Подчас неугомонный, но никаких с ней хлопот. Только она уже просит, чтобы я брал ее с собой в город. Ее начинает интересовать внешний мир. Соня, мы не можем прятать ее вечно.
– Мы не можем рисковать, что кто-нибудь о ней узнает, и это ты знаешь не хуже меня. Если Морган узнает, где она, то представить себе невозможно, что он с ней сделает. Или из нее. Я обещала ее родителям, что Лит не попадет в руки этого мерзавца. И к тому же вряд ли местные ласково примут ребенка такого... своеобразного, как Лит.
– Я это все понимаю, Соня. Дело просто в том, что это не естественно для нее – такое одиночество! Она может играть лишь с Фидо, с Лефти и со мной. Вряд ли это можно назвать «здоровой средой для игр».
– И что ты хочешь, чтобы я сделала? Об истинной природе Лит я знаю столько же, сколько и ты. Ты, наверное, знаешь даже больше, потому что ты с ней имеешь дело. Насколько я могу судить, она здоровая девочка, несколько слишком развитая для своего возраста. Никто из нас ничего не может сделать, только заботиться о ней и смотреть, что будет. А насчет товарищей по играм... знаешь, пока что Фидо и Лефти вполне справляются. Это лучше, чем когда ребенка воспитывает телевизор.
Тема была закрыта, и Палмер понимал, что больше этот вопрос поднимать не стоит. Сейчас, по крайней мере. Он глотнул текилы и протянул бутылку Соне. Соня покачала головой.
– Ну, как там было, в Новом Орлеане?
Она напряглась, как кошка перед прыжком.
– Нормально. А что?
– Да нет, просто полюбопытствовал. В конце концов там мы с тобой встретились, помнишь?
– Да, помню.
– Слушай, в чем дело? Ты же напряглась как пружина! Я будто гладильную доску обнял.
– Прости, – пробормотала она, отодвигаясь. – Наверное, я не готова еще расслабиться. Я просто... – Она не стала договаривать.
– Просто – что? В Новом Орлеане что-то случилось?
Она отвернула от него зеркальный взгляд.
– Были у меня там проблемы с Другой. Очень серьезные.
– Хочешь рассказать?
Молчание.
Палмер глотнул еще текилы и стал выбираться из гамака.
– Пойду посмотрю, как там Лит...
Соня тронула его руку:
– Нет, ты посиди, дай я посмотрю.
Палмер пожал плечами и сел.
– Как скажешь. Кстати, не принесешь мне тогда пару пива?
– Без проблем. – Соня направилась в дом, но на пороге остановилась и глянула на Палмера непроницаемыми глазами. – Ты меня любишь?
Палмер поднял на нее глаза, несколько обескураженный таким вопросом. Слово «любить» она произносила вслух очень редко, говорила его только мысленно.
– Люблю, конечно! – Он даже чуть засмеялся – показать, насколько это глупый вопрос.
Она помолчала, будто обдумывая ответ.
– Почему?
Палмер заморгал, улыбка сменилась постепенно наморщенными бровями.
– Просто люблю – и все.
– А! – Снова пауза. – Ладно, принесу тебе пиво через пару минут.
Палмер сидел в гамаке под звездным небом, слушая голоса ночных птиц и гадая, что же, черт побери, случилось с нею в Новом Орлеане.
* * *
Дверь в спальню Лит была чуть приотворена, и свет из коридора проникал внутрь, чтобы Лит, если ночью проснется, не испугалась темноты. Соня не знала, действительно ли Лит боится темноты, но сочла, что дверь приоткрыть надо было.
Она сунула голову в дверь, и глаза автоматически подстроились к тусклому освещению. Лит лежала на боку, спиной к двери, в окружении множества кукол. Одеяло она с себя сбросила. Соня тихо, как тень, вошла в комнату и наклонилась поправить сбитое одеяло. Выпрямляясь, она краем глаза заметила движение.
Фидо возник у ног кровати, глаза его пылали расплавленным золотом. Соня знала, что серафим не собирается причинять ей вред, но волосы на затылке зашевелились, глубоко в груди зародилось сдавленное рычание.
Лит перевернулась и открыла глаза, блаженно улыбаясь.
– Не бойся, тетя Блу! Фидо просто меня защищает.
– Зачем ему защищать тебя от меня? Я тебя никогда не обижу, котенок.
– Я знаю, тетя. Но Другая может меня обидеть. Она же прямо сейчас этого хочет, правда?
А соображает, засранка!
– Я никогда не дам Другой тебя обидеть, Лит. Ты это знаешь.
– Я-то знаю, тетя Блу. А вот Фидо сомневается.
* * *
Палмер очнулся от дремоты, когда в его ладонь вдавилась бутылка пива из холодильника, с которой еще капали льдинки. Он отдернул руку, как лабораторная лягушка от разряда сухой батареи.
– Ой!.. То есть спасибо.
Он быстро глотнул из бутылки. Соня вспрыгнула на него, лежащего навзничь. Кроме солнечных очков, на ней ничего не было.
Она устроилась верхом на нем, и лунный свет очертил ее контуры серебром и тенью. Груди были так же налиты, живот и бедра так же гладки, как помнилось Палмеру. Он отставил пиво и мокрой рукой ущипнул ее за соски. Они были холодны и тверды под его пальцами, как гладкие камешки.
Она опустила руку и раскрыла на нем джинсовую рубашку как газетную бумагу – пуговицы полетели во все стороны. Опустившись телом сверху, она вытянула ноги вдоль ног Палмера, руками обвивая его шею. Он погладил ее обнаженные бедра, и она подставлялась под его руки, как кошка, которая просит ее погладить. Тяжелая волна возбуждения и страха охватила Палмера, как всегда бывало перед их соитием.
На глубинном, инстинктивном уровне Палмер знал, что это красивое создание, ласкающее его, – воплощенная смерть, но на уровне разума он верил ей, что она его не убьет. Физическое возбуждение возникало из знания, что в любой момент возлюбленная может разорвать его пополам, как сдобную булку.
Когда Соня расстегнула на нем ширинку, член Палмера выскочил наружу. Палмер закрыл глаза, ощутив губы Сони, ощутив кривизну ее клыков на головке органа. У мужика в здравом уме сразу бы опал, если бы его член взяли в бритвенно-острые зубы. Но Палмер давно уже не был в здравом уме. Дрожа от страсти, он отвел ее голову от своего паха, тяжело дыша сквозь зубы.
Она быстро опустилась на него, пока он не успел возразить. Палмер поднял ладони, охватил ее груди и резким движением бедер вверх вошел в ее тело и разум одновременно. Честно говоря, ментальной связи ему не хватало больше, чем физических аспектов секса. Без нее он всегда мог и подрочить, но мастурбаторной телепатии не существует. И он без усилий отдал ей все свои мысли, все свое существо, все барьеры растворились.
* * *
Снова он оказался в другом месте, общем для них с Соней во время свиданий. Он двигался через серое пространство, которое не было ни воздухом, ни водой, и не знал, плывет он или летит. Было тепло и уютно – наверное, так должно быть в утробе.
Соня возникла из серого поспешно и уверенно, как акула из своей стихии, черты лица ее были размыты быстрым движением, руки и ноги – невозможно длинные и тонкие. Волосы превратились в темную летящую пелену, похожую на выхлоп реактивного самолета. Это скорее был рисунок импрессиониста, чем женщина из плоти и крови.
Она обернулась вокруг Палмера, и он тоже охватил ее руками и ногами, таща в себя. Мысли, чувства, восприятия сверкали между ними дуговыми разрядами. Их внутренний голос становился то громче, то тише в процессе слияния. Слияние личностей и пережитого более всего прочего помогало им «восстановить отношения» после разлуки. Лицо Сони плыло перед его умственным взором, и выражение его становилось все мягче, все глубже вплывала она в него и он в нее.
(скучала...)
(плохо было без тебя...)
(люблю тебя...)
(беспокоился...)
(так долго...)
(люблю...)
(джад...)
(?джад?)
Глаза Сони похолодели, стали твердыми, и вдруг Палмер уже не был в серой теплоте, он падал, кувыркаясь, будто шагнул с обрыва в самую темную и глубокую яму Карлсбадской пещеры. Так резок был переход, что он даже не успел ни вздохнуть, ни крикнуть.
Палмер ударился с размаху, но он не был физическим телом и потому не переломал костей, только застонал и встал, осматриваясь, куда попал. Прежде всего здесь был ветер, режущий как нож свежевателя. Палмер стоял посреди огромного арктического ледяного поля, темное небо с лунными бликами неслось над головой. Вдали виднелись горбы ледниковых гор. Повернувшись, дрожа от пронзительных ментальных ветров, он залюбовался ледяной пустыней. Ничего, кроме голых просторов льда, чуть поблескивающих под луной. Насколько можно было понять, он был здесь единственным живым созданием на тысячи миль во все стороны.
(Соня?)
Не было ответа на этот призыв, отдавшийся эхом над замерзшим морем.
(СОНЯ!)
Ничто не шевельнулось в ответ на его крик. Раздраженный и несколько встревоженный, Палмер направился туда, где висела над горизонтом полная луна. Почему – он не знал, просто это казалось правильным. Ему никогда не случалось потеряться в ком-то (он предположил, что эта ледяная тундра построена Соней, а не им самим).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Уже наступили сумерки, когда Палмер забил последний гвоздь. Бросив молоток в ящик с инструментами, он шагнул назад, оценивая свою работу.
Сзади раздался скрип шагов. Палмер резко повернулся, мысленно ощетинившись. В дверях, ведущих в дом, стоял силуэт. Кто бы ни был незваный гость, человеком он быть не мог – иначе Палмер услышал бы или хотя бы почувствовал его мысли намного раньше.
Но не успел Палмер нанести псионический удар, фигура в дверях сухо рассмеялась и вышла из тени.
– Здравствуй, Билл! Скучал без меня?
– Соня!
У нее был усталый вид, куртка присыпана дорожной пылью и зеркальные очки потускнели. В одной руке у нее была черная видавшая виды дорожная сумка, в другой – аккуратно завернутый подарок, перевязанный цветной бечевкой. Улыбалась она напряженно, будто пряча рыболовные крючки в уголках рта. Черновато-красное гало вокруг ее головы мигало и пульсировало как лавовая лампа. Кажется, сегодня Другая очень активна. Палмер постарался не выдать своего огорчения в собственной ауре.
Он обнял Соню, наслаждаясь ее ароматом, погружая лицо в ее волосы. Ее плечи чуть задрожали, будто стараясь скинуть невидимую тяжесть.
– Тетя Блу! Тетя Блу!
Палмер и Соня отодвинулись друг от друга, и Лит выскочила в патио, широко улыбаясь. Одетая в футболку с черепашкой ниндзя и желтые штаны, она вполне могла бы сойти за нормального ребенка, если бы не золотые глаза без зрачков. Шаркающий следом Фидо остановился при виде Сони. Хотя Палмеру редко удавалось «читать» ауру серафима, он знал, что Фидо тоже насторожен активностью Другой.
Соня улыбнулась, лицо ее разгладилось при виде крестницы. Она опустилась на колено, раскинув руки.
– А ну-ка обними меня, деточка!
Лит стрелой бросилась в объятия Сони и крепко к ней прилипла.
– На этот раз ты останешься, тетя Блу? Останешься навсегда?
– Может быть, не навсегда, но на пару месяцев точно. Ну-ка, дай я на тебя посмотрю... Детка, ты выросла! Правда, Билл?
– Восемнадцать дюймов за последние шесть месяцев.
– А ты мне что-нибудь привезла, тетя Блу?
Соня со смехом потрепала темные волосы Лит.
– А как же, ласточка! Только надеюсь, что ты не стала слишком большая для кукол...
– Я никогда не буду слишком большая для кукол! Они – мои детки!
Палмер шагнул вперед, ласково подтолкнул Лит в сторону дома:
– Лит, что, если вам с Фидо пойти поиграть с новой куклой? А нам с тетей Блу надо немножко поговорить. И скажи «спасибо» за подарок.
– Хорошо, папа. Тетя, спасибо!
Соня глядела вслед убегающей Лит. Фидо тащился за нею, как игрушка на веревочке.
– Она большая, Билл. Слишком большая для двух с половиной лет.
– Ты мне будешь рассказывать! Потому-то я и просил тебя вернуться – надо подумать, что с ней делать.
* * *
Еще несколько часов прошло, пока они смогли остаться одни. Сначала Палмеру надо было приготовить обед для тех обитателей дома, которым требовалась настоящая еда, потом надо было почитать Лит на ночь. После купания и сказок, ближе к полуночи, он вышел к Соне на веранду. Соня лежала, свернувшись в гамаке, и смотрела на звезды. В тех же темных очках.
– Я принес выпить, – сказал Палмер, показывая бутылку текилы. – Место для меня найдется?
– Все может быть, – улыбнулась Соня, подвигаясь в гамаке.
Палмер открыл бутылку, сделал приличный глоток и поставил бутылку на пол. Потом приподнял руку, и Соня нырнула под нее как тень, прижимаясь щекой к его груди. Так они долго лежали, и Палмер лениво перебирал ее волосы.
– Ситуация становится странной, Соня.
– Становится? – Она приподняла голову, посмотрела на него вопросительно. – Я-то думала, что она с самого начала была страннее некуда.
– Ты меня поняла. Я про Лит – я не знаю, что ожидать от нее каждый следующий день! В прошлом году в это время она выглядела как детсадовский ребенок, а сейчас – как четвероклассница!
– Она создает тебе трудности?
– Ничего подобного. Она ангел. Подчас неугомонный, но никаких с ней хлопот. Только она уже просит, чтобы я брал ее с собой в город. Ее начинает интересовать внешний мир. Соня, мы не можем прятать ее вечно.
– Мы не можем рисковать, что кто-нибудь о ней узнает, и это ты знаешь не хуже меня. Если Морган узнает, где она, то представить себе невозможно, что он с ней сделает. Или из нее. Я обещала ее родителям, что Лит не попадет в руки этого мерзавца. И к тому же вряд ли местные ласково примут ребенка такого... своеобразного, как Лит.
– Я это все понимаю, Соня. Дело просто в том, что это не естественно для нее – такое одиночество! Она может играть лишь с Фидо, с Лефти и со мной. Вряд ли это можно назвать «здоровой средой для игр».
– И что ты хочешь, чтобы я сделала? Об истинной природе Лит я знаю столько же, сколько и ты. Ты, наверное, знаешь даже больше, потому что ты с ней имеешь дело. Насколько я могу судить, она здоровая девочка, несколько слишком развитая для своего возраста. Никто из нас ничего не может сделать, только заботиться о ней и смотреть, что будет. А насчет товарищей по играм... знаешь, пока что Фидо и Лефти вполне справляются. Это лучше, чем когда ребенка воспитывает телевизор.
Тема была закрыта, и Палмер понимал, что больше этот вопрос поднимать не стоит. Сейчас, по крайней мере. Он глотнул текилы и протянул бутылку Соне. Соня покачала головой.
– Ну, как там было, в Новом Орлеане?
Она напряглась, как кошка перед прыжком.
– Нормально. А что?
– Да нет, просто полюбопытствовал. В конце концов там мы с тобой встретились, помнишь?
– Да, помню.
– Слушай, в чем дело? Ты же напряглась как пружина! Я будто гладильную доску обнял.
– Прости, – пробормотала она, отодвигаясь. – Наверное, я не готова еще расслабиться. Я просто... – Она не стала договаривать.
– Просто – что? В Новом Орлеане что-то случилось?
Она отвернула от него зеркальный взгляд.
– Были у меня там проблемы с Другой. Очень серьезные.
– Хочешь рассказать?
Молчание.
Палмер глотнул еще текилы и стал выбираться из гамака.
– Пойду посмотрю, как там Лит...
Соня тронула его руку:
– Нет, ты посиди, дай я посмотрю.
Палмер пожал плечами и сел.
– Как скажешь. Кстати, не принесешь мне тогда пару пива?
– Без проблем. – Соня направилась в дом, но на пороге остановилась и глянула на Палмера непроницаемыми глазами. – Ты меня любишь?
Палмер поднял на нее глаза, несколько обескураженный таким вопросом. Слово «любить» она произносила вслух очень редко, говорила его только мысленно.
– Люблю, конечно! – Он даже чуть засмеялся – показать, насколько это глупый вопрос.
Она помолчала, будто обдумывая ответ.
– Почему?
Палмер заморгал, улыбка сменилась постепенно наморщенными бровями.
– Просто люблю – и все.
– А! – Снова пауза. – Ладно, принесу тебе пиво через пару минут.
Палмер сидел в гамаке под звездным небом, слушая голоса ночных птиц и гадая, что же, черт побери, случилось с нею в Новом Орлеане.
* * *
Дверь в спальню Лит была чуть приотворена, и свет из коридора проникал внутрь, чтобы Лит, если ночью проснется, не испугалась темноты. Соня не знала, действительно ли Лит боится темноты, но сочла, что дверь приоткрыть надо было.
Она сунула голову в дверь, и глаза автоматически подстроились к тусклому освещению. Лит лежала на боку, спиной к двери, в окружении множества кукол. Одеяло она с себя сбросила. Соня тихо, как тень, вошла в комнату и наклонилась поправить сбитое одеяло. Выпрямляясь, она краем глаза заметила движение.
Фидо возник у ног кровати, глаза его пылали расплавленным золотом. Соня знала, что серафим не собирается причинять ей вред, но волосы на затылке зашевелились, глубоко в груди зародилось сдавленное рычание.
Лит перевернулась и открыла глаза, блаженно улыбаясь.
– Не бойся, тетя Блу! Фидо просто меня защищает.
– Зачем ему защищать тебя от меня? Я тебя никогда не обижу, котенок.
– Я знаю, тетя. Но Другая может меня обидеть. Она же прямо сейчас этого хочет, правда?
А соображает, засранка!
– Я никогда не дам Другой тебя обидеть, Лит. Ты это знаешь.
– Я-то знаю, тетя Блу. А вот Фидо сомневается.
* * *
Палмер очнулся от дремоты, когда в его ладонь вдавилась бутылка пива из холодильника, с которой еще капали льдинки. Он отдернул руку, как лабораторная лягушка от разряда сухой батареи.
– Ой!.. То есть спасибо.
Он быстро глотнул из бутылки. Соня вспрыгнула на него, лежащего навзничь. Кроме солнечных очков, на ней ничего не было.
Она устроилась верхом на нем, и лунный свет очертил ее контуры серебром и тенью. Груди были так же налиты, живот и бедра так же гладки, как помнилось Палмеру. Он отставил пиво и мокрой рукой ущипнул ее за соски. Они были холодны и тверды под его пальцами, как гладкие камешки.
Она опустила руку и раскрыла на нем джинсовую рубашку как газетную бумагу – пуговицы полетели во все стороны. Опустившись телом сверху, она вытянула ноги вдоль ног Палмера, руками обвивая его шею. Он погладил ее обнаженные бедра, и она подставлялась под его руки, как кошка, которая просит ее погладить. Тяжелая волна возбуждения и страха охватила Палмера, как всегда бывало перед их соитием.
На глубинном, инстинктивном уровне Палмер знал, что это красивое создание, ласкающее его, – воплощенная смерть, но на уровне разума он верил ей, что она его не убьет. Физическое возбуждение возникало из знания, что в любой момент возлюбленная может разорвать его пополам, как сдобную булку.
Когда Соня расстегнула на нем ширинку, член Палмера выскочил наружу. Палмер закрыл глаза, ощутив губы Сони, ощутив кривизну ее клыков на головке органа. У мужика в здравом уме сразу бы опал, если бы его член взяли в бритвенно-острые зубы. Но Палмер давно уже не был в здравом уме. Дрожа от страсти, он отвел ее голову от своего паха, тяжело дыша сквозь зубы.
Она быстро опустилась на него, пока он не успел возразить. Палмер поднял ладони, охватил ее груди и резким движением бедер вверх вошел в ее тело и разум одновременно. Честно говоря, ментальной связи ему не хватало больше, чем физических аспектов секса. Без нее он всегда мог и подрочить, но мастурбаторной телепатии не существует. И он без усилий отдал ей все свои мысли, все свое существо, все барьеры растворились.
* * *
Снова он оказался в другом месте, общем для них с Соней во время свиданий. Он двигался через серое пространство, которое не было ни воздухом, ни водой, и не знал, плывет он или летит. Было тепло и уютно – наверное, так должно быть в утробе.
Соня возникла из серого поспешно и уверенно, как акула из своей стихии, черты лица ее были размыты быстрым движением, руки и ноги – невозможно длинные и тонкие. Волосы превратились в темную летящую пелену, похожую на выхлоп реактивного самолета. Это скорее был рисунок импрессиониста, чем женщина из плоти и крови.
Она обернулась вокруг Палмера, и он тоже охватил ее руками и ногами, таща в себя. Мысли, чувства, восприятия сверкали между ними дуговыми разрядами. Их внутренний голос становился то громче, то тише в процессе слияния. Слияние личностей и пережитого более всего прочего помогало им «восстановить отношения» после разлуки. Лицо Сони плыло перед его умственным взором, и выражение его становилось все мягче, все глубже вплывала она в него и он в нее.
(скучала...)
(плохо было без тебя...)
(люблю тебя...)
(беспокоился...)
(так долго...)
(люблю...)
(джад...)
(?джад?)
Глаза Сони похолодели, стали твердыми, и вдруг Палмер уже не был в серой теплоте, он падал, кувыркаясь, будто шагнул с обрыва в самую темную и глубокую яму Карлсбадской пещеры. Так резок был переход, что он даже не успел ни вздохнуть, ни крикнуть.
Палмер ударился с размаху, но он не был физическим телом и потому не переломал костей, только застонал и встал, осматриваясь, куда попал. Прежде всего здесь был ветер, режущий как нож свежевателя. Палмер стоял посреди огромного арктического ледяного поля, темное небо с лунными бликами неслось над головой. Вдали виднелись горбы ледниковых гор. Повернувшись, дрожа от пронзительных ментальных ветров, он залюбовался ледяной пустыней. Ничего, кроме голых просторов льда, чуть поблескивающих под луной. Насколько можно было понять, он был здесь единственным живым созданием на тысячи миль во все стороны.
(Соня?)
Не было ответа на этот призыв, отдавшийся эхом над замерзшим морем.
(СОНЯ!)
Ничто не шевельнулось в ответ на его крик. Раздраженный и несколько встревоженный, Палмер направился туда, где висела над горизонтом полная луна. Почему – он не знал, просто это казалось правильным. Ему никогда не случалось потеряться в ком-то (он предположил, что эта ледяная тундра построена Соней, а не им самим).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29