Бантокапи еще пытался разыгрывать роль полководца и постоянно совал нос в дела гарнизона, чем только мешал Кейоку. Впрочем, его вмешательство ограничилось перетасовкой воинов: кого и на какой пост назначить. Но тут уж Мара ничего не могла поделать. Пока не могла.
Она с отвращением уставилась на свое вышивание: в отсутствие Бантокапи незачем было притворяться усердной рукодельницей, и этому можно было только порадоваться. Требовалось время, чтобы обдумать будущее и выстроить планы дальнейших действий. Подозрительность Бантокапи в какой-то мере даже облегчала ее задачу. Хотя и не сразу, но все же осознав, что в коммерции Мара смыслит больше, чем он сам, Бантокапи сосредоточился на одной задаче: не допустить, чтобы его жена главенствовала в доме. Ему даже в голову не приходило, что до замужества она столь же искусно управлялась и с гарнизоном. В результате он и не задумывался о причинах некоторых странностей; он даже никого не спрашивал, например, почему Папевайо носит черную повязку осужденного. Хотя новый властитель интересовался военным ремеслом, он не считал нужным близко знакомиться со своими людьми. Их происхождение было ему безразлично, иначе он узнал бы, что большинство солдат, носящих зеленые доспехи Акомы, совсем недавно были серыми воинами. У него просто не хватило бы воображения, чтобы додуматься до такого извращения традиции. Поймав себя на этой мысли, Мара встревожилась. Даже в мыслях нельзя забывать об осторожности. Слишком часто она убеждалась: он проницателен и знает, чего хочет.
Однако тонким искусством лицемерия он не владел. Прислушиваясь к его громкому смеху, доносившемуся с площади перед казармами, пока он отбирал воинов для своего эскорта, Мара пыталась понять, зачем ему понадобилась такая нелепая отговорка, если ему взбрело в голову провести пару ночей в городе. Что могло погнать его этим знойным полднем в Сулан-Ку? Скука? Желание поплескаться в бане в веселой солдатской компании и послушать соленые байки, или поразмяться в борцовских состязаниях на арене, или попытать счастья в игре… или поразвлечься с женщиной из Круга Зыбкой Жизни?
…Бантокапи пожелал вернуться в постель жены вскоре после того, как она родила. Но теперь, когда Акома получила наследника, у Мары не было причин изображать покладистую жену. Грубые, неловкие объятия Бантокапи внушали ей отвращение, в она просто неподвижно лежала, не откликаясь на зов его вожделения. В первую ночь он, казалось, вообще не заметил ее безразличия, но во вторую ночь — рассердился. В третью ночь ей пришлось выдержать его язвительные упреки за бесчувственность, а в четвертую он ее побил, после чего переспал с одной из ее служанок. С тех пор она вообще перестала отвечать на его супружеские притязания, и в конце концов он отступился — видимо, потеряв к ней интерес.
Но теперь Бантокапи отправлялся в город вот уже в третий раз за десять дней, и Мара была заинтригована: с чего бы это? Она позвала Мису и велела ей отодвинуть перегородку; как только носилки мужа в сопровождении небольшого воинского эскорта бодро двинулись по дороге, направляясь к Имперскому тракту, она отправила посыльного за Накойей.
Старая женщина явилась не сразу, но ее поклон был исполнен почтительности:
— Чем могу услужить, госпожа?
— Что заставляет нашего властителя Банто спешить в город по такой жаре? — спросила Мара напрямик. — Какие об этом ходят сплетни среди слуг?
Накойя бросила выразительный взгляд в сторону Мисы, которая ожидала приказаний хозяйки, сидя у входной перегородки. Для Мары это послужило предупреждением: няня предпочитает дать ответ в отсутствие прислуги. Поэтому Мисе было велено подавать полуденную трапезу, и как только она вышла, Накойя вздохнула:
— Все, как ты предполагала. Твой супруг снял в городе особняк, чтобы встречаться там с женщиной.
Мара откинулась на подушки:
— Прекрасно. Мы должны делать все, чтобы он проводил в городе как можно больше времени.
Накойя так и загорелась любопытством:
— Дочь моего сердца, я знаю, утраченного не вернешь… но кроме меня, ты не знала другой матери. Не откроешь ли мне, что ты замышляешь?
Искушение поделиться с верной наперсницей было велико. Но план восстановления собственной власти в доме граничил с изменой нынешнему властителю. Хотя Накойя уже и сама разгадала намерение Мары погубить Бантокапи, план был слишком рискованным, чтобы доверять его кому бы то ни было.
— Это все, матушка, — твердо заявила Мара.
После недолгого колебания няня кивнула, поклонилась и покинула детскую. Мара невидящим взглядом уставилась на младенца, который зашевелился в колыбели, но ее мысли были далеко. То, что ее повелитель завел себе в городе женщину, могло открыть перед Марой именно такие возможности, которые были ей необходимы. Понадеявшись на милость богов, Мара начала прикидывать, как можно использовать эти новые возможности, но тут Айяки громко заплакал, и его мать сбилась с мысли. Она подняла младенца, поднесла к груди и вздрогнула, когда он крепко прикусил ее сосок.
— О-о! — удивилась она. — Ты пошел в отца, тут и сомнений нет.
Малыш начал сосать и успокоился; Миса принесла на подносе еду, и Мара нехотя поела, снова углубившись в обдумывание плана, куда более рискованного, чем могла подумать старая советница. Ставки были высокими. Одно неверное суждение — и она лишится всякой возможности вернуть себе титул властительницы Акомы; более того, если она потерпит неудачу, честь ее предков уступит место позору без малейшей надежды на искупление.
***
Мара налила в чашку чоку и снова безмятежно расположилась у стола, тогда как Джайхан, сын властителя Детсу из Камайоты, с трудом скрывал нетерпение. Даже при его придирчивом характере он не мог обнаружить ни малейшего изъяна в поведении гостеприимной молодой хозяйки. Она усадила его как можно удобнее на самых роскошных подушках, приказала принести угощение и немедленно послала к мужу скорохода с сообщением, что их неожиданно посетил старый друг, который ожидает возможности приветствовать властителя.
Джайхан сидел, любуясь пальцами на собственных руках. Его ногти отличались безупречной чистотой, а драгоценности явно были рассчитаны на то, чтобы производить впечатление, но в целом одежда гостя свидетельствовала об ограниченных средствах.
— А где же может находиться господин Бантокапи?
— Я думаю, в городе… по каким-то делам, — ответила Мара, не выказав при этом ни тени раздражения, которого можно было бы ожидать от молодой хорошенькой жены, обиженной отсутствием мужа. Понимая, что гость пристально за ней наблюдает, она небрежно помахала рукой в воздухе:
— Знаешь, Джайхан, все эти хозяйственные дела меня не касаются, хотя должна признать, он проводит вне дома очень много времени.
Глаза у Джайхана сузились; он даже позабыл о своих нефритовых кольцах. Мара спокойно прихлебывала чоку; теперь она была убеждена, что гость явился не просто так, а заслан сюда как лазутчик от Анасати. Нечего было и сомневаться, что властитель Текума желает разузнать, как живется-можется его младшему сыну, ставшему властителем Акомы. Старый политик наверняка умышленно направил сюда такого красивого посланца в надежде, что контраст с Бантокапи возымеет желательное действие: Мара растает, и язык у нее развяжется. После секундной паузы любознательный гость спросил:
— Так что же, этот негодник пренебрегает своими обязанностями?
— Нет, нет, Джайхан. — Не желая давать свекру предлог и дальше совать нос в дела Акомы, Мара поспешила опровергнуть это предположение. — Властитель Бантокапи уделяет хозяйству постоянное внимание, он вникает во все мелочи. А у себя за письменным столом он проводит долгие часы!
Глянцевый фасад молодого соглядатая дал трещину:
— Банто?.. — недоверчиво ахнул он. Впрочем, тут же смекнув, что таким образом выдает собственное мнение о достоинствах нового властителя Акомы, он поспешил закрыть открывшийся от изумления рот и добавил:
— Ну, конечно. Банто всегда отличался усердием.
Мара подавила улыбку. Они оба нагло лгали, и оба это понимали; однако гость не мог подвергнуть сомнению слова хозяйки без ущерба для чести.
Таким образом, обсуждение деловых качеств Бантокапи-правителя с успехом завершилось, и утро прошло в учтивых беседах. Мара послала за тайзовым хлебом и рыбой; трапеза несколько поумерила резвость расспросов Джайхана. Наконец из города вернулся скороход. Почти нагой — в одной лишь набедренной повязке, — запыхавшийся от долгого бега, он упал на колени перед Марой:
— Госпожа, я принес послание от властителя Акомы.
С самым радостным видом Мара спросила:
— Чего желает мой супруг?
Перед тем как явиться к госпоже, раб успел только торопливо смыть с ног дорожную пыль. Так и не отдышавшись, он доложил:
— Властитель Бантокапи говорит: он приносит самые искренние извинения за то, что его дорогой друг Джайхан не застал его в поместье. В настоящее время он не может возвратиться в Акому и хотел бы, чтобы Джайхан присоединился к нему в Сулан-Ку.
Джайхан кивнул и распорядился:
— Скажи моему слуге, чтобы приготовили носилки. Мы отправляемся в путь. — Затем он улыбнулся Маре:
— Если госпожа не возражает?..
Мара ответила столь же милой улыбкой, словно и она тоже считала само собой разумеющимся его право отдавать приказания ее скороходу. Ну как же, ведь он — мужчина, а она — просто жена властителя, и не более того. Все выглядело совсем иначе, когда она сама была правящей госпожой. Но скоро начнутся перемены, пообещала она себе. Приказав служанке унести поднос с закусками, она — воплощенная беззаботность и приветливость — проводила Джайхана до дверей дома.
Пока эскорт гостя собирался в дорогу, Мара стояла на опоясывающей дом галерее. Отпустив скорохода, она призналась себе, что испытывает глубокое облегчение. Она опасалась, что Бантокапи может вернуться. Хотя дорога от усадьбы до города у обычного пешехода занимала около двух часов, гонец со срочным посланием мог обернуться туда и обратно вдвое быстрее. Поскольку Джайхан путешествует в носилках, ему не добраться до Сулан-Ку до заката. Он, конечно, тоже любит азартные игры, так что Бантокапи вряд ли потащит друга детства на ночь глядя обратно в поместье. Карты, кости, возможность побиться об заклад на борцовских состязаниях — достаточно могучие соблазны, чтобы удержать их обоих в городе, и даже за эту небольшую милость следовало благодарить богов. Мара уже начинала ценить отсутствие мужа, но не позволяла себе слишком сильно наслаждаться обманчивой свободой; нельзя было допустить, чтобы нетерпение привело ее к краху.
Джайхан отвесил церемонный прощальный поклон:
— Я с удовольствием расскажу твоему мужу, госпожа Мара, какой радушный прием был мне здесь оказан.
Он улыбнулся ей ослепительной улыбкой, и она поняла: юноша уже подумывает, не нашел ли он в ней очередную заброшенную мужем жену, готовую к любовной интрижке.
Она проводила его в строгом соответствии с этикетом. Незачем было терять время, пресекая любовные поползновения романтически настроенных младших сыновей. Опыт телесной близости с Бантокапи утвердил Мару во мнении, что от мужчин ей ничего не нужно. И если ей когда-нибудь взбредет в голову завести себе любовника, он уж точно не будет похож на этого глупого, тщеславного красавчика, который отправляется в город, чтобы в компании Бантокапи посвятить ночь игре, выпивке и проституткам.
Когда носилки скрылись из виду, Мара услышала из детской громкий плач.
— Ох, эти мужчины, — пробормотала Мара и поспешила к сыну. Потребовалось переодеть его в сухое и сменить простынку. Слишком занятая собственными мыслями, Мара препоручила его заботам Накопи, которая еще не утратила навыков обращения с младенцами. Каждая занялась своим делом. Накойя, перепеленав малыша, затеяла ласковую игру с его крошечными пальчиками, а Мара попыталась представить себе, как воспримет Бантокапи визит Джайхана.
***
На следующий день ей представилась возможность узнать его мнение. Явившись к жене в борцовской одежде, с кожей, блестящей от масла и пота после подвигов на арене, Бантокапи распорядился:
— В следующий раз, если я буду в городе, а кто-нибудь нагрянет с визитом, не трать столько времени на отправку гонца, жена. Просто отошли гостя в мой городской дом.
Мара еще разок подкинула Айяки у себя на колене, отчего тот залился счастливым смехом, и удивленно подняла брови:
— Городской дом?..
Бантокапи ответил небрежно, словно речь шла о чем-то совершенно незначительном:
— Я перебрался в более просторное жилище в Сулан-Ку.
Он не счел нужным объяснять, зачем это ему понадобилось, но Мара и так знала, что он снял дом для свиданий со своей постоянной любовницей, женщиной по имени Теани. Насколько Мара могла припомнить, у властителя Седзу никогда не возникала надобность в городском доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83