Теперь каждый был готов восхищаться искусством, с каким она нанесла поражение врагу в его собственном доме.
Тем не менее там, где замешаны Минванаби, необходимо удвоить меры предосторожности, чтобы предусмотреть и пресечь любые попытки предательства. Если Мара не сделает этого — значит, она так ничему и не научилась. Тихо посовещавшись с Аракаси, она шагнула вперед. Почтительно поклонившись Имперскому Стратегу, она улыбнулась той улыбкой, которая поистине превращала ее в красавицу:
— Сожалею, господин мой, что мое невольное участие в этих кровавых событиях омрачило твой праздник.
Альмеко, которого все это не столько раздражало, сколько забавляло, бросил на Мару проницательный взгляд:
— На твои плечи, госпожа Мара, я не возлагаю никакой ответственности. По всем оставшимся долгам вскоре расплатится Джингу. Однако сдается мне, что дело на том не кончится. Даже если свежеиспеченный властитель обеспечит тебе охрану для возвращения домой… между прочим, поздравляю: это был тонкий ход… все-таки тебе предстоит столкнуться с трудностями.
Мара не поддержала разговора о грозящих ей опасностях. Вместо этого она позволила себе — со всем присущим ей обаянием — выразить сочувствие тому, кто был для Цурануани голосом самого Императора:
— Господин мой, в этом дворце совершилось слишком много печальных событий, чтобы торжество могло продолжаться с тем же блеском. Как бы ни хотелось Десио должным образом почтить тебя и твоих гостей, горе помешает возобновить увеселения в твою честь. Хотя поблизости есть и другие поместья, самый быстрый и прямой путь по реке ведет в Акому. Позволь мне в качестве компенсации предложить мой скромный дом для завершения празднеств твоего дня рождения. Если ты соблаговолишь принять мое предложение, слуги и мастера Акомы не пожалеют сил, чтобы доставить тебе удовольствие.
Тайные замыслы теснились в голове Мары. Она не преминула вспомнить о талантливых, но непризванных артистах, выступавших у нее на свадьбе. Тогда она оказала им честь своим вниманием, и в память об ее милостях они без долгих сборов охотно блеснут своим искусством, а это, в свою очередь, еще более укрепит престиж Мары, создав ей репутацию правительницы, сумевшей открыть новые таланты для развлечения Имперского Стратега. А множество достойных музыкантов и художников смогут заручиться столь нужным для них покровительством и в итоге окажутся в еще большем долгу перед Марой.
Альмеко расхохотался.
— А ты сообразительна, не так ли, птичка-невеличка? — Он прищурился. — Мне стоило бы самому присмотреться к тебе. Еще ни одна женщина никогда не носила белого с золотым, но ты… — Его взгляд утратил серьезность. — Нет, мне нравится твоя дерзость. — Он возвысил голос, обращаясь к гостям, которые медлили с уходом в надежде дождаться развязки событий. — На рассвете мы отправимся в путешествие во владения Акомы.
Он едва заметно поклонился и вышел за порог в сопровождении неизменных темных фигур магов с обоих флангов. Стоило Стратегу исчезнуть, как Мара немедленно оказалась в центре всеобщего внимания. Не покидая комнаты, где она чудом избежала смерти от рук убийц, Мара вдруг перестала быть отверженной, обреченной жертвой, чей жребий — неминуемая и скорая гибель. От знатнейших лиц Империи она принимала сейчас поздравления, похвалы и выражения почтения — все те свидетельства общественного одобрения, которые воздаются победителю, доказавшему свое право на участие в Игре Совета.
Задолго до рассвета воинский эскорт Мары был вызван из казарм Минванаби; свита заняла свои места вокруг госпожи на борту ее барки. Земля и воды еще спали во мраке, когда гребцы шестами оттолкнули судно от пристани. Слишком возбужденная событиями прошедшей ночи, чтобы даже пытаться отдохнуть, Мара стояла у поручней вместе с первой советницей и мастером тайного знания. С глубокой скорбью ощущая отсутствие Папевайо, они следили, как удаляются за кормой освещенные окна господского дома Минванаби. Пережитый ужас и неожиданный триумф оставили после себя слабость во всем теле Мары и вместе с тем — душевный подъем. Но ее мысли, как всегда, уже стремились вперед. Придется обойтись без обычных приготовлений к встрече, поскольку Имперский Стратег и все остальные гости нагрянут в поместье без предупреждения. Мара поневоле усмехнулась: Джайкен наверняка примется рвать на себе волосы, когда окажется, что на его подчиненных свалилась нежданная честь устройства празднования дня рождения Альмеко.
Рабы, сменив шесты на весла, дружно ударили ими по воде, и барка мягко покачнулась. На палубе там и сям перешептывались друг с другом солдаты, но, когда над озером запылали зарей небеса, все разговоры стихли. Позади, за кормой барки, разноцветная флотилия судов гостей покидала гостеприимные пределы владений Минванаби. При наличии такого множества благородных свидетелей Маре не приходилось опасаться нападения вражеских воинов, скрывшихся под личиной бандитов; да и в любом случае Десио едва ли был способен спланировать покушение в сумятице горя и формальностей, сопровождающих обряд самоубийства отца.
Когда над долиной поднялся золотой диск солнца, Мара и остальные знатные путешественники заметили на холме, примыкающем к Поляне Созерцания поместья Минванаби, небольшую группу солдат. Они отдавали последние почести властителю Джингу, стоя в карауле, пока тот собирался с духом, перед тем как броситься на собственный меч. Когда спустя некоторое время солдаты в оранжевых доспехах выстроились в шеренги и церемониальным шагом двинулись к поместью, Мара еле слышно вознесла богам благодарственную молитву: смертельный враг, подстроивший убийство ее отца и брата, едва не лишивший жизни ее, был мертв.
С кончиной Джингу дом Минванаби терял роль второй по могуществу силы после Имперского Стратега: Десио был молод и не наделен талантами, необходимыми политику. Мало кто считал его достойным преемником отца; те же, кто плыл сейчас на юг, во владения Акомы, в большинстве своем полагали, что наследнику предстоит сильно потрудиться, чтобы удержать от развала союзы, сколоченные его отцом, не говоря уже о наращивании мощи собственного дома. Сейчас, когда его семью ожидает неминуемый упадок, этим пожелают воспользоваться многие. Все, кто заискивал и угодничал перед Минванаби только из страха перед грозным властителем, переметнутся на сторону его врагов. Пока власть не перейдет к одному из более даровитых кузенов Десио, великая семья Минванаби вряд ли сможет рассчитывать на мало-мальский успех в Игре Совета.
Мара размышляла об этом и во время путешествия по реке, и позже, когда ее носилки, пробившись по запруженным толпой улицам Сулан-Ку, вырвались на более спокойные просторы окрестностей Акомы. Теперь, когда влиянию Минванаби в Высшем Совете пришел конец, некому было противостоять Альмеко, за исключением группы единомышленников из Партии Синего Колеса и Партии Прогресса. Рассеянно поглядывая на нарядные носилки вельмож, продвигающихся по дороге вслед за ее свитой, Мара раздумывала и о том, насколько могут измениться направления политических течений после всего случившегося. В глазах у нее засветилось подобие улыбки при мысли о мудрости Накойи, которая постаралась, чтобы хоть один раз за все время празднеств рядом с Марой за пиршественными столами оказался Хокану из Шиндзаваи. Позабавило ее и другое. Именно тогда, когда ей приходится обратиться к планам собственного замужества, в Империи начинается очередной тур схватки, в которой сойдется множество участников. Игра вступит в новую фазу, но никогда она не перестанет быть Игрой Совета.
Желая поделиться своими наблюдениями с Накойей, Мара повернулась к старой няне и обнаружила, что та задремала.
В эту минуту Аракаси произнес:
— Госпожа, впереди происходит нечто странное.
Его слова разбудили Накойю, которая уже собралась поворчать, но увидев, как напряженно вглядывается вдаль ее хозяйка, оставила свои жалобы при себе. На гребне следующего холма, где проходила граница владений Акомы, стояли по обеим сторонам дороги два воина. Слева, на земле Акомы, ждал солдат в знакомой зеленой форме гарнизона Мары. На втором солдате, стоявшем напротив, на земле, принадлежащей Империи, отчетливо виднелись красно-желтые доспехи Анасати.
— Акома! Акома! — чуть ли не в унисон закричали оба воина, как только свита и паланкин Мары оказались в поле их зрения. Носилки начали сворачивать влево. Мара тревожно оглянулась назад и поняла причину: требовалось освободить дорогу, чтобы дать возможность носилкам Имперского Стратега поравняться с ее носилками.
— Ты подготовила на редкость странный прием, властительница, — прокричал Альмеко, перекрывая топот ног.
— Господин мой, я сама теряюсь в догадках, что все это значит! — ответила захваченная врасплох Мара.
Стратег подал знак Имперским Белым, и обе свиты бок о бок поднялись на холм. На некотором расстоянии стояла другая пара воинов, а в отдалении виднелась еще и третья. Последняя, четвертая, пара часовых располагалась на вершине холма перед молитвенными вратами. По мере того как каждая пара взмахом рук подавала сигнал следующей, крик «Акома!» катился впереди возвращающихся носилок.
— С разрешения господина?.. — Мара вопрошающе склонила голову перед Альмеко.
Стратег коротким кивком выразил согласие, и властительница Акомы велела носильщикам ускорить шаг. Пока ее рабы бегом обгоняли кортеж Альмеко, Мара крепко держалась за расшитые бисером поручни; воины охраны бежали рядом. Перед ними простирались знакомые поля, тихие пастбища нидр. Нидры с детенышами были на месте, но Мара ощутила, как тревога обручем сжимает ей грудь. Насколько мог видеть глаз, поля казались безлюдными: ни крестьян, ни пастухов, ни носильщиков, ни работников с тачками. Отсутствовали даже рабы. На прогретых солнцем лугах, где надлежало не покладая рук трудиться работникам Акомы, без присмотра бродил брошенный на произвол судьбы скот.
Мара крикнула первому же солдату, мимо которого они проходили:
— Что случилось? На нас напали?
Чтобы ответить, воин побежал наравне с носилками и доложил на ходу:
— Госпожа, вчера явились войска Анасати и встали лагерем у молитвенных ворот. Военачальник Кейок приказал всем солдатам гарнизона быть наготове. Вдоль дороги он расставил посты, чтобы оповестить гарнизон о твоем возвращении или предупредить о появлении солдат Минванаби.
— Дочь моя, нужно быть настороже, — еле выговорила Накойя, у которой от тряски душа едва держалась в теле.
Однако Мара не нуждалась в предостережениях. Часовому из воинства Кейока она жестом приказала присоединиться к ее свите, а затем окликнула воина Анасати, прежде стоявшего напротив солдата Акомы, бегущего теперь вровень с носилками по противоположной стороне дороги.
Любой ответ следовало считать проявлением вежливости, потому что воины Анасати не подчинялись властительнице Акомы и не были обязаны отвечать на ее вопросы. Должно быть, этот солдат получил указание помалкивать, поскольку продолжал бежать молча, упрямо глядя перед собой. Когда свита Мары одолела последний подъем, перед ними открылась долина, пестревшая яркими цветами воинских доспехов. У Мары даже дух занялся от этого зрелища.
Более тысячи воинов Анасати в полной боевой готовности стояли перед воротами поместья. По другую сторону от низкой пограничной стены выстроилось столь же многочисленное войско Акомы под предводительством Кейока. В нескольких местах сплошные зеленые ряды прерывались блестящими черными клиньями: чо-джайны были полны решимости выполнить договор, который обязывал их поддержать союзника в случае любой угрозы покою Акомы.
Стоило показаться носилкам Мары, как долина взорвалась радостными криками: солдаты Акомы с нескрываемым энтузиазмом приветствовали свою госпожу. К несказанному удивлению Мары, их воодушевление нашло отклик и у воинства Анасати. Затем случилось такое, о чем не слыхивала даже старуха Накойя. Подобного не описывали ни сказки, ни баллады, ни былины о подлинных событиях великой Игры Совета: обе армии сломали свои ряды. Побросав оружие и на ходу расстегивая шлемы, воины рванулись к носилкам властительницы и окружили ее единой радостной толпой.
Мара от изумления потеряла дар речи. Кейок с трудом проложил себе дорогу между своими подчиненными. Толпа воинов Анасати также раздалась, и ошарашенная Мара оказалась лицом к лицу с Текумой. Властитель Анасати был облачен в доспехи своих предков — ярко-красные с желтым; рядом с ним шествовал военачальник его войска в шлеме с пышным плюмажем.
Вся эта масса вооруженных людей затихла; носильщики разом остановились. Лишь хриплый звук их дыхания отчетливо выделялся в наступившей тишине.
— Приветствую тебя, госпожа, — поклонился хозяйке Кейок.
Текума также шагнул вперед, склоняясь в вежливом поклоне;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Тем не менее там, где замешаны Минванаби, необходимо удвоить меры предосторожности, чтобы предусмотреть и пресечь любые попытки предательства. Если Мара не сделает этого — значит, она так ничему и не научилась. Тихо посовещавшись с Аракаси, она шагнула вперед. Почтительно поклонившись Имперскому Стратегу, она улыбнулась той улыбкой, которая поистине превращала ее в красавицу:
— Сожалею, господин мой, что мое невольное участие в этих кровавых событиях омрачило твой праздник.
Альмеко, которого все это не столько раздражало, сколько забавляло, бросил на Мару проницательный взгляд:
— На твои плечи, госпожа Мара, я не возлагаю никакой ответственности. По всем оставшимся долгам вскоре расплатится Джингу. Однако сдается мне, что дело на том не кончится. Даже если свежеиспеченный властитель обеспечит тебе охрану для возвращения домой… между прочим, поздравляю: это был тонкий ход… все-таки тебе предстоит столкнуться с трудностями.
Мара не поддержала разговора о грозящих ей опасностях. Вместо этого она позволила себе — со всем присущим ей обаянием — выразить сочувствие тому, кто был для Цурануани голосом самого Императора:
— Господин мой, в этом дворце совершилось слишком много печальных событий, чтобы торжество могло продолжаться с тем же блеском. Как бы ни хотелось Десио должным образом почтить тебя и твоих гостей, горе помешает возобновить увеселения в твою честь. Хотя поблизости есть и другие поместья, самый быстрый и прямой путь по реке ведет в Акому. Позволь мне в качестве компенсации предложить мой скромный дом для завершения празднеств твоего дня рождения. Если ты соблаговолишь принять мое предложение, слуги и мастера Акомы не пожалеют сил, чтобы доставить тебе удовольствие.
Тайные замыслы теснились в голове Мары. Она не преминула вспомнить о талантливых, но непризванных артистах, выступавших у нее на свадьбе. Тогда она оказала им честь своим вниманием, и в память об ее милостях они без долгих сборов охотно блеснут своим искусством, а это, в свою очередь, еще более укрепит престиж Мары, создав ей репутацию правительницы, сумевшей открыть новые таланты для развлечения Имперского Стратега. А множество достойных музыкантов и художников смогут заручиться столь нужным для них покровительством и в итоге окажутся в еще большем долгу перед Марой.
Альмеко расхохотался.
— А ты сообразительна, не так ли, птичка-невеличка? — Он прищурился. — Мне стоило бы самому присмотреться к тебе. Еще ни одна женщина никогда не носила белого с золотым, но ты… — Его взгляд утратил серьезность. — Нет, мне нравится твоя дерзость. — Он возвысил голос, обращаясь к гостям, которые медлили с уходом в надежде дождаться развязки событий. — На рассвете мы отправимся в путешествие во владения Акомы.
Он едва заметно поклонился и вышел за порог в сопровождении неизменных темных фигур магов с обоих флангов. Стоило Стратегу исчезнуть, как Мара немедленно оказалась в центре всеобщего внимания. Не покидая комнаты, где она чудом избежала смерти от рук убийц, Мара вдруг перестала быть отверженной, обреченной жертвой, чей жребий — неминуемая и скорая гибель. От знатнейших лиц Империи она принимала сейчас поздравления, похвалы и выражения почтения — все те свидетельства общественного одобрения, которые воздаются победителю, доказавшему свое право на участие в Игре Совета.
Задолго до рассвета воинский эскорт Мары был вызван из казарм Минванаби; свита заняла свои места вокруг госпожи на борту ее барки. Земля и воды еще спали во мраке, когда гребцы шестами оттолкнули судно от пристани. Слишком возбужденная событиями прошедшей ночи, чтобы даже пытаться отдохнуть, Мара стояла у поручней вместе с первой советницей и мастером тайного знания. С глубокой скорбью ощущая отсутствие Папевайо, они следили, как удаляются за кормой освещенные окна господского дома Минванаби. Пережитый ужас и неожиданный триумф оставили после себя слабость во всем теле Мары и вместе с тем — душевный подъем. Но ее мысли, как всегда, уже стремились вперед. Придется обойтись без обычных приготовлений к встрече, поскольку Имперский Стратег и все остальные гости нагрянут в поместье без предупреждения. Мара поневоле усмехнулась: Джайкен наверняка примется рвать на себе волосы, когда окажется, что на его подчиненных свалилась нежданная честь устройства празднования дня рождения Альмеко.
Рабы, сменив шесты на весла, дружно ударили ими по воде, и барка мягко покачнулась. На палубе там и сям перешептывались друг с другом солдаты, но, когда над озером запылали зарей небеса, все разговоры стихли. Позади, за кормой барки, разноцветная флотилия судов гостей покидала гостеприимные пределы владений Минванаби. При наличии такого множества благородных свидетелей Маре не приходилось опасаться нападения вражеских воинов, скрывшихся под личиной бандитов; да и в любом случае Десио едва ли был способен спланировать покушение в сумятице горя и формальностей, сопровождающих обряд самоубийства отца.
Когда над долиной поднялся золотой диск солнца, Мара и остальные знатные путешественники заметили на холме, примыкающем к Поляне Созерцания поместья Минванаби, небольшую группу солдат. Они отдавали последние почести властителю Джингу, стоя в карауле, пока тот собирался с духом, перед тем как броситься на собственный меч. Когда спустя некоторое время солдаты в оранжевых доспехах выстроились в шеренги и церемониальным шагом двинулись к поместью, Мара еле слышно вознесла богам благодарственную молитву: смертельный враг, подстроивший убийство ее отца и брата, едва не лишивший жизни ее, был мертв.
С кончиной Джингу дом Минванаби терял роль второй по могуществу силы после Имперского Стратега: Десио был молод и не наделен талантами, необходимыми политику. Мало кто считал его достойным преемником отца; те же, кто плыл сейчас на юг, во владения Акомы, в большинстве своем полагали, что наследнику предстоит сильно потрудиться, чтобы удержать от развала союзы, сколоченные его отцом, не говоря уже о наращивании мощи собственного дома. Сейчас, когда его семью ожидает неминуемый упадок, этим пожелают воспользоваться многие. Все, кто заискивал и угодничал перед Минванаби только из страха перед грозным властителем, переметнутся на сторону его врагов. Пока власть не перейдет к одному из более даровитых кузенов Десио, великая семья Минванаби вряд ли сможет рассчитывать на мало-мальский успех в Игре Совета.
Мара размышляла об этом и во время путешествия по реке, и позже, когда ее носилки, пробившись по запруженным толпой улицам Сулан-Ку, вырвались на более спокойные просторы окрестностей Акомы. Теперь, когда влиянию Минванаби в Высшем Совете пришел конец, некому было противостоять Альмеко, за исключением группы единомышленников из Партии Синего Колеса и Партии Прогресса. Рассеянно поглядывая на нарядные носилки вельмож, продвигающихся по дороге вслед за ее свитой, Мара раздумывала и о том, насколько могут измениться направления политических течений после всего случившегося. В глазах у нее засветилось подобие улыбки при мысли о мудрости Накойи, которая постаралась, чтобы хоть один раз за все время празднеств рядом с Марой за пиршественными столами оказался Хокану из Шиндзаваи. Позабавило ее и другое. Именно тогда, когда ей приходится обратиться к планам собственного замужества, в Империи начинается очередной тур схватки, в которой сойдется множество участников. Игра вступит в новую фазу, но никогда она не перестанет быть Игрой Совета.
Желая поделиться своими наблюдениями с Накойей, Мара повернулась к старой няне и обнаружила, что та задремала.
В эту минуту Аракаси произнес:
— Госпожа, впереди происходит нечто странное.
Его слова разбудили Накойю, которая уже собралась поворчать, но увидев, как напряженно вглядывается вдаль ее хозяйка, оставила свои жалобы при себе. На гребне следующего холма, где проходила граница владений Акомы, стояли по обеим сторонам дороги два воина. Слева, на земле Акомы, ждал солдат в знакомой зеленой форме гарнизона Мары. На втором солдате, стоявшем напротив, на земле, принадлежащей Империи, отчетливо виднелись красно-желтые доспехи Анасати.
— Акома! Акома! — чуть ли не в унисон закричали оба воина, как только свита и паланкин Мары оказались в поле их зрения. Носилки начали сворачивать влево. Мара тревожно оглянулась назад и поняла причину: требовалось освободить дорогу, чтобы дать возможность носилкам Имперского Стратега поравняться с ее носилками.
— Ты подготовила на редкость странный прием, властительница, — прокричал Альмеко, перекрывая топот ног.
— Господин мой, я сама теряюсь в догадках, что все это значит! — ответила захваченная врасплох Мара.
Стратег подал знак Имперским Белым, и обе свиты бок о бок поднялись на холм. На некотором расстоянии стояла другая пара воинов, а в отдалении виднелась еще и третья. Последняя, четвертая, пара часовых располагалась на вершине холма перед молитвенными вратами. По мере того как каждая пара взмахом рук подавала сигнал следующей, крик «Акома!» катился впереди возвращающихся носилок.
— С разрешения господина?.. — Мара вопрошающе склонила голову перед Альмеко.
Стратег коротким кивком выразил согласие, и властительница Акомы велела носильщикам ускорить шаг. Пока ее рабы бегом обгоняли кортеж Альмеко, Мара крепко держалась за расшитые бисером поручни; воины охраны бежали рядом. Перед ними простирались знакомые поля, тихие пастбища нидр. Нидры с детенышами были на месте, но Мара ощутила, как тревога обручем сжимает ей грудь. Насколько мог видеть глаз, поля казались безлюдными: ни крестьян, ни пастухов, ни носильщиков, ни работников с тачками. Отсутствовали даже рабы. На прогретых солнцем лугах, где надлежало не покладая рук трудиться работникам Акомы, без присмотра бродил брошенный на произвол судьбы скот.
Мара крикнула первому же солдату, мимо которого они проходили:
— Что случилось? На нас напали?
Чтобы ответить, воин побежал наравне с носилками и доложил на ходу:
— Госпожа, вчера явились войска Анасати и встали лагерем у молитвенных ворот. Военачальник Кейок приказал всем солдатам гарнизона быть наготове. Вдоль дороги он расставил посты, чтобы оповестить гарнизон о твоем возвращении или предупредить о появлении солдат Минванаби.
— Дочь моя, нужно быть настороже, — еле выговорила Накойя, у которой от тряски душа едва держалась в теле.
Однако Мара не нуждалась в предостережениях. Часовому из воинства Кейока она жестом приказала присоединиться к ее свите, а затем окликнула воина Анасати, прежде стоявшего напротив солдата Акомы, бегущего теперь вровень с носилками по противоположной стороне дороги.
Любой ответ следовало считать проявлением вежливости, потому что воины Анасати не подчинялись властительнице Акомы и не были обязаны отвечать на ее вопросы. Должно быть, этот солдат получил указание помалкивать, поскольку продолжал бежать молча, упрямо глядя перед собой. Когда свита Мары одолела последний подъем, перед ними открылась долина, пестревшая яркими цветами воинских доспехов. У Мары даже дух занялся от этого зрелища.
Более тысячи воинов Анасати в полной боевой готовности стояли перед воротами поместья. По другую сторону от низкой пограничной стены выстроилось столь же многочисленное войско Акомы под предводительством Кейока. В нескольких местах сплошные зеленые ряды прерывались блестящими черными клиньями: чо-джайны были полны решимости выполнить договор, который обязывал их поддержать союзника в случае любой угрозы покою Акомы.
Стоило показаться носилкам Мары, как долина взорвалась радостными криками: солдаты Акомы с нескрываемым энтузиазмом приветствовали свою госпожу. К несказанному удивлению Мары, их воодушевление нашло отклик и у воинства Анасати. Затем случилось такое, о чем не слыхивала даже старуха Накойя. Подобного не описывали ни сказки, ни баллады, ни былины о подлинных событиях великой Игры Совета: обе армии сломали свои ряды. Побросав оружие и на ходу расстегивая шлемы, воины рванулись к носилкам властительницы и окружили ее единой радостной толпой.
Мара от изумления потеряла дар речи. Кейок с трудом проложил себе дорогу между своими подчиненными. Толпа воинов Анасати также раздалась, и ошарашенная Мара оказалась лицом к лицу с Текумой. Властитель Анасати был облачен в доспехи своих предков — ярко-красные с желтым; рядом с ним шествовал военачальник его войска в шлеме с пышным плюмажем.
Вся эта масса вооруженных людей затихла; носильщики разом остановились. Лишь хриплый звук их дыхания отчетливо выделялся в наступившей тишине.
— Приветствую тебя, госпожа, — поклонился хозяйке Кейок.
Текума также шагнул вперед, склоняясь в вежливом поклоне;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83