— Но Эйлив — наш друг. Кроме того, весть рано или поздно все равно дойдет.
— Пусть лучше поздно. Нашему князю нужно время, чтобы определиться.
Богдан сообразил, что затаился не совсем удачно, и стал медленно ползти к стене.
— Что там? — услышав шорох, остерегся один из вошедших.
— Мыши, должно быть.
Богдан втиснулся под скамью и затих.
— Ты же знаешь, я предан князю не меньше тебя. Когда удача отвернулась от нас в греческом походе, моя рука спасла молодого государя. Ты хочешь его именем оправдать собственные интересы. Так поступать негоже.
— Мой интерес тут один. Ладога — это врата в Новгород, пусть привратник во всем слушает господина. Сам знаешь, Эйливу это не нравится. Кликнет варягов, тогда бед не оберешься.
— Ох, не вовремя ее смерть.
— Наоборот. Долее ждать — более увязнуть. С Ладогой давно надо решать.
Вошедшие от двери не удалялись, говорили негромко, но взволнованно. Их лиц Радим разглядеть не мог, но, судя по разговору, — это были бояре, приближенные самого князя Владимира. Скоморох увидел две пары сафьяновых сапог, украшенных золоченой вышивкой и самоцветами. На том, что помоложе, сапожки были ярко-белыми с золотым змеем, опутывающим своим хвостом голенище. Хриплый боярин был обут в сапоги темно-красного цвета с узором в виде диковинных цветов. Радиму подумалось, что две пары великолепных сапог — недурная добыча. Однако разбой он считал делом недостойным, а кроме того, излишне опасным.
— Не добр ты стал, Остромир. Ладно, буду молчать пару дней. Но перед отъездом обязательно поговорю с Эйливом. Это мое окончательное слово.
— Уговорились.
Молодой боярин отворил дверь, и оба собеседника вышли. Снова в палате повисла непроглядная тьма.
Раздался негромкий стук — это Богдан ударился лбом о лавку, когда поднимался на ноги.
— Что теперь? — прошептал он.
— Нашел что-нибудь?
— Да. Печка да беседа.
— Шутник, талый снеговик… — выругался Ра-дим. — Ценности нашел?
— Нет.
— Иди сюда. — Замок короба поддался ловким рукам Радима. Он откинул крышку и стал шарить внутри.
— Ничего не видать, — пожаловался Богдан. Радим извлек из-за кушака лучину и чиркнул огнивом. Маленький огонек заплясал во тьме.
— Во! Так лучше!
— Тс-с!
Скоморохи стали извлекать барахло, лежавшее в коробе. Несколько холщовых рубах, еще какое-то тряпье, глиняные горшки, какие-то деревянные доски… Ага, наконец попалось что-то ценное: кольчуга тонкой византийской работы. Тут же рядом находился и массивный конический шишак с позолоченным наносьем.
— Давай мешок! — скомандовал Радим.
Богдан подчинился, и вскоре кольчуга и шишак перекочевали в мешок. Радим стал рыться в коробе дальше.
— Еще есть что?
— Беда, пусто, — Радим был расстроен. Добыча не радовала богатством. Скоморох рассчитывал на большее.
— Что будем делать?
— Пойдем дальше, — кивок в сторону двери указал направление.
— Куда? Там же бояре!
— Уже ушли. Боишься?
— А то! Но все равно пойду. Веди.
На всякий случай лучину притушили, прежде чем заскрипеть дверью. Однако предосторожность была излишней. Радим чиркнул огнивом, подпаливая лучину вновь. Тени заиграли на бревенчатых стенах.
— Может, не пойдем дальше? — беспокойно спросил Богдан. — Тут тоже пусто.
Действительно, клеть, в которую они попали, была уставлена какими-то невразумительными бочками и чурбаками. Похоже, это был проходной помост, в который вела лестница с первого яруса. Из клети двери вели в отдельные палаты.
Удостоверившись, что ничего ценного и в этом месте не добыть, Радим принял решение идти дальше. Он приблизился к одной из дубовых дверей и прислонил к ней ухо.
— Богдан, а ты слышишь там что-нибудь?
— Нет.
Радим подождал еще несколько мгновений, потом начал медленно отворять дверь. Он был напряжен, в любой миг готов броситься в сторону. Были в жизни Радима случаи, когда ему приходилось сталкиваться с владельцем хором нос к носу — и уносить ноги. Все встречи окончились благополучно именно благодаря постоянной готовности скомороха к неожиданностям.
Дверь распахнулась полностью, но Радим не спешил переступать порог. Некоторое время он выжидал, вглядываясь в темноту. Может, здесь кто-то спит? Не хотелось бы забрести в палату, забитую отдыхающими ратниками. Расправа будет быстрой и жестокой. Судить по Русской Правде изувеченный труп не станут.
Радим счел задержку достаточной и переступил порог. Богдан подался за ним. Они осторожно прошли в глубь палаты, держась левой стены. Огонек лучины давал мало света, однако Радим сразу понял, что они попали в то место, о котором он мечтал.
Столы и лавки были покрыты дорогими паволоками, серебряная утварь в изобилии стояла на расписных коробах, на стенах висели диковинные шкуры и ковры. В глубине угадывались очертания огромного одра, украшенного вычурной резьбою и позолотой. Вдвоем, даже если очень напрячься, всего, что просилось в руки, не унести.
— Богато! — вырвалось у Богдана, и он потянулся рукой к чаше, стоявшей на одном из столов. — Ого! Вино!
То, что произошло дальше, Радим воспринял как гром среди ясного неба. Не успел Богдан поднести чашу к губам, как палата внезапно осветилась и скоморохи оказались окруженными дворовыми девками и детинами. Каждый холоп держал перед собой лучину. В клети стало светло, как днем.
Радим попытался прорваться к двери, но путь преградил коренастый бородач с секирой наперевес. Вид страж имел свирепый — вихры перехвачены железным кольцом-наголовником, на обеих руках широкие кожаные обручни, волосатая грудь выпирала из толстой тюленьей рубахи. Уткнувшись ему в живот, Радим отступил. Остальные противники были не столь грозны — несколько отроков и вдвое больше отроковиц, но бежать все равно было некуда: из палаты имелся только один выход.
Вооруженные мялицами и колотушками, дворовые теснились вокруг пожилой боярыни, которую Радим видел во главе праздничного стола.
— Отравители? — грозно спросила хозяйка.
— Что? — Богдан, на которого был направлен жесткий взгляд ее глаз, неуютно поежился.
Боярыня медленно села на массивный стул, украшенный причудливой резьбой и росписью. Одна из девок заботливо подложила ей за спину мягкую бархатную подушку.
— Кто послал вас отравить меня? — боярыня явно не шутила. — А ну-ка, Антипка, придуши старшого.
Радим еще не успел понять, что старшой — это он, как деревянное топорище прижало его кадык. Скоморох захрипел и задергался, но вырваться не мог: державший сзади Антипка знал свое дело.
— Отпусти, — велела боярыня слуге. Потом обратилась к Радиму: — Говори.
— Вот те зуб, милостивая боярыня! — Скоморох повалился на колени. — Не отравители мы. И помыслов даже не было!
— Проклятые язычники… — выругалась боярыня. — Зуб дают… Захочу, вообще без единого зуба отсюда уйдешь.
— Не гневись, милостивая боярыня! Христиане мы, добрые христиане! Вот и нательный крестик имеется, — Радим начал судорожно шарить на груди в поисках христианского талисмана.
— Знаю, какие вы христиане. Как и мой муженек, — церкви строите, а идолов не жгете. Спроси вас, что в Библии написано, слова верного не скажете.
— Неграмотные мы, есть беда, помилуй, милостивая боярыня…
— Пей вино, что истуканом замер, — приказала боярыня Богдану. — А ну, быстро!
Юноша повторять приказ не заставил и большими глотками стал поглощать содержимое чаши. Присутствующие молча наблюдали за процессом. Когда Богдан сделал последний глоток, отставил чашу и вытер рукавом сорочки капли с губ, боярыня глубокомысленно заметила:
— Не помер.
— Да рано мне помирать-то, матушка боярыня, — Богдану вино понравилось, он с удовольствием выпил бы еще. — Доброе питие!
— Кто ж вы тогда такие, коли не отравители?
— Я — Радим, а он вот — Богдан. Люди мы простые, не отравители, точно.
— Что за Радим? Что за Богдан? Ежели б это я сказала, мол, Параскева мое имя, то все б поняли, что я — жена воеводы Эйлива. Ибо нет другой Параскевы, которая ходит в золоченых сапожках и носит золотой обруч в седых волосах. Радимов же и Богданов, одетых в замызганные холщовые рубахи, в наших краях немало. Что тут делаете?
— Скоморохи мы. В хоромы нас какой-то важный господин завел, велел ждать. Мы же — глупня — решили палаты посмотреть, сюда вот зашли.
— Не тот ли важный господин вам и мешок этот дал? — Параскева указала на набитый доспехами мешок Богдана.
— Он и дал! — Богдан ответил быстрее Радима. — Вот, говорит, подержите.
— Так, так и было, — подтвердил товарищ.
— Покажите, что там.
Богдан скинул мешок на пол и развязал горловину.
— Это ж кольчужка и шишак Яна Творимирыча. Не он ли вас сюда привел?
— Он, он! Точно, так важного господина и звали. Дородный такой, в летах, но красавец, истинный боярин…
— Ври, да знай меру, — боярыня усмехнулась. — Красавец… Он был красавцем по меньшей мере лет восемь назад. Сейчас же у него шрам через все лицо и кривой нос.
— Точно, был у него шрам!
— Лгун. Я ж тебя проверяла, дурака. Это бронь не Яна, а Остромира. Ты вот на удочку и попался.
У Радима не было слов. Он сжался, ожидая с мгновения на мгновение удара секирой по шее.
— Воры вы, значит. Тати. Воеводу решили обокрасть, бессовестные. Мне когда Настасья сказала, что лезете в оконце, думала — по мою душу. Вот дворню собрала, все к приходу вашему приготовила. Ан нет. Чужого добра захотелось?
— Помилуй, матушка боярыня! — Рядом с Радимом на колени упал Богдан. В тоне Параскевы он уловил какие-то нотки, которые его не на шутку напугали.
— Я-то помилую, да Бог накажет. Хорошо, ежели сослужите мне службу, не отдам вас кату, а может, и награжу щедро. Готовы ли за меня головы положить?
— Да, милостивая боярыня! — Радим и Богдан одновременно ударились лбами о половицы.
— Донесли верные люди слух, что какой-то недруг, приехавший нынче в Ладогу, хочет меня убить, ядом потравить. Так вот, желаю выяснить, кто это умыслил и пошто? Ежели слух верен, я в великой опасности. Сделать же мало что могу, разве голодом себя уморить. Нужны помощники ловкие и сметливые, выносливые и радивые. Вы мне подходите.
— С радостью, матушка боярыня!
— Тогда так: младшей остается со мной и будет пробовать все блюда, что мне подают. А старшой слово даст честное, что товарища не бросит, а искать отравителя станет.
— Слово даю! Вот те крест, милостивая боярыня!
— Э-э… — Богдан явно был недоволен таким оборотом. — Я б лучше тоже поискал. Вдвоем оно сподручнее.
— Нет. Мне нужен тот, кто будет пробовать пищу. Я хоть и пожила много годов, но умирать еще не собираюсь.
— Помилуй, матушка боярыня! У тебя столько дворни, на что тебе я, сирый и убогий?
— Дворня мне как родная. Негоже их губить. Ты же — тать, все одно, плаха по тебе плачет.
— Радим, может, поменяемся? Давай, ты на боярские харчи, а я, клянусь Сварогом, отыщу подлого отравителя!
— Нет, Богдан. Что-то неохота.
— Ты мне должен гривну кун, Радим…
— Да ты не отчаивайся! Найду я отравителя! Вот, милостивая боярыня мне доверяет, поверь и ты.
— Радим, ты бросаешь меня в пасть свирепого льва!
— Это ты обо мне? — нахмурилась Параскева.
— Нет, нет, ни в коем случае, матушка боярыня! Я так… Жаль, жаль с другом расставаться.
— Коли скоро врага найдет, то скоро и свидитесь. Все в его руках.
— Вот-вот. Это и печалит.
— Ступай, тать, более не смей против воевод ладожских каверзы замышлять. Ищи отравителя. Как найдешь, сразу ко мне. Скажешь сторожам, тебя проводят. В любом случае, завтра на рассвете жду. Надеюсь, придешь не с голыми руками.
— Буду стараться, милостивая боярыня! Истинно стараться!
— Настасья, проводи гостя в людскую. И присмотри, чтоб он больше не шастал по чужим палатам.
Одна из девушек улыбнулась своей хозяйке, опустила колотушку и поспешила к выходу. Радим, кланяясь в пояс, медленно ретировался следом за ней.
— До свидания, милостивая боярыня!
— Не пропадай, — негромко напутствовал Радима Богдан.
Когда мрачный Антипка с секирой исчез за закрытой дверью, скоморох облегченно вздохнул. Он свободен! После того, что пришлось пережить, это казалось почти что чудом.
Глава 5
Свежий воздух бодрил, легкий морозец пощипывал незакрытую одеждой кожу. Находиться на улице было приятно. Часть гостей вывалила из риги и веселилась перед теремом, катаясь с ледяных горок и кидаясь снежками. Возраст забаве не помеха. Здесь крутились как совсем юные отроки, так и мужи солидных лет. Было много женщин. Больше, чем сидело за столами. Похоже, воевода согнал сюда всю прислугу, свободную от неотложных дел. Подвыпившие гости приставали к девкам, похлопывали их по ягодицам, пытались обнять. Девки притворно визжали, вырывались и бегали кругами. Наряду с русской речью слышалась норманнская, саксонская, франкская. Немало наехало в Ладогу заморских купцов. Здесь они чувствовали себя как дома. Древний град всегда отличался гостеприимством, еще до Рюрика Русского тут говорили на десятках языков и наречий, и это никого не смущало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41