Они увели ее с собой и приступили к удивительно захватывающему занятию – приобретению подходящей одежды для жизни в Сарантии. Они шутили и были полны готовности помочь, явно наслаждаясь этим делом и своими собственными непристойно остроумными пререканиями о том, что ей больше идет. У Касии горели щеки, и она даже смеялась во время этой эскапады. Никто из них не поинтересовался, какой будет ее жизнь в Сарантии, что было большим облегчением, потому что она этого не знала.
* * *
В банях Криспина натерли маслом, сделали ему массаж, потерли щетками, а потом он погрузился в блаженство успокаивающего, ароматного, горячего бассейна. Там было несколько других людей, которые тихо беседовали. Знакомое гудение тихих голосов чуть снова не усыпило его. Он освежился, нырнув в прохладный соседний бассейн, затем, завернутый в белую простыню, похожий на призрак, двинулся в парную, где, открыв дверь, увидел сквозь пар полдюжины людей в таких же одеяниях, расположившихся на мраморных скамьях.
Кто-то молча подвинулся, освобождая ему место. Другой человек махнул кому-то рукой, и голый слуга плеснул еще ковшик воды на горячие камни. С шипением взвился пар и еще плотнее окутал маленькую комнату. Криспин прогнал от себя всплывшую в мозгу картину окутанного туманом утра в Саврадии, привалился спиной к стене и закрыл глаза.
Беседа вокруг него текла прерывистая и несвязная. Люди редко вкладывают в беседу много энергии среди обволакивающего жара парной. Легче было уплывать с закрытыми глазами в дрему. Он слышал, как двигались и поднимались одни, другие входили и садились, а более прохладный воздух быстро проникал через открытую дверь; потом жар возвращался. Его тело стало скользким от пота, отяжелело от расслабляющего покоя. Такие бани, как эти, решил Кай, входят в число определяющих достижений современной цивилизации.
«Собственно говоря, – сонно думал он, – здесь туман не имеет ничего общего с холодным туманом полумира в той далекой глуши, в Саврадии». Он снова услышал шипение пара, когда кто-то плеснул еще воды, и усмехнулся про себя. Он в Сарантии, в оке мира, и уже многое началось.
– Мне было бы очень интересно узнать твое мнение по поводу неделимости природы Джада, – тихо произнес чей-то голос.
Криспин даже не открыл глаз. Ему рассказывали о подобных вещах. Говорили, что сарантийцы готовы страстно обсуждать до бесконечности три темы: колесницы, танцы и религию. Торговцы фруктами, предостерегал его Карулл, начнут произносить перед ним речи о скрытом смысле образа бородатого или безбородого Джада; сапожники будут высказывать резкие и твердые суждения насчет последней декларации патриархов о Геладикосе; шлюха захочет узнать его мнение о статусе икон святых великомучеников прежде, чем соблаговолит раздеться.
Поэтому он не удивился, услышав, как хорошо воспитанный мужчина в парной выражается подобным образом. Что его удивило, так это то, что его толкнули ногой в лодыжку, и тот же голос прибавил:
– Поистине неразумно уснуть в парной. Криспин открыл глаза.
В клубящемся тумане их осталось всего двое. Вопрос о боге был адресован ему.
Задавший его, тоже свободно закутанный в белую простыню, сидел и смотрел на него очень голубыми глазами. У него были великолепные золотистые волосы, точеные черты лица, покрытое шрамами, тренированное тело, и он был верховным стратигом Империи.
Криспин поспешно сел.
– Мой господин! – воскликнул он.
Леонт улыбнулся.
– Удобный случай поговорить, – пробормотал он. И вытер пот со лба краем простыни.
– Это совпадение? – настороженно спросил Криспин.
Его собеседник рассмеялся.
– Едва ли. Город слишком велик для этого. Я подумал, что надо организовать встречу, чтобы узнать твои взгляды по некоторым интересующим меня вопросам.
Его манеры были до крайности учтивыми. Солдаты его любят, говорил Карулл. Готовы умереть за него. И умирали – на полях сражений далеко на западе, в пустынях маджритов, и на дальнем севере, у Карша и Москава.
В нем не было ни капли высокомерия. В отличие от его жены. Но все равно самонадеянная уверенность, с которой была устроена эта встреча, вызывала протест. Всего несколько мгновений назад в парной находилось, по крайней мере, шесть человек и прислуживающий раб…
– Интересующие вопросы? Например, мое мнение об антах и их готовности к вторжению? – Он понимал, что это слишком резкий ответ и, вероятно, неразумный. С другой стороны, дома всем известен его характер, пускай его узнают и здесь.
Леонт казался просто озадаченным.
– Зачем мне у тебя спрашивать об этом? Ты получил военное образование?
Криспин покачал головой. Стратиг посмотрел на него.
– Может быть, ты обладаешь сведениями о городских стенах, водных источниках, состоянии дорог, о тропах через горы? Кто из их военачальников применяет необычное построение войск? Сколько стрел их лучники носят в колчанах? Кто командует их флотом в этом году и насколько хорошо он знает гавани?
Леонт внезапно улыбнулся. У него была ослепительная улыбка.
– Не могу представить себе, что ты можешь мне действительно помочь, даже если бы захотел. Даже если такие вещи, как вторжение, планируются. Нет-нет, признаюсь, меня больше интересуют твоя вера и твои взгляды на изображение бога.
Тут одно воспоминание стало на место, словно щелкнул ключ в замке. Раздражение сменилось другим чувством.
– Ты их не одобряешь, если мне позволено будет высказать предположение?
Красивое лицо Леонта осталось невозмутимым.
– Не одобряю. Я разделяю мнение, что создавать святые образы – значит принижать чистоту бога.
– А те, кто почитает их или поклоняется таким образам? – спросил Криспин. Он уже знал ответ. Он уже вел подобные разговоры. Только не потея в парной и не с таким человеком.
Леонт сказал:
– Это, разумеется, идолопоклонство. Возвращение к варварству. А ты что об этом думаешь?
– Людям нужна тропинка к их богу, – тихо ответил Криспин. – Но, признаюсь, я предпочитаю не высказывать свои взгляды по таким вопросам. – Он выдавил из себя улыбку. – Как ни странно для Сарантия проявлять сдержанность в высказывании своих взглядов насчет веры. Господин мой, я нахожусь здесь по распоряжению императора и буду стараться угодить ему своей работой.
– А патриархам? Им тоже постараешься угодить?
– Человек всегда надеется угодить сильным мира сего, – тихо произнес Криспин. Он вытер краем простыни пот со лба. Сквозь пар, как ему показалось, он заметил, как голубые глаза сверкнули, а губы слегка дрогнули. Леонт все же обладал чувством юмора. Это было некоторым облегчением. Криспин никак не мог прогнать от себя мысль о том, что они здесь одни и что жена этого человека сегодня утром была в комнате у Криспина и сказала… то, что сказала. Он решил, что утренняя встреча не имеет отношения к этой встрече.
Он выдавил из себя еще одну улыбку.
– Если ты находишь меня неподходящим собеседником по военным вопросам – и я понимаю почему, – с чего ты решил, что нам нужно обсуждать мою работу в святилище? Смальту и ее форму? Ты разбираешься в окраске стекла или хочешь больше узнать об этом? О способах его резки? Какого ты мнения о достоинствах и методах размещения смальты под разными углами на известковом основании? У тебя есть свои взгляды на использование гладких камней для изображения человеческого тела?
Стратиг смотрел на него серьезно, без всякого выражения. Криспин помолчал, потом сбавил тон.
– У каждого из нас есть своя область приложения усилий, мой господин. Твоя область имеет гораздо большее значение, по-моему, но моя, может быть, сохранится дольше. Наверное, нам лучше всего беседовать – если ты окажешь мне такую честь – совсем о другом. Ты был вчера на ипподроме?
Леонт слегка изменил позу на своей скамье; его белая простыня сползла на бедра. Свежий шрам тянулся по диагонали от ключицы до талии багровой линией, как шов. Он наклонился и вылил еще один ковш воды на камни. На мгновение пар окутал комнату.
– Сирос не испытывал затруднений, рассказывая нам о своих замыслах и намерениях, – заметил стратиг.
«Нам», – подумал Криспин.
– Как я понял, госпожа ваша супруга ему покровительствовала, – пробормотал он. – И я полагаю, он выполнял для вас частный заказ.
– Да, деревья и цветы в мозаике. Для наших супружеских покоев. Олень у ручья, кабаны и охотничьи собаки и тому подобное. Конечно, такие изображения у меня не вызывают вопросов. – Он говорил очень серьезно.
– Конечно. Прекрасная работа, я уверен, – мягко сказал Криспин.
Последовало короткое молчание.
– Откуда мне знать, – ответил Леонт. – Полагаю, она достаточно искусная. – Его зубы опять блеснули в улыбке. – Как ты говоришь, я могу судить об этом не больше, чем ты можешь оценить тактику боя.
– Ты же спишь в этой комнате, – ответил Криспин, противореча собственным аргументам. – И смотришь на мозаику каждую ночь.
– Не каждую, – коротко возразил Леонт. – Я не слишком обращаю внимание на цветы на стенах.
– Но тебя до такой степени волнует бог в святилище, что ты даже организовал эту встречу?
Леонт кивнул головой.
– Это другое. Ты намереваешься создать изображение бога на потолке?
– На куполе. Мне кажется, что именно этого от меня и ожидают, мой господин. Если не будет других указаний императора или патриархов, как ты сказал, я должен буду его создать.
– Ты не боишься запятнать себя ересью?
– Я создавал образы бога с тех пор, как был еще подмастерьем, мой господин. Если это теперь официально признано ересью и перестало быть предметом текущих споров, то никто не сообщил мне об этой перемене. Неужели армия занялась формированием религиозной доктрины? И мы теперь станем обсуждать, как сделать пролом во вражеских стенах при помощи пения молитв Джаду? Или будем запускать в катапультах юродивых?
Кажется, он зашел слишком далеко. Лицо Леонта потемнело.
– Ты дерзок, родианин.
– Надеюсь, что нет, мой господин. Но я хочу указать тебе, что нахожу выбранный тобой предмет беседы нетактичным. Я не сарантиец, мой господин. Я – гражданин Родиаса, приглашенный сюда в качестве гостя Империи.
Неожиданно для него Леонт снова улыбнулся.
– Совершенно справедливо. Прости меня. Твое появление среди нас вчера ночью было весьма… эффектным, и должен сознаться, я не так беспокоился насчет Украшения святилища, зная, что его будет делать Сирос и что моя жена знакома с его идеями. Он задумал картину, на которой не было бы… изображения Джада.
– Понятно, – тихо произнес Криспин.
Это было неожиданностью и позволяло разгадать еще одну часть головоломки.
– Мне говорили, что эта отставка может огорчить госпожу твою жену. Я вижу, что тебя это тоже озаботило, по другим причинам.
Леонт поколебался.
– Я серьезно отношусь к вопросам веры. Гнев Криспина улетучился. Он сказал:
– Это весьма разумно, мой господин. Мы все – дети бога и должны чтить его… каждый по-своему. – Теперь он ощущал некоторую усталость. Он явился на восток только для того, чтобы хоть немного избавиться от горя и найти утешение в важной работе. Запутанные сложности мира здесь, в Сарантии, окружали его со всех сторон.
Сидящий на противоположной скамье Леонт откинулся назад и не ответил. Через мгновение он протянул руку и постучал в дверь. По этому сигналу ее кто-то распахнул, впустив струю холодного воздуха, затем дверь закрылась. Кажется, только один человек ждал возможности войти. Он прошлепал, припадая на одну ногу, мимо стратига и сел на сиденье напротив Криспина.
– Банщика нет? – проворчал он.
– Ему позволили выйти на несколько минут, чтобы немного охладиться, – вежливо ответил Леонт. – Он должен вот-вот вернуться, или придет другой. Плеснуть для тебя воды?
– Давай, – равнодушно ответил пришедший.
«Очевидно, – подумал Криспин, – он представления не имеет о том, кто только что вызвался заменить для него банщика». Леонт взял ковшик, опустил его в кадку и плеснул водой на горячие камни, раз, потом второй. Зашипел и затрещал пар. Волна влажного жара накатила на Криспина, словно нечто осязаемое, вызвала стеснение в груди, перед глазами все расплылось.
Он угрюмо посмотрел на стратига.
– Вторая профессия? Леонт рассмеялся.
– Менее опасная. Но и менее прибыльная, заметь. Я вынужден оставить тебя отдыхать здесь. Надеюсь, ты как-нибудь зайдешь поужинать? Моя жена получит удовольствие от беседы с тобой. Она… коллекционирует умных людей.
– Меня еще никогда не коллекционировали, – пробормотал Криспин.
Третий человек сидел молча, не обращая на них внимания, плотно завернувшись в простыню. Леонт бросил на него быстрый взгляд, потом встал. В маленькой комнатке он казался даже выше ростом, чем во дворце прошлой ночью. У него на спине виднелись еще шрамы, и перекатывались бугры мышц. У двери он обернулся.
– Оружие сюда приносить запрещено, – мрачно произнес он. – Если ты отдашь тот клинок, что у тебя под ступней, то будешь виновен лишь в незначительном нарушении закона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
* * *
В банях Криспина натерли маслом, сделали ему массаж, потерли щетками, а потом он погрузился в блаженство успокаивающего, ароматного, горячего бассейна. Там было несколько других людей, которые тихо беседовали. Знакомое гудение тихих голосов чуть снова не усыпило его. Он освежился, нырнув в прохладный соседний бассейн, затем, завернутый в белую простыню, похожий на призрак, двинулся в парную, где, открыв дверь, увидел сквозь пар полдюжины людей в таких же одеяниях, расположившихся на мраморных скамьях.
Кто-то молча подвинулся, освобождая ему место. Другой человек махнул кому-то рукой, и голый слуга плеснул еще ковшик воды на горячие камни. С шипением взвился пар и еще плотнее окутал маленькую комнату. Криспин прогнал от себя всплывшую в мозгу картину окутанного туманом утра в Саврадии, привалился спиной к стене и закрыл глаза.
Беседа вокруг него текла прерывистая и несвязная. Люди редко вкладывают в беседу много энергии среди обволакивающего жара парной. Легче было уплывать с закрытыми глазами в дрему. Он слышал, как двигались и поднимались одни, другие входили и садились, а более прохладный воздух быстро проникал через открытую дверь; потом жар возвращался. Его тело стало скользким от пота, отяжелело от расслабляющего покоя. Такие бани, как эти, решил Кай, входят в число определяющих достижений современной цивилизации.
«Собственно говоря, – сонно думал он, – здесь туман не имеет ничего общего с холодным туманом полумира в той далекой глуши, в Саврадии». Он снова услышал шипение пара, когда кто-то плеснул еще воды, и усмехнулся про себя. Он в Сарантии, в оке мира, и уже многое началось.
– Мне было бы очень интересно узнать твое мнение по поводу неделимости природы Джада, – тихо произнес чей-то голос.
Криспин даже не открыл глаз. Ему рассказывали о подобных вещах. Говорили, что сарантийцы готовы страстно обсуждать до бесконечности три темы: колесницы, танцы и религию. Торговцы фруктами, предостерегал его Карулл, начнут произносить перед ним речи о скрытом смысле образа бородатого или безбородого Джада; сапожники будут высказывать резкие и твердые суждения насчет последней декларации патриархов о Геладикосе; шлюха захочет узнать его мнение о статусе икон святых великомучеников прежде, чем соблаговолит раздеться.
Поэтому он не удивился, услышав, как хорошо воспитанный мужчина в парной выражается подобным образом. Что его удивило, так это то, что его толкнули ногой в лодыжку, и тот же голос прибавил:
– Поистине неразумно уснуть в парной. Криспин открыл глаза.
В клубящемся тумане их осталось всего двое. Вопрос о боге был адресован ему.
Задавший его, тоже свободно закутанный в белую простыню, сидел и смотрел на него очень голубыми глазами. У него были великолепные золотистые волосы, точеные черты лица, покрытое шрамами, тренированное тело, и он был верховным стратигом Империи.
Криспин поспешно сел.
– Мой господин! – воскликнул он.
Леонт улыбнулся.
– Удобный случай поговорить, – пробормотал он. И вытер пот со лба краем простыни.
– Это совпадение? – настороженно спросил Криспин.
Его собеседник рассмеялся.
– Едва ли. Город слишком велик для этого. Я подумал, что надо организовать встречу, чтобы узнать твои взгляды по некоторым интересующим меня вопросам.
Его манеры были до крайности учтивыми. Солдаты его любят, говорил Карулл. Готовы умереть за него. И умирали – на полях сражений далеко на западе, в пустынях маджритов, и на дальнем севере, у Карша и Москава.
В нем не было ни капли высокомерия. В отличие от его жены. Но все равно самонадеянная уверенность, с которой была устроена эта встреча, вызывала протест. Всего несколько мгновений назад в парной находилось, по крайней мере, шесть человек и прислуживающий раб…
– Интересующие вопросы? Например, мое мнение об антах и их готовности к вторжению? – Он понимал, что это слишком резкий ответ и, вероятно, неразумный. С другой стороны, дома всем известен его характер, пускай его узнают и здесь.
Леонт казался просто озадаченным.
– Зачем мне у тебя спрашивать об этом? Ты получил военное образование?
Криспин покачал головой. Стратиг посмотрел на него.
– Может быть, ты обладаешь сведениями о городских стенах, водных источниках, состоянии дорог, о тропах через горы? Кто из их военачальников применяет необычное построение войск? Сколько стрел их лучники носят в колчанах? Кто командует их флотом в этом году и насколько хорошо он знает гавани?
Леонт внезапно улыбнулся. У него была ослепительная улыбка.
– Не могу представить себе, что ты можешь мне действительно помочь, даже если бы захотел. Даже если такие вещи, как вторжение, планируются. Нет-нет, признаюсь, меня больше интересуют твоя вера и твои взгляды на изображение бога.
Тут одно воспоминание стало на место, словно щелкнул ключ в замке. Раздражение сменилось другим чувством.
– Ты их не одобряешь, если мне позволено будет высказать предположение?
Красивое лицо Леонта осталось невозмутимым.
– Не одобряю. Я разделяю мнение, что создавать святые образы – значит принижать чистоту бога.
– А те, кто почитает их или поклоняется таким образам? – спросил Криспин. Он уже знал ответ. Он уже вел подобные разговоры. Только не потея в парной и не с таким человеком.
Леонт сказал:
– Это, разумеется, идолопоклонство. Возвращение к варварству. А ты что об этом думаешь?
– Людям нужна тропинка к их богу, – тихо ответил Криспин. – Но, признаюсь, я предпочитаю не высказывать свои взгляды по таким вопросам. – Он выдавил из себя улыбку. – Как ни странно для Сарантия проявлять сдержанность в высказывании своих взглядов насчет веры. Господин мой, я нахожусь здесь по распоряжению императора и буду стараться угодить ему своей работой.
– А патриархам? Им тоже постараешься угодить?
– Человек всегда надеется угодить сильным мира сего, – тихо произнес Криспин. Он вытер краем простыни пот со лба. Сквозь пар, как ему показалось, он заметил, как голубые глаза сверкнули, а губы слегка дрогнули. Леонт все же обладал чувством юмора. Это было некоторым облегчением. Криспин никак не мог прогнать от себя мысль о том, что они здесь одни и что жена этого человека сегодня утром была в комнате у Криспина и сказала… то, что сказала. Он решил, что утренняя встреча не имеет отношения к этой встрече.
Он выдавил из себя еще одну улыбку.
– Если ты находишь меня неподходящим собеседником по военным вопросам – и я понимаю почему, – с чего ты решил, что нам нужно обсуждать мою работу в святилище? Смальту и ее форму? Ты разбираешься в окраске стекла или хочешь больше узнать об этом? О способах его резки? Какого ты мнения о достоинствах и методах размещения смальты под разными углами на известковом основании? У тебя есть свои взгляды на использование гладких камней для изображения человеческого тела?
Стратиг смотрел на него серьезно, без всякого выражения. Криспин помолчал, потом сбавил тон.
– У каждого из нас есть своя область приложения усилий, мой господин. Твоя область имеет гораздо большее значение, по-моему, но моя, может быть, сохранится дольше. Наверное, нам лучше всего беседовать – если ты окажешь мне такую честь – совсем о другом. Ты был вчера на ипподроме?
Леонт слегка изменил позу на своей скамье; его белая простыня сползла на бедра. Свежий шрам тянулся по диагонали от ключицы до талии багровой линией, как шов. Он наклонился и вылил еще один ковш воды на камни. На мгновение пар окутал комнату.
– Сирос не испытывал затруднений, рассказывая нам о своих замыслах и намерениях, – заметил стратиг.
«Нам», – подумал Криспин.
– Как я понял, госпожа ваша супруга ему покровительствовала, – пробормотал он. – И я полагаю, он выполнял для вас частный заказ.
– Да, деревья и цветы в мозаике. Для наших супружеских покоев. Олень у ручья, кабаны и охотничьи собаки и тому подобное. Конечно, такие изображения у меня не вызывают вопросов. – Он говорил очень серьезно.
– Конечно. Прекрасная работа, я уверен, – мягко сказал Криспин.
Последовало короткое молчание.
– Откуда мне знать, – ответил Леонт. – Полагаю, она достаточно искусная. – Его зубы опять блеснули в улыбке. – Как ты говоришь, я могу судить об этом не больше, чем ты можешь оценить тактику боя.
– Ты же спишь в этой комнате, – ответил Криспин, противореча собственным аргументам. – И смотришь на мозаику каждую ночь.
– Не каждую, – коротко возразил Леонт. – Я не слишком обращаю внимание на цветы на стенах.
– Но тебя до такой степени волнует бог в святилище, что ты даже организовал эту встречу?
Леонт кивнул головой.
– Это другое. Ты намереваешься создать изображение бога на потолке?
– На куполе. Мне кажется, что именно этого от меня и ожидают, мой господин. Если не будет других указаний императора или патриархов, как ты сказал, я должен буду его создать.
– Ты не боишься запятнать себя ересью?
– Я создавал образы бога с тех пор, как был еще подмастерьем, мой господин. Если это теперь официально признано ересью и перестало быть предметом текущих споров, то никто не сообщил мне об этой перемене. Неужели армия занялась формированием религиозной доктрины? И мы теперь станем обсуждать, как сделать пролом во вражеских стенах при помощи пения молитв Джаду? Или будем запускать в катапультах юродивых?
Кажется, он зашел слишком далеко. Лицо Леонта потемнело.
– Ты дерзок, родианин.
– Надеюсь, что нет, мой господин. Но я хочу указать тебе, что нахожу выбранный тобой предмет беседы нетактичным. Я не сарантиец, мой господин. Я – гражданин Родиаса, приглашенный сюда в качестве гостя Империи.
Неожиданно для него Леонт снова улыбнулся.
– Совершенно справедливо. Прости меня. Твое появление среди нас вчера ночью было весьма… эффектным, и должен сознаться, я не так беспокоился насчет Украшения святилища, зная, что его будет делать Сирос и что моя жена знакома с его идеями. Он задумал картину, на которой не было бы… изображения Джада.
– Понятно, – тихо произнес Криспин.
Это было неожиданностью и позволяло разгадать еще одну часть головоломки.
– Мне говорили, что эта отставка может огорчить госпожу твою жену. Я вижу, что тебя это тоже озаботило, по другим причинам.
Леонт поколебался.
– Я серьезно отношусь к вопросам веры. Гнев Криспина улетучился. Он сказал:
– Это весьма разумно, мой господин. Мы все – дети бога и должны чтить его… каждый по-своему. – Теперь он ощущал некоторую усталость. Он явился на восток только для того, чтобы хоть немного избавиться от горя и найти утешение в важной работе. Запутанные сложности мира здесь, в Сарантии, окружали его со всех сторон.
Сидящий на противоположной скамье Леонт откинулся назад и не ответил. Через мгновение он протянул руку и постучал в дверь. По этому сигналу ее кто-то распахнул, впустив струю холодного воздуха, затем дверь закрылась. Кажется, только один человек ждал возможности войти. Он прошлепал, припадая на одну ногу, мимо стратига и сел на сиденье напротив Криспина.
– Банщика нет? – проворчал он.
– Ему позволили выйти на несколько минут, чтобы немного охладиться, – вежливо ответил Леонт. – Он должен вот-вот вернуться, или придет другой. Плеснуть для тебя воды?
– Давай, – равнодушно ответил пришедший.
«Очевидно, – подумал Криспин, – он представления не имеет о том, кто только что вызвался заменить для него банщика». Леонт взял ковшик, опустил его в кадку и плеснул водой на горячие камни, раз, потом второй. Зашипел и затрещал пар. Волна влажного жара накатила на Криспина, словно нечто осязаемое, вызвала стеснение в груди, перед глазами все расплылось.
Он угрюмо посмотрел на стратига.
– Вторая профессия? Леонт рассмеялся.
– Менее опасная. Но и менее прибыльная, заметь. Я вынужден оставить тебя отдыхать здесь. Надеюсь, ты как-нибудь зайдешь поужинать? Моя жена получит удовольствие от беседы с тобой. Она… коллекционирует умных людей.
– Меня еще никогда не коллекционировали, – пробормотал Криспин.
Третий человек сидел молча, не обращая на них внимания, плотно завернувшись в простыню. Леонт бросил на него быстрый взгляд, потом встал. В маленькой комнатке он казался даже выше ростом, чем во дворце прошлой ночью. У него на спине виднелись еще шрамы, и перекатывались бугры мышц. У двери он обернулся.
– Оружие сюда приносить запрещено, – мрачно произнес он. – Если ты отдашь тот клинок, что у тебя под ступней, то будешь виновен лишь в незначительном нарушении закона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72