***
Рэйну разбудил стук. Девушка глянула в окно – солнце еще не взошло, только чуть просветлела узкая полоска на краю небосвода. Она накинула платье поверх ночной рубашки и открыла дверь. На пороге стоял секретарь Эльвина. Молодой человек смущенно откашлялся:
– Простите мое вторжение, госпожа Доннер, но не могли бы вы пройти со мной к графу?
– Он хочет меня видеть? – Быстро спросила Рэйна, сердце заколотилось в надежде на чудо.
Секретарь смутился еще сильнее:
– Я взял на себя смелость позвать вас. Понимаете, его светлость получил письмо из дома. Госпожа графиня… все очень плохо, – по-детски беспомощно закончил он свою путаную речь.
Рэйна быстро оделась, закрутила волосы в узел. По дороге она пыталась расспросить секретаря, что же случилось, но выяснила только, что в Инваносе случилась какая-то беда с женой Эльвина.
Граф узнал девушку по шагам, обернулся к ней:
– Как хорошо, что вы здесь.
Секретарь тихонько прикрыл за собой дверь, оставив их наедине. Пожалуй, оно и к лучшему, что графини Клэры больше нет. Его хозяин заслужил хоть немного счастья. Когда пройдет первое потрясение, он и сам это осознает. Если прислуга в замке молодую графиню не любила, то секретарь тихо ненавидел. Он помнил, так тяжело ранила Эльвина неприязнь жены в первые годы после несчастья, какой болью оплачено его нынешнее вежливое равнодушие к матери своих детей. Секретарь искренне любил молодого хозяина, считал его великим человеком, заслуживающим счастья, и молился за его благополучие. Семеро, наконец, ответили на молитвы, пусть и несколько неожиданным образом.
Рэйна грустно улыбнулась, хоть Эльвин и не мог увидеть ее улыбку:
– Я всегда буду рядом, я так решила, – она присела на подлокотник его кресла.
– Я получил письмо от дяди. Моя жена мертва. Вместе с ней убили жреца Эарнира, служившего в замке. Принесли в жертву Ареду.
Рэйна не сразу поверила – жертвы Ареду? Это что-то из прошлого, страшные сказки на ночь, пугать непослушных детей. Давно уже не приносят жертвы на алтарях Темного, да и самих-то алтарей не осталось. Она вспомнила портрет Саломэ Темной в галерее наместниц. Говорят, перед самой смертью она принесла в жертву молодого жреца Эарнира, надеялась выкупить его жизнью свою, но Аред не смог, или не захотел ей помочь. История повторяется…
– Кто это сделал? Они ведь поймали его?
Эльвин кивнул:
– Дознаватели арестовали Вэрда Старниса. Я знаю его с детства и не верю, что он способен на такое. И Арно не верит, он пытается найти настоящего убийцу, но боится опоздать.
– Старнис? Это ведь граф Виастро?
– Нет, он не граф. То есть, был графом, но потом титул перешел к старшему сыну. Будь он правящим графом, дознаватели бы не посмели выдвинуть обвинение! – Рэйна и представить не могла, что спокойный, всегда погруженный в себя Эльвин способен так гневаться. – Я пойду к наместнице! Хранитель прав, они делают с провинциями, что пожелают! Им легче казнить ни в чем неповинного человека и оставить Виастро на семилетнего мальчишку, чем найти настоящего преступника.
Попав в свиту наместницы, Рэйна держалась в стороне и от шумных увеселений, и от дворцовых сплетен, не говоря уже о борьбе за подачки – основного занятия придворных. Безземельные дворяне, включая ее дядюшку, кормились милостями наместницы и готовы были за эти милости перегрызть горло кому угодно. Продвижение по службе в канцеляриях и министерствах, место в свите ее величества, государственный пенсион – дядюшка мог обсуждать эти животрепещущие темы часами, Рэйна достаточно устала от этого живя в его доме, чтобы искать того же при дворе. Но даже будучи затворницей, она знала, кто может помочь в таком деле:
– Нужно идти к министру Чангу. Говорят, он всемогущ. Наместница позволяет ему все, как прежде Энрисса.

***
Министр государственного спокойствия был занят, графу Инваноса пришлось подождать в приемной, пока он освободится. Господин Чанг читал донесение своего человека из Квэ-Эро: корабли отплыли, эльфы так ничего и не предприняли, а в ночь перед отплытием на «Сильвану» с тщательными предосторожностями погрузили таинственные бочки. Что в них, прознатчику выяснить не удалось, но министр догадывался, и догадка привела его не в лучшее расположение духа.
Если герцог Квэ-Эро каким-то чудом узнал про неудачный опыт военачальника Тейвора двадцатилетней давности… Чанг отписал своему человеку, что именно нужно искать, и, отхлебнув остывший карнэ (он уже забыл, когда ему в последний раз удавалось выпить свой карнэ горячим) пригласил графа в кабинет.
Рэйна была готова, что ей вежливо предложат выйти вон, но Чанг любезно кивнул девушке, пока та помогала Эльвину сесть в кресло, и словно забыл о ее существовании. Впрочем, Рэйна не обольщалась – не позднее полудня министр будет знать и о ее прогулках с графом, и о разрыве помолвки с герцогом, если уже не знает.
Она быстро огляделась – про кабинет министра государственного спокойствия ходили разные слухи: и что прямо там, позади его стола, стоит дыба, обычно прикрытая белой простыней, и что Чанг пьет, чтобы заглушить голос совести, и весь пол уставлен пустыми бутылками, а кавднийский ковер на полу заляпан винными пятнами. Другие, впрочем, уверяли, что бурые пятна на ковре отнюдь не от вина. Не то, чтобы девушка верила в эти нелепицы, но действительность оказалась и вовсе прозаичной.
Просторная светлая комната, окна большие, прозрачные, не так уж сильно министр боится за свою жизнь, если сидит спиной к окну на первом этаже. Никакого ковра нет, янтарный паркет елочкой, добротный стол и кресла, несколько шкафов. Ни дыбы, ни пустых бутылок, вместо вина на столе наполовину пустая чашка с карнэ и гора бумаг. Никаких украшений, только на стене, напротив стола, портрет наместницы. Рэйне понадобилось некоторое время, чтобы понять, что изображенная на нем золотоволосая женщина – Энрисса, а не Саломэ.
Наместница, в простом белом платье, сидела в кресле, положив книгу на колени, в пол-оборота к зрителю. Небрежно заплетенная коса была перекинута через плечо, на губах играла теплая улыбка. Женщина на портрете казалось такой молодой и счастливой, неудивительно, что Рэйна едва не ошиблась. До сих пор ей доводилось видеть только поздние портреты Энриссы Златовласой, где строгая наместница взирала на мир усталым взглядом, опустив уголки губ.
– Прошу прощения за задержку, ваша светлость. Дело не терпело отлагательств. Я вас внимательно слушаю.
– Вчера я получил письмо от лорда Дарио. Отцы-дознаватели арестовали Вэрда Старниса и обвиняют его в убийстве моей жены и жреца Эарнира.
– Примите мои соболезнования, граф. Произошла трагедия. Понимаю ваше стремление поскорее вернуться домой, – между строк читалось: «ну и при чем тут я? Почему бы тебе не оставить меня в покое и не пойти собирать вещи?»
– Я собирался уехать сегодня, но теперь не могу. Старнис ни в чем не виноват. Его необходимо освободить!
Министр вздохнул, и медленно, внятно, словно разговаривал с ребенком, ответил:
– Ни в чем неповинного Старниса застали с ножом в руках над свежими трупами. Согласитесь, что у дознавателей были некоторые основания для ареста.
– Я уверен, что этому есть объяснение, – Эльвин не сдавался.
– Разумеется есть. Как насчет такого: ваш дядя, лорд Дарио, дал убежище пособнику Ареда, своему давнему другу, а тот, в «благодарность» убил его невестку и жреца. А есть и другой вариант: ваш дядя, тайный аредопоклонник, закрывал глаза на жертвоприношения в якобы заброшенной часовне, а то и сам принимал в них участие. А вовлек его в темный культ Вэрд Старнис. Возможно еще и третье, объясняющее, почему жертвой стала именно ваша жена, – Чанг выразительно кашлянул в сторону Рэйны, невольно сжавшей плечо Эльвина, – мне продолжать?
– Прекратите! Вы же знаете, что ни Вэрд, ни Арно никого не убивали!
Чанг согласился:
– Знаю. Я знаю так же, что только благодаря Старнису, уговорившему вашего порывистого дядюшку не делать глупостей, тот не поднял мятеж в вашей провинции.
– Жаль. Я бы его поддержал, – Эльвин выпрямился в кресле, сцепив руки так, что побелели костяшки пальцев.
– Тогда только к лучшему, что вас там не было, – любезно ответил Чанг. – Поймите, граф, – из голоса министра исчезла ироничная вежливость, – я рад был бы помочь. Вэрд Старнис хорошо управлял своими землями, защищал границы и вовремя платил налоги. То же самое делал его сын, и будет делать его внук. Но вытащить Старниса на этот раз – невозможно. Даже если доказать, что он не приносил жертвы Ареду, остается обвинение в пособничестве. Через год пересмотр дела, если бы на тот момент он был еще на свободе, а его племянников оправдали, жрецам пришлось бы отступить. Но до конца года его так или иначе сожгут. Я отправил своих людей в Инванос, в помощь Дарио. Если они успеют найти мерзавца, Старниса казнят за то, что он и в самом деле совершил. Насколько я понимаю, для него это будет большим облегчением.
Людей в Инванос Чанг отправил прежде всего следить за слишком горячим лордом Дарио, весьма удачно женившемся на дочери вождя самого большого варварского племени в тех краях. В случае мятежа лорда Арно ждал своевременный несчастный случай. Поиск настоящего убийцы не входил в число первостепенных задач господина министра. Он наверняка уже за границей, а чем больше варваров принесут в жертву кому угодно, хоть Ареду, хоть Семерым, хоть самому Творцу, тем лучше для империи. Если граф Эльвин и вправду так умен, как о нем говорят, он и сам поймет, что делают в Инваносе люди Чанга.
Эльвин подался вперед:
– Это все, что вы можете для него сделать?
– Нет, не все. Еще я напомню отцам-дознавателям, что законы империи запрещают применять пытки к лицам дворянского сословия без позволения наместницы иначе, чем в случае обвинения в государственной измене. В измене Старниса на этот раз не обвиняют. И прослежу, чтобы о моем напоминании не забыли. А на вашем месте, граф, я бы обратился к старшему дознавателю с просьбой о свидании. Скажите, что хотите воззвать к совести убийцы, убедить его раскаяться перед посмертием. Уверен, что вам не откажут. Окажите Старнису эту последнюю услугу, – на словах «последнюю услугу» Чанг сделал особое ударение.
Побледневший Эльвин на ощупь нашел руку Рэйны и поднялся:
– Я надеялся на большее, но если нет другого выхода, я воспользуюсь вашим советом.
Чанг проводил неожиданных посетителей долгим взглядом. Интересно, знает ли Хранитель, что у его невесты появился шанс стать графиней Инваноса, а не герцогиней Суэрсена? Можно только порадоваться за девочку – слепой мечтатель намного лучше зрячего убийцы.
Рэйна и Эльвин медленно шли по коридору. На середине пути граф неожиданно попросил:
– Пойдемте в сад, Рэйна. Я не хочу сейчас возвращаться к себе, отвечать на вопросы, диктовать письма. Расписываться в собственном бессилии. Чанг прав, остается только одно, но я не могу решиться. Наверное, я трус.
Только услышав его слова, девушка в ужасе осознала, о какой «последней услуге» говорил министр. Да, лучше так, чем сгореть заживо, но почему Чанг переложил эту тяжесть на Эльвина? Разум услужливо подсказал ответ: потому что никто не заподозрит безутешного вдовца, а про министра и без того рассказывают слишком много подобных историй.

***
Время в маленькой камере тянулось бесконечно медленно, в какой-то момент Вэрд перестал отмечать дни, все равно они ничем не отличались друг от друга. Его больше не выводили из камеры, даже в пыточную. Дознаватель приходил сам – стражник с трудом впихивал в крошечную каморку табурет, Реймон садился, ставил на пол фонарь. Их встречи давно уже превратились в ритуал: неизменный и бессмысленный, как и положено ритуалу. Порой Вэрд с тоской думал, что лучше бы его пытали. Он предпочел бы сражаться с собственной болью, чем снова и снова пытаться прошибить непоколебимую уверенность жреца.
Реймон по праву был старшим дознавателем Хейнара. Этот человек замечал мельчайшие пятна на чужой душе и выжигал каленым железом. Он словно взирал на мир сквозь искривленную призму: любая ошибка превращалась в злой умысел, недосмотр – в преступное легкомыслие, надежда – в трусость, любовь – в похоть, честь – в гордыню. После визитов Реймона старый граф чувствовал себя грязной тряпкой, брошенной нерадивой хозяйкой догнивать в углу.
Вэрд Старнис всегда знал, что должно и что не должно. Он не умел лгать себе: ему приходилось поступаться честью ради долга, но до сих пор бывшему графу Виастро удавалось сохранить чистую совесть. Он верил, что в любой ситуации делал все, что было в его силах.
Впервые его вера пошатнулась, когда близнецы напали на Вильена. Если бы он любил этих детей, быть может, они выросли бы людьми. Вторым ударом стал побег братьев – он должен был предвидеть и не допустить. Тогда Ллин остался бы жив, а Мэлин не потерял разум. Последним, сокрушительным ударом стало жертвоприношение в заброшенной часовне:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63