Утром в полумиле от них прошел крупный
каик под немецким флагом, ощетинившийся пулеметами. На баке
была установлена 42-миллиметровая пушка. Пополудни с
оглушительным ревом мимо них пронесся быстроходный немецкий
катер, да так близко, что каик едва не перевернулся. Грозя
кулаками, Мэллори и Андреа почем зря ругали гогочущих матросов.
Но попыток осмотреть или задержать каик не было. И британцы, и
немцы могли не колеблясь вторгнуться в нейтральные турецкие
воды, но существовало молчаливое джентльменское соглашение,
согласно которому суда и самолеты не осуществляли взаимных
военных действий. Они вели себя словно посланцы воюющих держав,
очутившиеся в столице нейтрального государства, и относились
или безупречно вежливо и холодно друг к другу, или подчеркнуто
не замечали присутствия противника. Однако появление судов и
самолетов враждующих стран постоянно напоминало о войне.
Происходили и иные события, свидетельствующие, сколь непрочен
этот кажущийся мир. Медленно двигались стрелки часов, приближая
их с каждой минутой к той гигантской скале, которую надо было
покорить через какие-то восемь часов. Впереди по курсу в
пятидесяти милях от каика возникли очертания мрачных, словно
зазубренных скал острова Навароне, повисшего над мерцающим
горизонтом. Остров, чей темный силуэт выделялся на сапфирном
фоне неба, казался далеким, пустынным и грозным.
В половине третьего двигатель остановился. Не было ни
чиханья, ни перебоев - признаков неизбежной беды. Еще секунду
назад слышалось его уверенное тарахтенье, и вдруг наступила
полная и зловещая тишина. Первым к машинному отсеку бросился
Мэллори.
- В чем дело, Браун? - В голосе капитана слышалась
тревога. - Движок сломался?
- Не совсем так, сэр. - Браун все еще возился с
двигателем, и голос его звучал глухо. - Я его просто выключил.
- Выпрямившись, он неуклюже вылез из люка, сел, свесив в отсек
ноги, и стал жадно хватать ртом свежий воздух. Несмотря на
загар, лицо его было очень бледным. Мэллори внимательно
посмотрел на механика.
- Можно подумать, вас кто-то до смерти напугал.
- Не в этом дело, - помотал головой Браун. - Сидя в
этой проклятой дыре все эти последние два или три часа, я дышал
ядовитыми газами. Только сейчас понял. - Проведя по лбу рукой,
он простонал. - Голова раскалывается, сэр. Закись углерода не
очень-то полезна для здоровья.
- Утечка в выпускном коллекторе?
- Да. И не только это. - Он ткнул пальцем вниз. -
Видите вон ту водонапорную трубку? На ней шар, водоохладитель.
Трубка не толще листка бумаги. Должно быть, много часов была
утечка на фланце. Минуту назад в ней вырвало огромную дырищу.
Искры, дым, пламя длиной дюймов шесть. Пришлось сразу выключить
эту хреновину, сэр.
Поняв, наконец, что произошло, Мэллори кивнул.
- Что же делать? Отремонтировать сумеете, Браун?
- Это невозможно, сэр, - решительно мотнул головой
механик. - Нужно заварить или запаять. Внизу, в груде хлама я
приметил нужную деталь. Вся ржавая, немногим лучше той, что
полетела... Но надо попробовать, сэр.
- Я помогу, - вызвался Миллер.
- Благодарю вас, капрал. Как думаете, сколько вам
понадобится времени, Браун?
- Бог его знает. Часа два, может, четыре. Гайки и болты
заржавели, придется срубать или отпиливать их, потом искать
другие.
Мэллори промолчал, медленно повернулся и направился к
Стивенсу. Оставив рулевую рубку, тот склонился над рундуком,
где лежали паруса. Подняв голову, юноша вопросительно посмотрел
на новозеландца.
- Доставай и ставь, - одобрительно кивнул головой
Мэллори. - Брауну понадобится часа четыре на ремонт. А мы с
Андреа поможем тебе, как сумеем.
Два часа спустя двигатель все еще молчал. Каик удалился на
значительное расстояние от турецких территориальных вод, его
несло к большому острову, находившемуся милях в восьми по курсу
вест-норд-вест. Теплый ветер стал крепчать и дул с 0стовой,
затягиваемой тучами, части горизонта. Под рейковым парусом и
кливером - других парусов не нашлось, - закрепленным на
фок-мачте, - приблизиться к территориальным водам оказалось
невозможно. Мэллори решил идти к острову - там их будет
труднее обнаружить, чем в открытом море. Озабоченно взглянув на
часы, он перевел огорченный взгляд на удаляющееся турецкое
побережье. И тотчас весь насторожился, вглядевшись в темную
полосу моря, суши и неба на востоке.
- Андреа! Видишь?
- Вижу, капитан, - отозвался рядом Андреа. - Каик. В
трех милях отсюда. Идет прямо на нас, - добавил он тихо.
- Идет на нас, - согласился капитан. - Позови Миллера и
Брауна.
Когда все собрались, Мэллори не стал терять времени даром.
,
- Нас задержат и будут обыскивать, - торопливо сказал
он. - Если я не ошибаюсь, это тот самый каик, который попался
нам утром. Не знаю, каким образом, но немцы что-то пронюхали и
будут очень внимательны. Церемониться не станут, все
перетормошат. Вооружены до зубов, с этими шутки плохи. Не будем
играть в кошки-мышки. Или мы их - или они нас. Досмотра
допустить нельзя. Сами знаете, что у нас за груз. Однако, -
прибавил он негромко, - бросать за борт его мы не будем.
Мэллори поспешно объяснил, как следует действовать.
Стивенс, смотревший из окна, снова ощутил пустоту в желудке,
почувствовал, как отхлынула от лица кровь. Хорошо, что он в
рулевой рубке: никто не заметит, как дрожит у него нога.
- Но послушайте, сэр... - произнес он дрогнувшим
голосом.
- Да. В чем дело, Стивенс? - Несмотря на спешку, Мэллори
умолк, увидев бледное, неподвижное лицо и пальцы, вцепившиеся в
подоконник.
- Вы не посмеете это сделать, сэр! - хриплым из-за
волнения голосом произнес Стивенс. Несколько секунд он
беззвучно шевелил губами. Наконец, его прорвало: - Это резня,
сэр. Подлое убийство.
- Заткнись, пацан! - рявкнул Миллер.
- Хватит, капрал! - оборвал Мэллори американца. Долгим
взглядом посмотрев на него, перевел холодный взор на Стивенса.
- Лейтенант, принцип успешного ведения войны состоит в том,
чтобы поставить противника в невыгодные условия и не дать ему
шансов на успех. Или мы убьем их, или они нас. Или они
погибнут, или мы, а вместе с нами и тысяча парней на острове
Керос. Неужели не ясно, лейтенант? Пусть вас не мучит совесть.
Несколько секунд Стивенс молча смотрел на капитана,
сознавая, что все смотрят на него. В эту минуту он возненавидел
Мэллори, готов был убить его. И внезапно понял, что ненавидит
капитана за жестокую логику, заключенную в его словах.
Посмотрел на свои сжатые кулаки. Мэллори, идол каждого молодого
скалолаза в довоенной Великобритании, альпинистские подвиги
которого давали пищу для сенсационных газетных заголовков в
38-м и 39-м годах. Мэллори, лишь из-за неудачно сложившихся
обстоятельств дважды потерпевший неудачу при попытке похитить
Роммеля, лису пустыни, из его собственного штаба. Мэллори,
трижды отказавшийся от повышения по службе, чтобы остаться с
критянами, обожавшими его. Все эти мысли пронеслись в мозгу
Энди. Подняв голову, юноша вгляделся в худощавое загорелое
лицо, чувственный, словно высеченный резцом рот, густые темные
брови, нависшие над карими глазами, которые могли быть и такими
холодными и такими добрыми. И он устыдился, осознав, что не
сможет ни понять, ни осудить Мэллори.
- Прошу прощения, сэр, - чуть улыбнулся он. - Как
выразился бы капрал Миллер, я влез без очереди со своей
критикой. - Посмотрев на каик, несшийся к ним с зюйд-оста,
Стивенс снова почувствовал тошнотворное чувство страха, но
произнес довольно твердо: - Я вас не подведу, сэр.
- А я и не сомневался, - улыбнулся в ответ Мэллори и
взглянул на Миллера и Брауна. - Приготовьте все, что надо, и
положите куда следует. Не суетясь, чтобы не увидели. Они
смотрят на вас в бинокли.
Повернувшись, он пошел на нос, Андреа следом за ним.
- Круто ты обошелся с юношей, - сказал без упрека и
осуждения грек.
- Знаю, - пожал плечами Мэллори. - Я и сам не рад. Но
так было надо.
- Пожалуй, - проговорил Андреа. - Да, но это было
неприятно... Как думаешь, они пустят в ход носовые пушки?
- Вполне. Они б не стали догонять нас, не будь они
уверены, что дело нечисто. Дадут предупредительный выстрел, и
только. Как правило, немцы ведут себя прилично.
- Прилично? - сморщил лоб Андреа.
- Ладно, не придирайся, - улыбнулся Мэллори. - По
местам. Ждите моего сигнала. Долго я вас ждать не заставлю, -
прибавил он сухо.
Буруны от форштевня исчезли, мощный рев дизеля сменился
ровным рокотом. Немецкое судно, двигаясь по инерции,
остановилось в полутора метрах от каика. Сидя на носу на ящике
для рыбы, Мэллори старательно пришивал пуговицу к поношенной
куртке, зажатой у него между ног. Шестеро немцев в флотской
форме находились на палубе каика. Один склонился над
установленным на баке на треножном станке крупнокалиберным
"шпандау" со вставленной в приемник лентой. Трое расположились
группой в средней части судна, у каждого наготове "шмайсер". В
дверях рулевой рубки стоял командир - молодой лейтенант;
волевое лицо, холодные глаза, на кителе "Железный крест". Из
машинного отсека высунулась чья-то голова. Рейковый парус мешал
Мэллори видеть корму, но, судя по тому, куда нацелен "шпандау",
можно было заключить, что и на корме "немца" установлен
пулемет.
Суровый лейтенант, поистине выкормыш "Гитлерюгенд", сложил
ладони рупором:
- Спустить паруса!
Мэллори так и обмер. В ладонь ему вонзилась игла, но он не
заметил этого. Лейтенант отдал команду по-английски! А Стивенс
так молод, так неопытен. Он непременно попадется на удочку...
Но этого не случилось. Приоткрыв дверь рубки, юноша высунулся,
приставил ладонь к уху и бессмысленно уставился вверх,
карикатурно разинув рот. Изобразил этакого придурка, не
понимающего, чего от него хотят. Мэллори готов был обнять его.
Не только его поступки, но и одежда и черная шевелюра
соответствовали образу медлительного, недоверчивого
островитянина-рыбака.
- Чего надо? - завопил Стивенс.
- Спустить паруса! Мы сейчас сойдем к вам на борт, -
добавил лейтенант опять по-английски.
Стивенс все так же растерянно смотрел на немца, потом
недоуменный взгляд перевел на Андреа и Мэллори. Те столь же
убедительно изобразили удивление.
- Виноват, не понимаю по-немецки! - пожал плечами Энди.
- А по-нашему не умеешь говорить? - произнес он на
безукоризненном греческом языке. Правда, так говорят в Аттике,
а не на островах Архипелага; но Мэллори был уверен, что
лейтенант не заметит разницы.
- Немедленно лечь в дрейф. Мы поднимемся к вам на борт.
- Лечь в дрейф? - Возмущение было таким неподдельным,
поток ругательств и проклятий столь обильным, что лейтенант на
мгновение опешил. - Да кто ты такой, чтоб нам приказывать?
- Даю десять секунд, - оборвал его немецкий лейтенант.
Он успел прийти в себя и держался холодно и чопорно. - Потом
откроем огонь.
Сделав вид, что готов подчиниться, Стивенс повернулся к
Андреа и Мэллори.
- На то и победители, чтоб приказывать! - произнес он с
горечью. - Убирай паруса!
Быстро освободили фал, закрепленный на утке. Мэллори
потянул вниз кливер, сгреб его и молча присел у ящика на
корточки, зная, что за ним наблюдает дюжина враждебных глаз.
Парус закрывал его колени, старая куртка - предплечья,
сложенные на ляжках ног; кисти опущены, голова склонена -
воплощенное уныние и покорность. Под тяжестью рангоутного
дерева с шумом спустился рейковый парус. Андреа ступил на него,
сделал пару неуверенных шагов к носу, но остановился, опустив
руки. Усилившийся стук дизеля, поворот штурвала, и немецкое
судно оказалось у борта каика. Трое немцев с "шмайсерами" в
руках быстро, но так, чтобы не оказаться в секторе обстрела
своих крупнокалиберных пулеметов (теперь можно было видеть на
корме и второй), прыгнули на палубу каика. Один из трех тут же
бросился к фок-мачте и встал там, держа всю команду под
прицелом. Всех, кроме Мэллори. Того опекал пулеметчик,
находившийся на носу.
Мэллори невольно восхитился безупречной слаженностью и
четкостью действий немецких моряков.
Подняв голову, капитан осмотрелся с чисто крестьянским
равнодушием. Кейси Браун присел на корточки у машинного отсека,
возясь с глушителем, лежавшим на крышке люка. В двух шагах от
него устроился Дасти Миллер. Нахмурясь, он старательно вырезал
из консервной банки кусок жести, видно, нужный для ремонтных
работ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40