Лишь черноту выключенного экрана. Нет, скорее казалось, будто на телевизор набросили одеяло. Джек отключил ее. Замаскировал свои мысли. Утвердил свою независимость от нее. Это, мягко выражаясь, тревожило.
- Такое впечатление, будто ты меня больше не любишь, - с надутым видом произнесла Мими, приподняв густые белокурые волосы и отпустив их так, что они эффектно упали на плечи.
На девушке была черная трикотажная кофточка, которая под лампами дневного света казалась прозрачной. Мими знала, что сквозь тонкий трикотаж Джеку виден ее бюстгальтер «Ле мистерс».
Джек криво усмехнулся.
- Невозможно. Это было бы все равно что себя ненавидеть. А я не мазохист.
Мими медленно повела плечами, отвернулась и прикусила губу.
Джек обнял ее и привлек к себе. Они были одного роста - глаза их находились на одном уровне. Как будто в зеркало смотришься.
- Будь хорошей девочкой, - сказал Джек.
- Ты кто такой и что ты сделал с моим братом? - ломающимся голосом произнесла она.
Но чувствовать себя в объятиях было приятно, и Мими тоже обняла брата в ответ. Ну вот, так-то лучше.
- Джек, я боюсь, - прошептала она.
Они были там, тем вечером, с Эгги. Эгги не должна была умереть. Эгги не могла умереть. Это просто не может быть правдой. Это невозможно. Во всех смыслах слова. Но они видели тело Эгги в морге тем холодным серым утром. Они с Джеком оказались единственными, кто мог опознать тело. Они держали безжизненные руки Эгги. Они видели ее застывшее в крике лицо. И, что много хуже, они видели отметины на ее шее. Немыслимо! Даже нелепо. Это просто не имело смысла. Мир перевернулся. Это шло вразрез со всем, что им рассказывали. Произошедшее еще даже не начало укладываться у Мими в голове.
- Ведь правда же, это шутка?
Джек покачал головой.
- Нет.
- Может, она просто рано ушла на следующий цикл? - спросила Мими, вопреки всякой очевидности надеясь, что им удастся найти этому всему хоть какое-то разумное объяснение.
Должно же быть разумное объяснение! Такого просто не могло произойти! Только не с ними!
- Нет. Они провели анализы. Все еще хуже. Ее кровь... она исчезла.
Мими пробрал озноб. Как будто кто-то пробежал по ее могиле.
- В каком смысле - исчезла?
- Эгги выпили.
- Ты имеешь в виду...
Джек кивнул.
- Полное потребление.
Мими отпрянула.
- Ты шутишь! Ну, скажи, что шутишь! Это же просто... просто невозможно!
И снова это слово. Слово, что само собою выскакивало на протяжении всех выходных и утром понедельника, после того звонка. Его повторяли родители Мими и Джека, старейшины, стражи - да все! Того, что произошло с Эгги, просто не могло быть. С этим соглашались все. Мими подошла к открытому окну, шагнула в полосу солнечного света и с наслаждением ощутила его теплое прикосновение к коже. «Ничто не может причинить нам вреда».
- Они созвали тайное совещание. Сегодня разослали письма.
- Уже? Но они же даже еще не начали изменяться! - возмутилась Мими. - Разве это не против правил?
- Чрезвычайная ситуация. Необходимо всех предупредить. Даже недозревших.
Мими вздохнула.
- Ну да, ясно.
Ей, пожалуй, нравилось быть одной из самых молодых. И не нравилось понимать, что вскоре другие вытеснят ее с позиции новенькой.
- Я собираюсь на урок. А ты куда? - спросил Джек, заправляя рубашку в брюки - совершенно бессмысленное движение.
Стоило ему потянуться за своей кожаной сумкой, как полы рубашки снова выскочили из-за пояса.
- В «Барниз», - сообщила Мими, доставая солнечные очки. - Мне нечего надеть на похороны.
ГЛАВА 6
Вторым уроком у Шайлер была этика: ее вели одновременно для учеников второго и третьего курсов, завершающих свои исследования по этнокультурным различиям. Преподаватель, мистер Орион, кучерявый выпускник Брауновского университета, обладатель вислых усов, маленьких очков в проволочной оправе, длинного носа Сирано и пристрастия к слишком большим для него, мешковатым свитерам, что болтались на нем, словно на пугале, восседал посреди кабинета и вел дискуссию.
Шайлер отыскала место у окна и поставила стул в круг. Присутствовало всего десять учеников, стандартное количество. Шайлер невольно обратила внимание, что Джека Форса на его месте не видно. Они за весь семестр не обменялись ни единым словом, и теперь ей было интересно, а помнит ли он вообще, что в пятницу вечером поздоровался с ней?
- Кто-нибудь из вас был близко знаком с Эгги? - спросил мистер Орион, хотя вопрос не имел отношения к предмету.
Окончив школу Дачезне, ты мог, наткнувшись даже через много лет после выпуска на бывшего соученика где-нибудь в аэропорту, или на прогулке по центру Помпиду, или в баре «Макс Фиш», тут же пойти с ним выпить и завести душевный разговор, потому что даже если в школе вообще не общался с этим человеком, то все равно почти все о нем знал, вплоть до интимных подробностей.
- Что, совсем никто? - переспросил мистер Орион.
Блисс Ллевеллин осторожно подняла руку.
- Я, - робко произнесла она.
- Может, поделишься с нами какими-нибудь воспоминаниями о ней?
Блисс опустила руку и покраснела. Воспоминания об Эгги? А что она на самом деле знала о ней? Знала, что Эгги любит наряды, шопинг и свою крохотную собачку Белоснежку - чихуахуа, той же породы, что и собака самой Блисс. Эгги нравилось наряжать Белоснежку в дурацкие костюмчики. У собачки даже была норковая курточка, в пару куртке Эхти. Вот и все, что Блисс смогла вспомнить. Да знают ли люди что-либо друг о друге? И, во всяком случае, на самом деле Эгги была подругой Мими.
Блисс снова вернулась мыслями к той злосчастной ночи. Она проговорила с Диланом в том переулке целую вечность. Когда они докурили все сигареты, сколько их было, Дилан наконец-то отправился в «Банк», а она неохотно вернулась в «Квартал-122», к претензиям Мими. Когда она вернулась, Эгги за столом не было, и Блисс так и не видела ее до конца вечера.
От двойняшек Форс Блисс знала основное - что они нашли Эгги в «Сумерках», задней комнате, куда прятали тех, кто перебрал с наркотиками и отключился. Эта комнатка была небольшим грязным секретом «Квартала-122», каковой клуб успешно скрывал от газет посредством весомых взяток копам и репортерам, специализирующимся на сплетнях. Обычно отрубившиеся клиенты приходили в себя через несколько часов, особо не пострадав, с отличной историей, которую можно рассказывать друзьям: «И представляешь, просыпаюсь я в этом чулане! Вот это оттянулись, прикинь!» - и их отправляли домой в полном порядке (по большей части).
А в ту пятницу что-то пошло не так. Привести Эгги в чувство не удалось. А когда ее на «скорой помощи» (в роли таковой выступил джип хозяина клуба) доставили в больницу Святого Винсента, Эгги уже была мертва. Все решили, что причиной стала передозировка наркотиков. В конце концов, ее же нашли в чулане. Чего ж вы ждали?
Только вот Блисс точно знала, что Эгги не прикасалась к наркотикам. Как и у Мими, слабостями Эгги были солярии и сигареты. На наркотики окружение Маделин Форс взирало с презрением. «Мне для крутости ничего не надо - я и так крута», - любила с гордостью повторять Мими.
- Она была... доброй, - попыталась хоть что-нибудь сказать Блисс. - Она очень любила свою собачку.
- У меня когда-то жил попугай, - кивнув, произнесла какая-то девочка с покрасневшими глазами. Это именно она в коридоре вручила Мими платочек. - Когда он умер, у меня было такое чувство, словно умерла часть меня.
И как-то так вышло, что смерть Августы Карондоле, которую чаще звали Эгги, превратилась из трагедии в повод пообсуждать, у кого какие домашние любимцы жили, где в городе можно найти для них кладбище и этично ли клонировать умершего питомца.
Шайлер стоило большого труда скрыть свое презрение. Ей нравился мистер Орион, нравился его непринужденный, как у пуделя, подход к жизни, но противно было видеть, как он позволил ее соученикам превратить серьезную вещь - смерть человека, которого все они знали, девушки, которой еще даже не исполнилось шестнадцати, которую они видели загорающей во внутреннем дворике, играющей в мяч на физкультуре и безудержно лопающей шоколадные пирожные на благотворительном базарчике (подобно всем популярным девчонкам Дачезне, Эгги обожала вкусно покушать, но эта любовь никак не сказывалась на ее стройной фигуре), - в какую-то банальность, в средство поговорить о неврозах присутствующих.
Дверь отворилась. Все подняли головы. На пороге возник Джек Форс, весь красный. Он попытался вручить мистеру Ориону объяснительную записку об опоздании, но тот лишь отмахнулся.
- Садись, Джек.
Джек направился прямиком к единственному свободному месту в кабинете - рядом с Шайлер. Вид у него был усталый и слегка помятый, рубашка поло выбилась из-за пояса мешковатых брюк. Шайлер словно током ударило - покалывающее, странное, но приятное ощущение. Да что, собственно, изменилось? Ей уже случалось сидеть рядом с Джеком, и всегда он был все равно что невидим для нее - до нынешнего момента. Джек не смотрел ей в глаза, а сама Шайлер была слишком испугана и застенчива, чтобы посмотреть на него. И казалось странным, что они оба были тем вечером неподалеку от места, где умерла Эгги.
Теперь другая последовательница Мими щебетала о своем хомячке, который умер от голода, пока они были в отпуске.
- Я так любила Бобо! - всхлипнула она в платок, и прочие присутствующие поспешили выразить ей сочувствие.
Следующими на очереди были истории о столь же любимых ящерице, канарейке и кролике.
Шайлер закатила глаза и принялась машинально рисовать что попало на полях блокнота. Это был ее способ дистанцироваться от окружающего мира. Когда Шайлер больше не могла выносить самовлюбленных тирад своих избалованных одноклассников, бесконечных уроков математики, наводящих зевоту подробностей о делении одноклеточных - она уходила в карандаш и бумагу. Она всегда любила рисовать. Анимешных девчонок и мальчишек с глазами как блюдца. Драконов. Призраков. Туфли. Шайлер рассеянно рисовала профиль Джека, когда чья-то рука положила записку поверх страницы блокнота.
Шайлер испуганно подняла голову, машинально прикрывая рисунок.
Джек Форс кивнул с серьезным видом и постучал ручкой по ее блокноту, привлекая внимание Шайлер к написанным им словам.
«Эгги умерла не от наркотиков. Ее убили».
ГЛАВА 7
Когда Блисс вышла из ворот Дачезне, ее уже ждал сверкающий «роллс-ройс» модели «сильвер шэдоу». Она слегка смутилась, как и всегда при виде этой машины. Блисс заметила топчущуюся неподалеку сестру Джордан. Джордан было одиннадцать лет, и она училась в шестом классе. Младшие классы сегодня тоже отпустили пораньше, хотя они вообще вряд ли знали Эгги.
Дверца «роллс-ройса» отворилась, и оттуда показались длинные стройные ноги. Мачеха Блисс, в девичестве Боби Энн Шеферд, была одета в облегающий тренировочный костюм из розового бархата - расстегнутая молния выставляла на всеобщее обозрение пышную грудь - и сабо «Гуччи» на высоком каблуке. Она лихорадочно принялась выискивать взглядом падчерицу среди стоящих учеников.
Блисс не в первый раз пожалела, что мачеха никак не соглашается, чтобы она возвращалась домой на такси или просто пешком, как все прочие ребята в Дачезне. «Роллс-ройс», костюм «Джуси кутюр», бриллиант в одиннадцать каратов - все это было так по-техасски! Блисс хватило двух месяцев, проведенных в Манхэттене, чтобы разобраться в идее не мозолящего глаза богатства. В их классе ребята из самых богатых семей носили «Олд нэви» и получали лишь строго оговоренные суммы на карманные расходы. Если им требовалась машина, родители покупали элегантный, но неброский черный городской автомобиль. Даже Мими пользовалась такси. На крикливое хвастовство общественным положением и богатством смотрели свысока. Конечно, те же самые ребята носили джинсы с декоративными пятнами и дырами и свитера, выглядящие так, словно их уже не раз перевязывали, но покупали они их в бутиках, и цены были пятизначными. Выглядеть бедным - это нормально, а вот быть бедным - совершенно непростительно.
Сперва все в школе принимали Блисс за ученицу-стипендиатку, с ее сумкой «Шанель», выглядящей как подделка, и с чересчур блестящими туфлями. Но вскоре регулярное появление у ворот «роллс-ройса» положило этим слухам конец. Да, Ллевеллины таки были при деньгах, но вели себя вульгарно, нелепо, смехотворно, что почти столь же плохо, как не иметь денег вовсе. Почти, но не совсем.
- Милочка! - взволнованно воскликнула Боби Энн. Ее голос разнесся на весь квартал. - Я так беспокоилась!
Она обняла дочь и падчерицу и прижалась к ним напудренными щеками. От нее пахло словно от застарелых духов - сладковато и чем-то похоже на запах мела. Родная мать Блисс умерла родами, и отец никогда о ней не говорил. Блисс совсем не помнила мать. Когда ей исполнилось три года, отец женился на Боби Энн, и вскоре у них появилась Джордан.
- Боби Энн, перестаньте, - недовольно произнесла Блисс. - С нами ничего случилось. Никто нас не убил.
«Убил».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30