Я решила заполучить его. Как и я сама, он происходил из белого отребья – в тюрьме округа всегда можно было застать парочку отбывавших срок Фоев, да и в Рэйфорде, по слухам, их тоже хватало.
В седьмом классе я проявила такие успехи, что, сдав экзамены экстерном, перескочила год и в четырнадцать лет оказалась всего лишь классом позади Хантера, которому, кажется, было семнадцать. В любом случае он был достаточно взрослым, чтобы водить машину, и тачка, последней модели пикап «Форд-250», у него имелась. Забавно, что решительно никому не пришло в голову задаться вопросом, с каких таких шишей подросток, с матерью на пособии и папашей в тюрьме штата, обзавелся подобным средством передвижения. Чтобы соблазнить Хантера, мне много времени не потребовалось.
В упомянутой выше лавке имелось немало порнографических книжонок, которые наряду с Рэем Бобом стали моими сексуальными наставниками. Правда, скажу сразу, что в качестве педофила Рэй Боб проявлял не слишком уж большую изобретательность. Памятуя о происходящем за стенкой, я первое время побаивалась, как бы мне от него не досталось, но нет, груб и жесток он был только с мамой, а со мной чуть ли не деликатен и все время интересовался, что я чувствую. Честно говоря, ничего такого особенного я не чувствовала и, пока он проделывал со мной свои делишки, мысленно отстранялась, хотя и не полностью, чтобы следить за ситуацией и имитировать ожидаемую реакцию, да отвечать на вопросы типа «тебе это нравится, детка?». О да, папуля, пихай сильнее и глубже! Дело в том, что Рэй Боб в положенное время прочел свою долю точно таких же книжек, так что, несмотря на внушительную разницу в возрасте, представления о сексе у нас были схожими – жизнь, уже в который раз, следовала за искусством в сырой подвал. Мне, правда, кажется, что ему хотелось сделать меня сексуальной рабыней из своих извращенных фантазий, но тут уж он дал маху: такой я никогда не была. Другое дело, что это только догадки; на эту тему мы с ним не говорили. Честно говоря, Хантер Фой тоже особо не напрягался, чтобы меня соблазнить. Просто приехал однажды на своей тачке, поздоровался, я ответила «привет», села к нему в кабину, он отвез меня на побережье, в парк «Песчаная бухта», мы с ним забили по косячку, а когда стали целоваться, я сорвала футболку и лифчик, словно они меня жгли, прыгнула на него и, как пишут в тех самых книжонках, «удовлетворила свою похоть». Не могу не признать, что, когда мы проделывали это во второй раз, я и вправду испытала нечто вроде того, что следует испытывать в подобных случаях, и это поразило меня настолько, что я взвизгнула, как щенок.
Домой я вернулась с кружащейся от восторга головой, думая лишь о том, что вот она любовь, такая же, как в песнях и кино, а я настоящая звезда. Дурь, конечно, была полная: предпочесть педофилу, который по крайней мере любил меня, молодого хлыща, ставившего меня ниже своей собаки. Увы, дьявол любит забавляться, ломая свои игрушки, но разве я это знала?
«Это как раз то, что тебе нужно», – нашептывал мне на ухо «лучезарный» всякий раз, когда я пыталась спросить себя: «Эй, девчонка, что ты вообще делаешь?» Правда, в ту пору, когда я подросла, это уже был не «лучезарный человек», как в детстве, а внутренний голос, звучавший как мой собственный.
Такое происходило и с вами.
Ну да ладно. С того дня мы с Хантером встречались и трахались каждый день на протяжении пары месяцев, но, увы, наша, как пишут в любовных романах, «идиллия» не могла продолжаться вечно. Однажды, когда я, как обычно, вернулась домой около десяти вечера, Рэй Боб поджидал меня с таким выражением лица, какого я никогда у него не видела. Он спросил меня, где я была, а в ответ на обычное вранье насчет занятий с подружками залепил мне по физиономии, да так, что я пролетела полкомнаты. А потом, не без подробностей, рассказал, как и чем я занималась с Хантером Фоем. Я так и не выяснила, то ли меня заложил Рэй-младший, то ли он сам шпионил за мной и выследил с помощью своей полицейской подзорной трубы ночного видения. Так или иначе, он затащил меня в комнату, свалил ударом лицом вниз на кровать, сорвал с меня шорты и трусики, уперся коленом мне в спину и принялся охаживать меня по бокам моим же хлыстом для верховых прогулок. Я, понятное дело, истошно визжала.
Наконец, утомившись хлестать, он стал меня поносить. Обзывал подзаборной шлюхой, неблагодарной тварью, которая, после всего того добра, которое он для меня сделал, приняв в своем доме как родную, связалась с каким-то отребьем, кричал, что раз я не понимаю хорошего обращения, то теперь все будет иначе – меня он станет держать в черном теле, а этого хлыща Хантера упрячет в тюрьму штата. Я пригрозила, что в таком случае расскажу, что он проделывал со мной все эти годы, с девяти лет, но Рэй Боб заявил, что такой маленькой швали, как я, никто не поверит, а если я только вякну, он заявит, что я слетела с катушек, и отправит меня к доку Хербу Дидероффу лечиться электрошоком.
«Ну, это мы еще посмотрим», – сказала я, надевая трусики.
Он попытался схватить меня, но я, хоть мне и основательно досталось, ухитрилась вывернуться и выбежать в гостиную, где из-за моих воплей уже собралась вся семья – мама, державшая Бобби Энн, Рэй-младший, сильно побледневший, отчего его прыщи выступили еще отчетливее, и Джон, который, при всей его обычной заторможенности, выглядел по-настоящему заинтересованным. Увидев их всех, я заорала, что Рэй Боб порол меня за то, что я не хочу с ним трахаться, хватит и того, что он имел меня годами. Рэй Боб снова попытался меня схватить, но я увернулась и спряталась за спиной мамы и Бобби Энн, продолжая выкладывать все подробности нашей сексуальной жизни, чтобы матушка поняла, что я не вру. Рэй Боб, естественно, кричал, что все это клевета, что «она никчемная шваль, как ты и говорила». При этом он бросил на нее тот взгляд, и я, хоть и не видела ее лица, поняла, что ее пробрала дрожь. Тут еще и Бобби Энн начала хныкать, и матушка, под предлогом того, что пора укладывать малютку, быстренько слиняла. Рэй Боб наорал на своих сынков, выгнал их прочь, а меня, схватив за волосы, отволок в сарай. Это было в субботу вечером, и я проторчала там два дня, без еды и питья, но зато в компании жуков и пауков. Никто меня не навещал, никто не принес даже глотка воды, тогда как в этом провонявшем навозом и удобрениями сарае стояла адская жара, а в душе моей так же жарко полыхали мысли о том, как я посчитаюсь со всей этой сворой и сбегу с Хантером Фоем.
На третий вечер я уже начала опасаться, не вздумалось ли ему уморить меня голодом, но тут снаружи послышался голос Рэя Боба, спрашивавшего, буду ли я вести себя хорошо, и я сказала, что буду, если он пообещает не трогать Хантера Фоя. Последовало молчание, такое долгое, что я уже думала, не убрался ли он, но тут папочка заявил, что ладно, всякому человеку нужно дать шанс исправиться, однако впредь я должна держать свою «грязную ложь» при себе. Я пообещала, и он (дело было в конце дня) меня выпустил. Поначалу мне подумалось, что если наказание этим и ограничится, да мне еще и не придется больше с ним трахаться, то сделка не так уж плоха, но я его недооценила. Пока я сидела взаперти, Рэй Боб продал мою лошадку и ни в какую не говорил кому, а Рэй-младший сказал, что ее продали в Престон, на бойню, на переработку в собачий корм. Я плакала неделю, гораздо дольше, чем когда умер мой настоящий отец, отчасти из-за утраты, отчасти из-за того, что не могла передавить эту свору, как тараканов. Ну а когда он в довершение ко всему забрал из моей комнаты кресло-качалку, чаша моего терпения переполнилась, и я приступила к осуществлению своего плана.
Глава третья
Расшифровка стенограммы экспертного собеседования для установления вменяемости подследственной
Обследуется заключенная : Дидерофф Эммилу, полицейский департамент Майами, уголовное дело № 7716, криминальный суд округа Дэйд, № 331902.
Беседу проводит Лорна С. Уайз, доктор философии.
Экз. № 2. Запись начата в 11.02.
Лорна Уайз: Теперь голос, о котором вы сообщали служащим полиции. Вы по-прежнему его слышите?
Эммилу Дидерофф: Нет.
У.: То есть слышали единожды?
Д.: Да.
У.: И этот голос идентифицировал себя как голос святой?
Д.: Да. Святая Екатерина Сиенская.
У.: Понятно. О других святых речи не шло?
Д.: Нет.
У.: То есть больше галлюцинаций не было?
Д.: Это не галлюцинации.
У.: Да, хорошо. Спрошу еще раз – вы по-прежнему слышите голоса или звуки, которых, кроме вас, никто не слышит? Видите людей или вещи, неразличимые для остальных?
Д.: Со дня убийства нет. Но порой, прежде чем погрузиться в сон, я слышу звук моей пушки. Вы имеете в виду что-то в этом роде?
У.: Расскажите об этом поподробнее, пожалуйста.
Д.: В общем, не то чтобы я его слышала, как я слышу вас, или шумы в тюрьме, или разговаривающих людей, но у меня сверхострая память. И воспоминание о звуке выстрела заставляет вздрогнуть так же, как реальный звук.
У.: А что за пушка? Вроде пистолета?
Д.: Пистолет это пистолет. А пушка – это артиллерийское орудие.
У.: Вы хотите сказать, что имели дело с артиллерийским орудием?
Д.: Да. Это была пушка Бофора, эл-семьдесят. Сорокамиллиметровая автоматическая пушка.
У.: Хм… Вы можете описать этот звук?
Д.: Он был очень, очень громкий. (Смеется.)
У.: Н-да… пушки стреляют громко.
Д.: Еще как. И описать этот звук для того, кто никогда не находился вблизи стреляющего орудия, очень трудно. Он громче грома, громче рева реактивного лайнера или стука отбойных молотков. Если что и издает еще больший шум, так это бомба. Страшное дело, что за звук, мы все затыкали уши, но было слышно даже через нос. Через локти и ступни. (Смеется.) Ну а после того, как вы некоторое время ведете огонь в автоматическом режиме, звук захватывает вас, как Бог, в своем роде. Я хочу сказать, что физически наступает временная глухота, но вам кажется, будто вы все еще слышите звуки внутри этого грохота. Такие, как лязг закрывающегося казенника, подобный удару молота о наковальню, стук защелки (так стучат колеса на рельсах) и колокольный звон выбрасываемой снарядной гильзы. Вы не должны, не можете слышать ничего из этого, но все-таки слышите – или вам так кажется. А есть еще и вой летящего снаряда, и грохот взрыва, но вы их практически не замечаете. Разве что ведете стрельбу в одиночном режиме. Вы еще не устали? (Смеется.)
У.: Вовсе нет. Вы так живо все это описываете, что становится интересно. А можно полюбопытствовать, как вы научились обращаться с… Что, вы говорите, это было? Автоматическая пушка?
Д.: Да, автоматическая пушка Бофора. Как-как – прочла инструкцию и научилась. Фой всегда говорил «прочти инструкцию», вот я и последовала его совету. Плюс мне помогал друг.
У.: Кто такой Фой?
Д.: Персиваль Орн Фой. Ныне покойный. Мой бывший учитель.
У.: В школе?
Д.: Это были уроки сверх расписания. Он научил меня многим вещам, а я просто впитывала все подряд, не думая, на что оно пригодится, и отдавала взамен себя – настолько я устала решать все сама. Разумеется, это было до того, как я вступила в кровницы и Господь нашел меня, а когда полученные знания и вправду пригодились, я была по-настоящему удивлена. Что ни говори, а Его Провидение порой выбирает странные пути.
У.: «Кровницы» – вы имеете в виду уличную банду?
Д.: (Смеется.) Нет, я имею в виду Общество сестер милосердия Крови Христовой. Иначе – кровницы. Конечно, нам не положено так себя называть, но мы не очень-то послушны. Я называла.
У.: Прошу прощения, вы хотите сказать, что вы монахиня?
Д.: О нет. Я лишь проходила испытание, а обета так и не приняла. В конце концов они меня, разумеется, выкинули.
У.: Почему?
Д.: Потому что мы медицинский орден. Мы, я имею в виду – они помимо обетов бедности, целомудрия и послушания дают еще и клятву Гиппократа. Не причинять вреда. А я причинила много вреда, да простит меня Господь.
У.: А какой вред вы причинили?
Д.: Это все описано в моем признании.
У.: Да, но, Эммилу, то, чем мы занимаемся здесь, не является частью уголовного дела. Это сугубо конфиденциальная беседа: ничто из сказанного вами здесь не будет приобщено к делу и не сможет быть использовано в суде против вас.
Д.: Вы должны установить, чокнутая я или нет?
У.: Ну, в том смысле, можете ли вы предстать перед судом.
Д.: Вам все равно не понять.
У.: Я попробую. А вы попытайтесь растолковать все по возможности понятно.
Д.: Вы верите в дьявола?
У.: Для нас с вами важно, верите ли в него вы.
Д.: О, я так устала от этого! Я думала, что все кончилось, что у него больше нет нужды меня использовать и он оставит меня в покое, но теперь все начинается заново, и из-за этого страдают люди.
У.: Кто использует вас?
Д.: (Молчание, тридцать две секунды.) Любой. Кто угодно вокруг меня. Может быть, вы.
У.: И… дьявол собирается сделать так, чтобы пострадали люди?
Д.: Или Бог. Это перекрестный огонь. Вам этого не понять. В таких головах, как ваша, это не укладывается.
У.: Так помогите мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70