Но пока все проблемы были на время забыты, поскольку в церковь вошла невеста принца.
Стефания Юлианна была высока, красива, но с неожиданно мальчишескими повадками; правда, сейчас даже самый ярый приверженец этикета вряд ли смог бы найти хоть один изъян в ее поведении или наряде. Венчальное платье из бледно-золотого шелка было расшито жемчугом и бриллиантами. Шлейф и длинную вуаль украшали кружева, и эти полосы ткани тянулись на несколько ярдов позади принцессы. Их поддерживали восемь придворных дам, среди которых была и герцогиня Уэссекская.
Сегодня принцесса сменит датскую диадему на английскую корону. Сопровождающие невесту вздохнули с облегчением. До последнего мгновения они опасались, что принцесса со своим хулиганским нравом в очередной раз удерет и всему двору придется безуспешно разыскивать ее. Это означало бы конец союза, поскольку ее брат принц Фредерик был совершенно лишен чувства юмора. Но через несколько мгновений церемония будет завершена, и в небольшом кабинете в этом же здании датский посланник уже поджидал ее окончания, держа наготове договор, дабы принц-регент поставил на нем свою печать.
Стефания подошла к алтарю и остановилась. Придворные дамы расправили ее шлейф и отошли.
Архиепископ начал обряд, и с каждым его словом нетерпение зрителей возрастало. Мало кто из присутствующих принимал участие в действе столь важном — венчании особы королевской крови.
Наконец жених и невеста обменялись клятвами, архиепископ освятил кольца. Когда принц Джейми скрепил союз поцелуем, известие об этом было передано столпившимся за стенами аббатства горожанам, и толпы, с полуночи собиравшиеся на улицах, разразились радостными возгласами.
Дело было сделано.
Принц и принцесса предстали перед королем Генрихом и преклонили колена перед своим сюзереном. Настало время расписаться в метрической книге, а затем новобрачные прошествовали из церкви по улицам к Сент-Джеймсскому дворцу, сопровождаемые эскортом и приветствиями толпы.
Сент-Джеймсский дворец находился между Сент-Джеймс-парком и Грин-парком, прямо к югу от Вестминстера и Парламента. С восточной стороны от него возвышался заново отделанный Букингемский дворец, будущая резиденция принца и принцессы. Но королевский трон располагался по-прежнему в красных кирпичных стенах Сент-Джеймсского дворца, где провел свою последнюю ночь король-мученик Карл Первый. Его сын поклялся, что Стюарты вернутся сюда и будут править вечно, и с той поры династия Стюартов отважно устраивала приемы именно в этих самых красных стенах.
Сегодня все королевство собралось в гости к Генриху. Повсюду стояли палатки, в которых всем желающим раздавали вино и мясо, а также отпечатанные портреты принца и принцессы. Между деревьями были устроены танцевальные площадки, и отовсюду звучала музыка.
В самом дворце король принимал таких важных гостей, как граф Малхайт, барон Гренвиль, а также лордов-наместников Нового Альбиона и Ирландии, которые прибыли, дабы быть свидетелями при подписании договора. Даже принц Фредерик был здесь — сначала ревниво наблюдал за церемонией бракосочетания сестры, затем подписывал Датский договор.
Герцог Уэссекс, словно призрак, бродил где-то на периферии праздничной толпы. Он должен был сопровождать Сару, но, поскольку сейчас супруга была при принцессе, мог заняться не менее важным делом — сбором информации.
Но какой именно информации? Где-то в Лондоне французский супершпион должен встретиться со своим английским агентом, но произойдет ли это здесь? Уэссекс незаметно рассматривал компанию лордов из Нового Альбиона: Джефферсон, Джексон, Бэрр. Его знакомство с политической ситуацией в Новом Альбионе было весьма поверхностным, однако он узнал всех троих. Каждый из них был сам по себе важной персоной в политической жизни Нового Альбиона.
Томас Джефферсон, лорд Монтичелло и лорд-наместник Нового Альбиона, казался спокойным и даже довольным — он правил от имени Британии с царственным беспристрастием, председательствуя в буйном парламенте в Филадельфии, столице колоний, городе равно неудобном по местоположению для всех делегатов.
Бэрр и Джексон были людьми совсем другого склада — барсук и лис. Каждый жаждал создать в Новом Свете независимое королевство, причем преследуя свои собственные цели. Джексон открыто призывал уничтожить всех индейцев, чтобы отдать британским колонистам их земли, хотя мало кто его в этом поддерживал. Бэрр был более скрытен. Он убедительно рассказывал о богатстве недр Нового Света, о плодородной земле, ждущей урожая. Жажда золота неодолима, а Бэрр был человеком настойчивым. Если он сумеет найти сильную поддержку среди лордов Нового Альбиона и умудрится собрать армию…
«Если бы, — тоскливо подумал Уэссекс, — все дело было только в том, чтобы застрелить его…» Но политическое убийство создаст проблем больше, чем разрешит. Лучше присматривать за известными тебе врагами, чем уничтожать их, а потом столкнуться с врагом неведомым.
Он взял с подноса бокал вина и, пройдя через толпу гостей, занятых куда больше своими делами, чем нынешней свадьбой, подошел к лорду Малхайту.
Колуорт Радуэлл, граф Малхайт, был в каком-то смысле соратником лорда Мисберна, хотя они руководили разными подразделениями британской разведки. Консерватор даже в одежде, он предпочитал носить напудренный парик и кружевные манжеты прошлого века. Как и Уэссекс, и покойный Чарльз Джеймс Фокс, и добрая половина пэров Англии, он вел свой род от достопочтенного короля Чарльза. Граф каким-то непонятным образом был прикомандирован к корпусу Королевской конной гвардии, получая информацию от армейской разведки и по необходимости распределяя ее по разным каналам. Малхайт и Мисберн несколько раз сталкивались в спорах по вопросу главенства между политической и военной разведкой.
— Милорд граф, — поклонился Уэссекс. — Великий день для Англии, не так ли?
— Еще лучший день настанет, когда родится наследник. Тогда его высочество сможет блеснуть на поле боя, как давно стремится, не боясь, что опустевший трон достанется немецкому принцу.
— Вы правы, сэр. Но союз с Данией все же кажется мне весомым поводом для радости, — ответил Уэссекс с хорошо отрепетированным смирением.
— Разве только потому, что Англия стала повивальной бабкой мирного договора между Данией и Россией, — уколол его в ответ Малхайт. Уэссекс усмехнулся про себя. Государства в составе Священного союза сражались с Наполеоном почти столь же яростно, как и грызлись между собой.
Он готов был уже продолжить беседу, когда в дверях возникло какое-то движение. Он повернулся, услышав, как яростно выругался Малхайт.
Стоявший в дверях человек в черном бархатном одеянии, усыпанном бриллиантами, опирался на длинную трость из слоновой кости. Локоны серебристого парика спадали ему на спину. Уэссекс узнал его. Все участники Игры Теней знали его. Но каким ветром занесло барона Уорлтока на свадебный обед принца Джеймса?
Герцог извинился перед Малхайтом и направился к Уорлтоку. Но прежде чем успел к нему подойти, рядом возникла Сара, сменившая свое придворное платье на столь же официальное, но сшитое по современной моде.
— Уэссекс! — воскликнула она, радуясь тому, что обнаружила супруга в этой давке. — Я только что видела лорда-канцлера… — она осеклась, уставившись на фигуру в черном бархате, медленно продвигавшуюся в толпе гостей. — Это еще кто такой?
— В молодости его называли Уорлток Ниспровергатель Королей, — задумчиво сказал Уэссекс. — Это якобит, сбежавший за границу в шестьдесят девятом году. Он фактически ушел на покой, но Революция вынудила его вернуться домой. И мне очень интересно, что его сюда привело.
Прозвенел гонг, возвещая начало обеда, и Уэссексы отправились занять положенные им по рангу места.
— А этот Уорлток — важная фигура? — спросила Сара, когда они возвращались в Херриард-хаус в конце этого полного тостов и речей дня. Торжество затянулось так, что у гостей почти не оставалось времени, чтобы отдохнуть и приготовиться к балам и раутам грядущего вечера.
— Некогда был, — неохотно ответил Уэссекс, не желая говорить о вещах, которые касались другой стороны его жизни. — Сара, я не хочу впутывать тебя…
— Перестань! — перебила она. — Ты в этом замешан, так как же я могу оказаться в стороне? И если тебе нужны слухи, то кто лучше меня, слабой женщины, может собирать их для тебя?
Уэссекс вздохнул и после минутной внутренней борьбы все же решился.
— Я хочу узнать, — сказал он, глядя в потолок кареты, — кого и почему он ищет. Особенно если это кто-то из альбионцев. — Герцог вдруг подумал, на чьей стороне окажется Сара, если в Новом Свете вдруг вспыхнет мятеж. В ее мире таких бунтовщиков считали героями.
— Что еще? — деловито спросила она.
Уэссекс покачал головой. Он никогда не забывал, что враги Англии могут сделать его жену пешкой на шахматной доске Европы, и если она не будет ничего знать, то и рассказать ничего не сможет. Есть секреты, которые он должен хранить даже от нее.
***
Обед в Херриард-хаусе был рассчитан на сорок персон. Двери между обеденным залом и гостиной раскрыли, чтобы покрытые белыми льняными скатертями столы выстроились в одну линию. Большинство гостей отправятся отсюда вечером прямо на свадебный бал в Букингемский дворец, и даже герцогу и герцогине Уэссекским придется хотя бы ради приличия появиться там, прежде чем возглавить застолье в собственном доме.
Глянув на стол, Уэссекс на миг отчаянно пожалел, что здесь нет его друга, Ильи Костюшко. Неуловимый поляк умел повсюду незаметно проникать и без труда разнюхал бы все то, о чем так хотел узнать Уэссекс. Но Костюшко пока еще мог работать на континенте и уже несколько месяцев находился на задании.
Присутствие Уорлтока в Лондоне весьма усложняло ситуацию. Уэссекс искал французского шпиона и его английского агента. В свое время у самого Уэссекса был агент, и он понимал, что завербовать Уорлтока было бы просто безумием, так что вряд ли барон — агент Франции. Уорлток также не мог иметь собственных агентов — за бывшим Ниспровергателем Королей следили слишком пристально. Но если Уорлток не агент и не шпион, то, значит, он ведет другую игру.
И для того чтобы разгадать эту игру, Уэссексу был нужен помощник. Внезапно герцог улыбнулся.
Он только что понял, где его искать.
2 — ЛЕГЕНДА В ЗЕЛЕНОМ БАРХАТЕ (Париж, май 1807 года)
В НЕДАВНО ВОЗДВИГНУТОМ Пале де л'Ом хранились сокровища, награбленные Империей. Богатства Италии, древние реликвии Египта — драгоценности, картины, тысячелетние статуи наполняли императорский дворец. Как и многие другие здания Империи, пышно названный Пале де л'Ом был лишь построенным на скорую руку сооружением, соединяющим два старинных здания — Лувр и Тюильри.
Те, кто помнил ранние годы Революции и окрылявшие тогда людей прекрасные идеи равенства и свободы, сейчас предпочитали помалкивать. Помешанные на идеалах революционеры свергли одного распутного деспота лишь для того, чтобы через несколько лет вдруг оказаться под пятой другого. Нынешний владыка имперской Франции, в отличие от ее прежнего царственного повелителя, не успокоится до тех пор, пока не покорит весь мир и не переделает его по своему замыслу. Одной рукой предписывая драконовские условия мира своим жертвам, другой рукой он разрушал древние здания Парижа, чтобы перестроить город и превратить его в подобие древнего Рима, вечный памятник своей славы. Огромный новый дворец по проекту, разработанному Персье, в один год не построишь, потому император до сих пор правил миром из дворца, где некогда царил его предшественник, и стиль их правления был весьма сходен.
Императорский двор был самым большим для своего времени и подавлял размахом церемоний. Когда проситель входил в тронный зал, огромный, голубой с золотом, то в дальнем конце его видел сидящую на троне, в окружении придворных, почти неразличимую фигуру, освещенную длинными золотыми солнечными лучами и увенчанную императорской короной из золотых лавровых листьев. Приближаясь по длинному алому ковру, расстеленному от входа до самого трона, проситель начинал все сильнее ощущать свою незначительность, в то время как фигура Наполеона становилась все больше и больше, возвышаясь над ним. Наконец проситель, чувствуя себя уже совершеннейшим ничтожеством, поднимал голову и видел перед собой белые мраморные ступени, ведущие к ало-золотому трону, на котором восседал Владыка Мира.
Илья Костюшко не чувствовал себя ничтожеством, глядя на тронный зал и отмечая, кто сегодня присутствует по долгу службы, а кто — нет.
Он уже несколько месяцев был участником этой великой драмы и успел привыкнуть к ее грандиозности.
Ему хотелось только точно так же привыкнуть к своей форме.
Наполеон постоянно менял свою церемониальную гвардию, но его любимая, ради пропаганды сформированная из полков разделенной Польши, Garde Polonaise использовалась им очень часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49