Под ним же сидит всем на свете
недовольный ломовик, сушит свою профессиональную гордость - красный плащ с
золотым шитьем по рукавам. Над костром кипит чайник, рядом пустой котелок
и сидит собака - мелкая, но, видать, пакостная шавка. Студент спрашивает:
- Это извозчик?
- Да, ломовик, причем не из последних - смотри, как плащ расшит.
Такие подряжаются на дальние дороги. Вон и фургон его виднеется - там под
деревьями.
Студенту все ясно, и задерживаться он не хочет, а я против.
- Пойми, - говорю, - эти самые ломовики - народ смелый, независимый и
хитрый, иными просто не могут быть. И если умело повернуть, можно в любом
случае договориться.
Студент в сомнении, но я решительно шагаю к костру. На пол-дороге
собака вскакивает и принимается гавкать, а ломовик одним жестом
сворачивает плащ и осторожно укладывает на землю, а затем вскакивает и
глядит в темноту, из которой мы и появляемся.
Обычные приветствия, уверения в мирных намерениях, а затем хозяин
спрашивает:
- А что вам тут надо? Или не знаете, что ваш народ сейчас в запретных
ходит? Будь место не такое глухое, я бы вообще говорить не стал, ну вас в
болото. Чего изволите-то?
- Особо ничего не изволим. Самое большое - дорогу до Великой реки
узнать, покороче да потише.
- Это значит, в Круглое бежать собрались? Верно, Кун без вас не
жилец, и рвать с вами не станет. Ну хорошо. Я сам-то с Конских равнин, мне
этот ваш король не указка. Понимаешь? С равнин я, ломовик известный, а он,
этот... бродячий, с меня пошлину как с последнего извозчика дерет. Весь
наш цех рычит. И он...
Ломовик распаляясь набирает воздуху, и дальше уже почти орет:
- И он еще хочет, чтобы я выполнял его дурацкие указы, когда вокруг
на пять селений три стражника! Во! - следует неприличный жест. - Подавися!
Так-то. Вы, мальчики сейчас и дорогу узнаете, и у костра посидите, и
дальше со мной поедете. Только вот что, ваши панцири придется припрятать.
Здесь хоть и мало кто знает, как уртазы выглядят, но расспросы с
разговорами будут. А пусть обожрутся своими разговорами. А, кстати, вы-то
голодные?
Студент впервые за беседу подает голос:
- Вообще-то нет, но за компанию не против.
- У, хитрец! А я уж тебя за немого считать начал, - сообщает ломовик,
и приступает к делу.
Ужин удается на славу. В три приема разогретая смешанка из грибов с
капустой, да на пару с нашими консервами, да с довольно крепким зельем,
которое оказывается булькало в чайнике и согревают, и настроение
поднимают. Даже хозяин наш подобрел, хотя и не перестал ежеминутно
поминать "сволочную" погоду, и не менее "сволочного" короля. Наконец,
уставши, он разматывает еще два полотнища, из ткани наподобие провощенной
кисеи, и подвешивает так, что при любом повороте ветра и дождь не попадет,
и дым от костра уходит. Собака выпихнута "на улицу", а в нашем воздушном
замке объявляется отбой. За ночь костер несколько раз гаснет, и приходится
вставать - ни я, ни Студент обогрев не включали. Встанешь, передвинешь
угли, подкинешь свежих обрубков, а на теплину ломовик переползает, на
правах хозяина. Утром ничего нового. Дождь не то чтобы прекратился, но
явственно выдохся. Ломовик - он, кстати, попросил: "Зовите меня по
простому, Кривозубом, а имя ни к чему, пусть его этот, тьфу, в короне,
запоминает", - итак, он безжалостно рушит наше убежище, сворачивает
полотнища, а потом с помощью Студента начинает волнообразно изгибать
получившиеся колбаски. Из торцевых срезов льются небольшие водопадики -
хитро! Затем то же самое делаем уже втроем с навесом над упряжкой.
Кривозуб доволен:
- Один я бы так не сумел. Да и не хотел я ночевать в дороге, да из-за
проклятого дождя не успел в Бальдеронгиху. Поселок это, Бальдеронгиха.
Там, вишь-ли, в свое время гном Бальдеронг жил, ну и осталось.
Студент уже лезет разоблачаться, и я следом. В фургоне полутьма,
равными рядами уложены мешки семенной ржи или там пшеницы из Хафлингшира.
Студент без доспехов оказывается неожиданно худым, и вообще смешно его
видеть в одном белье. Мне тоже очень непривычно, но что поделаешь. Вопрос
- как быть с оборудованием? Не хочется бросать все эти хитроумные
устройства, в которые угроблена уйма труда и мысли, и без которых вдвое
возрастает количество ситуаций, опасных для нас. Но выбора особого нет, и
поэтому оставляем лишь оружие и всякую карманную мелочь. Одежды, которую
предлагает Кривозуб, хватило бы на одного приличного господина и на одного
оборванца. Обоих мы делим пополам, и получается, что я красив и импозантен
снизу до половины, а мой спутник наоборот. Свои же доспехи сворачиваем и
прячем на днище фургона, а по крыше продолжает с монотонным упрямством
долбить дождь, словно желая ее во что бы то ни стало продырявить. Затем
лезем к Кривозубу, готовить легенду.
- Ну ладно, стало быть, так. Ты, - на меня палец, - будешь доверенным
хозяина груза. Обычно мы сами хозяев представляем, а бывает и ездят
специально - разнюхать как и что. А ты, значит, за моего пособника
сойдешь, только отдай ему свой кафтан, и забери лохмотья. С лошадьми
управишься?
Студент:
- Не шибко, но смогу.
- Значит, усе. Садись за вожжи, вникай, а ты, купец, хе-хе, полезай
за мною.
И после этого битых полтора часа Кривозуб натаскивает меня не хуже
инструктора разведшколы - кто хозяин, да где я жил, да родню запомнить
заставил, и как товар идет. Пожалуй, я так могу и впрямь осесть и безбедно
торговать, барыши загребая. Кстати о барышах. Я сую Кривозубу десяток
золотых южной чеканки, и он берет, но добавки не просит, а даже
предупреждает:
- Ты смотри, деньги вам еще пригодятся, дорога длинная.
К середине дня открывается пресловутая Бальдеронгиха - довольно
крупное селение, торчит на всхолмье, окруженном невысокой, но крепкой на
вид оградой. Посреди холма сторожевая вышка. Есть несколько каменных
зданий, а остальные - дерево. Ого, это целый город! У входных ворот нас
даже останавливает кто-то вроде таможенника - осматривает груз, выясняет
цели и получив мзду, пропускает нас за стену. Я пока со своей ролью
справляюсь, а Студент вообще никого не интересует. В самом селении
Кривозуб уверенно берет курс на трактир, до которого оказывается совсем
недалеко.
- Тут до завтрашнего утра задержимся. Мне неохота второй раз на
дороге ночевать, да и сам понимаешь - можно теперь из расходу вылезти.
Намек ясен, но не радует. Кто его знает, каков Кривозуб в веселом
настроении. Да и нам не улыбается торчать в постоянном контакте с
неизвестно кем. Но куда денешься? И приходится раскланиваться с хозяином,
объявлять ему имя и приказывать слуге - Студенту то есть, чтобы комнату
осмотрел и потом шел в залу к нам. Студент ничего, не тушуется, он ведь на
бербазе уже работал с населением. В зале шумновато и многолюдно. В
основном публика простецкая - торговый люд, за непогодой застрявших здесь.
- Да, - говорю хозяину, - тесновато тут у вас?
- Да, да, но что поделать - хоть и не очень важный, но перекресток
ведь. Тут и на загорный тракт дорога ведет, и на Железный путь. А тут еще
непогодь эта... Но ничего, мальчики справляются!
И уплывает хозяин в сторону кухни. "Из расходу" Кривозуб вылезает
основательно. Наверное, все, на что способны здешние повара, стоит на
нашем столе и рядом на полу. Студент уже тут, и мы с ним на пору в
некотором страхе наблюдаем, как наш проводник гулко поглощает пиво
вперемешку с малиновой брагой. Уважительные взгляды с других столов
удовольствия мне тоже не доставляют, а вот Кривозуб весь аж наслаждается.
Так проходит часа два, сначала просто в жратве, а затем, когда вокруг нас
образуется тесный кружок вольных слушателей, в громкогласных сплетнях
Кривозуба о "жизни в западных землях". Хозяин трактира усердно мечется от
стола к столу, и пара мальчиков тоже, хотя мальчиками они пожалуй
перестали быть лет так пять назад. Они наперебой уговаривают проезжих
постояльцев не торопиться - пока дорога подсохнет. Выгоду этой
заботливости видно невооруженным глазом, но на уговоры все кивают и
соглашаются.
Наконец уже ближе к вечеру Кривозуб выдыхается, и центр шума
переходит к соседям через стол - то ли день рождения там, то ли еще что,
разобрать трудно. Честно говоря, мне уже и уходить не хочется - живот
полный, тепло, весело и главное - никто не пялится. А на гулянье уже и
песню затянули - местный оркестрик в две свирели и один гуслеподобный ящик
ведет мелодию, а сборище орет слова и грохочет ладонями по столу для
ритма. Веселая песня про то, как разбойник ограбил проезжего волшебника, а
тот в наказание превратил его в комара, а разбойник не унывает и мечтает
чародея в нос укусить. Заканчивается она бурным финалом, кто-то поджигает
шутовское кадило, и из него валит серая струя с запахом какой-то травы.
Это еще ничего, я помню, как-то на Южном форпосте был я на свадьбе, так
там какой-то весельчак из такой же штучки обкурил все сборище тухлой рыбой
- кому смех, а кому и не очень. А сейчас даже приятно. Кадило хорошее, и
дым стоит буквально коромыслом - он то серый, то красный, то желтый. Через
полминуты он должен опасть, ага, вот, светлеет - и галдеж тихнет как по
команде. На одном столе стоит хозяин, и в руках у него натянутый
двухзарядный арбалет, а у дверей оба "мальчика" с такими же штуками. А
вдоль стен растекаются неслышными легкими силуэтами эльфы-лучники. Хозяин
жестко, безо всякого елея в голосе объявляет:
- Всем не двигаться. Кто ни при чем, тот не пострадает.
Один из эльфов брезгливо морщится и чистым голосом спрашивает:
- Который?
Один из "мальчиков" нажимает собачку - стрела сметает кружку перед
ближайшим прихвостнем именинника. Тот сидит бледней смерти, пытается
что-то сказать, но вместо слов получается какой-то булькающий лепет. Еще
два эльфа подскакивают к нему и без лишних церемоний уволакивают под
микитки. Хозяин соскакивает со стола и начинает медленно прохаживаться по
залу, вещая внушительно и гулко:
- Вы, гости дорогие, ужо не обижайтесь. Время сейчас хоть и легкое,
но пакостники всегда найдутся, и надо с ними бороться, а то как же иначе.
Вот Хой-сапожник - все знают, какую хорошую обувку шил. А никто не знает,
что он давно уже с Херутом стакнулся и шпионит для них. Его покуда не
трогали, ну а теперь пора пришла. И еще есть одно дело. Ты! - он резко
оборачивается к Кривозубу. - Отвечай быстро, коротко - что везешь?
Кривозуб ошалело и неожиданно покорно отвечает:
- Пшеницу, семенную.
- Чью?
- Мэтью Бобринса.
- Эти двое с тобой - тоже от него?
- Нет! То есть да! То есть не совсем...
Теперь палец наставлен на меня:
- Ты человек Бобринса?
- Да.
- Давно у него?
- Нет.
- Зачем едешь?
- Насчет спроса узнать, может, еще чего вести стоит.
- Где к фургону присоединился?
Что бы сказать? Он спрашивает неспроста, и похоже, просто сверяет
ответы с чем-то заранее известным. То есть если он знает про этот фургон
все, то нас со Студентом уже можно считать самозванцами. Но пока
незаметно, что этот любопытный тип с двустрелкой держит нас за лжецов.
Возможно, он знает только, скажем, намерения этого Мэтью, и значит, надо
сказать так:
- А сели мы в начале Тракта-за-Горы. Я в тех местах один должок
изымал, и сразу в путь.
- Точнее, место?
- А развилка у Серого Бора.
- Это там, где на поле три сосны стоят?
Ну, тут ты меня не поймаешь, знаем мы эти фокусы.
- Может, и стоят они на каком-нибудь поле. Только у развилки-то все
больше лес, да сосны в нем не растут.
- Ладно. Эй, Пэт! Тащи-ка сюда пару мешков этой пшенички!
Пэт - это тот, который стоял у дверей - отдает оружие соседу-эльфу и
исчезает. Если он сейчас примется потрошить нашу тележку, то может и
костюмчики найти, что сейчас нежелательно. Студент как мысли мои прочитал
и высказывается:
- Не беспокойтесь, мастер Олерс, наши вещи я в комнату перенес,
ничего не случится!
Мастер Олерс - то есть я - одобрительно кивает и принимается льстить
хозяину, что, дескать, и не думал сомневаться в честности его людей...
Возвращается Пэт с мешком на спине, подходит и сваливает груз на стол,
прямо на остатки обеда. Хозяин заявляет: "Ну-ка, взглянем..." - и режет
мешок. Продолговатые гранулы похожи на зерно только по форме. Цвет и запах
у них явно не тот. Хозяин берет горстку и кидает на пламя ближайшей свечи
- вспышка озаряет оторопелого Кривозуба, и в зале раздается общий
испуганный вздох.
- Вот так, - снова говорит хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
недовольный ломовик, сушит свою профессиональную гордость - красный плащ с
золотым шитьем по рукавам. Над костром кипит чайник, рядом пустой котелок
и сидит собака - мелкая, но, видать, пакостная шавка. Студент спрашивает:
- Это извозчик?
- Да, ломовик, причем не из последних - смотри, как плащ расшит.
Такие подряжаются на дальние дороги. Вон и фургон его виднеется - там под
деревьями.
Студенту все ясно, и задерживаться он не хочет, а я против.
- Пойми, - говорю, - эти самые ломовики - народ смелый, независимый и
хитрый, иными просто не могут быть. И если умело повернуть, можно в любом
случае договориться.
Студент в сомнении, но я решительно шагаю к костру. На пол-дороге
собака вскакивает и принимается гавкать, а ломовик одним жестом
сворачивает плащ и осторожно укладывает на землю, а затем вскакивает и
глядит в темноту, из которой мы и появляемся.
Обычные приветствия, уверения в мирных намерениях, а затем хозяин
спрашивает:
- А что вам тут надо? Или не знаете, что ваш народ сейчас в запретных
ходит? Будь место не такое глухое, я бы вообще говорить не стал, ну вас в
болото. Чего изволите-то?
- Особо ничего не изволим. Самое большое - дорогу до Великой реки
узнать, покороче да потише.
- Это значит, в Круглое бежать собрались? Верно, Кун без вас не
жилец, и рвать с вами не станет. Ну хорошо. Я сам-то с Конских равнин, мне
этот ваш король не указка. Понимаешь? С равнин я, ломовик известный, а он,
этот... бродячий, с меня пошлину как с последнего извозчика дерет. Весь
наш цех рычит. И он...
Ломовик распаляясь набирает воздуху, и дальше уже почти орет:
- И он еще хочет, чтобы я выполнял его дурацкие указы, когда вокруг
на пять селений три стражника! Во! - следует неприличный жест. - Подавися!
Так-то. Вы, мальчики сейчас и дорогу узнаете, и у костра посидите, и
дальше со мной поедете. Только вот что, ваши панцири придется припрятать.
Здесь хоть и мало кто знает, как уртазы выглядят, но расспросы с
разговорами будут. А пусть обожрутся своими разговорами. А, кстати, вы-то
голодные?
Студент впервые за беседу подает голос:
- Вообще-то нет, но за компанию не против.
- У, хитрец! А я уж тебя за немого считать начал, - сообщает ломовик,
и приступает к делу.
Ужин удается на славу. В три приема разогретая смешанка из грибов с
капустой, да на пару с нашими консервами, да с довольно крепким зельем,
которое оказывается булькало в чайнике и согревают, и настроение
поднимают. Даже хозяин наш подобрел, хотя и не перестал ежеминутно
поминать "сволочную" погоду, и не менее "сволочного" короля. Наконец,
уставши, он разматывает еще два полотнища, из ткани наподобие провощенной
кисеи, и подвешивает так, что при любом повороте ветра и дождь не попадет,
и дым от костра уходит. Собака выпихнута "на улицу", а в нашем воздушном
замке объявляется отбой. За ночь костер несколько раз гаснет, и приходится
вставать - ни я, ни Студент обогрев не включали. Встанешь, передвинешь
угли, подкинешь свежих обрубков, а на теплину ломовик переползает, на
правах хозяина. Утром ничего нового. Дождь не то чтобы прекратился, но
явственно выдохся. Ломовик - он, кстати, попросил: "Зовите меня по
простому, Кривозубом, а имя ни к чему, пусть его этот, тьфу, в короне,
запоминает", - итак, он безжалостно рушит наше убежище, сворачивает
полотнища, а потом с помощью Студента начинает волнообразно изгибать
получившиеся колбаски. Из торцевых срезов льются небольшие водопадики -
хитро! Затем то же самое делаем уже втроем с навесом над упряжкой.
Кривозуб доволен:
- Один я бы так не сумел. Да и не хотел я ночевать в дороге, да из-за
проклятого дождя не успел в Бальдеронгиху. Поселок это, Бальдеронгиха.
Там, вишь-ли, в свое время гном Бальдеронг жил, ну и осталось.
Студент уже лезет разоблачаться, и я следом. В фургоне полутьма,
равными рядами уложены мешки семенной ржи или там пшеницы из Хафлингшира.
Студент без доспехов оказывается неожиданно худым, и вообще смешно его
видеть в одном белье. Мне тоже очень непривычно, но что поделаешь. Вопрос
- как быть с оборудованием? Не хочется бросать все эти хитроумные
устройства, в которые угроблена уйма труда и мысли, и без которых вдвое
возрастает количество ситуаций, опасных для нас. Но выбора особого нет, и
поэтому оставляем лишь оружие и всякую карманную мелочь. Одежды, которую
предлагает Кривозуб, хватило бы на одного приличного господина и на одного
оборванца. Обоих мы делим пополам, и получается, что я красив и импозантен
снизу до половины, а мой спутник наоборот. Свои же доспехи сворачиваем и
прячем на днище фургона, а по крыше продолжает с монотонным упрямством
долбить дождь, словно желая ее во что бы то ни стало продырявить. Затем
лезем к Кривозубу, готовить легенду.
- Ну ладно, стало быть, так. Ты, - на меня палец, - будешь доверенным
хозяина груза. Обычно мы сами хозяев представляем, а бывает и ездят
специально - разнюхать как и что. А ты, значит, за моего пособника
сойдешь, только отдай ему свой кафтан, и забери лохмотья. С лошадьми
управишься?
Студент:
- Не шибко, но смогу.
- Значит, усе. Садись за вожжи, вникай, а ты, купец, хе-хе, полезай
за мною.
И после этого битых полтора часа Кривозуб натаскивает меня не хуже
инструктора разведшколы - кто хозяин, да где я жил, да родню запомнить
заставил, и как товар идет. Пожалуй, я так могу и впрямь осесть и безбедно
торговать, барыши загребая. Кстати о барышах. Я сую Кривозубу десяток
золотых южной чеканки, и он берет, но добавки не просит, а даже
предупреждает:
- Ты смотри, деньги вам еще пригодятся, дорога длинная.
К середине дня открывается пресловутая Бальдеронгиха - довольно
крупное селение, торчит на всхолмье, окруженном невысокой, но крепкой на
вид оградой. Посреди холма сторожевая вышка. Есть несколько каменных
зданий, а остальные - дерево. Ого, это целый город! У входных ворот нас
даже останавливает кто-то вроде таможенника - осматривает груз, выясняет
цели и получив мзду, пропускает нас за стену. Я пока со своей ролью
справляюсь, а Студент вообще никого не интересует. В самом селении
Кривозуб уверенно берет курс на трактир, до которого оказывается совсем
недалеко.
- Тут до завтрашнего утра задержимся. Мне неохота второй раз на
дороге ночевать, да и сам понимаешь - можно теперь из расходу вылезти.
Намек ясен, но не радует. Кто его знает, каков Кривозуб в веселом
настроении. Да и нам не улыбается торчать в постоянном контакте с
неизвестно кем. Но куда денешься? И приходится раскланиваться с хозяином,
объявлять ему имя и приказывать слуге - Студенту то есть, чтобы комнату
осмотрел и потом шел в залу к нам. Студент ничего, не тушуется, он ведь на
бербазе уже работал с населением. В зале шумновато и многолюдно. В
основном публика простецкая - торговый люд, за непогодой застрявших здесь.
- Да, - говорю хозяину, - тесновато тут у вас?
- Да, да, но что поделать - хоть и не очень важный, но перекресток
ведь. Тут и на загорный тракт дорога ведет, и на Железный путь. А тут еще
непогодь эта... Но ничего, мальчики справляются!
И уплывает хозяин в сторону кухни. "Из расходу" Кривозуб вылезает
основательно. Наверное, все, на что способны здешние повара, стоит на
нашем столе и рядом на полу. Студент уже тут, и мы с ним на пору в
некотором страхе наблюдаем, как наш проводник гулко поглощает пиво
вперемешку с малиновой брагой. Уважительные взгляды с других столов
удовольствия мне тоже не доставляют, а вот Кривозуб весь аж наслаждается.
Так проходит часа два, сначала просто в жратве, а затем, когда вокруг нас
образуется тесный кружок вольных слушателей, в громкогласных сплетнях
Кривозуба о "жизни в западных землях". Хозяин трактира усердно мечется от
стола к столу, и пара мальчиков тоже, хотя мальчиками они пожалуй
перестали быть лет так пять назад. Они наперебой уговаривают проезжих
постояльцев не торопиться - пока дорога подсохнет. Выгоду этой
заботливости видно невооруженным глазом, но на уговоры все кивают и
соглашаются.
Наконец уже ближе к вечеру Кривозуб выдыхается, и центр шума
переходит к соседям через стол - то ли день рождения там, то ли еще что,
разобрать трудно. Честно говоря, мне уже и уходить не хочется - живот
полный, тепло, весело и главное - никто не пялится. А на гулянье уже и
песню затянули - местный оркестрик в две свирели и один гуслеподобный ящик
ведет мелодию, а сборище орет слова и грохочет ладонями по столу для
ритма. Веселая песня про то, как разбойник ограбил проезжего волшебника, а
тот в наказание превратил его в комара, а разбойник не унывает и мечтает
чародея в нос укусить. Заканчивается она бурным финалом, кто-то поджигает
шутовское кадило, и из него валит серая струя с запахом какой-то травы.
Это еще ничего, я помню, как-то на Южном форпосте был я на свадьбе, так
там какой-то весельчак из такой же штучки обкурил все сборище тухлой рыбой
- кому смех, а кому и не очень. А сейчас даже приятно. Кадило хорошее, и
дым стоит буквально коромыслом - он то серый, то красный, то желтый. Через
полминуты он должен опасть, ага, вот, светлеет - и галдеж тихнет как по
команде. На одном столе стоит хозяин, и в руках у него натянутый
двухзарядный арбалет, а у дверей оба "мальчика" с такими же штуками. А
вдоль стен растекаются неслышными легкими силуэтами эльфы-лучники. Хозяин
жестко, безо всякого елея в голосе объявляет:
- Всем не двигаться. Кто ни при чем, тот не пострадает.
Один из эльфов брезгливо морщится и чистым голосом спрашивает:
- Который?
Один из "мальчиков" нажимает собачку - стрела сметает кружку перед
ближайшим прихвостнем именинника. Тот сидит бледней смерти, пытается
что-то сказать, но вместо слов получается какой-то булькающий лепет. Еще
два эльфа подскакивают к нему и без лишних церемоний уволакивают под
микитки. Хозяин соскакивает со стола и начинает медленно прохаживаться по
залу, вещая внушительно и гулко:
- Вы, гости дорогие, ужо не обижайтесь. Время сейчас хоть и легкое,
но пакостники всегда найдутся, и надо с ними бороться, а то как же иначе.
Вот Хой-сапожник - все знают, какую хорошую обувку шил. А никто не знает,
что он давно уже с Херутом стакнулся и шпионит для них. Его покуда не
трогали, ну а теперь пора пришла. И еще есть одно дело. Ты! - он резко
оборачивается к Кривозубу. - Отвечай быстро, коротко - что везешь?
Кривозуб ошалело и неожиданно покорно отвечает:
- Пшеницу, семенную.
- Чью?
- Мэтью Бобринса.
- Эти двое с тобой - тоже от него?
- Нет! То есть да! То есть не совсем...
Теперь палец наставлен на меня:
- Ты человек Бобринса?
- Да.
- Давно у него?
- Нет.
- Зачем едешь?
- Насчет спроса узнать, может, еще чего вести стоит.
- Где к фургону присоединился?
Что бы сказать? Он спрашивает неспроста, и похоже, просто сверяет
ответы с чем-то заранее известным. То есть если он знает про этот фургон
все, то нас со Студентом уже можно считать самозванцами. Но пока
незаметно, что этот любопытный тип с двустрелкой держит нас за лжецов.
Возможно, он знает только, скажем, намерения этого Мэтью, и значит, надо
сказать так:
- А сели мы в начале Тракта-за-Горы. Я в тех местах один должок
изымал, и сразу в путь.
- Точнее, место?
- А развилка у Серого Бора.
- Это там, где на поле три сосны стоят?
Ну, тут ты меня не поймаешь, знаем мы эти фокусы.
- Может, и стоят они на каком-нибудь поле. Только у развилки-то все
больше лес, да сосны в нем не растут.
- Ладно. Эй, Пэт! Тащи-ка сюда пару мешков этой пшенички!
Пэт - это тот, который стоял у дверей - отдает оружие соседу-эльфу и
исчезает. Если он сейчас примется потрошить нашу тележку, то может и
костюмчики найти, что сейчас нежелательно. Студент как мысли мои прочитал
и высказывается:
- Не беспокойтесь, мастер Олерс, наши вещи я в комнату перенес,
ничего не случится!
Мастер Олерс - то есть я - одобрительно кивает и принимается льстить
хозяину, что, дескать, и не думал сомневаться в честности его людей...
Возвращается Пэт с мешком на спине, подходит и сваливает груз на стол,
прямо на остатки обеда. Хозяин заявляет: "Ну-ка, взглянем..." - и режет
мешок. Продолговатые гранулы похожи на зерно только по форме. Цвет и запах
у них явно не тот. Хозяин берет горстку и кидает на пламя ближайшей свечи
- вспышка озаряет оторопелого Кривозуба, и в зале раздается общий
испуганный вздох.
- Вот так, - снова говорит хозяин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58