Это было неслыханно — абсурдно! Но, встретившись с неумолимым взглядом Елизаветы Винтон, он понял, что это действительно произошло.
Она смотрела на него, и на её словно вырезанном из красного дерева лице он прочел отказ. Она не подпишет его петицию о политическом выживании. Не будет никакого “коалиционного правительства”, центристы и лоялисты не войдут в его состав, а значит, не укрепят позиции барона... и не разделят с ним вину, если поступят сообщения о новых катастрофах. Она даже не позволит ему от её имени послать приглашение Вильяму Александеру, которое тот почти наверняка отверг бы и тем самым подарил барону хотя бы этот избитый предлог обвинить центристов в отказе поддержать Корону в час бедствий.
Она ограничила его выбор ровно двумя возможностями: продолжить работу, не прикрываясь объединением с оппозицией, или подать в отставку. А если он подаст в отставку, тем самым он — ни больше, ни меньше — официально признается, что целиком и полностью ответствен за случившееся.
Молчание тянулось, дрожа от невысказанного напряжения, и он уже почти решил пригрозить ей отставкой, в случае если она откажется санкционировать создание коалиции... Но именно этого она и добивалась. Это был именно тот политически самоубийственный шаг, к которому она подталкивала его, и он ощутил прилив ярости и негодования. Неужели в подобный момент Корона способна прибегать к неприкрытым политическим маневрам?
— Желаете ли вы внести или обсудить еще какие-либо предложения? — спросила она в звенящей тишине.
Он понял, зачем она задала этот вопрос. Что бы он ни предложил, что бы ни порекомендовал, она, без сомнения, взвалит всю ответственность на него лично.
— Нет, ваше величество, — словно со стороны услышал барон свой голос. — Пока нет.
— Очень хорошо, милорд, — сказала Елизавета с легким кивком. — Благодарю вас за добросовестное исполнение вашей обязанности принести мне эти известия. Я уверена, что это был неприятный труд. А теперь, поскольку у вас, без сомнения, в связи с этой неспровоцированной агрессией появилось немало дел, требующих вашего немедленного внимания, не стану вас больше задерживать.
— Благодарю вас, ваше величество, — выдавил барон Высокого Хребта. — С вашего позволения?
Он поклонился ей намного ниже и направился к выходу. Провожавший его взгляд был суров и беспощаден.
Глава 58
— Как, по-вашему, идут дела дома, сэр? — тихо спросила капитан Дилэни у Лестера Турвиля, когда они поднимались в лифте к флагманскому конференц-залу корабля Флота Республики “Величественный”.
— Вопрос на миллион, Молли? — ответил адмирал, сдержанно ухмыльнувшись.
Начальник штаба чуть скривилась в ответ, и он хмыкнул.
— Признаю, что я тоже размышляю об этом, — покаялся он. — И вопреки раздражающему умозаключению, что уверенным ни в чем быть нельзя, я объективно уверен. Если оценки разведки, доставленные “Звездным светом”, также точны, как и в последние годы, Первый флот прибьёт уши манти к стенке. Но, — выражение его лица стало серьезней, — стоило ли вообще затевать войну — это, конечно, совсем другой вопрос.
Дилэни покосилась на командующего, удивившись — даже после всех этих месяцев — его задумчивому тону. Даже сотрудники собственного штаба с легкостью принимали всегдашнюю внешнюю напористость Лестера Турвиля за его подлинный характер, но она служила с ним почти три стандартных года и за это время узнала его лучше, чем многие.
— А был ли у нас выбор, сэр? — спросила она, помолчав, и адмирал пожал плечами.
— Не знаю. Полагаю, президент Причарт сделала все от неё зависящее, пытаясь найти другое решение, но, как свидетельствуют депеши “Звездного света”, со времени нашего отбытия дипломатическая ситуация явно только ухудшилась. И я уверен, как и все мы, что операция “Удар молнии” достигнет — наверное, правильнее сказать, уже достигла — своих непосредственных целей. А если совсем начистоту, мне, как и многим, хочется отомстить манти. Я больше сомневаюсь в успехе нашей части операции, — признался он, впрочем, не слишком удивив этим Дилэни, — но если наши оценки сил Сайдмора точны, мы должны справиться. Потенциальные выгоды от успеха — с политической, пропагандистской и чисто военной точек зрения — стоят того, чтобы рискнуть. Не могу избавиться от ощущения, что слишком мы все умные, как-то уж чересчур хорошо все задумано, но, как сказал давным-давно один парень с древнего морского флота со Старой Земли, это закон природы: кто не рискует, тот не выигрывает. С другой стороны, — он улыбнулся несколько натянуто, — следует помнить, что мы говорим о нападении на Хонор Харрингтон.
— Я знаю, что она молодец, — позволив себе чересчур терпеливую нотку в голосе, произнесла Дилэни, — но она не воплощение богини войны. Она хороша, спору нет, но я никогда не понимала, почему репортеры — и у них, и у нас — так на ней зациклились. В конце концов, настоящим крупным сражением она никогда не командовала, даже у звезды Ельцина. Я хочу сказать, сравните её реальные достижения на поле боя с тем, что сотворил с нами Белая Гавань, а о нем в прессе шумят куда меньше, чем о ней!
— Я никогда не называл её “богиней войны”, — поправил Турвиль и с усмешкой добавил: — С другой стороны, это не самое плохое определение. И я знаю, что она не непобедима, хотя в тот единственный раз, когда мы действительно сумели её побить, мы, скажем так, располагали некоторым численным превосходством.
Дилэни поняла, что краснеет: именно Лестер Турвиль был тем единственным хевенитским адмиралом, которому удалось нанести поражение Хонор Харрингтон.
— Суть в том, — продолжил Турвиль более серьезным тоном, — что она, весьма возможно, лучший, или, в крайнем случае, один из двух-трех лучших тактиков флота манти. У нас никто и близко не способен справиться с ней в равном бою. Между нами говоря, судя по тому, что я слышал от адмирала Тейсмана, он, по-видимому, мог разбить её у звезды Ельцина, после провала операции “Магнит”. Но даже если бы он уничтожил всю её группировку, для неё это все равно была бы стратегическая победа. А проявить себя в “настоящем крупном сражении” у неё просто ещё не было случая, и это, по правде сказать, тоже вызывает у меня беспокойство. Я не хочу оказаться первой её победой такого уровня. Ну а почему на ней “зацикливаются” газетчики — по моему мнению, причина в том, что она умудряется всегда выбираться из неблагоприятных обстоятельств. И потом, она чертовски привлекательна внешне, это тоже важно. Но самое главное, думаю, в том, что даже журналисты в ней что-то чувствуют. Нечто такое, что по-настоящему можно понять, только встретившись с ней лично... если вообще можно понять.
Дилэни взглянула на него вопросительно, и он пожал плечами.
— У неё есть стиль, Молли, — просто сказал он.
— Стиль, сэр?
— Стиль, — повторил Турвиль и снова пожал плечами. — Возможно, я неисправимый романтик, но мне всегда казалось, что есть офицеры, в которых есть нечто сверх обязательной программы. Иногда это просто харизма, но обычно — сочетание харизмы и чего-то ещё. В известном смысле это было присуще Эстер МакКвин. Все знали, что она запредельно честолюбива, и все, кто не работал с ней бок о бок, ей не доверяли, но, я думаю, каждый офицер, когда-либо служивший непосредственно под её началом, пошел бы за ней куда угодно... во всяком случае до тех пор, пока от неё не отвернется удача. МакКвин могла убедить вас в том, что она может сделать всё — и что вы хотите ей в этом помочь. А вот Харрингтон... Харрингтон заставляет вас почувствовать, что это вы способны сделать всё, потому что она в это верит... а затем помогает вам добиться успеха вместе с ней. МакКвин убеждала людей следовать за ней; Харрингтон просто идет вперёд, а люди следуют за ней сами.
— Вы восхищаетесь ею, сэр?
Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Турвиль кивнул.
— Да, — сказал он. — Честно признаюсь, это так. Из всех наших офицеров по таланту вести за собой людей и добиваться от них наибольшей отдачи ближе всех к ней адмирал Тейсман. И как тактик, он ей, пожалуй, не уступает. Но при всем моем глубочайшем к нему уважении и восхищении, я все же считаю, что в чем-то она его превосходит. Стиль. Не могу подобрать другого слова. Кроме того, она обладает даром оказываться в нужное время в нужном месте — или не в том месте и совершенно некстати, если судить с нашей точки зрения. Как вы только что заметили, большинство выигранных ею сражений были невеликого масштаба в сравнении с наступлением, которое провел Белая Гавань непосредственно перед заключением перемирия. Но последствия всех её побед несоизмеримо значительнее их масштаба. И это во многом объясняет её репутацию. Если хотите, ей везло — хотя это как раз тот случай, когда человек делает свою удачу сам. Вот почему мне кажется, что, невзирая на все мои тревоги и сомнения, решение послать нас сюда было правильным.
— Вот как, сэр? — Дилэни недоверчиво посмотрела на Турвиля, и он хмыкнул.
— Молли, — сказал он; теперь пришла его очередь говорить очень терпеливо, — я прекрасно знаю, что вы считаете, будто в нашей операции я веду себя как Кассандра. А на самом деле это решительная, но трезвая позиция здравомыслящего командующего.
Румянец начальника штаба обрисовался заметно ярче, и Турвиль ободряюще улыбнулся ей.
— Я был бы сверхчеловеком — и к тому же идиотом, — если бы не испытывал серьезных опасений относительно отправки флота такого размера так далеко от баз и служб поддержки, да ещё с целью нападения на офицера с репутацией Харрингтон. Даже если предположить, что мы разобьем её наголову — на что я надеюсь, — у нас неизбежны потери и повреждения, а отсюда до дома ещё лететь и лететь. Одна только репутация и достоинства Харрингтон делают её лично полномасштабной военной целью. Победа над ней, и желательно решительная победа, на фоне успеха “Удара молнии”, которая сомнет пограничные системы манти, станет мощнейшим ударом по боевому духу манти и их желанию бороться. Да и оставить манти без такого командира, если они все же не захотят разговаривать с нами по-хорошему, тоже полезно. Хотя на этот раз, если нам удастся снова захватить её в плен, я, будь всё проклято, гарантирую, что не будет никаких сфабрикованных обвинений и никаких казней!
Дилэни хотела ответить, но тут лифт остановился, и она посторонилась, пропуская адмирала к выходу на флагманский мостик.
Там его дожидались остальные офицеры штаба, а также командир “Величественного” капитан Каролина Хьюз и её первый помощник коммандер Пабло Бланшар. Командиры оперативных соединений и эскадр Второго флота участвовали в совещании виртуально: их лица уже возникли в секторах голографического дисплея над столом конференц-зала. Дилэни знала, что Турвиль предпочел бы для этого последнего совещания собрать всех на борту “Величественного” живьем, однако это было весьма затруднительно. Флот находился посереди гравитационного потока, приближаясь к Сайдмору, что начисто исключало перемещение персонала между кораблями с помощью малых судов, оснащенных лишь импеллерной тягой. Саму Дилэни вполне удовлетворяли электронные конференции, заменившие собой устаревшие встречи лицом к лицу, но её шеф был ярым приверженцем традиций. При появлении Турвиля офицеры, присутствовавшие физически, встали, а когда он расположился в кресле во главе стола, снова заняли свои места. Откачнувшись вместе с креслом назад, адмирал медленно и аккуратно приготовил сигару, вложил в рот, поджег и выдул облачко ароматного дыма. Словно озорной мальчишка, он ухмыльнулся подчиненным сквозь туманную завесу собственного изготовления. Расположенный над головой кондиционер засосал облачко в вентиляционное отверстие. Дилэни скрыла улыбку. Итак, адмирал снова в седле, снова в шкуре матерого космического волка, готовый, как гласит старая поговорка, “всех построить, пересчитать и надрать жопу”.
— Итак, — отрывисто произнес он, — примерно через пять часов мы заявимся на Сайдмор, не забронировав гостиницу.
Шутка вызвала несколько смешков, и его улыбка из озорной сделалась свирепой.
— Там наверняка найдутся люди, которые окажутся не очень рады нашему приходу. Это будет весьма огорчительно... для них.
Смех прозвучал уже без стеснения. Лестер кивнул операционисту.
— А сейчас коммандер Марстон ответит на все ваши вопросы по поводу того, как именно мы собираемся их огорчить. Джеф?
— Благодарю, сэр, — ответил коммандер Марстон и повернулся так, чтобы обращаться не только к присутствующим, но и в камеру, осуществлявшую голографическую передачу.
— Я знаю, что с базовым оперативным планом вы все знакомы, — начал он. — Однако некоторые выражали определенную озабоченность в связи с отдельными пунктами приложения семнадцать, поэтому, с вашего позволения, адмирал, я с него и начну.
Он взглянул на Турвиля, и тот в знак одобрения взмахнул сигарой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
Она смотрела на него, и на её словно вырезанном из красного дерева лице он прочел отказ. Она не подпишет его петицию о политическом выживании. Не будет никакого “коалиционного правительства”, центристы и лоялисты не войдут в его состав, а значит, не укрепят позиции барона... и не разделят с ним вину, если поступят сообщения о новых катастрофах. Она даже не позволит ему от её имени послать приглашение Вильяму Александеру, которое тот почти наверняка отверг бы и тем самым подарил барону хотя бы этот избитый предлог обвинить центристов в отказе поддержать Корону в час бедствий.
Она ограничила его выбор ровно двумя возможностями: продолжить работу, не прикрываясь объединением с оппозицией, или подать в отставку. А если он подаст в отставку, тем самым он — ни больше, ни меньше — официально признается, что целиком и полностью ответствен за случившееся.
Молчание тянулось, дрожа от невысказанного напряжения, и он уже почти решил пригрозить ей отставкой, в случае если она откажется санкционировать создание коалиции... Но именно этого она и добивалась. Это был именно тот политически самоубийственный шаг, к которому она подталкивала его, и он ощутил прилив ярости и негодования. Неужели в подобный момент Корона способна прибегать к неприкрытым политическим маневрам?
— Желаете ли вы внести или обсудить еще какие-либо предложения? — спросила она в звенящей тишине.
Он понял, зачем она задала этот вопрос. Что бы он ни предложил, что бы ни порекомендовал, она, без сомнения, взвалит всю ответственность на него лично.
— Нет, ваше величество, — словно со стороны услышал барон свой голос. — Пока нет.
— Очень хорошо, милорд, — сказала Елизавета с легким кивком. — Благодарю вас за добросовестное исполнение вашей обязанности принести мне эти известия. Я уверена, что это был неприятный труд. А теперь, поскольку у вас, без сомнения, в связи с этой неспровоцированной агрессией появилось немало дел, требующих вашего немедленного внимания, не стану вас больше задерживать.
— Благодарю вас, ваше величество, — выдавил барон Высокого Хребта. — С вашего позволения?
Он поклонился ей намного ниже и направился к выходу. Провожавший его взгляд был суров и беспощаден.
Глава 58
— Как, по-вашему, идут дела дома, сэр? — тихо спросила капитан Дилэни у Лестера Турвиля, когда они поднимались в лифте к флагманскому конференц-залу корабля Флота Республики “Величественный”.
— Вопрос на миллион, Молли? — ответил адмирал, сдержанно ухмыльнувшись.
Начальник штаба чуть скривилась в ответ, и он хмыкнул.
— Признаю, что я тоже размышляю об этом, — покаялся он. — И вопреки раздражающему умозаключению, что уверенным ни в чем быть нельзя, я объективно уверен. Если оценки разведки, доставленные “Звездным светом”, также точны, как и в последние годы, Первый флот прибьёт уши манти к стенке. Но, — выражение его лица стало серьезней, — стоило ли вообще затевать войну — это, конечно, совсем другой вопрос.
Дилэни покосилась на командующего, удивившись — даже после всех этих месяцев — его задумчивому тону. Даже сотрудники собственного штаба с легкостью принимали всегдашнюю внешнюю напористость Лестера Турвиля за его подлинный характер, но она служила с ним почти три стандартных года и за это время узнала его лучше, чем многие.
— А был ли у нас выбор, сэр? — спросила она, помолчав, и адмирал пожал плечами.
— Не знаю. Полагаю, президент Причарт сделала все от неё зависящее, пытаясь найти другое решение, но, как свидетельствуют депеши “Звездного света”, со времени нашего отбытия дипломатическая ситуация явно только ухудшилась. И я уверен, как и все мы, что операция “Удар молнии” достигнет — наверное, правильнее сказать, уже достигла — своих непосредственных целей. А если совсем начистоту, мне, как и многим, хочется отомстить манти. Я больше сомневаюсь в успехе нашей части операции, — признался он, впрочем, не слишком удивив этим Дилэни, — но если наши оценки сил Сайдмора точны, мы должны справиться. Потенциальные выгоды от успеха — с политической, пропагандистской и чисто военной точек зрения — стоят того, чтобы рискнуть. Не могу избавиться от ощущения, что слишком мы все умные, как-то уж чересчур хорошо все задумано, но, как сказал давным-давно один парень с древнего морского флота со Старой Земли, это закон природы: кто не рискует, тот не выигрывает. С другой стороны, — он улыбнулся несколько натянуто, — следует помнить, что мы говорим о нападении на Хонор Харрингтон.
— Я знаю, что она молодец, — позволив себе чересчур терпеливую нотку в голосе, произнесла Дилэни, — но она не воплощение богини войны. Она хороша, спору нет, но я никогда не понимала, почему репортеры — и у них, и у нас — так на ней зациклились. В конце концов, настоящим крупным сражением она никогда не командовала, даже у звезды Ельцина. Я хочу сказать, сравните её реальные достижения на поле боя с тем, что сотворил с нами Белая Гавань, а о нем в прессе шумят куда меньше, чем о ней!
— Я никогда не называл её “богиней войны”, — поправил Турвиль и с усмешкой добавил: — С другой стороны, это не самое плохое определение. И я знаю, что она не непобедима, хотя в тот единственный раз, когда мы действительно сумели её побить, мы, скажем так, располагали некоторым численным превосходством.
Дилэни поняла, что краснеет: именно Лестер Турвиль был тем единственным хевенитским адмиралом, которому удалось нанести поражение Хонор Харрингтон.
— Суть в том, — продолжил Турвиль более серьезным тоном, — что она, весьма возможно, лучший, или, в крайнем случае, один из двух-трех лучших тактиков флота манти. У нас никто и близко не способен справиться с ней в равном бою. Между нами говоря, судя по тому, что я слышал от адмирала Тейсмана, он, по-видимому, мог разбить её у звезды Ельцина, после провала операции “Магнит”. Но даже если бы он уничтожил всю её группировку, для неё это все равно была бы стратегическая победа. А проявить себя в “настоящем крупном сражении” у неё просто ещё не было случая, и это, по правде сказать, тоже вызывает у меня беспокойство. Я не хочу оказаться первой её победой такого уровня. Ну а почему на ней “зацикливаются” газетчики — по моему мнению, причина в том, что она умудряется всегда выбираться из неблагоприятных обстоятельств. И потом, она чертовски привлекательна внешне, это тоже важно. Но самое главное, думаю, в том, что даже журналисты в ней что-то чувствуют. Нечто такое, что по-настоящему можно понять, только встретившись с ней лично... если вообще можно понять.
Дилэни взглянула на него вопросительно, и он пожал плечами.
— У неё есть стиль, Молли, — просто сказал он.
— Стиль, сэр?
— Стиль, — повторил Турвиль и снова пожал плечами. — Возможно, я неисправимый романтик, но мне всегда казалось, что есть офицеры, в которых есть нечто сверх обязательной программы. Иногда это просто харизма, но обычно — сочетание харизмы и чего-то ещё. В известном смысле это было присуще Эстер МакКвин. Все знали, что она запредельно честолюбива, и все, кто не работал с ней бок о бок, ей не доверяли, но, я думаю, каждый офицер, когда-либо служивший непосредственно под её началом, пошел бы за ней куда угодно... во всяком случае до тех пор, пока от неё не отвернется удача. МакКвин могла убедить вас в том, что она может сделать всё — и что вы хотите ей в этом помочь. А вот Харрингтон... Харрингтон заставляет вас почувствовать, что это вы способны сделать всё, потому что она в это верит... а затем помогает вам добиться успеха вместе с ней. МакКвин убеждала людей следовать за ней; Харрингтон просто идет вперёд, а люди следуют за ней сами.
— Вы восхищаетесь ею, сэр?
Это было скорее утверждение, чем вопрос, и Турвиль кивнул.
— Да, — сказал он. — Честно признаюсь, это так. Из всех наших офицеров по таланту вести за собой людей и добиваться от них наибольшей отдачи ближе всех к ней адмирал Тейсман. И как тактик, он ей, пожалуй, не уступает. Но при всем моем глубочайшем к нему уважении и восхищении, я все же считаю, что в чем-то она его превосходит. Стиль. Не могу подобрать другого слова. Кроме того, она обладает даром оказываться в нужное время в нужном месте — или не в том месте и совершенно некстати, если судить с нашей точки зрения. Как вы только что заметили, большинство выигранных ею сражений были невеликого масштаба в сравнении с наступлением, которое провел Белая Гавань непосредственно перед заключением перемирия. Но последствия всех её побед несоизмеримо значительнее их масштаба. И это во многом объясняет её репутацию. Если хотите, ей везло — хотя это как раз тот случай, когда человек делает свою удачу сам. Вот почему мне кажется, что, невзирая на все мои тревоги и сомнения, решение послать нас сюда было правильным.
— Вот как, сэр? — Дилэни недоверчиво посмотрела на Турвиля, и он хмыкнул.
— Молли, — сказал он; теперь пришла его очередь говорить очень терпеливо, — я прекрасно знаю, что вы считаете, будто в нашей операции я веду себя как Кассандра. А на самом деле это решительная, но трезвая позиция здравомыслящего командующего.
Румянец начальника штаба обрисовался заметно ярче, и Турвиль ободряюще улыбнулся ей.
— Я был бы сверхчеловеком — и к тому же идиотом, — если бы не испытывал серьезных опасений относительно отправки флота такого размера так далеко от баз и служб поддержки, да ещё с целью нападения на офицера с репутацией Харрингтон. Даже если предположить, что мы разобьем её наголову — на что я надеюсь, — у нас неизбежны потери и повреждения, а отсюда до дома ещё лететь и лететь. Одна только репутация и достоинства Харрингтон делают её лично полномасштабной военной целью. Победа над ней, и желательно решительная победа, на фоне успеха “Удара молнии”, которая сомнет пограничные системы манти, станет мощнейшим ударом по боевому духу манти и их желанию бороться. Да и оставить манти без такого командира, если они все же не захотят разговаривать с нами по-хорошему, тоже полезно. Хотя на этот раз, если нам удастся снова захватить её в плен, я, будь всё проклято, гарантирую, что не будет никаких сфабрикованных обвинений и никаких казней!
Дилэни хотела ответить, но тут лифт остановился, и она посторонилась, пропуская адмирала к выходу на флагманский мостик.
Там его дожидались остальные офицеры штаба, а также командир “Величественного” капитан Каролина Хьюз и её первый помощник коммандер Пабло Бланшар. Командиры оперативных соединений и эскадр Второго флота участвовали в совещании виртуально: их лица уже возникли в секторах голографического дисплея над столом конференц-зала. Дилэни знала, что Турвиль предпочел бы для этого последнего совещания собрать всех на борту “Величественного” живьем, однако это было весьма затруднительно. Флот находился посереди гравитационного потока, приближаясь к Сайдмору, что начисто исключало перемещение персонала между кораблями с помощью малых судов, оснащенных лишь импеллерной тягой. Саму Дилэни вполне удовлетворяли электронные конференции, заменившие собой устаревшие встречи лицом к лицу, но её шеф был ярым приверженцем традиций. При появлении Турвиля офицеры, присутствовавшие физически, встали, а когда он расположился в кресле во главе стола, снова заняли свои места. Откачнувшись вместе с креслом назад, адмирал медленно и аккуратно приготовил сигару, вложил в рот, поджег и выдул облачко ароматного дыма. Словно озорной мальчишка, он ухмыльнулся подчиненным сквозь туманную завесу собственного изготовления. Расположенный над головой кондиционер засосал облачко в вентиляционное отверстие. Дилэни скрыла улыбку. Итак, адмирал снова в седле, снова в шкуре матерого космического волка, готовый, как гласит старая поговорка, “всех построить, пересчитать и надрать жопу”.
— Итак, — отрывисто произнес он, — примерно через пять часов мы заявимся на Сайдмор, не забронировав гостиницу.
Шутка вызвала несколько смешков, и его улыбка из озорной сделалась свирепой.
— Там наверняка найдутся люди, которые окажутся не очень рады нашему приходу. Это будет весьма огорчительно... для них.
Смех прозвучал уже без стеснения. Лестер кивнул операционисту.
— А сейчас коммандер Марстон ответит на все ваши вопросы по поводу того, как именно мы собираемся их огорчить. Джеф?
— Благодарю, сэр, — ответил коммандер Марстон и повернулся так, чтобы обращаться не только к присутствующим, но и в камеру, осуществлявшую голографическую передачу.
— Я знаю, что с базовым оперативным планом вы все знакомы, — начал он. — Однако некоторые выражали определенную озабоченность в связи с отдельными пунктами приложения семнадцать, поэтому, с вашего позволения, адмирал, я с него и начну.
Он взглянул на Турвиля, и тот в знак одобрения взмахнул сигарой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147