А что касается густых ковров водорослей, которые срезали с металлических дорожек, за ними еще раз прилетели космические суда. Их укомплектовали киинтскими экипажами, эти небольшие тупоносые продолговатые суденышки, которые летали над Джулиффом вверх и вниз по течению над мириадами притоков, они собирали людей и из деревень и свозили их в Даррингем. Свыше двух тысяч из них оказывали медицинскую помощь, летая вокруг с невообразимой скоростью, отыскивая в джунглях последних оставшихся там людей.
На краю города киинты установили семь тридцатиэтажных башен. В одной из них они устроили обеспечителя, полностью обладающего всем оборудованием, чтобы лечить больных людей.
Руфь Хилтон подобрали на третий день после Возвращения, как люди это называли. Когда перед ней приземлился флайер и управляющий им AI пригласил ее войти внутрь, она вполне всерьез поразмышляла, что не стоит и беспокоиться. Память об одержании действовала на ее психику, как влажные розги.
И в конце концов здесь была надежда для Джей, что и заставило ее влезть в летательный аппарат. За последние несколько недель сквозь ее одержателя стали проступать черты ее личности. Она бродила по деревням, спрашивая, нет ли каких новостей о Джей и о каких-то других детях Абердейла, которые могли бы пережить ту кошмарную ночь. Никто особенно много не знал в этом районе после того, как бомба упала где-то в саванне.
В течение двух дней она лежала в госпитале, а киинты осматривали ее и насильно заставляли есть. Крупные ксеноки смазывали ей кожу вокруг ее раковых поражений какой-то голубой желеобразной массой, и она впитывалась внутрь, словно Руфь обладала широкими порами. Ей говорили, что эта масса уберет опухолевые клетки, это была более действенная техника, чем медицинские пакеты у людей. Полтора дня вместе с мочой из нее выходило много странной жидкости.
К концу второго дня она чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы ходить по палате. Как и многие другие пациенты, ее товарищи по несчастью, Руфь сидела перед видовым окном и смотрела на Даррингтон, почти не разговаривая. Ежечасно прибывали инженерные команды, раздутые ярко-желтые джипы ползли по грязным улицам. Запрограммированные силиконовые здания, как грибы, вырастали в полукруге окружающей грязи. Протягивались силовые кабели; электрический свет снова зажегся в нескольких кварталах в течение ночи.
А то, что касалось самой Руфи, эти усилия тратились совершенно напрасно. Слишком много было воспоминаний, слишком много мертвых детей там, в джунглях. Никогда здесь не станет больше ее дом, никогда больше. Она не переставала спрашивать киинтов и госпитального AI, не нашел ли кто-нибудь Джей, и всегда получала один и тот же ответ.
А потом, на шестой день, в палату вошли Хорст и Джей, счастливая и здоровая. Руфь прижала к себе Джей, не давая дочке произнести ни слова в течение долгого времени, пока не убедилась, что у нее хватит воли пережить этот контакт.
Хорст придвинул еще два стула, и они втроем разглядывали город с его трудолюбивыми новыми обитателями.
– В течение следующего столетия здесь будет очень оживленное место, – сказал Хорст, и в его голосе звучала смесь удивления с восхищением. – Вы помните нашу первую ночь? Теперь больше нет того старого общежития для приезжающих. Но гавань, где оно было, кажется, сохранилась. – Он указал куда-то неопределенным жестом. – Круглые стенки полипа еще остались.
– Общежитие отстроят? – спросила Джей. Она находила всю здешнюю деятельность крайне волнующей.
– Сомневаюсь, – покачал головой Хорст. – Тем людям, которые теперь будут сюда эмигрировать, понадобятся пятизвездные отели.
Руфь подняла голову, чтобы поглядеть на небо. Утренние дождевые облака только что отодвинулись к востоку, направляясь в глубь суши, чтобы оросить деревни вверх по реке. Они оставили над городом первозданно чистое небо, а на его границах – мягкие испарения джунглей. Пять ярких звезд сияли в лазурной атмосфере, ближайшая из них обнаруживала свой четкий полумесяц. Руфь подумала, что одна из них могла быть самой Землей, хотя она и не знала, которая именно.
На ее орбите теперь находились сорок семь совместимых звезд. И все они – первая стадия колониальных миров, готовые принять население земных куполов.
– Мы вернемся в Абердейл? – спросила Джей.
– Нет, дорогая, – Руфь потрепала дочку по выгоревшим от солнца волосам. – Боюсь, что этот мир мы потеряли. Сюда прилетят люди с Земли и сделают его совершенно не таким, каким он был. Им не придется преодолевать здесь то прошлое, которое было за нами. Этот мир теперь принадлежит им. Нам снова придется куда-то переезжать.
* * *
Автобус мягко проехал через посадочное поле и открыл шлюз в зал для приезжающих. Афина встретила уже два автобуса. Она стояла с гордым видом в шелковом голубом корабельном костюме для церемоний, капитанской звезды у нее на воротнике не было.
– Я вернулся, – сказал Сайнон. – Я же говорил, что вернусь.
– Я никогда в тебе и не сомневалась. Но я бы поняла, если бы ты исчез с хрустальным существом, это была сказочная возможность.
– Другие воспользовались этой возможностью. Она же не перестала существовать от того, что я от нее отказался.
– Упрямый до самого конца.
– Когда-нибудь люди или то, чем мы станем, смогут проделать такое же путешествие самостоятельно. Хотел бы я думать, что сыграл свою роль в той цивилизации, которая сумеет отправить нас в тот путь.
– Ты теперь не такой, как тот Сайнон, который меня оставил.
– У меня теперь есть моя собственная душа. Я не вернусь к множественности. Я имею в виду, чтобы прожить мою жизнь в этой форме.
– Я рада, что ты снова обрел себя. Мне нужен в доме кто-то, кто держал бы в узде моих ужасных внуков.
Он рассмеялся резким рассыпчатым смехом:
– Каждый день все, чего я хотел, – это вернуться. Я боялся, что ты не захочешь.
– Никогда и в мыслях такого не было. Что бы ты ни натворил.
– Я привез кое-кого, кто страдает куда больше, чем любой из нас.
– Вижу.
Она продвинулась вперед и отвесила легкий поклон.
– Добро пожаловать на Ромул, генерал Хилтч.
Эта была минута, ужасавшая Ральфа больше всего, – переступить через порог. Если здесь не будет ему прощения, он не найдет его нигде в пределах этой вселенной. Он не мог даже заставить себя улыбнуться этой статной старой женщине, на чьем лице видел такое глубокое искреннее раздумье.
– У меня нет больше армии, мне некем командовать, Афина. Я сложил с себя свои полномочия.
– Скажите мне, почему вы приехали, Ральф.
– Из чувства вины. Я так много эденистов отправил на смерть. Освобождение несло гибель, а должно было привести к спасению. Оно существовало ради тщеславия и гордости, не ради чести. И все это было моей идеей. Я должен сказать, что сожалею.
– Мы бы хотели вас выслушать, Ральф. И слушать так долго, как вы захотите.
– Примете ли вы меня как одного из вас?
Она улыбнулась ему сочувственно:
– Хотите стать эденистом?
– Да, хотя это эгоистичное желание. Мне говорили, что эденист может облегчить свое бремя тем, что его разделит с ним любой другой эденист. Моя вина переросла в чистое горе.
– Это совсем не эгоизм, Ральф. Вы предлагаете разделить ваши чувства, внести свою лепту.
– Это закончится? Я смогу жить с тем, что совершил?
– Я воспитала в своем доме многих эденистских детей, Ральф, – она вложила свою руку в его и повела его к выходу. – И ни одной змеи на своей груди еще не пригрела.
* * *
Несколько недель ушло на то, чтобы земные функции правительства вернулись к норме после того, как Конфедерация удалилась из галактики. Люди понимали, что обстоятельства их жизни изменятся, и во многих отношениях почти полностью. Религии сражались за объединение или за то, чтобы найти оправдания единству евангелия для вселенной. Джошуа не возражал против этого; как он говорил Луизе, осуждение бога почти всегда равно осуждению себя самого. Время еще может увидеть окончание ненужного влияния, которое имела религия на восприятие людьми жизни. И опять-таки, зная извращенность человеческую, – возможно, и нет.
Полеты к звездам тоже менялись. Путешествие к звездам, разделенным более чем на половину светового года друг от друга, стали невероятно быстрыми и дешевыми.
Каждый репортер, бравший интервью у Джошуа, спрашивал, почему он не вернул на места звезды Конфедерации. Приведенный вопросом в полную ярость, он только улыбался в ответ и говорил, что ему нравится именно вид отсюда.
Правительствам он не так нравился. Отсюда не могло быть никакой внешней экспансии, если только не разовьются новые методы поступательного движения. Фонды для исследований прыжковых ям понемногу увеличивались.
Больше не будет антиматерии, чтобы терроризировать население планеты. Те звезды, где на орбитах находились производящие ее станции, остались позади, в той галактике (хотя Джошуа телепортировал оттуда весь штат). Политики повернули свое внимание к оборонному бюджету, увидев, как можно обратить фонды на пользу дружественных избирателей.
Техника киинтских обеспечителей была с воодушевлением принята обычной публикой, проделывая настоящие чудеса в Возвращенных мирах. Каждому хотелось иметь такое на Рождество.
Все население Земли просто сходило с ума, узнав, какая новая ступень развития доступна для планет. С одной стороны, их собственный климат приблизился к нормальному, сделав купола излишеством. Но потребовалось бы целое поколение, чтобы восстановить земную поверхность. И если восстановить леса, луга, джунгли и прерии, в куполах найдутся эмигранты, которые все испортят. Однако если расселить людей вокруг по новым планетам (меньше биллиона человек на каждую), у них у всех окажется естественная природная среда, позволяющая им поддерживать их настоящий уровень потребляющей промышленности и не полностью засорить атмосферу лишней теплотой. При том, что многие люди станут продвинутыми в экономике – скажем, если использовать эти изящные маленькие аппараты киинтов или еще какие-нибудь, которые появятся в результате новых исследований.
Во всех аспектах жизни Конфедерации намечались небольшие и тонкие изменения. Они будут соединяться друг с другом и вырастать одно из другого. И со временем, как надеялся Джошуа, с этими преобразованиями невозможно станет бороться.
Но пока что методы управления оставались теми же самыми. Годовой доход приходилось зарабатывать, налоги платить. И законы нужно было ужесточать. Накопившиеся судебные дела рассасывались медленно.
Траслов был той планетой, где перемены произойдут не скоро. Околоземная планета, находящаяся на последней стадии ледникового периода, он был одной из пяти колоний Конфедерации для каторжников. Джошуа включил и их тоже. Во многом, к облегчению разных правительств, включая и Авон, Траслов был тем местом, куда ссылали тех преступников, которых вывозил Флот Конфедерации.
Полеты кораблей-тюрем возобновились через три недели.
Андре Дюшампа ввел в камеру-капсулу один из стражников, который привязал его к одной из восьми противоперегрузочных коек. Как только ремни были на месте, как следует прикрепляя руки и ноги Андре к тонкому тюфяку, с него сняли предохранительный ошейник.
– Веди себя как следует, – коротко велел стражник и вышел через люк, чтобы привести следующего заключенного.
При помощи совершенного самоконтроля Андре оставался спокойным. Места, куда недавно были наложены медицинские пакеты, слегка побаливали. Как он был убежден, этот подонок, английский шарлатан-доктор, не вылечил как следует его пищеварительный тракт; его кишечник приходил в ярость после каждой еды. Если только можно назвать едой то, чем его кормили. Но его пищеварительный тракт был ничто по сравнению со страданиями, причиненными ужасной несправедливостью, обрушившейся на его несчастную голову. Флот обвинил его в атаке антиматерии против Трафальгара.
Это его! Невинную, преследуемую жертву шантажа! Это было просто дьявольски несправедливо.
– Привет, эй ты, там!
Андре взглянул на плохо сбалансированного лысеющего мужчину средних лет на соседней койке.
– Как я понимаю, нам бы нужно представиться друг другу, поскольку мы собираемся дальше вместе проживать. Я Микси Пенрис, а это моя жена Имельда.
Лицо Андре подавленно исказилось, когда робкая женщина среднего возраста, тоже довольно толстая, с надеждой помахала ему рукой с койки рядом со своим мужем.
– Я так рада с вами познакомиться, – сказала она.
– Стража! – яростно завопил Андре. – Стража!
Между Конфедерацией в полном значении этого слова и Трасловом никогда не допускалось никакого контакта, и в каждом полете был только один путь – вниз. Теоретически все было достаточно просто. Узники, добровольно сопровождаемые членами своей семьи, направлялись в экваториальную зону континента, не покрытую ледниками. Социологи, бывшие на службе у принимавших участие в операциях правительств, чтобы успокоить организации по гражданским правам человека, уверяли, что если вместе соберется достаточное количество людей, они неизбежно образуют стабильные общины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
На краю города киинты установили семь тридцатиэтажных башен. В одной из них они устроили обеспечителя, полностью обладающего всем оборудованием, чтобы лечить больных людей.
Руфь Хилтон подобрали на третий день после Возвращения, как люди это называли. Когда перед ней приземлился флайер и управляющий им AI пригласил ее войти внутрь, она вполне всерьез поразмышляла, что не стоит и беспокоиться. Память об одержании действовала на ее психику, как влажные розги.
И в конце концов здесь была надежда для Джей, что и заставило ее влезть в летательный аппарат. За последние несколько недель сквозь ее одержателя стали проступать черты ее личности. Она бродила по деревням, спрашивая, нет ли каких новостей о Джей и о каких-то других детях Абердейла, которые могли бы пережить ту кошмарную ночь. Никто особенно много не знал в этом районе после того, как бомба упала где-то в саванне.
В течение двух дней она лежала в госпитале, а киинты осматривали ее и насильно заставляли есть. Крупные ксеноки смазывали ей кожу вокруг ее раковых поражений какой-то голубой желеобразной массой, и она впитывалась внутрь, словно Руфь обладала широкими порами. Ей говорили, что эта масса уберет опухолевые клетки, это была более действенная техника, чем медицинские пакеты у людей. Полтора дня вместе с мочой из нее выходило много странной жидкости.
К концу второго дня она чувствовала себя достаточно здоровой, чтобы ходить по палате. Как и многие другие пациенты, ее товарищи по несчастью, Руфь сидела перед видовым окном и смотрела на Даррингтон, почти не разговаривая. Ежечасно прибывали инженерные команды, раздутые ярко-желтые джипы ползли по грязным улицам. Запрограммированные силиконовые здания, как грибы, вырастали в полукруге окружающей грязи. Протягивались силовые кабели; электрический свет снова зажегся в нескольких кварталах в течение ночи.
А то, что касалось самой Руфи, эти усилия тратились совершенно напрасно. Слишком много было воспоминаний, слишком много мертвых детей там, в джунглях. Никогда здесь не станет больше ее дом, никогда больше. Она не переставала спрашивать киинтов и госпитального AI, не нашел ли кто-нибудь Джей, и всегда получала один и тот же ответ.
А потом, на шестой день, в палату вошли Хорст и Джей, счастливая и здоровая. Руфь прижала к себе Джей, не давая дочке произнести ни слова в течение долгого времени, пока не убедилась, что у нее хватит воли пережить этот контакт.
Хорст придвинул еще два стула, и они втроем разглядывали город с его трудолюбивыми новыми обитателями.
– В течение следующего столетия здесь будет очень оживленное место, – сказал Хорст, и в его голосе звучала смесь удивления с восхищением. – Вы помните нашу первую ночь? Теперь больше нет того старого общежития для приезжающих. Но гавань, где оно было, кажется, сохранилась. – Он указал куда-то неопределенным жестом. – Круглые стенки полипа еще остались.
– Общежитие отстроят? – спросила Джей. Она находила всю здешнюю деятельность крайне волнующей.
– Сомневаюсь, – покачал головой Хорст. – Тем людям, которые теперь будут сюда эмигрировать, понадобятся пятизвездные отели.
Руфь подняла голову, чтобы поглядеть на небо. Утренние дождевые облака только что отодвинулись к востоку, направляясь в глубь суши, чтобы оросить деревни вверх по реке. Они оставили над городом первозданно чистое небо, а на его границах – мягкие испарения джунглей. Пять ярких звезд сияли в лазурной атмосфере, ближайшая из них обнаруживала свой четкий полумесяц. Руфь подумала, что одна из них могла быть самой Землей, хотя она и не знала, которая именно.
На ее орбите теперь находились сорок семь совместимых звезд. И все они – первая стадия колониальных миров, готовые принять население земных куполов.
– Мы вернемся в Абердейл? – спросила Джей.
– Нет, дорогая, – Руфь потрепала дочку по выгоревшим от солнца волосам. – Боюсь, что этот мир мы потеряли. Сюда прилетят люди с Земли и сделают его совершенно не таким, каким он был. Им не придется преодолевать здесь то прошлое, которое было за нами. Этот мир теперь принадлежит им. Нам снова придется куда-то переезжать.
* * *
Автобус мягко проехал через посадочное поле и открыл шлюз в зал для приезжающих. Афина встретила уже два автобуса. Она стояла с гордым видом в шелковом голубом корабельном костюме для церемоний, капитанской звезды у нее на воротнике не было.
– Я вернулся, – сказал Сайнон. – Я же говорил, что вернусь.
– Я никогда в тебе и не сомневалась. Но я бы поняла, если бы ты исчез с хрустальным существом, это была сказочная возможность.
– Другие воспользовались этой возможностью. Она же не перестала существовать от того, что я от нее отказался.
– Упрямый до самого конца.
– Когда-нибудь люди или то, чем мы станем, смогут проделать такое же путешествие самостоятельно. Хотел бы я думать, что сыграл свою роль в той цивилизации, которая сумеет отправить нас в тот путь.
– Ты теперь не такой, как тот Сайнон, который меня оставил.
– У меня теперь есть моя собственная душа. Я не вернусь к множественности. Я имею в виду, чтобы прожить мою жизнь в этой форме.
– Я рада, что ты снова обрел себя. Мне нужен в доме кто-то, кто держал бы в узде моих ужасных внуков.
Он рассмеялся резким рассыпчатым смехом:
– Каждый день все, чего я хотел, – это вернуться. Я боялся, что ты не захочешь.
– Никогда и в мыслях такого не было. Что бы ты ни натворил.
– Я привез кое-кого, кто страдает куда больше, чем любой из нас.
– Вижу.
Она продвинулась вперед и отвесила легкий поклон.
– Добро пожаловать на Ромул, генерал Хилтч.
Эта была минута, ужасавшая Ральфа больше всего, – переступить через порог. Если здесь не будет ему прощения, он не найдет его нигде в пределах этой вселенной. Он не мог даже заставить себя улыбнуться этой статной старой женщине, на чьем лице видел такое глубокое искреннее раздумье.
– У меня нет больше армии, мне некем командовать, Афина. Я сложил с себя свои полномочия.
– Скажите мне, почему вы приехали, Ральф.
– Из чувства вины. Я так много эденистов отправил на смерть. Освобождение несло гибель, а должно было привести к спасению. Оно существовало ради тщеславия и гордости, не ради чести. И все это было моей идеей. Я должен сказать, что сожалею.
– Мы бы хотели вас выслушать, Ральф. И слушать так долго, как вы захотите.
– Примете ли вы меня как одного из вас?
Она улыбнулась ему сочувственно:
– Хотите стать эденистом?
– Да, хотя это эгоистичное желание. Мне говорили, что эденист может облегчить свое бремя тем, что его разделит с ним любой другой эденист. Моя вина переросла в чистое горе.
– Это совсем не эгоизм, Ральф. Вы предлагаете разделить ваши чувства, внести свою лепту.
– Это закончится? Я смогу жить с тем, что совершил?
– Я воспитала в своем доме многих эденистских детей, Ральф, – она вложила свою руку в его и повела его к выходу. – И ни одной змеи на своей груди еще не пригрела.
* * *
Несколько недель ушло на то, чтобы земные функции правительства вернулись к норме после того, как Конфедерация удалилась из галактики. Люди понимали, что обстоятельства их жизни изменятся, и во многих отношениях почти полностью. Религии сражались за объединение или за то, чтобы найти оправдания единству евангелия для вселенной. Джошуа не возражал против этого; как он говорил Луизе, осуждение бога почти всегда равно осуждению себя самого. Время еще может увидеть окончание ненужного влияния, которое имела религия на восприятие людьми жизни. И опять-таки, зная извращенность человеческую, – возможно, и нет.
Полеты к звездам тоже менялись. Путешествие к звездам, разделенным более чем на половину светового года друг от друга, стали невероятно быстрыми и дешевыми.
Каждый репортер, бравший интервью у Джошуа, спрашивал, почему он не вернул на места звезды Конфедерации. Приведенный вопросом в полную ярость, он только улыбался в ответ и говорил, что ему нравится именно вид отсюда.
Правительствам он не так нравился. Отсюда не могло быть никакой внешней экспансии, если только не разовьются новые методы поступательного движения. Фонды для исследований прыжковых ям понемногу увеличивались.
Больше не будет антиматерии, чтобы терроризировать население планеты. Те звезды, где на орбитах находились производящие ее станции, остались позади, в той галактике (хотя Джошуа телепортировал оттуда весь штат). Политики повернули свое внимание к оборонному бюджету, увидев, как можно обратить фонды на пользу дружественных избирателей.
Техника киинтских обеспечителей была с воодушевлением принята обычной публикой, проделывая настоящие чудеса в Возвращенных мирах. Каждому хотелось иметь такое на Рождество.
Все население Земли просто сходило с ума, узнав, какая новая ступень развития доступна для планет. С одной стороны, их собственный климат приблизился к нормальному, сделав купола излишеством. Но потребовалось бы целое поколение, чтобы восстановить земную поверхность. И если восстановить леса, луга, джунгли и прерии, в куполах найдутся эмигранты, которые все испортят. Однако если расселить людей вокруг по новым планетам (меньше биллиона человек на каждую), у них у всех окажется естественная природная среда, позволяющая им поддерживать их настоящий уровень потребляющей промышленности и не полностью засорить атмосферу лишней теплотой. При том, что многие люди станут продвинутыми в экономике – скажем, если использовать эти изящные маленькие аппараты киинтов или еще какие-нибудь, которые появятся в результате новых исследований.
Во всех аспектах жизни Конфедерации намечались небольшие и тонкие изменения. Они будут соединяться друг с другом и вырастать одно из другого. И со временем, как надеялся Джошуа, с этими преобразованиями невозможно станет бороться.
Но пока что методы управления оставались теми же самыми. Годовой доход приходилось зарабатывать, налоги платить. И законы нужно было ужесточать. Накопившиеся судебные дела рассасывались медленно.
Траслов был той планетой, где перемены произойдут не скоро. Околоземная планета, находящаяся на последней стадии ледникового периода, он был одной из пяти колоний Конфедерации для каторжников. Джошуа включил и их тоже. Во многом, к облегчению разных правительств, включая и Авон, Траслов был тем местом, куда ссылали тех преступников, которых вывозил Флот Конфедерации.
Полеты кораблей-тюрем возобновились через три недели.
Андре Дюшампа ввел в камеру-капсулу один из стражников, который привязал его к одной из восьми противоперегрузочных коек. Как только ремни были на месте, как следует прикрепляя руки и ноги Андре к тонкому тюфяку, с него сняли предохранительный ошейник.
– Веди себя как следует, – коротко велел стражник и вышел через люк, чтобы привести следующего заключенного.
При помощи совершенного самоконтроля Андре оставался спокойным. Места, куда недавно были наложены медицинские пакеты, слегка побаливали. Как он был убежден, этот подонок, английский шарлатан-доктор, не вылечил как следует его пищеварительный тракт; его кишечник приходил в ярость после каждой еды. Если только можно назвать едой то, чем его кормили. Но его пищеварительный тракт был ничто по сравнению со страданиями, причиненными ужасной несправедливостью, обрушившейся на его несчастную голову. Флот обвинил его в атаке антиматерии против Трафальгара.
Это его! Невинную, преследуемую жертву шантажа! Это было просто дьявольски несправедливо.
– Привет, эй ты, там!
Андре взглянул на плохо сбалансированного лысеющего мужчину средних лет на соседней койке.
– Как я понимаю, нам бы нужно представиться друг другу, поскольку мы собираемся дальше вместе проживать. Я Микси Пенрис, а это моя жена Имельда.
Лицо Андре подавленно исказилось, когда робкая женщина среднего возраста, тоже довольно толстая, с надеждой помахала ему рукой с койки рядом со своим мужем.
– Я так рада с вами познакомиться, – сказала она.
– Стража! – яростно завопил Андре. – Стража!
Между Конфедерацией в полном значении этого слова и Трасловом никогда не допускалось никакого контакта, и в каждом полете был только один путь – вниз. Теоретически все было достаточно просто. Узники, добровольно сопровождаемые членами своей семьи, направлялись в экваториальную зону континента, не покрытую ледниками. Социологи, бывшие на службе у принимавших участие в операциях правительств, чтобы успокоить организации по гражданским правам человека, уверяли, что если вместе соберется достаточное количество людей, они неизбежно образуют стабильные общины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102