— Ничего не поделаешь: если мы оставим наши прикрытия, нас отрежут и уничтожат. Если бы вам, друг мой, пришлось повоевать столько, сколько мне, вы умели бы мириться с тем, что неизбежно. Я помн1о вот точно такой же случай. Кроаты, купленные турецким султаном, преследовали арьергард императорских войск. Я потерял половину роты прежде чем эти продажные ренегаты вступили с нами в рукопашную. Эге! Они садятся на лошадей! Не робей, ребята, теперь нам недолго ждать.
И действительно, драгуны снова садились на лошадей с явным нетерпением атаковать нас. Тридцать всадников отделились от отряда, устремившись в поле, чтобы зайти нам в правый фланг. Саксон, увидя этот манёвр, весело выругался.
— Эге! Они все-таки знают немножко военное искусство, — произнёс он. — Мэстер Иисус, они хотят атаковать нас с фронта и с фланга. Поэтому поставьте направо людей, вооружённых косами, вдоль живой изгороди. Стойте крепко, братцы, и не пятьтесь от лошадей. А вы все, у кого есть серпы, ложитесь в канавы и рубите лошадей по ногам. Люди, которые будут бросать камни, — становитесь позади. На близком расстоянии тяжёлый камень действует не хуже любой пули. Так помните же, ребята, если хотите скоро увидеться с вашими жёнами и детьми — работайте изо всех сил. Не давайте спуску драгунам. Ну, а теперь позаботимся о защите фронта. Все, у кого есть пистолеты, полезайте в телеги. У вас, Кларк, два пистолета, у вас, Локарби, — тоже два, у меня один, итого — пять. Есть ещё десяток плохоньких да три мушкета. Итого — двадцать выстрелов. У вас, сэр Гервасий, есть пистолеты?
— Нет, — ответил наш товарищ, — но я могу достать пару.
И, вспыгнув на свою лошадь, он помчался по дороге по направлению к драгунам. Это движение было столь неожиданно и быстро, что несколько секунд царила мёртвая тишина. А затем все крестьяне подняли дикий вопль ненависти; посыпались проклятия.
— Стреляйте в него! — кричали они. — Стреляйте в этого лживого амалекитянина. Он пошёл к своим, он продал вас в руки врагов! Иуда! Иуда!
Драгуны, которые продолжали строиться, ожидая, когда прибудет к назначенному месту отряд, посланный атаковать нас справа, стояли молча и ждали. Вид одетого по-придворному кавалера, направлявшегося к ним, привёл их, очевидно, в недоумение.
Но мы недолго пребывали в сомнении. Сэр Гервасий, доехав до того места, где лежал убитый корнет, соскочил с лошади и взял у мертвеца пистолеты и мешок, в котором хранились порох и пули. А затем он не спеша, под дождём пуль, взрывавших вокруг него белую пыль, сел на лошадь и, сделав несколько шагов по направлению к драгунам, выстрелил в них. Не обращая внимания на ответные пули, которыми его осыпали неприятели, он снял шляпу, вежливо раскланялся с ними и помчался обратно к нам. Вернулся он живой и здоровый, хотя одна из вражеских пуль оцарапала ногу его лошади, а другая пробила дыру в поле камзола. Крестьяне восторженно приветствовали его возвращение. С этого дня сэру Гервасию было дозволено носить легкомысленные костюмы и вести себя как угодно. Никто уже не осмеливался говорить, что он носит ливрею сатаны или что у него нет настоящего усердия к святому делу.
— Драгуны тронулись! — крикнул Саксон. — Пока я не выстрелю, никто не смей стрелять! Если кто нарушит моё приказание — убью как собаку, так и знайте!
Наш начальник, произнеся эту угрозу, мрачно поглядел кругом. Было совершенно очевидно, что он приведёт эту угрозу в исполнение.
В отряде, который стоял против нас, раздался резкий звук рожка. Рожок завизжал и на нашем правом фланге. При первом сигнале оба отряда дали шпоры коням и пустились на нас во весь карьер. Солдаты, мчавшиеся по полю, шли медленнее и расстроили ряд. Произошло это потому, что им пришлось скакать по мягкому, болотистому грунту. Но, пройдя это трудное место, они перестроились и опять помчались, направляясь на живую изгородь. Главный отряд, шедший по дороге, мчался безо всяких промедлений. Драгуны летели, звеня оружием и латами, изрыгая ругательства, прямо на нашу жалкую баррикаду.
Ах, дети мои! Я теперь старик; я вам рассказываю разные события и стараюсь описать их вам так, как они представлялись мне самому. Но чувствую, что это нелегко. Нет на человеческом языке таких слов, которыми можно бы было описать те моменты, которые мне пришлось тогда пережить!
Как сейчас, я вижу перед собою белую Сомерсетскую дорогу, а по ней, как ураган, несутся ряды драгунов. Я вижу красные, злые лица, раздувающиеся ноздри вспененных лошадей, вокруг лошадей облака пыли. Как мне описать вам эту сцену! Вы никогда ничего подобного не видали, да дай Бог, чтобы вам и не привелось видеть ничего такого. А шум! Сперва мы слышали только звяканье и топот; по мере приближения драгун этот топот увеличивался, превращался в сплошной рёв, в нечто похожее на гром. Чувствовалось, что приближается какая-то несокрушимая сила. Ах, я, право, не могу даже этого описать.
Нам с Рувимом, неопытным солдатам, казалось совершенно невозможным, чтобы наши слабые преграды и наше плохое оружие могло бы хоть на минуту задержать натиск драгунов. Повсюду я видел бледные, сосредоточенные лица, широко открытые, неподвижные, суровые глаза; в лицах крестьян было видно упорство, но упорство это порождаемо было не столько надеждой, сколько отчаянием. Раздавались восклицания, слышались молитвы.
— Боже, спаси твой народ!
— Боже, буди милостив к нам, грешным!
— Пребудь с нами в сей день!
— Прими души наши, милосердный Отец! Саксон лежал в телеге. Глаза его блистали, как бриллианты. В неподвижно вытянутой руке он держал пистолет. Следуя его примеру, и мы целились в первый ряд неприятеля. Вся наша надежда была в этом приготовляемом нами залпе. Удастся нам расстроить неприятеля, нанести ему потери — и мы спасены.
Но когда же это Саксон выстрелит? Враги уже совсем близко, не более десяти шагов. Я вижу бляхи на панцирях драгун, я вижу их пороховые сумки, болтающиеся на перевязях; ещё один шаг — и вот наконец Саксон стреляет! Мы даём дружный залп. Стоящие сзади нас коренастые мужики осыпают неприятеля градом тяжёлых камней. Я помню шум, который производили эти камни, ударяя о каски и латы. Точно град стучал по железной крыше. На минуту скачущие кони и их красивые всадники окутались дымом, а затем дым рассеялся и нам предстала совершенно другая сцена. Дюжина людей и лошадей валялись на земле в какой-то страшной, кровавой куче. Скачущие сзади всадники налетали на сражённый нашими пулями и камнями первый ряд и падали также. Я видел храпящих, вздымающихся на дыбы лошадей; слышался стук кованных копыт, виднелись шатающиеся люди. Одни подымались, другие падали. Люди были без шляп, растерянные, обезумевшие, оглушённые падением и не знающие, куда девать себя. Это был, так сказать, передний план картины, представившейся нам. А на заднем плане происходило бегство. Остаток отряда, раненые и здоровые, бешено мчались назад, торопясь добраться до безопасного места и перестроиться. Радостный крик подняли наши крестьяне. Послышались хвала и благодарение Богу. Большинство бросились вперёд, и несколько оставшихся ещё здоровых солдат были перебиты или взяты в плен нашими. Победители жадно схватывали карабины, сабли и перевязи. Некоторые из них служили в милиции и знали, как обращаться с этим оружием.
Победа, однако, была ещё далеко не полная. Атаковавший нас с фланга отряд смело ринулся на живую изгородь. Отряд был встречен градом камней и бешеными ударами пик и кос. Но все-таки двенадцати драгунам, а то и больше, удалось прорваться через защиту. Очутившись среди крестьян, солдаты, вооружённые длинными саблями и защищённые броней, начали наносить нам большие потери. Правда, крестьянам удалось зарубить серпами нескольких лошадей, но и в пешем строю солдаты с большим успехом отбивали бешеную атаку плохо вооружённых противников. Командовал драгунами сержант, человек, по-видимому, очень энергичный и страшно сильный. Он ободрял своих подчинённых словом и примером. Одному крестьянину удалось убить его лошадь пикою, но в то время как лошадь падала, сержант ловко соскочил с неё и одним взмахом разрубил нападавшего на него пуританина. Шляпу сержант держал на левой руке и размахивал ею, собирая своих людей. Каждого пуританина, приближающегося к нему, он поражал. Наконец удар секирой ослабил его сопротивление. Он не мог держаться на ногах и стал на колени. Удар цепом перешиб его саблю около самой рукоятки. Увидя падение своего вождя, драгуны обратились в бегство. Но храбрый малый, несмотря на то что был ранен и истекал кровью, продолжал защищаться. Конечно, он был бы убит, если бы я не схватил его в охапку и не бросил в телегу. Он был настолько благоразумен, что смирно лежал там до самого окончания схватки. Из дюжины драгун, прорвавшихся в наш лагерь, спаслось только четверо. Остальные лежали убитые или раненые по обеим сторонам живой изгороди, сражённые косами или сбитые с лошадей камнями. Всего-навсего было убито десять драгун, ранено четырнадцать, а семерых взяли в плен. Мы овладели десятью лошадьми, двадцатью с лишком карабинами и большим количеством пороха, фитилей и пуль. Конная рота, став на почтительном расстоянии, дала последний, беспорядочный залп, а затем помчалась прочь и исчезла в роще, откуда она вынырнула.
Эта победа досталась нам не даром: мы понесли тяжёлые потери. Трое человек у нас было убито, а шесть ранено мушкетным огнём. Один из них очень серьёзно. Пять человек были серьёзно ранены в то время, когда фланговый отряд ворвался в лагерь. Можно было надеяться на выздоровление только одного из этих пяти человек. Кроме того, у нас один человек погиб от собственного старинного пистолета, который разорвался. А другого лягнула лошадь и сломала ему руку. Общие наши потери равнялись, стало быть, восьми убитым и такому же количеству раненых. Конечно, это сравнительно немного; очень уж свирепо было нападение, и, кроме того, неприятель превосходил нас дисциплиной и вооружением.
Крестьяне пришли в такой восторг от своей победы, что громко требовали, чтобы им позволили преследовать бегущих драгун. Особенно настойчиво требовали этого те, которые захватили лошадей. Сэр Гервасий, Джером и Рувим вызвались командовать ими. Но Децимус Саксон наотрез отказался дать своё разрешение на это. Также неблагосклонно отнёсся Саксон к предложению преподобного Иисуса Петтигрью, который выразил намерение стать на телегу и сказать соответствующую случаю проповедь. Проповедь эта была должна закончиться общей благодарственной молитвой за победу.
— Верно-верно, добрый мэстер Петтигрью, — сказал он, — на Израиля сошло великое благословение, и было бы, конечно, недурно вознести благодарность Творцу и предаться благочестивым рассуждениям. Но время ещё не пришло. На все своё время: и молиться, и трудиться. — А затем, обращаясь к одному из пленных, Саксон спросил: — Эй вы, приятель, к какому полку вы принадлежите?
— Я не обязан отвечать на ваши вопросы! — мрачно ответил драгун.
Саксон грозно взглянул на пленника и крикнул:
— А что, если я тебя велю связать да дать сотню-другую палок? Тогда ты заговоришь?
Лицо у Саксона было такое свирепое, что солдат испугался и поспешно ответил:
— Это рота второго драгунского полка.
— А где самый полк?
— Мы его оставили на дороге между Ильчестером и Лангпортом.
— Слышите ли? — сказал Саксон. — Нам не приходится терять времени, а то на нас налетит вся свора. Кладите-ка убитых и раненых в телеги, да запрягите в эти телеги двух коней. Пока мы не будем в Таунтоне, мы не можем считать себя в безопасности.
Мэстер Иисус перестал противоречить; он теперь и сам видел, что благочестивыми упражнениями заниматься некогда. Раненых мы уложили в крытый фургон на подушки и перины, а мёртвых положили в телегу, которая шла позади нас, защищая наш тыл. Крестьяне, которым принадлежали телеги, нисколько не сердились на нас за то, что мы завладели их собственностью. Совершенно напротив: они помогали нам запрягать лошадей и всячески угождали нам.
Не прошло и часа после окончания стычки, как мы снова двинулись в путь. Над землёю уже сгущались сумерки. Когда мы удалились на несколько сот ярдов от места нашей победы, я оглянулся назад. На белом полотне дороги виднелись чёрные точки: это были тела убитых нами драгун.
Глава XVI
Прибытие в Таунтон
Пурпуровые тени вечера окончательно спустились над землёй. Солнце исчезло за далёкими горами Квантока и Брендона. Тем временем наш крестьянский отряд успел миновать Корри-Райвель, Рантэдж и Хенгад. Из коттеджей и деревенских домиков, крытых красной черепицей, к нам выбегали навстречу жители. В руках у них были кувшины с молоком и пивом. Они приветствовали наших крестьян и предлагали им еду и питьё. То же повторялось, когда мы проходили через небольшие деревни. И старые, и малые кричали «ура» королю Монмаузу и выражали пожелания успеха делу протестантизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77
И действительно, драгуны снова садились на лошадей с явным нетерпением атаковать нас. Тридцать всадников отделились от отряда, устремившись в поле, чтобы зайти нам в правый фланг. Саксон, увидя этот манёвр, весело выругался.
— Эге! Они все-таки знают немножко военное искусство, — произнёс он. — Мэстер Иисус, они хотят атаковать нас с фронта и с фланга. Поэтому поставьте направо людей, вооружённых косами, вдоль живой изгороди. Стойте крепко, братцы, и не пятьтесь от лошадей. А вы все, у кого есть серпы, ложитесь в канавы и рубите лошадей по ногам. Люди, которые будут бросать камни, — становитесь позади. На близком расстоянии тяжёлый камень действует не хуже любой пули. Так помните же, ребята, если хотите скоро увидеться с вашими жёнами и детьми — работайте изо всех сил. Не давайте спуску драгунам. Ну, а теперь позаботимся о защите фронта. Все, у кого есть пистолеты, полезайте в телеги. У вас, Кларк, два пистолета, у вас, Локарби, — тоже два, у меня один, итого — пять. Есть ещё десяток плохоньких да три мушкета. Итого — двадцать выстрелов. У вас, сэр Гервасий, есть пистолеты?
— Нет, — ответил наш товарищ, — но я могу достать пару.
И, вспыгнув на свою лошадь, он помчался по дороге по направлению к драгунам. Это движение было столь неожиданно и быстро, что несколько секунд царила мёртвая тишина. А затем все крестьяне подняли дикий вопль ненависти; посыпались проклятия.
— Стреляйте в него! — кричали они. — Стреляйте в этого лживого амалекитянина. Он пошёл к своим, он продал вас в руки врагов! Иуда! Иуда!
Драгуны, которые продолжали строиться, ожидая, когда прибудет к назначенному месту отряд, посланный атаковать нас справа, стояли молча и ждали. Вид одетого по-придворному кавалера, направлявшегося к ним, привёл их, очевидно, в недоумение.
Но мы недолго пребывали в сомнении. Сэр Гервасий, доехав до того места, где лежал убитый корнет, соскочил с лошади и взял у мертвеца пистолеты и мешок, в котором хранились порох и пули. А затем он не спеша, под дождём пуль, взрывавших вокруг него белую пыль, сел на лошадь и, сделав несколько шагов по направлению к драгунам, выстрелил в них. Не обращая внимания на ответные пули, которыми его осыпали неприятели, он снял шляпу, вежливо раскланялся с ними и помчался обратно к нам. Вернулся он живой и здоровый, хотя одна из вражеских пуль оцарапала ногу его лошади, а другая пробила дыру в поле камзола. Крестьяне восторженно приветствовали его возвращение. С этого дня сэру Гервасию было дозволено носить легкомысленные костюмы и вести себя как угодно. Никто уже не осмеливался говорить, что он носит ливрею сатаны или что у него нет настоящего усердия к святому делу.
— Драгуны тронулись! — крикнул Саксон. — Пока я не выстрелю, никто не смей стрелять! Если кто нарушит моё приказание — убью как собаку, так и знайте!
Наш начальник, произнеся эту угрозу, мрачно поглядел кругом. Было совершенно очевидно, что он приведёт эту угрозу в исполнение.
В отряде, который стоял против нас, раздался резкий звук рожка. Рожок завизжал и на нашем правом фланге. При первом сигнале оба отряда дали шпоры коням и пустились на нас во весь карьер. Солдаты, мчавшиеся по полю, шли медленнее и расстроили ряд. Произошло это потому, что им пришлось скакать по мягкому, болотистому грунту. Но, пройдя это трудное место, они перестроились и опять помчались, направляясь на живую изгородь. Главный отряд, шедший по дороге, мчался безо всяких промедлений. Драгуны летели, звеня оружием и латами, изрыгая ругательства, прямо на нашу жалкую баррикаду.
Ах, дети мои! Я теперь старик; я вам рассказываю разные события и стараюсь описать их вам так, как они представлялись мне самому. Но чувствую, что это нелегко. Нет на человеческом языке таких слов, которыми можно бы было описать те моменты, которые мне пришлось тогда пережить!
Как сейчас, я вижу перед собою белую Сомерсетскую дорогу, а по ней, как ураган, несутся ряды драгунов. Я вижу красные, злые лица, раздувающиеся ноздри вспененных лошадей, вокруг лошадей облака пыли. Как мне описать вам эту сцену! Вы никогда ничего подобного не видали, да дай Бог, чтобы вам и не привелось видеть ничего такого. А шум! Сперва мы слышали только звяканье и топот; по мере приближения драгун этот топот увеличивался, превращался в сплошной рёв, в нечто похожее на гром. Чувствовалось, что приближается какая-то несокрушимая сила. Ах, я, право, не могу даже этого описать.
Нам с Рувимом, неопытным солдатам, казалось совершенно невозможным, чтобы наши слабые преграды и наше плохое оружие могло бы хоть на минуту задержать натиск драгунов. Повсюду я видел бледные, сосредоточенные лица, широко открытые, неподвижные, суровые глаза; в лицах крестьян было видно упорство, но упорство это порождаемо было не столько надеждой, сколько отчаянием. Раздавались восклицания, слышались молитвы.
— Боже, спаси твой народ!
— Боже, буди милостив к нам, грешным!
— Пребудь с нами в сей день!
— Прими души наши, милосердный Отец! Саксон лежал в телеге. Глаза его блистали, как бриллианты. В неподвижно вытянутой руке он держал пистолет. Следуя его примеру, и мы целились в первый ряд неприятеля. Вся наша надежда была в этом приготовляемом нами залпе. Удастся нам расстроить неприятеля, нанести ему потери — и мы спасены.
Но когда же это Саксон выстрелит? Враги уже совсем близко, не более десяти шагов. Я вижу бляхи на панцирях драгун, я вижу их пороховые сумки, болтающиеся на перевязях; ещё один шаг — и вот наконец Саксон стреляет! Мы даём дружный залп. Стоящие сзади нас коренастые мужики осыпают неприятеля градом тяжёлых камней. Я помню шум, который производили эти камни, ударяя о каски и латы. Точно град стучал по железной крыше. На минуту скачущие кони и их красивые всадники окутались дымом, а затем дым рассеялся и нам предстала совершенно другая сцена. Дюжина людей и лошадей валялись на земле в какой-то страшной, кровавой куче. Скачущие сзади всадники налетали на сражённый нашими пулями и камнями первый ряд и падали также. Я видел храпящих, вздымающихся на дыбы лошадей; слышался стук кованных копыт, виднелись шатающиеся люди. Одни подымались, другие падали. Люди были без шляп, растерянные, обезумевшие, оглушённые падением и не знающие, куда девать себя. Это был, так сказать, передний план картины, представившейся нам. А на заднем плане происходило бегство. Остаток отряда, раненые и здоровые, бешено мчались назад, торопясь добраться до безопасного места и перестроиться. Радостный крик подняли наши крестьяне. Послышались хвала и благодарение Богу. Большинство бросились вперёд, и несколько оставшихся ещё здоровых солдат были перебиты или взяты в плен нашими. Победители жадно схватывали карабины, сабли и перевязи. Некоторые из них служили в милиции и знали, как обращаться с этим оружием.
Победа, однако, была ещё далеко не полная. Атаковавший нас с фланга отряд смело ринулся на живую изгородь. Отряд был встречен градом камней и бешеными ударами пик и кос. Но все-таки двенадцати драгунам, а то и больше, удалось прорваться через защиту. Очутившись среди крестьян, солдаты, вооружённые длинными саблями и защищённые броней, начали наносить нам большие потери. Правда, крестьянам удалось зарубить серпами нескольких лошадей, но и в пешем строю солдаты с большим успехом отбивали бешеную атаку плохо вооружённых противников. Командовал драгунами сержант, человек, по-видимому, очень энергичный и страшно сильный. Он ободрял своих подчинённых словом и примером. Одному крестьянину удалось убить его лошадь пикою, но в то время как лошадь падала, сержант ловко соскочил с неё и одним взмахом разрубил нападавшего на него пуританина. Шляпу сержант держал на левой руке и размахивал ею, собирая своих людей. Каждого пуританина, приближающегося к нему, он поражал. Наконец удар секирой ослабил его сопротивление. Он не мог держаться на ногах и стал на колени. Удар цепом перешиб его саблю около самой рукоятки. Увидя падение своего вождя, драгуны обратились в бегство. Но храбрый малый, несмотря на то что был ранен и истекал кровью, продолжал защищаться. Конечно, он был бы убит, если бы я не схватил его в охапку и не бросил в телегу. Он был настолько благоразумен, что смирно лежал там до самого окончания схватки. Из дюжины драгун, прорвавшихся в наш лагерь, спаслось только четверо. Остальные лежали убитые или раненые по обеим сторонам живой изгороди, сражённые косами или сбитые с лошадей камнями. Всего-навсего было убито десять драгун, ранено четырнадцать, а семерых взяли в плен. Мы овладели десятью лошадьми, двадцатью с лишком карабинами и большим количеством пороха, фитилей и пуль. Конная рота, став на почтительном расстоянии, дала последний, беспорядочный залп, а затем помчалась прочь и исчезла в роще, откуда она вынырнула.
Эта победа досталась нам не даром: мы понесли тяжёлые потери. Трое человек у нас было убито, а шесть ранено мушкетным огнём. Один из них очень серьёзно. Пять человек были серьёзно ранены в то время, когда фланговый отряд ворвался в лагерь. Можно было надеяться на выздоровление только одного из этих пяти человек. Кроме того, у нас один человек погиб от собственного старинного пистолета, который разорвался. А другого лягнула лошадь и сломала ему руку. Общие наши потери равнялись, стало быть, восьми убитым и такому же количеству раненых. Конечно, это сравнительно немного; очень уж свирепо было нападение, и, кроме того, неприятель превосходил нас дисциплиной и вооружением.
Крестьяне пришли в такой восторг от своей победы, что громко требовали, чтобы им позволили преследовать бегущих драгун. Особенно настойчиво требовали этого те, которые захватили лошадей. Сэр Гервасий, Джером и Рувим вызвались командовать ими. Но Децимус Саксон наотрез отказался дать своё разрешение на это. Также неблагосклонно отнёсся Саксон к предложению преподобного Иисуса Петтигрью, который выразил намерение стать на телегу и сказать соответствующую случаю проповедь. Проповедь эта была должна закончиться общей благодарственной молитвой за победу.
— Верно-верно, добрый мэстер Петтигрью, — сказал он, — на Израиля сошло великое благословение, и было бы, конечно, недурно вознести благодарность Творцу и предаться благочестивым рассуждениям. Но время ещё не пришло. На все своё время: и молиться, и трудиться. — А затем, обращаясь к одному из пленных, Саксон спросил: — Эй вы, приятель, к какому полку вы принадлежите?
— Я не обязан отвечать на ваши вопросы! — мрачно ответил драгун.
Саксон грозно взглянул на пленника и крикнул:
— А что, если я тебя велю связать да дать сотню-другую палок? Тогда ты заговоришь?
Лицо у Саксона было такое свирепое, что солдат испугался и поспешно ответил:
— Это рота второго драгунского полка.
— А где самый полк?
— Мы его оставили на дороге между Ильчестером и Лангпортом.
— Слышите ли? — сказал Саксон. — Нам не приходится терять времени, а то на нас налетит вся свора. Кладите-ка убитых и раненых в телеги, да запрягите в эти телеги двух коней. Пока мы не будем в Таунтоне, мы не можем считать себя в безопасности.
Мэстер Иисус перестал противоречить; он теперь и сам видел, что благочестивыми упражнениями заниматься некогда. Раненых мы уложили в крытый фургон на подушки и перины, а мёртвых положили в телегу, которая шла позади нас, защищая наш тыл. Крестьяне, которым принадлежали телеги, нисколько не сердились на нас за то, что мы завладели их собственностью. Совершенно напротив: они помогали нам запрягать лошадей и всячески угождали нам.
Не прошло и часа после окончания стычки, как мы снова двинулись в путь. Над землёю уже сгущались сумерки. Когда мы удалились на несколько сот ярдов от места нашей победы, я оглянулся назад. На белом полотне дороги виднелись чёрные точки: это были тела убитых нами драгун.
Глава XVI
Прибытие в Таунтон
Пурпуровые тени вечера окончательно спустились над землёй. Солнце исчезло за далёкими горами Квантока и Брендона. Тем временем наш крестьянский отряд успел миновать Корри-Райвель, Рантэдж и Хенгад. Из коттеджей и деревенских домиков, крытых красной черепицей, к нам выбегали навстречу жители. В руках у них были кувшины с молоком и пивом. Они приветствовали наших крестьян и предлагали им еду и питьё. То же повторялось, когда мы проходили через небольшие деревни. И старые, и малые кричали «ура» королю Монмаузу и выражали пожелания успеха делу протестантизма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77