– спросил Моргот.
– Нет… просто это… – Жон покачал головой. По-прежнему не глядя на сидящего рядом отца, он спросил его более твердо: – Все-таки почему ты захотел разрушить часовню?
Моргот вскочил и принялся расхаживать из стороны в сторону, подол его серебристого плаща волочился по каменному полу, а мягкие складки отражали свет разноцветных огней на стенах пещеры.
– Пожалуй, пора тебе узнать мою историю. Как и этот монах Гектор, я был продан собственными родителями, и мне очень хочется считать, что они поступили так против собственной воли, поскольку мой хозяин был довольно холоден и властен. Когда я не смог учиться так быстро, как ему хотелось, он показал мне, что такое боль. В конце концов он выучил меня слишком хорошо и начал меня бояться. Ничем иным я не могу объяснить, почему он дал мне задание, которое невозможно было выполнить.
Жители нашего края преклонялись передо мной так, как они никогда не преклонялись перед моим господином. Он почувствовал во мне соперника, он решил использовать меня еще раз, прежде чем настанет конец. Он послал меня уничтожить Полотно, которое грозило вобрать в себя моего хозяина, поглотить его, навсегда заточить его в свою ткань. Он знал, что если мне не удастся уничтожить Полотно, то я сам буду уничтожен вместо него.
– Почему ты отправился один? – спросил Джонатан.
– Мне так приказал мой господин. Уничтожение Полотна должно было стать последним испытанием моей силы. Это задание не казалось мне слишком сложным: сжигающее заклятье – и дело сделано. Ты ведь знаешь, как это просто, особенно с таким могуществом, которым мы с тобой обладаем. Однако на деле получилось не так. Мои огненные шары вернулись ко мне же и чуть не сожгли меня самого. Тогда я бросился на Ткань, несмотря на то что душу мою заполнил страх. Торжествующие вопли моих врагов звенели у меня в ушах, когда я сорвал Полотно с его почетного места. Эта трижды проклятая Ткань внезапно накрыла меня и прилипла. Я пытался сорвать ее, но не смог. Мои кожа и плоть, мои кости и моя сила растворились в нем… – Моргот замолчал и положил руку на плечо сына, как будто прикосновение к живой человеческой плоти могло напомнить ему о том, каким он был до того, как попал в плен к Полотну.
Жон с сочувствием посмотрел на него.
– Я думал, что теперь я умру, – продолжал Моргот, – но случилось нечто еще более ужасное. Вместо забвения моя душа попала в сеть из веры и могущества, и я, не способный пошевелиться, вытянувшись, лежал в ней. Прошел еще один день, и я стал чувствовать примитивные разумы существ, плененных Полотном до меня. Тогда я обратился к своей памяти и стал искать средства, при помощи которых можно было преодолеть колдовство.
Я нашел эти средства. Во вторую ночь моего плена луна ослепительно сияла и была круглой, как солнце. Я взял ее силу и освободил пленников Полотна. Разразилась катастрофа, и Стражи попытались уничтожить ткань Полотна, но тут выяснилось, что все заклятья, направленные против нее, возвращаются обратно и оборачиваются против самого заклинателя. Несмотря на мои усилия и усилия освобожденных душ, которые предприняли отчаянную попытку вырваться, мы не смогли преодолеть заклятья, наложенного Стражами на стены.
И тогда я стал притягивать к себе новых людей, чьи души были наполнены ненавистью или желаниями. Чем больше душ попадало в плен, тем могущественнее я становился, и ни один из Стражей не догадывался о моей силе.
– До тех пор, пока ты не завлек мою мать в Марковию? Моргот кивнул:
– И не поместил в нее свое семя. И теперь я ощущаю твое могущество, могущество столь большое, что подобно моему господину я начинаю трепетать при мысли о том, что может из тебя получиться.
– И ты станешь учить меня… отец?
– Так быстро, как ты сможешь обучаться. – Моргот вышел на середину пещеры и встал на небольшое возвышение, окруженное бассейном с водой. – Пожалуй, пора испытать тебя.
С этими словами Моргот закрыл глаза и высоко поднял руки. Жон смотрел на него во все глаза. Его отец начал длинное и сложное заклинание, напоминающее призыв к мудрости. Над ним появилась в воздухе хрустальная сфера размером почти с голову Гектора. Когда заклинание было закончено, хрустальный шар обрел материальность и тяжело опустился на подставленные руки Моргота. Внутри он был заполнен мерцающим белым туманом. Еще несколько слов, взмах головой, и туман стал принимать форму закрытой книги, чей золотой переплет был украшен перекрывающимися кругами и затейливыми руническими надписями. Жон внимательно прислушался к словам заклинания, и узор на переплете на его глазах стал еще богаче и сложнее. Наконец Моргот опустил шар на уровень груди, произнес последнее слово. Хрустальная сфера пропала, а книга сама собой раскрылась на середине.
Моргот громко прочел текст заклинания, это были те же самые формулы, которые он использовал, создавая книгу. Ему потребовалось на это всего несколько мгновений. После этого он приблизился к Джонатану и вложил тяжелый том в его руки.
– Взгляни-ка на это, – сказал он.
Джонатан посмотрел. Страницы были исписаны мелким, убористым почерком. Здесь были огненные заклинания, замораживающие заклинания, заклинания, чтобы вызвать чудовищ, заклинания, чтобы создавать существа, которые сами накладывают заклинания, и многое-многое другое.
– Первое заклинание, которое тебе нужно выучить – это заклинание, которое поможет твоей лучшей концентрации внимания, – сказал Моргот сыну. – Твоя учеба должна начинаться постепенно. Несмотря на это, мне кажется, что ты научишься всему этому еще скорее, чем я когда-то, – добавил Моргот и рассмеялся громким хриплым смехом. Голова Джонатана машинально повернулась к пещере Ивара. – И еще я обещаю тебе, Джонатан, что буду любить тебя как сына, любить так, как никто никогда не любил меня.
– И я тоже клянусь любить и почитать тебя как отца. Учиться… чтобы никогда не предать тебя. Благословишь ли ты меня, отец?
– Как это?
– Я помолвлен. Скоро я официально женюсь на дочери своего учителя.
– На дочери Ивара? – Да.
– У него тоже есть сила. Конечно, я благословлю твой брак. Чему тут удивляться? Жизнь для меня – драгоценна, и дети тоже, особенно те, которые унаследуют мой дар.
Жон улыбнулся. Взял отца за руку. Ее леденящий холод заставил его вздрогнуть, но ощущение холода исчезло так же быстро, как и возникло, и Джонатан почувствовал прилив тепла и любви, который повлек его на непривычную искренность:
– Колдовские книги и пергаменты Ивара находятся в пещере, которая соединяется с нашей, – сообщил он, указывая на проход. – До его пещеры совсем близко, и я боюсь, что если он услышит нас, то явится сюда, чтобы причинить тебе вред. Пожалуйста, ради него, запечатай проход.
В его просьбе Морготу почудился страх. Повернувшись к узкой расселине, он сделал несколько жестов и произнес одно слово, которое Жон не понял.
– Готово. Мы с тобой можем пройти, остальные – нет, если только ты или я не захотим этого.
– Спасибо, отец, – Жон колебался, так как, по всей видимости, уходить ему не хотелось. Немного помявшись, он добавил: – Кроме того, я не могу больше ночевать здесь. Мой поход в крепость должен был уже закончиться. Если я буду отсутствовать слишком долго, меня будут расспрашивать.
– Расспрашивать тебя будут в любом случае. Стражи не многое умеют, но они не глупцы. Вскоре они поймут, что ты наделал, и сообщат своим союзникам. Их посланец придет днем, так что тебе придется в одиночку перехватить его. Это и будет испытанием твоей верности.
– Может быть, тебе что-нибудь нужно, отец?
– Нет. Приходи завтра после полуночи. Мы начнем заниматься.
Джонатан выбрался из пещеры наружу, спустился по склону холма и пошел в село. В небольшой роще возле дома Маэв он задержался, стряхивая со штанов грязь и поглядывая на небо, где стремительные облака спасались от лучей утреннего солнца. Здесь же, укрытый деревьями от посторонних глаз, он позволил себе заплакать, выплакав горечь предательства.
Джонатан вспомнил слова Лейт, написанные быстрым, неразборчивым почерком. Судя по оставленным ею записям можно было с уверенностью сказать, что Джонатан – сын Вара, зачатый задолго до ужасной ночи в часовне. Но теперь он знал, что это не так, что он – сын Моргота. Так зачем же его матери понадобилось тратить столько времени и писать столь длинную историю, чтобы солгать в самом конце? Он был уверен, что Лейт не стала бы этого делать. Ответ был только один: кто-то намеренно изменил текст пергамента, магическим образом уничтожив первоначальный вариант и написав свой, использовав почерк его матери. Жон узнал об этом заклинании от Ивара. Он не станет пытаться понять, почему Стражи пошли на подлог. Он не простит им обмана и не станет винить себя за все его последствия. Теперь не имеет значения, Вар ли был его отцом или какое-то другое, гораздо более древнее существо. Он, Джонатан, по-прежнему был самим собой, умелым, могущественным и непревзойденным… Он был сыном своего отца.
* * *
Лишь только Джонатан вошел в гостиницу через заднюю дверь, в ноздри ему ударил запах пекущегося в духовке хлеба, а на столе в кухне он увидел тесто, которое еще только должно было отправиться в печь. В кухне никого не было, но в гостиной сидело несколько мужчин. Если бы они увидели его возвращающимся из крепости в одиночку, да еще в такую рань, они задали бы ему слишком много вопросов. Жон не хотел этого и поэтому скрылся в потайной ход за стеной холла. С другой стороны, посетители не часто приходили в таверну в столь ранний час, и Джонатан за стеной навострил уши, прислушиваясь к разговору.
– Мать Алдена? Странно, что ее тело нашли на том самом месте, где погиб ее сын, – говорил один из мужчин.
Голоса этого мужчины Джонатан не узнал, зато следующим заговорил Андор, и Джонатан почувствовал его страх.
– Наши сельчане рыбачили совсем недалеко от берега, и если бы она закричала, они наверняка бы услышали ее.
– Это я первым нашел ее, – перебил первый голос. – Обе цепочки следов были совсем свежими, но труп уже замерз.
– Говорил я вам, в этом замешан кто-то пострашнее тварей! – раздался третий голос, и Жон узнал голос Миши.
– Сондра! Принеси еще чая! – позвал Андор. Джонатан услышал, как легкие шаги девушки прозвучали совсем близко, по направлению из кухни в гостиную. Сондра, должно быть, заметила мокрые следы на полу, почувствовала запах свежего утреннего воздуха, который Жон впустил в кухню, так как сразу же после того, как она подала мужчинам горячий чай, потайная дверь отворилась, и девушка скользнула в его объятия.
Тепло, с которым она приникла к нему, успокоило Жона, но он чувствовал, как дрожит ее тело, а слова ее были исполнены тревоги.
– Этой зимой в поселке уже три смерти. Я так рада, что с тобой ничего не случилось! – прошептала она.
– Со мной ничего не может случиться, и я не допущу, чтобы что-то случилось с тобой, обещаю, – шепнул в ответ Джонатан.
Сондра кивнула и расслабилась, ощутив себя в безопасности под защитой его могущества. Он хотел, чтобы она спустилась с ним в пещеру, хотел удержать ее, чтобы признаться в том, что он совершил, но Сондра вырвалась.
– Я должна идти, иначе меня хватятся, – пояснила она и ушла.
Джонатан решил не прислушиваться дальше к разговору мужчин, это было бессмысленно, тем более что он услышал уже достаточно. Спустившись по ступеням в пещеру Ивара, он решил выждать более подходящего времени, чтобы снова появиться в деревне.
Несмотря на то что он довольно долго спал, находясь в обществе отца, отдых не освежил его. Сны его были заполнены одиночеством и отчаяньем. Завернувшись в вытертые шкуры, он улегся у остывшего очага в пещере Ивара и снова стал размышлять над словами, которые его мать записала в своем пергаменте:
«Оно воспользовалось алчностью Вара, чтобы превратить его в вора. А я? Полотно использовало все мелкие размолвки, которые накопились за годы брака с Варом, чтобы сделать меня убийцей!»
А он сам? С тех самых пор, когда он впервые увидел Полотно, он почувствовал, как в нем нарастает страстное желание – жажда власти и поклонения. Его стремление воссоединиться с отцом осуществилось, но осуществилось таким образом, каким он не предполагал, да и не мог предполагать. Теперь, когда дело было сделано, когда он принес Морготу клятву верности, ему оставалось только надеяться, что отец сдержит свое слово и его смертоносное прикосновение не причинит зла всем тем, кого Джонатан любил. Он был молод и слишком уверен в себе, не понимая, что единственной душой, которую Морготу необходимо было уничтожить, была его душа. У Жона больше не осталось богов, которым он мог бы молиться. Он мог утешиться лишь смутными проблесками надежды, и так он заснул.
Жон проснулся внезапно, почувствовав, что он не один.
– Кто здесь? – прошептал он в темноту, уверенный в том, что Ивар узнал его тайну, что Стражи пришли за ним, что Моргот, уловив его колебания, явился убить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
– Нет… просто это… – Жон покачал головой. По-прежнему не глядя на сидящего рядом отца, он спросил его более твердо: – Все-таки почему ты захотел разрушить часовню?
Моргот вскочил и принялся расхаживать из стороны в сторону, подол его серебристого плаща волочился по каменному полу, а мягкие складки отражали свет разноцветных огней на стенах пещеры.
– Пожалуй, пора тебе узнать мою историю. Как и этот монах Гектор, я был продан собственными родителями, и мне очень хочется считать, что они поступили так против собственной воли, поскольку мой хозяин был довольно холоден и властен. Когда я не смог учиться так быстро, как ему хотелось, он показал мне, что такое боль. В конце концов он выучил меня слишком хорошо и начал меня бояться. Ничем иным я не могу объяснить, почему он дал мне задание, которое невозможно было выполнить.
Жители нашего края преклонялись передо мной так, как они никогда не преклонялись перед моим господином. Он почувствовал во мне соперника, он решил использовать меня еще раз, прежде чем настанет конец. Он послал меня уничтожить Полотно, которое грозило вобрать в себя моего хозяина, поглотить его, навсегда заточить его в свою ткань. Он знал, что если мне не удастся уничтожить Полотно, то я сам буду уничтожен вместо него.
– Почему ты отправился один? – спросил Джонатан.
– Мне так приказал мой господин. Уничтожение Полотна должно было стать последним испытанием моей силы. Это задание не казалось мне слишком сложным: сжигающее заклятье – и дело сделано. Ты ведь знаешь, как это просто, особенно с таким могуществом, которым мы с тобой обладаем. Однако на деле получилось не так. Мои огненные шары вернулись ко мне же и чуть не сожгли меня самого. Тогда я бросился на Ткань, несмотря на то что душу мою заполнил страх. Торжествующие вопли моих врагов звенели у меня в ушах, когда я сорвал Полотно с его почетного места. Эта трижды проклятая Ткань внезапно накрыла меня и прилипла. Я пытался сорвать ее, но не смог. Мои кожа и плоть, мои кости и моя сила растворились в нем… – Моргот замолчал и положил руку на плечо сына, как будто прикосновение к живой человеческой плоти могло напомнить ему о том, каким он был до того, как попал в плен к Полотну.
Жон с сочувствием посмотрел на него.
– Я думал, что теперь я умру, – продолжал Моргот, – но случилось нечто еще более ужасное. Вместо забвения моя душа попала в сеть из веры и могущества, и я, не способный пошевелиться, вытянувшись, лежал в ней. Прошел еще один день, и я стал чувствовать примитивные разумы существ, плененных Полотном до меня. Тогда я обратился к своей памяти и стал искать средства, при помощи которых можно было преодолеть колдовство.
Я нашел эти средства. Во вторую ночь моего плена луна ослепительно сияла и была круглой, как солнце. Я взял ее силу и освободил пленников Полотна. Разразилась катастрофа, и Стражи попытались уничтожить ткань Полотна, но тут выяснилось, что все заклятья, направленные против нее, возвращаются обратно и оборачиваются против самого заклинателя. Несмотря на мои усилия и усилия освобожденных душ, которые предприняли отчаянную попытку вырваться, мы не смогли преодолеть заклятья, наложенного Стражами на стены.
И тогда я стал притягивать к себе новых людей, чьи души были наполнены ненавистью или желаниями. Чем больше душ попадало в плен, тем могущественнее я становился, и ни один из Стражей не догадывался о моей силе.
– До тех пор, пока ты не завлек мою мать в Марковию? Моргот кивнул:
– И не поместил в нее свое семя. И теперь я ощущаю твое могущество, могущество столь большое, что подобно моему господину я начинаю трепетать при мысли о том, что может из тебя получиться.
– И ты станешь учить меня… отец?
– Так быстро, как ты сможешь обучаться. – Моргот вышел на середину пещеры и встал на небольшое возвышение, окруженное бассейном с водой. – Пожалуй, пора испытать тебя.
С этими словами Моргот закрыл глаза и высоко поднял руки. Жон смотрел на него во все глаза. Его отец начал длинное и сложное заклинание, напоминающее призыв к мудрости. Над ним появилась в воздухе хрустальная сфера размером почти с голову Гектора. Когда заклинание было закончено, хрустальный шар обрел материальность и тяжело опустился на подставленные руки Моргота. Внутри он был заполнен мерцающим белым туманом. Еще несколько слов, взмах головой, и туман стал принимать форму закрытой книги, чей золотой переплет был украшен перекрывающимися кругами и затейливыми руническими надписями. Жон внимательно прислушался к словам заклинания, и узор на переплете на его глазах стал еще богаче и сложнее. Наконец Моргот опустил шар на уровень груди, произнес последнее слово. Хрустальная сфера пропала, а книга сама собой раскрылась на середине.
Моргот громко прочел текст заклинания, это были те же самые формулы, которые он использовал, создавая книгу. Ему потребовалось на это всего несколько мгновений. После этого он приблизился к Джонатану и вложил тяжелый том в его руки.
– Взгляни-ка на это, – сказал он.
Джонатан посмотрел. Страницы были исписаны мелким, убористым почерком. Здесь были огненные заклинания, замораживающие заклинания, заклинания, чтобы вызвать чудовищ, заклинания, чтобы создавать существа, которые сами накладывают заклинания, и многое-многое другое.
– Первое заклинание, которое тебе нужно выучить – это заклинание, которое поможет твоей лучшей концентрации внимания, – сказал Моргот сыну. – Твоя учеба должна начинаться постепенно. Несмотря на это, мне кажется, что ты научишься всему этому еще скорее, чем я когда-то, – добавил Моргот и рассмеялся громким хриплым смехом. Голова Джонатана машинально повернулась к пещере Ивара. – И еще я обещаю тебе, Джонатан, что буду любить тебя как сына, любить так, как никто никогда не любил меня.
– И я тоже клянусь любить и почитать тебя как отца. Учиться… чтобы никогда не предать тебя. Благословишь ли ты меня, отец?
– Как это?
– Я помолвлен. Скоро я официально женюсь на дочери своего учителя.
– На дочери Ивара? – Да.
– У него тоже есть сила. Конечно, я благословлю твой брак. Чему тут удивляться? Жизнь для меня – драгоценна, и дети тоже, особенно те, которые унаследуют мой дар.
Жон улыбнулся. Взял отца за руку. Ее леденящий холод заставил его вздрогнуть, но ощущение холода исчезло так же быстро, как и возникло, и Джонатан почувствовал прилив тепла и любви, который повлек его на непривычную искренность:
– Колдовские книги и пергаменты Ивара находятся в пещере, которая соединяется с нашей, – сообщил он, указывая на проход. – До его пещеры совсем близко, и я боюсь, что если он услышит нас, то явится сюда, чтобы причинить тебе вред. Пожалуйста, ради него, запечатай проход.
В его просьбе Морготу почудился страх. Повернувшись к узкой расселине, он сделал несколько жестов и произнес одно слово, которое Жон не понял.
– Готово. Мы с тобой можем пройти, остальные – нет, если только ты или я не захотим этого.
– Спасибо, отец, – Жон колебался, так как, по всей видимости, уходить ему не хотелось. Немного помявшись, он добавил: – Кроме того, я не могу больше ночевать здесь. Мой поход в крепость должен был уже закончиться. Если я буду отсутствовать слишком долго, меня будут расспрашивать.
– Расспрашивать тебя будут в любом случае. Стражи не многое умеют, но они не глупцы. Вскоре они поймут, что ты наделал, и сообщат своим союзникам. Их посланец придет днем, так что тебе придется в одиночку перехватить его. Это и будет испытанием твоей верности.
– Может быть, тебе что-нибудь нужно, отец?
– Нет. Приходи завтра после полуночи. Мы начнем заниматься.
Джонатан выбрался из пещеры наружу, спустился по склону холма и пошел в село. В небольшой роще возле дома Маэв он задержался, стряхивая со штанов грязь и поглядывая на небо, где стремительные облака спасались от лучей утреннего солнца. Здесь же, укрытый деревьями от посторонних глаз, он позволил себе заплакать, выплакав горечь предательства.
Джонатан вспомнил слова Лейт, написанные быстрым, неразборчивым почерком. Судя по оставленным ею записям можно было с уверенностью сказать, что Джонатан – сын Вара, зачатый задолго до ужасной ночи в часовне. Но теперь он знал, что это не так, что он – сын Моргота. Так зачем же его матери понадобилось тратить столько времени и писать столь длинную историю, чтобы солгать в самом конце? Он был уверен, что Лейт не стала бы этого делать. Ответ был только один: кто-то намеренно изменил текст пергамента, магическим образом уничтожив первоначальный вариант и написав свой, использовав почерк его матери. Жон узнал об этом заклинании от Ивара. Он не станет пытаться понять, почему Стражи пошли на подлог. Он не простит им обмана и не станет винить себя за все его последствия. Теперь не имеет значения, Вар ли был его отцом или какое-то другое, гораздо более древнее существо. Он, Джонатан, по-прежнему был самим собой, умелым, могущественным и непревзойденным… Он был сыном своего отца.
* * *
Лишь только Джонатан вошел в гостиницу через заднюю дверь, в ноздри ему ударил запах пекущегося в духовке хлеба, а на столе в кухне он увидел тесто, которое еще только должно было отправиться в печь. В кухне никого не было, но в гостиной сидело несколько мужчин. Если бы они увидели его возвращающимся из крепости в одиночку, да еще в такую рань, они задали бы ему слишком много вопросов. Жон не хотел этого и поэтому скрылся в потайной ход за стеной холла. С другой стороны, посетители не часто приходили в таверну в столь ранний час, и Джонатан за стеной навострил уши, прислушиваясь к разговору.
– Мать Алдена? Странно, что ее тело нашли на том самом месте, где погиб ее сын, – говорил один из мужчин.
Голоса этого мужчины Джонатан не узнал, зато следующим заговорил Андор, и Джонатан почувствовал его страх.
– Наши сельчане рыбачили совсем недалеко от берега, и если бы она закричала, они наверняка бы услышали ее.
– Это я первым нашел ее, – перебил первый голос. – Обе цепочки следов были совсем свежими, но труп уже замерз.
– Говорил я вам, в этом замешан кто-то пострашнее тварей! – раздался третий голос, и Жон узнал голос Миши.
– Сондра! Принеси еще чая! – позвал Андор. Джонатан услышал, как легкие шаги девушки прозвучали совсем близко, по направлению из кухни в гостиную. Сондра, должно быть, заметила мокрые следы на полу, почувствовала запах свежего утреннего воздуха, который Жон впустил в кухню, так как сразу же после того, как она подала мужчинам горячий чай, потайная дверь отворилась, и девушка скользнула в его объятия.
Тепло, с которым она приникла к нему, успокоило Жона, но он чувствовал, как дрожит ее тело, а слова ее были исполнены тревоги.
– Этой зимой в поселке уже три смерти. Я так рада, что с тобой ничего не случилось! – прошептала она.
– Со мной ничего не может случиться, и я не допущу, чтобы что-то случилось с тобой, обещаю, – шепнул в ответ Джонатан.
Сондра кивнула и расслабилась, ощутив себя в безопасности под защитой его могущества. Он хотел, чтобы она спустилась с ним в пещеру, хотел удержать ее, чтобы признаться в том, что он совершил, но Сондра вырвалась.
– Я должна идти, иначе меня хватятся, – пояснила она и ушла.
Джонатан решил не прислушиваться дальше к разговору мужчин, это было бессмысленно, тем более что он услышал уже достаточно. Спустившись по ступеням в пещеру Ивара, он решил выждать более подходящего времени, чтобы снова появиться в деревне.
Несмотря на то что он довольно долго спал, находясь в обществе отца, отдых не освежил его. Сны его были заполнены одиночеством и отчаяньем. Завернувшись в вытертые шкуры, он улегся у остывшего очага в пещере Ивара и снова стал размышлять над словами, которые его мать записала в своем пергаменте:
«Оно воспользовалось алчностью Вара, чтобы превратить его в вора. А я? Полотно использовало все мелкие размолвки, которые накопились за годы брака с Варом, чтобы сделать меня убийцей!»
А он сам? С тех самых пор, когда он впервые увидел Полотно, он почувствовал, как в нем нарастает страстное желание – жажда власти и поклонения. Его стремление воссоединиться с отцом осуществилось, но осуществилось таким образом, каким он не предполагал, да и не мог предполагать. Теперь, когда дело было сделано, когда он принес Морготу клятву верности, ему оставалось только надеяться, что отец сдержит свое слово и его смертоносное прикосновение не причинит зла всем тем, кого Джонатан любил. Он был молод и слишком уверен в себе, не понимая, что единственной душой, которую Морготу необходимо было уничтожить, была его душа. У Жона больше не осталось богов, которым он мог бы молиться. Он мог утешиться лишь смутными проблесками надежды, и так он заснул.
Жон проснулся внезапно, почувствовав, что он не один.
– Кто здесь? – прошептал он в темноту, уверенный в том, что Ивар узнал его тайну, что Стражи пришли за ним, что Моргот, уловив его колебания, явился убить его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44