И вот в ночь полнолуния во время службы души, пойманные им, нашли силы и вырвались на свободу. В конце концов тому ордену, что служил Полотну, удалось остановить зло, но страшной ценой.
Он умолк. Я видела – ему больно продолжать, но не хотела, чтобы он прекращал свой рассказ. Через мгновение он вновь заговорил:
– И все же три самых молодых монаха нашего Ордена не могут продолжать служение. Почти все свитки, рукописи, на которых была записана история Полотна, сгорели. И лишь сама ткань не пострадала, ей ничто не принесло вреда.
– А можно сжечь Полотно? – спросила я. Доминик грустно усмехнулся:
– Ты думаешь, мы не пробовали?! Полотно нельзя уничтожить обычным огнем. Его невозможно разрезать, даже просто продырявить. Все заклинания, направленные против него, кажется, лишь усиливают его власть и обращаются против людей. Быть может, основатели нашего Ордена знали, как уничтожить его, но они давным-давно умерли, а те, кто остался, ничего не могут сделать. Похоже, нам под силу лишь сдерживать зло, но не уничтожить его. Теперь это будет гораздо труднее – нас ведь осталось так мало, а власть Полотна, похоже, становится все могущественнее.
Я кивнула. Оно даже сумело протянуть свою тень через миры, чтобы найти меня.
– И все же должен быть способ уничтожить его, – сказала я.
– На одном из уцелевших манускриптов начертано пророчество: «Придет день и любовь победит Полотно. Из других земель придет сила, которая уничтожит его. Любовь сокрушит Полотно». Мы не знаем, что в точности означают эти слова, но они дают нам надежду – быть может, грядущее не столь ужасно, как прошлое.
Я отвернулась от него, посмотрела через узкое окно спальни на сверкающее голубизной небо.
– Грядущее, – повторила я и подумала о своем будущем, ставшем вовсе неясным.
Я подумала, как самоотверженно выхаживали меня монахи, как они благодарили меня за то, что я вернула Полотно. Казалось невозможным, что эти же самые люди в ту первую ночь, что я оказалась здесь, могли хладнокровно обсуждать мое убийство. Я внимательно посмотрела ему в глаза и повторила слова Маттаса, сказанные в ту ночь:
– Лучше, если они умрут скорой смертью от нашей руки, тогда никто не узнает о нашем существовании.
– Ты не пила вина в ту ночь, верно? – спросил он. Я мотнула головой, и он продолжил: – Спящие в этих стенах засыпают так, как хотят силы Полотна. Вам дали тот же настой, что пил и я, когда не сторожил Полотно и не охранял стены крепости. Он вынуждает отступать самые страшные сны.
– Что же – утром вы бы просто отпустили Вара и меня? Он покачал головой:
– Мы сделали бы так, чтобы вы забыли об увиденном. – Он заметил, как я насторожилась, и поспешил объяснить: – Брат Лео занимался колдовством до того, как прийти к нам. Он хорошо знал это дело. То, что он сделал бы с вами, не причинило бы никакого вреда.
Я не была столь уверена в этом, но теперь это было уже не важно. Я нанесла им ущерб, причинила вред, и теперь есть лишь один способ исправить случившееся.
– Если это допускается, – произнесла я, – я хотела бы остаться в Ордене и разделить с вами эту ношу.
– До сих пор у женщин не бывало призвания к этому.
– И все же я хочу остаться, – твердо сказала я. Произнося эти слова, я ощутила, как верно они прозвучали, как спокойно вдруг стало на душе.
Доминик задумался.
– Может быть, у тебя есть призвание. Мы должны обдумать твою просьбу.
Он не согласился в открытую, но я поняла, что мне позволят остаться. Слишком мало Стражей осталось.
Как только зажила рука, я начала свою жизнь среди Стражей, наравне с ними охраняла часовню, чтобы никто не потревожил сон Полотна. Порой этими длинными ночами мне слышалось рычанье волка, клацанье клыков у стен крепости. Трактирщик сказал, что волков в этой стране очень мало. Может быть, этот – тот самый, которого я ранила.
Через месяц я стояла с остальными у дверей часовни, рискуя жизнью, чтобы удержать разбуженные души, не допустить их в этот и так печальный мир.
– Вернись во мрак, – распевали Стражи на незнакомом странном языке. И я пела вместе с ними, хотя уже чувствовала, что покой, обретенный, как мне казалось, в стенах крепости, на самом деле ненастоящий, что тьма ждет меня, неизбежная, как смерть.
Я была беременна. Это стало ясно лишь через несколько недель после моей поправки. Я старалась не думать, кто мог быть отцом этого ребенка, но все же надеялась, что это Вар. Мы столько лет мечтали о ребенке, и я хотела, чтобы частичка моего мужа осталась жить со мной. К тому же я подозревала, что была беременна еще до той страшной ночи в часовне. И все равно – я не была уверена ни в чем.
Особенно после того, как стало казаться, что ребенок, растущий во мне, медленно сводит меня с ума.
Все это началось достаточно невинно. Я переживала какие-то помрачения рассудка в те ночи, когда сторожила крепость. Сначала они длились несколько мгновений, так что я думала, что просто задремала на минуту. Я не говорила ничего остальным, считая, что это совсем не важно, – я ведь так хотела остаться среди них.
Однажды ночью я стояла у ворот крепости, смотрела на изломанные тени, которые скалы отбрасывали на дорогу, – и вдруг меня охватило странное томление – оно становилось все сильнее и сильнее. Мне ужасно захотелось броситься в ночь, мчаться под этим темным облачным небом. Я вспомнила о чернокрыле, об опасных обрывистых скалах. Я думала о попавших в беду путниках, о маленьких рыжеволосых девочках с изящными колечками на пальчиках. Я пыталась справиться с непонятной страстью, – желание, независимо от моей воли, становилось все сильнее, непреодолимее.
Брат Лео тоньше других чувствовал происходящую внутри меня борьбу. Когда до полнолуния оставалось всего несколько дней, он потребовал, чтобы мне дали отдохнуть, сохранить силы для длинной ночи отчаянной схватки. Он дал мне сильное снотворное, чтобы моему телу было проще уснуть. И вот мне уже показалось, что мое желание пропало, но действительность оказалась гораздо хуже. Мое желание спало вместе со мной.
В ночь полнолуния – второго, которое я встречала в Ордене, – все Стражи собрались у часовни. Небо становилось все светлее – после ритуальных начальных псалмов мы приступили к основному молению. Теперь мой рассудок полностью был отдан мысленной связи с остальными монахами – у меня не осталось уже сил сопротивляться темным силам во мне.
Лунный свет разлился по земле, серебряные лучи коснулись меня, и я почувствовала, как внутри проснулся прежний голод, как он овладел мной. Слова молитвы тут же забылись. Я взглянула на Гектора, стоявшего позади, на его бледные руки, шею. В лунном свете я могла увидеть, как у него на горле пульсирует жилка, я чувствовала запах его жизни, ощущала тепло, исходящее от его плоти. Молиться! А кровь Гектора была горячей, влекущей. И он, и все остальные – всего лишь мясо!
Все мускулы напряглись – меня охватило желание броситься вперед, атаковать. Тело мое содрогалось – все, что еще оставалось в моем мозгу здорового, чистого, пыталось подавить ужасные желания. Я отступила от Стражей, пытаясь найти силы, чтобы повернуться и бежать прочь.
Я не могла. Сквозь голод я чувствовала другое, еще более сильное влечение. Само Полотно звало меня, призывало прийти, слиться с похищенными им душами. Из-за яростных воплей, раздававшихся из часовни, пришел страх, лишивший меня сил, – я сделала шаг к запертым дверям.
Рука схватила меня за талию – я взглянула в понимающие глаза брата Лео. Он поднял сжатый кулак, поднес его к моему лицу и развел пальцы. Заструился мелкий песок – монах в эти мгновения прошептал мне на ухо несколько коротких слов. Темнота сомкнулась вокруг меня. Я ощутила, как падаю на его протянутые руки.
На следующее утро, пока Стражи спали, я сидела в пустой трапезной. Всходило яркое солнце – отличный денек дня путешествия, решила я. Стараясь думать лишь о дальней дороге, а не о расставании с монахами, я не хотела встречаться с ними, не хотела признать, что мне уже больше не доверят стеречь Полотно. На мне была та одежда, что дали мне Стражи, в руке – нож, так хорошо послуживший мне на кошмарном пути сюда, – я покинула монастырские стены и зашагала по извилистой тропе вниз – в Тепест.

Глава 5
Когда я решила выбрать долгий и более легкий путь в Тепест, предпочитая его темным пещерам, то никак не рассчитывала, что изменится погода. Небо почернело, дождь, гонимый холодным ветром из Гхенны, хлестал в лицо, слепил, мешал идти. Дорога стала скользкой, приходилось прижиматься к скалам. Я почти уже закончила спуск, как гору потряс оглушительный гром. Сверкнула молния, от могучего удара огромная глыба отломилась от нависшей над тропой скалы и полетела вниз – прямо на меня. Я никогда не думала, что могу бежать так быстро, – я мчалась вниз по камням и грязи. Оказалось, что остановиться еще труднее. Я пыталась замедлить бег, но лишь скользила по тропе все дальше вниз, наконец не удержалась, упала на колени, поползла вниз, обдирая ноги об острые камни.
Всякий раз, когда я поднимала голову, чувствовалось, что сознание вот-вот покинет меня. И все же я старалась найти какое-то укрытие – ведь иначе и я, и ребенок во мне погибнем. Медленно, ударяясь о камни, я все же добралась до подножья деревьев, которые могли предоставить хоть какую-то защиту от ветра и дождя. Я привалилась спиной к старому дубу, поджала колени к подбородку, грязный плащ плотно облепил тело – я провалилась в сон.
Очнулась я в полной темноте – и лес был полон звуков. Сначала я услышала, как какой-то зверь шел через кусты совсем рядом со мной, потом с другой стороны донесся шмыгающий звук, как будто кто-то пытался унюхать меня, лучше разобрать мой запах. Сзади меня защищало дерево – я вытащила нож и ждала.
Эти существа приближались – их было четверо, а может быть, и пятеро. Я слышала справа шуршание, впереди перекатился задетый кем-то камешек. Я ждала нападения, вглядываясь изо всех сил в темноту, чтобы невидимые создания не успели схватить меня за руку, выхватить нож.
Мгновения, казалось, еле ползли. Какие-то твари окружили меня со всех сторон. Что-то схватило меня за волосы, тянуло голову в сторону, другое существо набросилось на меня спереди. Пытаясь разглядеть хоть что-то в полной темноте, я вскочила, втыкая нож во мрак, стараясь попасть в невидимое существо. Раздался вопль боли, я вонзила клинок в руку, обхватившую мое горло. Нож, скользкий от крови, выскользнул из ладони, упал куда-то в темноту. Даже держа нож, я знала, что мне суждено сейчас погибнуть.
– Как жаль, – прошептала я жившему во мне ребенку, понимая, что схватка через мгновение закончится. Они победили меня.
Зубы вонзились мне в бок и в ногу, руки сомкнулись на шее. Отчаянно пытаясь выдернуть руку, освободить ногу, я глубоко дышала. Хрип моих легких и боль от укусов становились все сильнее.
Почти на грани шока я почувствовала, как что-то отгоняет от меня стаю чудовищ. Они вдруг отпустили меня и бросились врассыпную, разрывая истошными криками ночную тишину. Их воплям вторил далекий волчий вой.
Черное чудовище должно было искать отмщения. Я смогу сделать это снова. Моя рука зашарила по земле в поисках ножа. Как только я нащупала рукоятку, огромное тело волка навалилось на меня.

* * *
От всего мира остались лишь какие-то быстрые, беспорядочные, отрывистые образы. Яркий потолок. Седоголовый мужчина, перевязывающий мои раны. Женщина в красном платье, сидящая у изголовья моей кровати. Много позже – бледно-голубые стены, увешанные переплетенными цепями. Связки медных колокольчиков перед распахнутым окном. Медный чайник, кипящий на каменной плите. Начищенное латунное зеркало над резным деревянным столом, заставленным флаконами с духами и какими-то снадобьями.
И пение… прекрасная мелодия, добирающаяся до невероятных высот, сравнимых лишь с криками птиц на моей родине. Я лишь поворачивала на подушках голову то к окну, то к печи. Когда я пыталась пошевелиться, тело не подчинялось. Я взглянула на руки, безвольно лежавшие на мягком меховом покрывале, и увидела, что они все перебинтованы. Одна из ран все еще кровоточила – на бинте расплылось красное пятно. Пение продолжалось, и хотя вся эта обстановка вовсе не вязалась с обликом этой женщины, я, даже не видя ее, знала, кто эта певунья.
– Маэв? – позвала я и испугалась собственного хриплого голоса.
– Наконец-то ты проснулась, – она подошла ближе, и теперь я смогла увидеть ее – оранжевая блуза ярким пятном выделялась на фоне бледно-голубых стен комнаты. В руке она держала чашку с чаем. Когда она помогала мне сесть в кровати повыше, руки ее были нежными и сильными. Я попыталась снова заговорить, но она закрыла мне губы пальцем, поправила подушки, поднесла чашку ко рту так, чтобы я смогла отпить глоток. Это было нелегко – я поперхнулась, закашлялась, голова откинулась на подушку.
– Самые серьезные твои раны – на голове и на шее. Все остальное вовсе не так страшно, – Маэв сочувственно улыбнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44