– Как видишь, все пересуды имеют под собой почву. Это ведь были гоблины – поменьше и поволосатее, чем обычно. Но они любят человеческое мясо. Тебе повезло, что я услышала твои крики.
Я внимательно посмотрела на нее – никаких царапин.
– Я раньше уже охотилась на них, – с гордостью заявила она. – В Тепесте почти не употребляют их мяса, даже шкур. Насчет мяса я согласна, но мех… – Она приподняла покрывало, чтобы я смогла увидеть искрящийся золотой мех с коричневыми и черными пятнышками.
– Они совсем не ценят такие красивые шкуры?
– Ценят, если считают, что это шкуры больших котов из Марковии. Я продаю такие шкуры в шесть раз дороже, чем они действительно стоят, так что особенно не распространяюсь об их происхождении.
Я улыбнулась – смеяться было больно, сделала еще несколько глотков из поднесенной ею чашки. В окне появилась темная тень.
– Ивар! – явно раздраженно прошептала Маэв.
Он заглянул через окно.
– Я подумал, тебе пора уже проснуться, – обратился Ивар ко мне, не обращая внимания на женщину. – Дирка послала проведать тебя. Андор сказал…
Он пошел к двери, осторожно постучал. Маэв явно не хотела впускать его, но все же встала и отперла дверь. Он остановился на почтительном расстоянии и продолжал:
– Андор сказал, что ваши вещи лежат там же, где вы их оставили. Он сказал еще, что у него остались деньги Вара.
– Вара? – я с трудом припомнила лицо мужа.
– И твои, конечно.
– Мои?
– Когда вы оба исчезли из трактира, сказали, что вас поймали гоблины. Но тебе все же удалось спастись от их клыков.
– Вару не повезло – так говорят. Еще болтают, что гоблины здорово изранили тебя и ты отлеживалась где-то в пещере, уже в Марковии, пока не оправилась настолько, чтобы вернуться в Линде, – добавила Маэв. – Так?
– Может быть, я побывала в Марковии, а потом вернулась, а?
– Никто не возвращался живым из Марковии, – сказала Маэв, настороженно глядя на Ивара.
Раньше я думала, что они друзья, но теперь, когда Маэв оставила нас на минутку, Ивар заметил:
– Помни, что ты делала у Стражей. Женщина хочет завладеть Полотном, так что будь осторожна, думай хорошенько, что говоришь. Я приду завтра.
Как только Ивар ушел, вернулась Маэв, села рядом со мной, ее красивые глаза внимательно смотрели прямо мне в лицо.
– Твой муж вправду мертв? – спросила она, и я наконец поняла, что она ничего наверняка не знает и лишь о чем-то догадывается.
– Я не знаю, где он, – ответила я – и это была чистая правда.
Маэв стала расспрашивать меня о подробностях. Я чувствовала, что она знает, где я была все эти дни.
Пожалуй, это можно понять – охотясь, Маэв проходила многие мили. Когда прочие обыватели сидели у огонька, пересказывая сплетни, Маэв сражалась с хищниками, бродившими под луной. Обычно она возвращалась со шкурами гоблинов, потом выделывала их на заднем дворе, так что зловоние не проникало в дом.
Я ничего не сказала о ее догадках, когда снова пришел Ивар, – лишь о том, как она ухаживала и ухаживает за мной, как она заботлива, что мне уже гораздо лучше. Когда мы снова ненадолго остались вдвоем, я торопливо спросила, почему он не доверяет ей.
– Фиолетовые глаза, черные волосы, завораживающий голос. Она из Картакасса – а там у всех светлые волосы. Картаканцы с черными волосами, без сомнения, опасные люди. Картаканцы вообще очень замкнуты. Она покинула родину не по собственному желанию.
– Ты тоже не из Тепеста, – возразила я.
Маэв так ухаживала за мной, была столь добра, что я не хотела наговаривать на нее.
Он помолчал, может быть, сомневаясь во мне, но потом все же решил, что меня можно не опасаться.
– Моя жена и маленькая дочка живут в Гундараке. Для жены слишком много значит ее собственная семья, а мне важнее всего будущее дочери. В Гундараке семьи, в которых рождаются девочки, облагают штрафом, как будто быть женщиной – это какое-то преступление. Штраф очень большой для такой бедной страны, как Гундарак, так что пришлось мне отправиться сюда и зарабатывать деньги. Сестре моей жены – Дирке, Андору и мне принадлежат трактир с гостиницей и конюшни.
– А что будет, если ты не сможешь заплатить штраф?
– Сондру отдадут герцогу Гундару – правителю страны. Много чего рассказывают о том, что происходит в его замке, когда семьям приходится надевать траур. Это страшные рассказы.
– А ты веришь тому, что рассказывают?
– Да. Я думаю, он пожирает девочек.
Ивар в последнюю очередь мог показаться сентиментальным. Он верит в эти ужасы, и одно это убедило меня в том, что это правда. Сидя у моей кровати, он поведал странную, печальную историю этой ужасной страны. Однажды во время его рассказа вошла Маэв, расчесывая резным гребнем свои черные волосы, подошла к зеркалу.
– А что ты расскажешь о Тепесте? – спросила я, когда он умолк.
– Люди думают, что страной никто не правит, но я-то знаю лучше, – ответил Ивар. – Буря, которая сегодня чуть не погубила тебя, унесла в горы двух пастухов. Их нашли только сегодня утром – лишь кости, дочиста обглоданные.
– Весь город должен отправиться на охоту и уничтожить гоблинов, – с неприязнью заявила Маэв, впервые заговорив в присутствии Ивара. – А они лишь жмутся к огню да молятся, чтобы с ними ничего не случилось, как будто боги будут слушать этих трусов.
– Ты не можешь изменить людей, заставить их верить во что-то иное, Маэв, – ответил Ивар устало, как будто им уже приходилось много спорить об этом.
– Конечно не могу. И никогда не пыталась, – она посмотрела на меня.
Я подумала о ее опасных ночных вылазках. Какая она все-таки смелая. И как мало я знаю ее.
Вечером, когда она принесла мне чай и оленину, я взяла ее ладонь, прижала к щеке:
– Ты так добра ко мне, Маэв.
– Ты похожа на мою мать, – ответила она и быстро отвернулась.
Она собиралась в этот вечер в трактир. Я наблюдала, как она сменила обычную рабочую одежду на сверкающую темнофиолетовую блузку с широкими рукавами, узкие брюки из голубой замши, зашнуровала высокие ботинки черной кожи, подвела глаза. Она была красива вызывающей, опасной красотой, совершенно отличной от той милой женственности, к которой меня приучали, – на поясе у нее висел острый изогнутый кинжал. Никто не обидит ее. Никто не осмелится.
Когда она ушла, я села на кровати, потом медленно встала и, тяжело опираясь на палку, которую Маэв сделала для меня, добралась до ее столика, села перед зеркалом.
Под глазами у меня теперь синели круги, кожа была болезненно бледна. Я взяла ее гребень и принялась расчесывать свои прямые коричневые волосы. Я слишком долго пролежала в постели. Пора было начинать жизнь заново.
Той ночью луна стала полной. Я готовилась ко сну и вдруг почувствовала ее притяжение, до меня явственно донеслись псалмы Стражей, неподвижно стоящих у запертых дверей часовни. Если бы Маэв осталась дома, мы могли бы поболтать или поиграть в карты. Она успела научить меня стольким играм за время моей болезни. Но ее не было, и я никак не могла остановить воспоминаний о прошедших днях.
Потом помню лишь, что вновь застелила кровать. А очнулась от холода обнаженной, лежащей на задворках дома Маэв.
Поскольку Маэв иногда не возвращалась до утра, я не знала, пришла она или еще нет. Я пробралась по темному дому в свою спальню, залезла в кровать и тут же провалилась в сон. Когда я проснулась, Маэв уже была дома и задумчиво раскладывала карты на подоконнике. Похоже, она не заметила, что я выходила ночью. Потом я узнала, что у нее были собственные причины не обратить внимания на мое отсутствие.
Следующая ночь оказалась повторением предыдущей. Рано утром я проснулась с окровавленными руками, от моего тела исходил смрадный запах какого-то животного. Свежий шрам, оставшийся на том месте, где три месяца назад волк прокусил мне руку, кровоточил. Я встала на ноги и тут же упала назад – так закружилась голова. Я согнулась и извергла из себя куски сырого мяса прямо на тщательно вымытые Маэв камни.
Я не могла идти в постель в таком виде. По крайней мере, нужно умыться. Маэв обязательно проснется и начнет расспрашивать меня. Я решила, что лучше сказать ей всю правду, лучше попросить помощи у этой мудрой и сильной женщины. В конце концов, к тому времени она стала моей ближайшей подругой – единственной в этой непонятной стране. Даже сейчас, после всего, что произошло, я по-прежнему считаю ее таковой. Я глубоко вздохнула и вошла внутрь. Зажгла свечу и обнаружила, что Маэв нет дома.
Когда забрезжило утро, я задумалась об опасностях этих моих ночных блужданий для ребенка, растущего во мне. Теперь я уже не была той дурочкой, которая вместе с Варом вступила впервые на эту проклятую землю. Но до того утра я старалась закрывать глаза на правду – теперь нужно было ее признать. Перебирая одно за другим, я отвергла все разумные объяснения, все те причины, которые могли вызывать мои помешательства и странные вылазки. В конце концов осталось лишь одно-единственное объяснение. И его можно было очень просто проверить.
Я залезла в ящик, где были сложены мои скудные пожитки, нашла серебряный нож, так часто выручавший меня. Сжав зубы, я прижала лезвие к шраму, оставленному волчьими клыками.
Страшная боль пронзила все тело – боль не только от ожога, оставленного клинком, но и от бесспорного осознания того, во что я превратилась.
Ликантроп. Оборотень.
Я так надеялась на иное. И все же правда была лучше незнания.
Днем я отправилась в трактир. Я вспомнила, как Андор отдернул руку от серебряного ножа моего мужа, какой медальон с серебряным волком он носил на шее.
В трактире было пусто. Андор сидел с Диркой за столом у двери. Я подошла к нему, положила нож на стол, показала ожог, оставленный серебром.
– Отведи ее к Ивару, – сказал он жене.
Я забрала нож и последовала за Диркой на кухню, затем в ту часть дома, где жили хозяева. Из небольшой прихожей глубоко вниз уходила винтовая лестница. Держась за стену, я стала спускаться, изо всех сил стараясь не отставать от женщины.
В конце лестницы оказался узкий проход и несколько темных ходов, сразу напомнивших мне пещеры, в которых я побывала всего несколько недель назад. Главный ход вел в длинную комнату, стены которой были облицованы камнем, – там пахло старой бумагой и сушеными травами. Вся комната была завалена книгами в кожаных переплетах и грудами старинных свитков. Горели две лампы – одна у двери, а вторая – у дальней стены. Внутри сидел Ивар за деревянным столом,– длинные белые волосы закрывали его лицо. Когда мы подошли ближе, я увидела, что он делает заметки на полях книги. Хотя он должен был услышать наши шаги, он не отрывался от книги, пока не закончил свое занятие.
Хотя я знала его, я чувствовала себя растерянной, не знала, что и говорить, с чего начать. Но в его серых глазах было такое участие, а улыбка казалась такой искренней, что я улыбнулась в ответ, подошла к столу и села рядом. Дирка оставила нас, и я поведала ему обо всем.
– Это опасно для моего ребенка? – спросила я, окончив свое повествование.
Он молча открыл книгу, пробежал глазами несколько строк. Одна его рука покоилась на медной монете, лежавшей на столе перед ним, вторую руку он опустил на мой растущий живот и прикрыл глаза. Через несколько мгновений он словно очнулся и покачал головой.
– У твоего сына сильная воля. Похоже, с ним все в порядке, – наконец промолвил Ивар.
– Сын, – выдохнула я. – Я причиняю ему вред, когда меняюсь?
– Что вредно для тебя, вредно и для него. Этого достаточно.
– Ты можешь изменить то, что случилось со мной?
– Нет. Но есть другие способы помочь тебе. Пойдем.
Открыв длинный ящик, лежавший у стены, он достал и развернул шерстяной ковер, покрытый рунами. Мы сели на него лицом к лицу, между нами оказалась горящая лампада, наполнявшая комнату запахом молодой весенней травы. Рядом с лампадой он положил глиняную тарелку, выложил на нее маленький серебряный слиток.
Ритуал начался.
Я приготовилась переносить боль и ужасные видения, которые всегда вызывал наш деревенский колдун у тех несчастных, кому приходилось обращаться к нему за помощью. Но руки Ивара бледными тенями двигались в поднимающемся зеленоватом дыму, и я чувствовала, как легче становится на душе, как спадает тяжесть последних недель. Когда обряд подходил к концу, Ивар поднес ладони к серебряному слитку и между ними возникла дуга голубого пламени. Свет становился все ярче, холодным голубым сиянием озаряя комнату. При последнем заклинании Ивар направил на слиток обе руки. Пламя вырвалось из его пальцев. Серебро расплавилось, потекло и приняло форму волчьей головы.
Когда металл остыл, он повесил его на цепочку и застегнул ее у меня на шее.
– Я не изменил твою жизнь – это мне не под силу, но я дал тебе выбор, – произнес он. – Пока ты носишь этот амулет, ты можешь сопротивляться превращению в зверя.
Я не спросила, что случится, если я сниму кулон. Я не собиралась этого делать.
– Андор принес мне деньги. Я могу заплатить тебе, сколько нужно, – сказала я, уверенная, что заклинания обойдутся недешево.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44