Видел? Вертикальный взлет! Монументальное зрелище! Даже не скрипнул. — Полковник Чуб явно не в себе. Трясет меня за грудки, пытаясь рассказать то, чему я и сам только что был свидетелем.
Теперь мне все понятно. С такими летными характеристиками просто необходимо посадить самолет во что бы то ни стало. И непременно разобраться в деталях. В технических, конечно. Огромная масса, вертикальный взлет и посадка, завидная беззвучность. Я уже не говорю о двух неделях полета. Такие мелочи, как странное пение, отсутствие экипажа и явно гражданское предназначение, можно обсудить после посадки. А также задать предельно важный вопрос: какого хрена он здесь кружит и не летит на родные аэродромы?
К нашей возбужденной компании присоединяется полковник Куб. Оправдывая фамилию, он толст, низок и широк. Диаметр фуражки соответствует ширине плеч.
— Товарищи оперативные работники! — Он слегка порыкивает от усердия. — Генерал проснулся и просит на общее построение. По дороге товарищ генерал просил подумать над вопросом: куда делся его личный плеер и чем невосполнимая потеря грозит виновному?
Чуб незаметно сбрасывает со смотровой площадки остатки плеера. Я делаю вид, что ничего не замечаю. Мне тоже не хочется отчитываться за поломанную игрушку. С меня еще финчасть не все зарплаты удержала за погубленный в тайге джип.
За время нашего отсутствия на месте расположения оперативного штаба произошли серьезные изменения. Спальные места убраны, территория очищена от гражданского населения. Генерал проводит осмотр личного состава. Полковники построены в жиденькую шеренгу, ждут нашего прибытия.
Как работники совершенно другого направления, пристраиваемся с Баобабовой в конец шеренги. Машка весело вертит бритой головой. Игнорируя строгий взгляд генерала, перебрасывается с рядом стоящими полковниками шуточками служебного пользования.
Для особо недисциплинированных прапорщиков генерал вытаскивает шашку, берет ее на караул и гаркает:
— По званию и ранжиру в одну шеренгу… стнвсь!
Мельтешат полковники, пытаясь определить на глазок рост, звание и ранжир. По правую руку к генералу не лезут. Боевой начальник горяч сабелькой помахать. Может и не заметить полковничьих погон.
Успокаиваются, встав на положенные места, равняются по носкам до зеркального блеска начищенных ботинок.
— Рвнясь! Сми…ррна! — Генерал самолично проверяет выполнение команды. Обходит шеренгу сзади. Делает одному особо выпрямившемуся полковнику подсечку коленями. Полковник смешно приседает. Генерал доволен шуткой. Заходит во фронт. Умело, рукояткой шашки, распрямляет точным и сильным ударом кокарду на аэродромной фуражке полковника Куба. Делает шаг в сторону. Останавливается перед могучим, со следами многочисленных оспинок на лице, полковником Зубом. Упирается лбом в его грудь и кричит:
— Кому служишь, салага?!
— Служу Отечеству! — гаркает полковник, преданно сверля глазами генеральскую седину.
— Сколько до пенсии, салага?!
Полковник смущается, не в силах в уме подсчитать точное число дней и ночей. Что позволяет генералу, не нарушая устав внутренней и наружной службы, вмазать кулаком по грудине плохо считающего подчиненного. Полковник доволен. Быть замеченным и отмеченным на его тяжелой службе ой как нелегко.
Еще один шаг в сторону. Забавно шевелит усами.
— Я не понял?! Смирна стоять! Почему не по форме?
Баобабова, к которой, собственно, и адресована претензия, хмыкает. Дышит специально всей грудью, нарушая душевное спокойствие шеренги полковников. Вытаскивает из нагрудного кармана нового бронежилета удостоверение. Небрежно раскрывает. Генерал на мгновение теряется, но быстро берет себя в руки. Он понимает, что не в его силах что-то изменить. Прапорщик Баобабова — не полковник. И работает автономно, без учета званий собеседников.
— Развели… — что развели, не говорит, но ясно, что не образцовую милицию.
Со мной генерал даже мягок. Заботливо застегивает все пуговицы на пиджаке, разводит сильным ударом сапога носки моих кроссовок. Пытается отыскать на футболке следы плохо пришитого воротничка. Брезгливо рассматривает пузыри на джинсовых коленях и жалуется на плохое качество утюгов. После чего, чеканя шаг хромовыми сапогами, генерал марширует к середине шеренги, где, командуя сам себе, выполняет “стой” и “напра-во!”.
— Личному составу и временно не посторонним лицам приказываю! Приступить, невзирая на личные жалобы и неприятности, к операции по принудительному возвращению самолета марки “Ту” на посадочную полосу. Прапорщик Баобабова! Старший лейтенант Пономарев! Ко мне!
Генерал подходит к схеме “Ту”. Тычет в него шашкой.
— Это самолет. Он нам нужен. Живой или разбитый. Но лучше — целый. Высокие технологии, возможно, секретные. Срок, сверим календари, до завтрашнего обеда. Вопросы?
— Иди и возьми, — Баобабова нагла до неприличия. Но я с ней согласен. Отдавать невыполнимые приказы умеют только генералы и чуть выше.
— Есть вопрос, — опережаю генерала, который желает воспользоваться шашкой по прямому назначению. — Почему мы?
— Ну как же! — Генерал мгновенно добреет лицом. — Кто еще способен, кроме вашего отдела так называемых “Таинственных сообщений от истерического населения”, проделать такую работу? Капитан ваш, Угробов, как только о происшествии услышал, сразу мне позвонил. Предлагаю, сказал, своих ребят, — генерал смотрит на Баобабову и поправляется. — И девчат, конечно, в помощь. Они, то есть вы, такую заковырку любят. Любите же?
— Угробов негодяй, чтоб погоны его! — красиво возмущается Баобабова,
— Кстати, о погонах, — вспоминает генерал, оборачиваясь к топчущимся рядом полковникам: — Приказываю в целях обеспечения безопасности скрыть знаки различия.
Полковники, выполняя повеление начальства, быстро заклеивают погоны скотчем. Сам генерал секретность не соблюдает, игнорируя собственный приказ.
— Товарищ генерал, может, лучше группу захвата послать? — предлагаю я.
— Посылали, но не получилось. — Генерал прислоняется ко мне так близко, что чувствуется запах пороха, оставшегося на его усах со времен прошлой войны. — Я так считаю, сынок. Ребята из спецназа все реалисты. А мы имеем дело с неизведанным. Думаешь, я не понимаю, что с самолетом что-то не так? Думаешь, старик совсем из ума выжил?
— Нет, товарищ генерал, не совсем.
— И правильно. Я как только увидел его, сразу о вашем отделе вспомнил. Старые генералы ничего не забывают, сынок. Ни плохого, ни хорошего. — Генерал косит глаза на грудь, где у него на самом почетном месте болтается значок “За отличие в пат-рульно-постовой службе”, который ему Баобабова подарила в честь успешного завершения операции в тайге. — Я вам не приказываю. Я вас прошу. Дело сложное, может, и живыми не вернетесь. Не зря же специалисты из группы захвата оценили успешность операции как нулевую.
— Маловато. Плюс минус один процент.
— А вам с прапорщиком больше и не надо. И согласись, сынок, кому как не вам разбираться с самолетом, который порхает, словно воробей, хотя весит, как десять тысяч полковников после посещения полковой столовой? Пойми, сынок, у людей билеты на руках, а улететь не могут. Да и мы тут засиделись.
Баобабова, присутствующая при перешептывании с генералом, вздыхает и согласно кивает. Ей не привыкать рисковать бронежилетом. Риск — ее второе имя.
— Отдел “Пи” берется за это дело и согласен довести его до логического завершения. Мне только одно неясно, как мы в самолет проникнем, а если и проникнем, что там делать будем? Я лично в самолетах ни бум-бум.
Генерал от всего сердца обнимает сначала меня, потом Баобабову. Следом за начальством тянутся полковники, но преимущественно к Машке. Генерал останавливает поголовное братание, заявляя, что сегодня не Пасха и целоваться разрешается только после удачного возвращения героических сотрудников отдела “Пи” с задания. Полковники записываются в очередь.
— Теперь детали. — Генерал строг и суров. Куда только девалась отеческая забота и нежность? — У нас два варианта проникновения на самолет. Записывать ничего не надо. Мы работаем в режиме полной секретности. Вариант первый. По веревочной лестнице, которую скинут с пролетающего на бреющем полете “Ту”. Однако в связи с тем, что никто веревочную лестницу за прошедшие две недели так и не потрудился спустить, отметаем данный вариант как невыполнимый и берем за основу вариант номер два.
Баобабова многозначительно подмигивает. Генерал не так прост, как кажется.
— Объясняю суть. — Генерал освобождает руки, вручая шашку на хранение полковнику Чубу. — Внимательно следите за моими ладонями. Эта ладонь как бы “Ту”.
Ладонь-Ту с оттопыренным большим пальцем-крылом пролетает перед моим носом.
— А это… — Генерал запускает в полет вторую ладонь. —…Это специально подготовленный к работе отечественный кукурузник.
Труженик полей и воздушной почты выделывает замысловатые фигуры высшего генеральского пилотажа, демонстрируя высокие летные качества и надежную техническую конструкцию.
— В кукурузнике специально для нашего случая подготовлена выдвижная труба для перехода в другое летательное средство. За три дня механики сработали. Следите за самолетами. Летит “Ту”. Нет, вот это “Ту”. А это кукурузник. Вы внутри. Труба на полной готовности. Заходите на “Ту” сверху. Зависаете. Труба перехода выдвигается. Вы, старший лейтенант, и вы, прапорщик, переходите с одного борта на другой. Доставивший вас самолет уходит на запасной аэродром. Как вам?
Баобабовой, например, никак. Разглядывает ладони генерала, словно кресты на кладбище. Даже рот не закрывает. А я ничего, только нескольких вопросов не понимаю. Прошу повторить ход операции. Генерал старательно повторяет. Догоняем, нависаем, переползаем и отваливаем на запасной аэродром.
— А мы уже там, на “Ту-104”, будем? — Уточнение — мать безопасности.
— Предполагается, что да, — с твердой неопределенностью отвечает генерал, пряча самолеты с оттопыренными крыльями в карманы. — Инженера обещали, что у вас будет достаточно времени, чтобы прорубить отверстие, проникнуть внутрь и заделать пробоину обратно.
Сомневаюсь, но с начальством не спорят.
— После проникновения действуйте по собственному усмотрению. На связи с вами будут лучшие летчики. Пользуясь их инструкциями, постарайтесь посадить самолет. В крайнем случае, к месту падения мы подгоним все имеющиеся в наличии пожарные машины. “Скорая помощь”, опять-таки, на ваше усмотрение.
— Простите, товарищ генерал, — прерывает генерала Баобабова. — А летчика с нами по трубе нельзя спустить? Или сразу двоих. Основного и запасного. А мы, так и быть, с земли им поможем?
Когда генералы закусывают до крови губы, надо ждать убойного довода правильности предложенного плана.
— Прапорщик, я ценю ваше предложение, но извините, что напоминаю об одной детали. О голосе, который поет странные песни в том самолете. Хотите, чтобы летчики, на которых наше государство угрохало столько денег, сошли с ума, даже не приступив к операции?
— А мы не сойдем?
— Вы, прапорщик, давали присягу отделу “Подозрительной информации”. Значит, подготовлены к любым неожиданностям. А старший лейтенант Пономарев просто создан для решения задач, необъяснимых с нормальной, человеческой точки зрения.
Все, что говорит генерал, истинная правда. Что-то есть во мне такого, что позволяет совершенно иными глазами смотреть на, казалось бы, необъяснимые вещи. И я единственный на Земле, кто непосредственно общался с инопланетными пришельцами и остался после этого в твердом уме и с нормальной старшелейтенантской памятью.
— Маш, поговорить надо.
Прячемся от любопытных глаз за игровыми аппаратами.
— Маша…
Баобабова взрывается моментально, предчувствуя тему разговора:
— Что Маша! Я уже двадцать с чем-то лет Маша. До прапорщиков дослужилась. Не дура, если понимаешь, о чем я. Почему нас одних посылают? Две недели штаны на креслах протирали, а сейчас, значит, вспомнили? А то, что песни по ночам в самолете горланят, тебя не пугает? И самолет этот треклятый не пугает? А меня пугает. Все пугает. Я с живыми людьми работать хочу, а не с привидениями.
— Подожди… Дай сказать. Ты одно пойми. Перед нами уникальный шанс. “Летучий Ту”! Вслушайся в этот звук! Такого в мировой истории не было. Корабли, покинутые экипажем, были. Машины на тротуарах, забытые хозяевами, тоже были. Станция наша космическая одна-одинешенька на орбите сколько дней болталась. А вот самолетов… Не перебивай. Мы можем стать первыми. И единственными, кто узнает великую тайну. Прикоснемся, так сказать, к чудовищным познаниям. Тебя это не заводит?
— Меня, Лесик, другое заводит. Стрельба с обеих рук по убегающим от меня преступникам. А на самолете стрелять не по кому. Пустота. Ты у нас герой? А я, поверишь ли, нет. Я — слабая женщина, хоть и прапорщик, долгое время работавшая в специальной группе по борьбе с оголтелой преступностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Теперь мне все понятно. С такими летными характеристиками просто необходимо посадить самолет во что бы то ни стало. И непременно разобраться в деталях. В технических, конечно. Огромная масса, вертикальный взлет и посадка, завидная беззвучность. Я уже не говорю о двух неделях полета. Такие мелочи, как странное пение, отсутствие экипажа и явно гражданское предназначение, можно обсудить после посадки. А также задать предельно важный вопрос: какого хрена он здесь кружит и не летит на родные аэродромы?
К нашей возбужденной компании присоединяется полковник Куб. Оправдывая фамилию, он толст, низок и широк. Диаметр фуражки соответствует ширине плеч.
— Товарищи оперативные работники! — Он слегка порыкивает от усердия. — Генерал проснулся и просит на общее построение. По дороге товарищ генерал просил подумать над вопросом: куда делся его личный плеер и чем невосполнимая потеря грозит виновному?
Чуб незаметно сбрасывает со смотровой площадки остатки плеера. Я делаю вид, что ничего не замечаю. Мне тоже не хочется отчитываться за поломанную игрушку. С меня еще финчасть не все зарплаты удержала за погубленный в тайге джип.
За время нашего отсутствия на месте расположения оперативного штаба произошли серьезные изменения. Спальные места убраны, территория очищена от гражданского населения. Генерал проводит осмотр личного состава. Полковники построены в жиденькую шеренгу, ждут нашего прибытия.
Как работники совершенно другого направления, пристраиваемся с Баобабовой в конец шеренги. Машка весело вертит бритой головой. Игнорируя строгий взгляд генерала, перебрасывается с рядом стоящими полковниками шуточками служебного пользования.
Для особо недисциплинированных прапорщиков генерал вытаскивает шашку, берет ее на караул и гаркает:
— По званию и ранжиру в одну шеренгу… стнвсь!
Мельтешат полковники, пытаясь определить на глазок рост, звание и ранжир. По правую руку к генералу не лезут. Боевой начальник горяч сабелькой помахать. Может и не заметить полковничьих погон.
Успокаиваются, встав на положенные места, равняются по носкам до зеркального блеска начищенных ботинок.
— Рвнясь! Сми…ррна! — Генерал самолично проверяет выполнение команды. Обходит шеренгу сзади. Делает одному особо выпрямившемуся полковнику подсечку коленями. Полковник смешно приседает. Генерал доволен шуткой. Заходит во фронт. Умело, рукояткой шашки, распрямляет точным и сильным ударом кокарду на аэродромной фуражке полковника Куба. Делает шаг в сторону. Останавливается перед могучим, со следами многочисленных оспинок на лице, полковником Зубом. Упирается лбом в его грудь и кричит:
— Кому служишь, салага?!
— Служу Отечеству! — гаркает полковник, преданно сверля глазами генеральскую седину.
— Сколько до пенсии, салага?!
Полковник смущается, не в силах в уме подсчитать точное число дней и ночей. Что позволяет генералу, не нарушая устав внутренней и наружной службы, вмазать кулаком по грудине плохо считающего подчиненного. Полковник доволен. Быть замеченным и отмеченным на его тяжелой службе ой как нелегко.
Еще один шаг в сторону. Забавно шевелит усами.
— Я не понял?! Смирна стоять! Почему не по форме?
Баобабова, к которой, собственно, и адресована претензия, хмыкает. Дышит специально всей грудью, нарушая душевное спокойствие шеренги полковников. Вытаскивает из нагрудного кармана нового бронежилета удостоверение. Небрежно раскрывает. Генерал на мгновение теряется, но быстро берет себя в руки. Он понимает, что не в его силах что-то изменить. Прапорщик Баобабова — не полковник. И работает автономно, без учета званий собеседников.
— Развели… — что развели, не говорит, но ясно, что не образцовую милицию.
Со мной генерал даже мягок. Заботливо застегивает все пуговицы на пиджаке, разводит сильным ударом сапога носки моих кроссовок. Пытается отыскать на футболке следы плохо пришитого воротничка. Брезгливо рассматривает пузыри на джинсовых коленях и жалуется на плохое качество утюгов. После чего, чеканя шаг хромовыми сапогами, генерал марширует к середине шеренги, где, командуя сам себе, выполняет “стой” и “напра-во!”.
— Личному составу и временно не посторонним лицам приказываю! Приступить, невзирая на личные жалобы и неприятности, к операции по принудительному возвращению самолета марки “Ту” на посадочную полосу. Прапорщик Баобабова! Старший лейтенант Пономарев! Ко мне!
Генерал подходит к схеме “Ту”. Тычет в него шашкой.
— Это самолет. Он нам нужен. Живой или разбитый. Но лучше — целый. Высокие технологии, возможно, секретные. Срок, сверим календари, до завтрашнего обеда. Вопросы?
— Иди и возьми, — Баобабова нагла до неприличия. Но я с ней согласен. Отдавать невыполнимые приказы умеют только генералы и чуть выше.
— Есть вопрос, — опережаю генерала, который желает воспользоваться шашкой по прямому назначению. — Почему мы?
— Ну как же! — Генерал мгновенно добреет лицом. — Кто еще способен, кроме вашего отдела так называемых “Таинственных сообщений от истерического населения”, проделать такую работу? Капитан ваш, Угробов, как только о происшествии услышал, сразу мне позвонил. Предлагаю, сказал, своих ребят, — генерал смотрит на Баобабову и поправляется. — И девчат, конечно, в помощь. Они, то есть вы, такую заковырку любят. Любите же?
— Угробов негодяй, чтоб погоны его! — красиво возмущается Баобабова,
— Кстати, о погонах, — вспоминает генерал, оборачиваясь к топчущимся рядом полковникам: — Приказываю в целях обеспечения безопасности скрыть знаки различия.
Полковники, выполняя повеление начальства, быстро заклеивают погоны скотчем. Сам генерал секретность не соблюдает, игнорируя собственный приказ.
— Товарищ генерал, может, лучше группу захвата послать? — предлагаю я.
— Посылали, но не получилось. — Генерал прислоняется ко мне так близко, что чувствуется запах пороха, оставшегося на его усах со времен прошлой войны. — Я так считаю, сынок. Ребята из спецназа все реалисты. А мы имеем дело с неизведанным. Думаешь, я не понимаю, что с самолетом что-то не так? Думаешь, старик совсем из ума выжил?
— Нет, товарищ генерал, не совсем.
— И правильно. Я как только увидел его, сразу о вашем отделе вспомнил. Старые генералы ничего не забывают, сынок. Ни плохого, ни хорошего. — Генерал косит глаза на грудь, где у него на самом почетном месте болтается значок “За отличие в пат-рульно-постовой службе”, который ему Баобабова подарила в честь успешного завершения операции в тайге. — Я вам не приказываю. Я вас прошу. Дело сложное, может, и живыми не вернетесь. Не зря же специалисты из группы захвата оценили успешность операции как нулевую.
— Маловато. Плюс минус один процент.
— А вам с прапорщиком больше и не надо. И согласись, сынок, кому как не вам разбираться с самолетом, который порхает, словно воробей, хотя весит, как десять тысяч полковников после посещения полковой столовой? Пойми, сынок, у людей билеты на руках, а улететь не могут. Да и мы тут засиделись.
Баобабова, присутствующая при перешептывании с генералом, вздыхает и согласно кивает. Ей не привыкать рисковать бронежилетом. Риск — ее второе имя.
— Отдел “Пи” берется за это дело и согласен довести его до логического завершения. Мне только одно неясно, как мы в самолет проникнем, а если и проникнем, что там делать будем? Я лично в самолетах ни бум-бум.
Генерал от всего сердца обнимает сначала меня, потом Баобабову. Следом за начальством тянутся полковники, но преимущественно к Машке. Генерал останавливает поголовное братание, заявляя, что сегодня не Пасха и целоваться разрешается только после удачного возвращения героических сотрудников отдела “Пи” с задания. Полковники записываются в очередь.
— Теперь детали. — Генерал строг и суров. Куда только девалась отеческая забота и нежность? — У нас два варианта проникновения на самолет. Записывать ничего не надо. Мы работаем в режиме полной секретности. Вариант первый. По веревочной лестнице, которую скинут с пролетающего на бреющем полете “Ту”. Однако в связи с тем, что никто веревочную лестницу за прошедшие две недели так и не потрудился спустить, отметаем данный вариант как невыполнимый и берем за основу вариант номер два.
Баобабова многозначительно подмигивает. Генерал не так прост, как кажется.
— Объясняю суть. — Генерал освобождает руки, вручая шашку на хранение полковнику Чубу. — Внимательно следите за моими ладонями. Эта ладонь как бы “Ту”.
Ладонь-Ту с оттопыренным большим пальцем-крылом пролетает перед моим носом.
— А это… — Генерал запускает в полет вторую ладонь. —…Это специально подготовленный к работе отечественный кукурузник.
Труженик полей и воздушной почты выделывает замысловатые фигуры высшего генеральского пилотажа, демонстрируя высокие летные качества и надежную техническую конструкцию.
— В кукурузнике специально для нашего случая подготовлена выдвижная труба для перехода в другое летательное средство. За три дня механики сработали. Следите за самолетами. Летит “Ту”. Нет, вот это “Ту”. А это кукурузник. Вы внутри. Труба на полной готовности. Заходите на “Ту” сверху. Зависаете. Труба перехода выдвигается. Вы, старший лейтенант, и вы, прапорщик, переходите с одного борта на другой. Доставивший вас самолет уходит на запасной аэродром. Как вам?
Баобабовой, например, никак. Разглядывает ладони генерала, словно кресты на кладбище. Даже рот не закрывает. А я ничего, только нескольких вопросов не понимаю. Прошу повторить ход операции. Генерал старательно повторяет. Догоняем, нависаем, переползаем и отваливаем на запасной аэродром.
— А мы уже там, на “Ту-104”, будем? — Уточнение — мать безопасности.
— Предполагается, что да, — с твердой неопределенностью отвечает генерал, пряча самолеты с оттопыренными крыльями в карманы. — Инженера обещали, что у вас будет достаточно времени, чтобы прорубить отверстие, проникнуть внутрь и заделать пробоину обратно.
Сомневаюсь, но с начальством не спорят.
— После проникновения действуйте по собственному усмотрению. На связи с вами будут лучшие летчики. Пользуясь их инструкциями, постарайтесь посадить самолет. В крайнем случае, к месту падения мы подгоним все имеющиеся в наличии пожарные машины. “Скорая помощь”, опять-таки, на ваше усмотрение.
— Простите, товарищ генерал, — прерывает генерала Баобабова. — А летчика с нами по трубе нельзя спустить? Или сразу двоих. Основного и запасного. А мы, так и быть, с земли им поможем?
Когда генералы закусывают до крови губы, надо ждать убойного довода правильности предложенного плана.
— Прапорщик, я ценю ваше предложение, но извините, что напоминаю об одной детали. О голосе, который поет странные песни в том самолете. Хотите, чтобы летчики, на которых наше государство угрохало столько денег, сошли с ума, даже не приступив к операции?
— А мы не сойдем?
— Вы, прапорщик, давали присягу отделу “Подозрительной информации”. Значит, подготовлены к любым неожиданностям. А старший лейтенант Пономарев просто создан для решения задач, необъяснимых с нормальной, человеческой точки зрения.
Все, что говорит генерал, истинная правда. Что-то есть во мне такого, что позволяет совершенно иными глазами смотреть на, казалось бы, необъяснимые вещи. И я единственный на Земле, кто непосредственно общался с инопланетными пришельцами и остался после этого в твердом уме и с нормальной старшелейтенантской памятью.
— Маш, поговорить надо.
Прячемся от любопытных глаз за игровыми аппаратами.
— Маша…
Баобабова взрывается моментально, предчувствуя тему разговора:
— Что Маша! Я уже двадцать с чем-то лет Маша. До прапорщиков дослужилась. Не дура, если понимаешь, о чем я. Почему нас одних посылают? Две недели штаны на креслах протирали, а сейчас, значит, вспомнили? А то, что песни по ночам в самолете горланят, тебя не пугает? И самолет этот треклятый не пугает? А меня пугает. Все пугает. Я с живыми людьми работать хочу, а не с привидениями.
— Подожди… Дай сказать. Ты одно пойми. Перед нами уникальный шанс. “Летучий Ту”! Вслушайся в этот звук! Такого в мировой истории не было. Корабли, покинутые экипажем, были. Машины на тротуарах, забытые хозяевами, тоже были. Станция наша космическая одна-одинешенька на орбите сколько дней болталась. А вот самолетов… Не перебивай. Мы можем стать первыми. И единственными, кто узнает великую тайну. Прикоснемся, так сказать, к чудовищным познаниям. Тебя это не заводит?
— Меня, Лесик, другое заводит. Стрельба с обеих рук по убегающим от меня преступникам. А на самолете стрелять не по кому. Пустота. Ты у нас герой? А я, поверишь ли, нет. Я — слабая женщина, хоть и прапорщик, долгое время работавшая в специальной группе по борьбе с оголтелой преступностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57