«Pan-African». Геку показалось, что так быстро он не бегал еще никогда. Самолет набирал скорость, Гек несся наперерез. Мысли метались в голове. Стрелять? Нельзя. Пассажиры. Детонатор. Сдетонирует. Технологические люки? Не открыть. Стрелять? Нельзя. Стрелять в воздух? По прожекторам? Остановить?
До разгоняющегося «Боинга» оставалось несколько метров, его огромная туша, казалось, с воем падает сверху на Гека. И тело Гека сработало автоматически — ноги бросили тело вперед в истошном прыжке, а руки вцепились и сжались мертвым замком. Когда в следующий миг Гек пришел в себя, он понял, что висит, вцепившись в стойку шасси, под ним бешено крутятся колеса, в лицо бьет ветер, со странной силой оттягивая назад щеки, глаза, куртку. Земля вдруг подпрыгнула и рывком упала вниз. «Успел», — подумал и блаженно улыбнулся. Ураганный ветер тотчас схватил улыбку и попытался ее разодрать в разные стороны.
Гек не слышал, чтобы кто-нибудь летал снаружи самолета, — это было просто невозможно. Он хорошо знал, что летают в багажных отсеках — они были теплыми, герметичными, а в некоторых самолетах там даже сохранялось давление. И лишь однажды Гек слышал историю про путешественника, летевшего в гондоле шасси. На одном американском аэродроме после посадки самолета с Кубы в гондоле шасси нашли труп замерзшего кубинца. И тогда американцы выяснили, что и раньше беженцы с Кубы забирались в гондолы шасси и благополучно достигали Соединенных Штатов. И лишь этот негр, непривычный к холодам и разреженному воздуху, не смог пережить полет.
Разумеется, гондола шасси была негерметична. Разумеется, она не обогревалась. Наоборот, в ней гуляли сквозняки. Гек прикинул расстояние от Москвы до Аддис-Абебы, отсутствие кислородного баллона и летнюю куртку. Представил себе шесть часов полета в 50-градусном холоде... На другой чаше весов лежала закалка бойца, привычного к российским зимам, в отличие от кубинцев. Руки уже потеряли чувствительность от ветра, и Гек не знал, держатся они за опору шасси или уже нет. А если держатся, то насколько крепко. Но наконец над его головой раздвинулся металл и стойка шасси потянулась внутрь гондолы, утягивая за собой Гека. Гондола оказалась просторнее, чем думал Гек, но eму все равно пришлось совершить несколько акробатических перехватов и внимательно проследить, чтобы могучий механизм не раздавил его тело. Гондола закрылась. Гек свернулся и лег в сплетении натруженного металла и опаленной резины. Здесь уже не было ветра, и поэтому казалось гораздо теплее. Вот только уши ломило от перепада давления. Гек зажал нос онемевшими пальцами и несколько раз попытался вдохнуть и выдохнуть, как это делают глубоководные ныряльщики. В ушах захрустело, и боль прошла. Следующие пятнадцать минут Гек боролся с давлением. Воздух был очень разрежен, дышать было тяжело и больно. Затем со всех сторон пополз холод...
Как прошли эти шесть часов, Гек не мог вспомнить. Он не терял сознания, но то ли из-за стресса, то ли из-за нехватки кислорода мозг перешел в странное состояние — это была бредовая эйфория. Такая эйфория, только намного слабее, охватывает горных альпинистов на дальних вершинах. Поэтому побывавший в горах хоть раз подсознательно мечтает вернуться туда снова и снова. Кажется, Гек смеялся и что-то говорил, но смех растворялся в ревущей темноте, а слова лишь обжигали рот. Во тьме мелькали видения, появлялось и пропадало лицо Нюки, что-то кричал Гриценко, махали руками Казаревичи, снова появлялась Нюка и все хотела что-то объяснить Геку, а Гек пытался объяснить что-то ей, но рев заглушал слова. Временами чувства зашкаливали, и Геку казалось, что вокруг ослепительный свет и полная тишина. А затем вибрация стенок начала въедаться в тело вместе с холодом и наконец сожрала тело целиком — Гек почувствовал, что стал единым целым с «Боингом». Затем «Боинг» слился с небом. А небо с землей. Наконец Гек почувствовал себя одной Вселенной, состоящей только из него, из Гека. «Я Коммутация!» — крикнул Гек и захохотал. Вселенной, которой он был, хотелось покоя. Ей надо было свернуться в клубок и тихо отдыхать. Гек свернулся, представил себе свернувшееся небо, оборачивающее землю, как фольга шоколадную конфету, и ему сразу стало тепло и спокойно. Но тут наконец проснулся разум. «Не спать! — заявил разум. — Холод! Смерть!» И Гек начал двигаться. Он сгибал и разгибал ноги, отталкивался руками от стенок, распрямлял бесчувственное тело, скручивался вдоль позвоночника влево-вправо и снова сжимался в комок. Наконец снова заломило в ушах, и Гек понял, что самолет идет на снижение. Вскоре дышать стало свободнее. Затем открылся пол и стойка шасси пошла вниз. Створки снова закрылись.
Гек не стал спускаться на стойке, он знал, что посадка в несколько раз экстремальнее, чем взлет, а сорваться на бетон полосы при скорости в несколько сотен километров в час ему не хотелось.
Самолет мягко коснулся земли и вскоре остановился. Гул стих, и наступила божественная тишина. Такая тишина, наверное, стояла до сотворения мира. Из щели внизу бил ослепительный свет. Вокруг заметно теплело, и Гек лежал, вдыхая пыльный, но настоящий, плотный воздух с запахом резины, керосина и тысячелетней жары. Этот привкус жары уже чувствовался в воздухе, так и должна была пахнуть Африка, хотя Гек в ней никогда не был. Прошло минут десять, он уже начал раздумывать, каким образом выбраться из гондолы через светящуюся щель, но вдруг металл разъехался сам собой. Гек нащупал автомат и осторожно выглянул наружу.
В четком десятиметровом радиусе с редкими интервалами стояли на одном колене чернокожие солдаты в красивых сизых формах с надетыми поверх бронежилетами. Они держали в руках автоматы американского образца и целились Геку в лоб. За ними стояло второе кольцо — из автомобилей, за которыми прятались воины с арабскими чертами лица. Они целились в Гека из длинных винтовок, высунув хищные стволы из-за капотов и бамперов. В отдалении стояло несколько десятков солдат в израильской форме. Они держали в руках автоматы «Узи», но уже не так настороженно — все-таки перед ними было два кордона. Среди них было три человека с пейсами, в костюмах хасидов. Причем на одном из них был берет, напоминающий берет Че Гевары. Рядом лежали железные кофры, и хасид в берете крутил рукоятку громоздкого прибора на высоком штативе. Прибор напоминал одновременно фотоаппарат позапрошлого века и геодезическую треногу.
Раздался лающий голос — кто-то орал в громкоговоритель на неизвестном языке. Воевать было бессмысленно. Да и против кого? Гек вздохнул и бросил автомат. Тот звякнул о крепежку шасси и упал на асфальт. Медленно-медленно Гек опустил одну ногу, затем другую, затем вылез сам и опустился на раскаленный солнцем асфальт лицом вниз. Расставил ноги, сложил ладони на спине и закрыл глаза. Вскоре на запястьях щелкнули горячие наручники, Гека рывком подняли на ноги и затолкали в машину. Чернокожие воины держали его со всех сторон.
Привезли Гека в некое подобие полицейского участка и тут же обыскали. Нашли диверсионный нож. Низкорослый негр в ярких погонах, с харизматическим потным лицом, долго цокал языком, пытаясь открыть какое-нибудь из его многочисленных лезвий то с одной, то с другой стороны. Нашли пачку русских денег. Нашли носовой платок. Развернули — оттуда на стол выпал детонатор. Воины гортанно заорали и унесли детонатор. А Гека провели по коридорам и заперли в одиночную камеру с грязными стенами. Несколько часов к Геку никто не заходил. Затем его повели на допрос. За столом сидел здоровенный негр, рядом уже знакомый низкорослый в ярких погонах, а третьим был араб, который смотрелся на их фоне совсем по-европейски. За спиной Гека встала толпа воинов. Стояли они бестолково. Слишком кучно. Слишком близко к Геку. При желании Гек мог уничтожить всех в этой комнате за минуту голыми руками.
Низкорослый в ярких погонах гортанно проорал что-то. Гек молчал. Затем начал говорить араб, жестко чеканя слова. После разведшколы Гек в совершенстве владел английским, немецким и французским, а также хорошо знал чеченский и азербайджанский.
— Do you speak english? — спросил Гек.
На лице араба появилось недоумение.
— Of course, — сказал он, и дальше разговор пошел на английском.
Очень скоро выяснилось, что Гека обвиняют в международном терроризме. Гек, по словам араба, прилетел из Москвы с краденым детонатором, чтобы устроить «horror commutation». Об этом предупредили российские спецслужбы. Это же самое по своим каналам выяснил Интерпол. Об этом знали израильский Моссад, бедуинские спецслужбы и даже эфиопская разведка. Чем больше Гек пытался объяснить, что он сам работник российских спецслужб и лишь преследовал террориста, тем презрительнее становилась усмешка араба. Наконец Гек заявил, что он требует связаться с Москвой, а до тех пор отказывается отвечать на вопросы.
У него взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, после чего заперли в камеру. Здесь Гек просидел два дня. В первый день его дважды водили на допрос, но Гек повторял одно и то же — свяжитесь с моим начальством в Москве. На второй день его на допрос уже не водили. Два раза в сутки в камеру приносили бутылку с водой. То ли кормить арестантов здесь считалось излишним, то ли это была месть за неповиновение на допросах. Зато Гек целые дни лежал на матрасе из пальмовых листьев и спал. В листьях роились мелкие блохи, но не человеческие, а какие-то безобидные, фруктовые.
На третий день Гека вызвали и объяснили ситуацию. Контакт с Москвой был установлен. Москва подтвердила, что Гек проводил боевую операцию. Москва никак не прокомментировала факт наличия у Гека в кармане детонатора. Зато Интерпол заявил о том, что Гек по делу не проходит, к террористической организации принадлежат другие лица. Один из них как раз прилетел на том же самолете в качестве пассажира и в общей суматохе исчез. Поэтому смертная казнь, которая должна была состояться сегодня, заменяется немедленной депортацией в Москву, которая состоится завтра.
Гек не нашелся что ответить. Тогда его провели в соседнюю комнату, где стояла странного вида телефонная вертушка, и сообщили, что с ним хочет говорить Москва. На проводе был Гриценко. Разговор был короткий.
— Как ты? — спросил Гриценко.
— Полный порядок, — ответил Гек. — Полет пережил без травм. Здесь на меня не оказывают ни малейшего давления. Ни физического, ни психологического, ни фармакологического.
— Я рад за тебя, — сказал Гриценко, но радости в его усталом голосе не было. — Скажи, зачем ты это сделал? Кто тебя просил лезть в самолет?
— Я делал все, что от меня зависит, — твердо сказал Гек.
— Ничего больше не делай, — произнес Гриценко. — Это приказ.
— Так точно, — вздохнул Гек.
— Это не только мой приказ, — сказал Гриценко. — Это приказ президента, он прочитал мою докладную записку.
— По поводу меня? — спросил Гек.
— По поводу коммутации, — ответил Гриценко. — Президент сказал: «Нашей стране евреи не помешают в любом количестве».
— Леонид Юрьевич, я не в теме. Я не понимаю, о чем речь.
— Прилетишь — все расскажу, — пообещал Гриценко и, помолчав, добавил задумчиво: — Не помешают в любом количестве. Забавно, но точно такую же фразу сказал вчера президент США.
Не дожидаясь ответа, Гриценко положил трубку, и Гек еще долго стоял, сжимая в руке пиликающий кусок белой пластмассы, пока его не толкнули в плечо и не указали на выход. В этот день Гека хорошо покормили, хотя из камеры не выпускали.
Депортировали Гека на том же самом «Боинге». Этот самолет летал из Москвы в Эфиопию каждый понедельник, а обратно — каждую пятницу. Геку назначили сопровождение — тех самых трех хасидов, которых он видел в день прилета. Опытным глазом Гек определил, что двое из них типичные бойцы-силовики, закаленные в боях. Это был восточный тип евреев — они были темнокожи, с густыми бровями и арабскими чертами лица. Под черными костюмами переливались тугие мышцы. Костяшки на руках одного из них были безжалостно разбиты, образуя железные сизые мозоли. Второй был постарше, похоже, он был главным. Третий хасид был ровесник Гека, он был худой и тощий, с живым осмысленным лицом типичного европейца. Был он по-прежнему в своем берете, молчал и не смотрел в сторону Гека. Вообще происходящее, похоже, его мало волновало. Зачем все трое были одеты в костюмы религиозных ортодоксов — оставалось загадкой. Геку дали понять, что эти трое летят в Москву по своим делам и одновременно выполняют роль конвойных Гека. До того, как Гек будет сдан на руки московским спецслужбам, он должен выполнять все их приказания.
Остальные пассажиры самолета по своему составу напоминали тех, что вылетали из Москвы — эфиопы, несколько пожилых американских туристов, индус, два араба, две подруги-француженки с поразительно красивыми фигурами, но совершенно нескладными лицами.
Послышалось пиликанье «Хаванагилы», а затем Гек неожиданно услышал мат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
До разгоняющегося «Боинга» оставалось несколько метров, его огромная туша, казалось, с воем падает сверху на Гека. И тело Гека сработало автоматически — ноги бросили тело вперед в истошном прыжке, а руки вцепились и сжались мертвым замком. Когда в следующий миг Гек пришел в себя, он понял, что висит, вцепившись в стойку шасси, под ним бешено крутятся колеса, в лицо бьет ветер, со странной силой оттягивая назад щеки, глаза, куртку. Земля вдруг подпрыгнула и рывком упала вниз. «Успел», — подумал и блаженно улыбнулся. Ураганный ветер тотчас схватил улыбку и попытался ее разодрать в разные стороны.
Гек не слышал, чтобы кто-нибудь летал снаружи самолета, — это было просто невозможно. Он хорошо знал, что летают в багажных отсеках — они были теплыми, герметичными, а в некоторых самолетах там даже сохранялось давление. И лишь однажды Гек слышал историю про путешественника, летевшего в гондоле шасси. На одном американском аэродроме после посадки самолета с Кубы в гондоле шасси нашли труп замерзшего кубинца. И тогда американцы выяснили, что и раньше беженцы с Кубы забирались в гондолы шасси и благополучно достигали Соединенных Штатов. И лишь этот негр, непривычный к холодам и разреженному воздуху, не смог пережить полет.
Разумеется, гондола шасси была негерметична. Разумеется, она не обогревалась. Наоборот, в ней гуляли сквозняки. Гек прикинул расстояние от Москвы до Аддис-Абебы, отсутствие кислородного баллона и летнюю куртку. Представил себе шесть часов полета в 50-градусном холоде... На другой чаше весов лежала закалка бойца, привычного к российским зимам, в отличие от кубинцев. Руки уже потеряли чувствительность от ветра, и Гек не знал, держатся они за опору шасси или уже нет. А если держатся, то насколько крепко. Но наконец над его головой раздвинулся металл и стойка шасси потянулась внутрь гондолы, утягивая за собой Гека. Гондола оказалась просторнее, чем думал Гек, но eму все равно пришлось совершить несколько акробатических перехватов и внимательно проследить, чтобы могучий механизм не раздавил его тело. Гондола закрылась. Гек свернулся и лег в сплетении натруженного металла и опаленной резины. Здесь уже не было ветра, и поэтому казалось гораздо теплее. Вот только уши ломило от перепада давления. Гек зажал нос онемевшими пальцами и несколько раз попытался вдохнуть и выдохнуть, как это делают глубоководные ныряльщики. В ушах захрустело, и боль прошла. Следующие пятнадцать минут Гек боролся с давлением. Воздух был очень разрежен, дышать было тяжело и больно. Затем со всех сторон пополз холод...
Как прошли эти шесть часов, Гек не мог вспомнить. Он не терял сознания, но то ли из-за стресса, то ли из-за нехватки кислорода мозг перешел в странное состояние — это была бредовая эйфория. Такая эйфория, только намного слабее, охватывает горных альпинистов на дальних вершинах. Поэтому побывавший в горах хоть раз подсознательно мечтает вернуться туда снова и снова. Кажется, Гек смеялся и что-то говорил, но смех растворялся в ревущей темноте, а слова лишь обжигали рот. Во тьме мелькали видения, появлялось и пропадало лицо Нюки, что-то кричал Гриценко, махали руками Казаревичи, снова появлялась Нюка и все хотела что-то объяснить Геку, а Гек пытался объяснить что-то ей, но рев заглушал слова. Временами чувства зашкаливали, и Геку казалось, что вокруг ослепительный свет и полная тишина. А затем вибрация стенок начала въедаться в тело вместе с холодом и наконец сожрала тело целиком — Гек почувствовал, что стал единым целым с «Боингом». Затем «Боинг» слился с небом. А небо с землей. Наконец Гек почувствовал себя одной Вселенной, состоящей только из него, из Гека. «Я Коммутация!» — крикнул Гек и захохотал. Вселенной, которой он был, хотелось покоя. Ей надо было свернуться в клубок и тихо отдыхать. Гек свернулся, представил себе свернувшееся небо, оборачивающее землю, как фольга шоколадную конфету, и ему сразу стало тепло и спокойно. Но тут наконец проснулся разум. «Не спать! — заявил разум. — Холод! Смерть!» И Гек начал двигаться. Он сгибал и разгибал ноги, отталкивался руками от стенок, распрямлял бесчувственное тело, скручивался вдоль позвоночника влево-вправо и снова сжимался в комок. Наконец снова заломило в ушах, и Гек понял, что самолет идет на снижение. Вскоре дышать стало свободнее. Затем открылся пол и стойка шасси пошла вниз. Створки снова закрылись.
Гек не стал спускаться на стойке, он знал, что посадка в несколько раз экстремальнее, чем взлет, а сорваться на бетон полосы при скорости в несколько сотен километров в час ему не хотелось.
Самолет мягко коснулся земли и вскоре остановился. Гул стих, и наступила божественная тишина. Такая тишина, наверное, стояла до сотворения мира. Из щели внизу бил ослепительный свет. Вокруг заметно теплело, и Гек лежал, вдыхая пыльный, но настоящий, плотный воздух с запахом резины, керосина и тысячелетней жары. Этот привкус жары уже чувствовался в воздухе, так и должна была пахнуть Африка, хотя Гек в ней никогда не был. Прошло минут десять, он уже начал раздумывать, каким образом выбраться из гондолы через светящуюся щель, но вдруг металл разъехался сам собой. Гек нащупал автомат и осторожно выглянул наружу.
В четком десятиметровом радиусе с редкими интервалами стояли на одном колене чернокожие солдаты в красивых сизых формах с надетыми поверх бронежилетами. Они держали в руках автоматы американского образца и целились Геку в лоб. За ними стояло второе кольцо — из автомобилей, за которыми прятались воины с арабскими чертами лица. Они целились в Гека из длинных винтовок, высунув хищные стволы из-за капотов и бамперов. В отдалении стояло несколько десятков солдат в израильской форме. Они держали в руках автоматы «Узи», но уже не так настороженно — все-таки перед ними было два кордона. Среди них было три человека с пейсами, в костюмах хасидов. Причем на одном из них был берет, напоминающий берет Че Гевары. Рядом лежали железные кофры, и хасид в берете крутил рукоятку громоздкого прибора на высоком штативе. Прибор напоминал одновременно фотоаппарат позапрошлого века и геодезическую треногу.
Раздался лающий голос — кто-то орал в громкоговоритель на неизвестном языке. Воевать было бессмысленно. Да и против кого? Гек вздохнул и бросил автомат. Тот звякнул о крепежку шасси и упал на асфальт. Медленно-медленно Гек опустил одну ногу, затем другую, затем вылез сам и опустился на раскаленный солнцем асфальт лицом вниз. Расставил ноги, сложил ладони на спине и закрыл глаза. Вскоре на запястьях щелкнули горячие наручники, Гека рывком подняли на ноги и затолкали в машину. Чернокожие воины держали его со всех сторон.
Привезли Гека в некое подобие полицейского участка и тут же обыскали. Нашли диверсионный нож. Низкорослый негр в ярких погонах, с харизматическим потным лицом, долго цокал языком, пытаясь открыть какое-нибудь из его многочисленных лезвий то с одной, то с другой стороны. Нашли пачку русских денег. Нашли носовой платок. Развернули — оттуда на стол выпал детонатор. Воины гортанно заорали и унесли детонатор. А Гека провели по коридорам и заперли в одиночную камеру с грязными стенами. Несколько часов к Геку никто не заходил. Затем его повели на допрос. За столом сидел здоровенный негр, рядом уже знакомый низкорослый в ярких погонах, а третьим был араб, который смотрелся на их фоне совсем по-европейски. За спиной Гека встала толпа воинов. Стояли они бестолково. Слишком кучно. Слишком близко к Геку. При желании Гек мог уничтожить всех в этой комнате за минуту голыми руками.
Низкорослый в ярких погонах гортанно проорал что-то. Гек молчал. Затем начал говорить араб, жестко чеканя слова. После разведшколы Гек в совершенстве владел английским, немецким и французским, а также хорошо знал чеченский и азербайджанский.
— Do you speak english? — спросил Гек.
На лице араба появилось недоумение.
— Of course, — сказал он, и дальше разговор пошел на английском.
Очень скоро выяснилось, что Гека обвиняют в международном терроризме. Гек, по словам араба, прилетел из Москвы с краденым детонатором, чтобы устроить «horror commutation». Об этом предупредили российские спецслужбы. Это же самое по своим каналам выяснил Интерпол. Об этом знали израильский Моссад, бедуинские спецслужбы и даже эфиопская разведка. Чем больше Гек пытался объяснить, что он сам работник российских спецслужб и лишь преследовал террориста, тем презрительнее становилась усмешка араба. Наконец Гек заявил, что он требует связаться с Москвой, а до тех пор отказывается отвечать на вопросы.
У него взяли отпечатки пальцев, сфотографировали, после чего заперли в камеру. Здесь Гек просидел два дня. В первый день его дважды водили на допрос, но Гек повторял одно и то же — свяжитесь с моим начальством в Москве. На второй день его на допрос уже не водили. Два раза в сутки в камеру приносили бутылку с водой. То ли кормить арестантов здесь считалось излишним, то ли это была месть за неповиновение на допросах. Зато Гек целые дни лежал на матрасе из пальмовых листьев и спал. В листьях роились мелкие блохи, но не человеческие, а какие-то безобидные, фруктовые.
На третий день Гека вызвали и объяснили ситуацию. Контакт с Москвой был установлен. Москва подтвердила, что Гек проводил боевую операцию. Москва никак не прокомментировала факт наличия у Гека в кармане детонатора. Зато Интерпол заявил о том, что Гек по делу не проходит, к террористической организации принадлежат другие лица. Один из них как раз прилетел на том же самолете в качестве пассажира и в общей суматохе исчез. Поэтому смертная казнь, которая должна была состояться сегодня, заменяется немедленной депортацией в Москву, которая состоится завтра.
Гек не нашелся что ответить. Тогда его провели в соседнюю комнату, где стояла странного вида телефонная вертушка, и сообщили, что с ним хочет говорить Москва. На проводе был Гриценко. Разговор был короткий.
— Как ты? — спросил Гриценко.
— Полный порядок, — ответил Гек. — Полет пережил без травм. Здесь на меня не оказывают ни малейшего давления. Ни физического, ни психологического, ни фармакологического.
— Я рад за тебя, — сказал Гриценко, но радости в его усталом голосе не было. — Скажи, зачем ты это сделал? Кто тебя просил лезть в самолет?
— Я делал все, что от меня зависит, — твердо сказал Гек.
— Ничего больше не делай, — произнес Гриценко. — Это приказ.
— Так точно, — вздохнул Гек.
— Это не только мой приказ, — сказал Гриценко. — Это приказ президента, он прочитал мою докладную записку.
— По поводу меня? — спросил Гек.
— По поводу коммутации, — ответил Гриценко. — Президент сказал: «Нашей стране евреи не помешают в любом количестве».
— Леонид Юрьевич, я не в теме. Я не понимаю, о чем речь.
— Прилетишь — все расскажу, — пообещал Гриценко и, помолчав, добавил задумчиво: — Не помешают в любом количестве. Забавно, но точно такую же фразу сказал вчера президент США.
Не дожидаясь ответа, Гриценко положил трубку, и Гек еще долго стоял, сжимая в руке пиликающий кусок белой пластмассы, пока его не толкнули в плечо и не указали на выход. В этот день Гека хорошо покормили, хотя из камеры не выпускали.
Депортировали Гека на том же самом «Боинге». Этот самолет летал из Москвы в Эфиопию каждый понедельник, а обратно — каждую пятницу. Геку назначили сопровождение — тех самых трех хасидов, которых он видел в день прилета. Опытным глазом Гек определил, что двое из них типичные бойцы-силовики, закаленные в боях. Это был восточный тип евреев — они были темнокожи, с густыми бровями и арабскими чертами лица. Под черными костюмами переливались тугие мышцы. Костяшки на руках одного из них были безжалостно разбиты, образуя железные сизые мозоли. Второй был постарше, похоже, он был главным. Третий хасид был ровесник Гека, он был худой и тощий, с живым осмысленным лицом типичного европейца. Был он по-прежнему в своем берете, молчал и не смотрел в сторону Гека. Вообще происходящее, похоже, его мало волновало. Зачем все трое были одеты в костюмы религиозных ортодоксов — оставалось загадкой. Геку дали понять, что эти трое летят в Москву по своим делам и одновременно выполняют роль конвойных Гека. До того, как Гек будет сдан на руки московским спецслужбам, он должен выполнять все их приказания.
Остальные пассажиры самолета по своему составу напоминали тех, что вылетали из Москвы — эфиопы, несколько пожилых американских туристов, индус, два араба, две подруги-француженки с поразительно красивыми фигурами, но совершенно нескладными лицами.
Послышалось пиликанье «Хаванагилы», а затем Гек неожиданно услышал мат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23