При том, что в «Желтых Страницах» я единственный чародей, меня никак нельзя назвать знаменитым. А если и можно, так только печально знаменитым. Так и так, мое имя мало что говорит обычному человеку.
– Ага. Это я.
Она нахмурилась сильнее.
– Ясно. Я слышала о вас.
– Чего-нибудь хорошее?
– Ну, не совсем, – она перекрестилась. – У вас на голове нет порезов или ссадин. Я не люблю шуток, мистер Дрезден. Там ждут люди, которым нужна моя помощь.
Я против воли разинул рот.
– Нет ссадин? – я же отчетливо помнил, какая здоровенная дырища была у меня в башке, и кровь из нее заливала мне глаза и попадала в рот. Я до сих пор ощущал ее вкус. Она, эта дырка, никуда не могла деться. А если делась, то куда?
Я прикинул возможный ответ и поежился. Крестная…
– Ни одной, – подтвердила она. – Разве что несколько старых, несколько месяцев как заживших.
– Это невозможно, – сказал я скорее себе, чем ей. – Этого просто не может быть.
Она посветила мне сначала в один глаз, потом в другой. Я вздрогнул. Она взглянула мне в глаза (чисто профессионально, отстраненно – о заглядывании в душу здесь речи не шло) и покачала головой.
– У вас такое же сотрясение, как из меня Вайнона Райдер. Вставайте с этой кушетки и убирайтесь из моего кабинета. И не забудьте по дороге к выходу оплатить осмотр, – она сунула мне в руку влажную салфетку. – Смыть весь этот маскарад можете сами, мистер Дрезден. У меня и без вас полно работы.
– Но…
– И не обращайтесь в травмопункт без реальной на то необходимости.
– Но я не…
Д-р Симмонс не стала дослушивать меня до конца. Она повернулась и направилась к следующему пациенту – маленькой девочке со сломанной рукой.
Я встал и, прихрамывая, добрел до туалета. Все мое лицо было покрыто разводами запекшейся крови. В основном она задержалась в складках и морщинах, отчего лицо мое казалось старше, этакой маской из крови. На лбу, примерно на дюйм ниже корней волос, прочертила кожу бледно-розовая черта. Кожа на ней казалась совсем нежной, и когда я случайно коснулся ее салфеткой, боль была такая, что я с трудом удержался от крика. И все-таки рана затянулась. Зажила.
Магия. Штучки моей крестной. Тот ее поцелуй в лоб заживил мою рану.
Если вы считаете, что мне полагалось бы радоваться такому исцелению, значит, вы плохо представляете себе все связанные с этим осложнения. Производить магические манипуляции непосредственно с человеческим телом сложно. Чертовски сложно. Повелевать энергией, как, скажем, делал я с помощью своего талисмана, или элементарными стихиями вроде огня или ветра – сущая ерунда по сравнению с тем, что требуется, чтобы хотя бы поменять кому-то цвет волос – тем более, чтобы заставить клетки по обе стороны травмы срастись.
Исцеление было мне предупреждением. Моя крестная обладала теперь властью надо мной не только в Небывальщине, но и на земле. Я заключил договор с феей и нарушил его. Это и дало ей такую власть, и она как бы ненароком продемонстрировала ее мне, наложив на меня сложное исцеляющее заклятие так, что я этого и не заметил.
Это пугало меня больше всего. Собственно, я и так знал, что Леа куда как круче меня – а что еще ожидать от создания, обладающего тысячелетними знаниями и опытом, рожденного, чтобы заниматься волшебством, как я был рожден, чтобы дышать. И все же, пока я оставался в реальном мире, у нее не имелось передо мной преимуществ. Наш мир был для нее заграницей – точно такой же, какой был ее мир для меня.
Был. Вот именно, что был.
Блин-тарарам.
Я сдался и не пытался удержать дрожь в пальцах, вытирая лицо. Черт, у меня имелись все основания бояться. Ну и еще, я промок под дождем до нитки и промерз до костей. Я смыл кровь и встал под электрофен. Мне пришлось с десяток раз шлепнуть по кнопке, пока тот заработал.
Я как раз повернул сопло вверх, на лицо, когда в туалет вошел Столлингз, а по пятам за ним – Рудольф. Вид у Столлингза был такой, словно он не спал со времени нашей последней встречи. Одежда измялась еще сильнее, седеющая шевелюра сделалась еще седее, а усы окраской почти сравнялись с синяками под глазами. Не глядя на меня, он подошел к раковине и плеснул на лицо холодной воды.
– Дрезден, – сказал он. – До нас дошел слух, что ты в больнице.
– Привет, Джон. Как там Мёрфи?
– Спит. Мы только недавно привезли ее сюда.
Я удивленно уставился на него.
– Бог мой. Что, уже утро?
– Солнце взошло минут двадцать назад, – он подошел к соседнему фену, и тот заработал с первого нажатия кнопки. – Она не просыпалась. Врачи спорят, в коме она или напичкана лекарствами.
– Вы объяснили им, что случилось?
Он хмыкнул.
– Ага. Я сказал им только, что чародей наложил на нее заклятие и погрузил в сон, – он покосился на меня. – Да, кстати, а когда она проснется?
Я покачал головой.
– Мое заклятие не продержится долго. Максимум пару дней. С каждым восходом солнца оно будет терять силу.
– А что случится потом?
– Она начнет визжать. Если только мне не удастся отыскать ту тварь, что напала на нее, и вычислить, как бороться с тем, что та успела сделать.
– Вот, значит, для чего тебе тетрадь Кравоса, – сказал Столлингз.
Я кивнул.
Он сунул руку в карман и достал оттуда тетрадь – небольшой пухлый блокнот, переплетенный в темную кожу. Блокнот был запаян в пластиковый пакет для вещественных доказательств. Я потянулся за ним, но Столлингз отвел руку.
– Слушай, Дрезден. Если ты дотронешься до этого, ты оставишь свои отпечатки. Частицы кожи. Всякие такие штуки. Так будет, если эта тетрадь не исчезнет.
Я недоуменно нахмурился.
– А в чем дело-то? Кравос сидит за решеткой, верно? Черт, мы ведь взяли его тепленьким на месте преступления. В тетради нет ничего круче этого, ведь правда?
Он поморщился.
– Если бы дело было только в следствии, не было бы никаких проблем.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он покачал головой.
– Наше внутреннее дерьмо. Не буду выметать сор из избы. Но если ты возьмешь эту тетрадку, Дрезден, она должна исчезнуть.
– Отлично, – сказал я, снова протягивая руку. – Уже испарилась.
Он снова отодвинул руку.
– Я это совершенно серьезно, – буркнул он. – Обещай.
Что-то в его негромкой настойчивости тронуло меня.
– Олл райт, – сказал я. – Обещаю.
Мгновение он смотрел на тетрадь, потом сунул ее мне в руку.
– Да ладно, – сказал он. – Ты только Мёрфи помоги.
– Джон… – замялся я. – Эй, дружище. Если бы я не знал, что эта штука мне нужна… Что, вообще, происходит?
– Наши внутренние дела, – вздохнул Столлингз.
– Что, на Отдел снова покушаются? Им что, больше делать нечего? Сейчас-то им чего не нравится?
– Ничего, – соврал Столлингз и повернулся уходить.
– Джон, – окликнул я его. – Чего ты мне не рассказал?
Он оглянулся в дверях и поморщился.
– В деле Кравоса у них свой интерес. Это все, что я могу сказать. Да ты и сам об этом услышишь не сегодня – завтра. Сам все поймешь.
– Погоди, – сказал я. – Что-нибудь случилось с Кравосом?
– Мне пора идти, Гарри. Желаю удачи.
– Подожди, Столлингз…
Он вышел и закрыл дверь за собой. Я чертыхнулся и поспешил за ним, но он уже ушел. Я так и остался стоять в вестибюле, дрожа как мокрый щенок.
Черт подрал. Копы всегда держатся друг за друга – этакое особое, замкнутое братство. Они могут работать с тобой, но если ты не коп, они найдут миллион возможностей, по мелочам показывающим тебе, что ты чужак. Одна из таких мелочей – то, что тебя не посвящают в служебные тайны. Черт, что могло случиться с Кравосом? Наверняка что-то серьезное. Дьявол, а ведь Кошмар вполне мог слегка расквитаться с ним – пока он на воле. Что ж, если это так, поделом Кравосу.
Я постоял с минуту, пытаясь решить, что мне делать дальше. С собой у меня не было ни денег, ни машины, ни даже возможности найти что-то из этого.
Мне нужен был Майкл.
Я спросил дорогу и направился в родильное отделение. Несколько раз мне приходилось делать крюк, обходя все, что выглядело сложно устроенным или дорогим. Меньше всего мне хотелось вывести из строя искусственные легкие какого-нибудь старичка.
Я застал Майкла стоящим в коридоре. Волосы его просохли и торчали нелепыми прядями. Седины в них, казалось, прибавилось. Борода также имела не самый ухоженный вид. Глаза ввалились. Бутсы и джинсы были заляпаны грязью по колено. Пустые черные ножны от «Амораккиуса»болтались на плече.
Майкл стоял перед большим окном. За стеклом лежали в колыбельках-каталках лицом к зрителю ряды маленьких человечков. Я постоял немного рядом с Майклом, глядя на младенцев. Медсестра в палате подняла на нас взгляд, опустила и снова посмотрела на нас, на этот раз внимательнее. Потом поспешно вышла.
– Ага, – вдруг догадался я. – Эта сестра нас узнала. А я и не сообразил, что мы снова в больнице Кук-Каунти. И не узнал бы ее, когда бы не эта сестра.
– Там сейчас лечащий врач Черити.
– А… – глубокомысленно протянул я. – Ну… И как поживает самый младший Карпентер?
Майкл все молчал. У меня неприятно засосало под ложечкой, и я искоса посмотрел на него.
– Майкл?
– Роды оказались тяжелые, сложные, – устало ответил он. – Она простудилась и, возможно, еще отравилась чем-то. Воды отошли еще там, на кладбище. Боюсь, это все могло сказаться на ребенке.
Я молча слушал его, с каждым мгновением чувствуя себя все поганее.
– Им пришлось сделать кесарево сечение. Но… они опасаются, что будут последствия. Они полагают, она ушиблась животом. Они не знают, сможет ли она еще иметь детей.
– А ребенок?
Молчание.
– Майкл?
Он бросил взгляд на младенцев за стеклом.
– Врач сказал, если он протянет тридцать шесть часов, у него есть шанс выжить. Но он слабеет. Они делают все возможное, – он осекся, и по щекам его покатились слезы. – Слишком много осложнений. Осложнений…
Я поискал слова, чтобы утешить его хоть как-то, и не нашел. Проклятье… Мой и без того расстроенный желудок сжался от досады. Так не должно было случиться. Действуй я быстрее, или умнее, или вообще прими я другое решение, как знать, может, мне удалось бы уберечь Черити. Или хотя бы ребенка. Я положил руку Майклу на плечо и крепко сжал. Пусть хоть знает, что я здесь, с ним. Ничем другим я помочь все равно не мог.
Он перевел дыхание.
– Врач считает, что я бил ее. Что синяки у нее именно от этого. Вслух он, конечно, ничего не сказал, но…
– Но это же бред какой-то, – возмутился я. – Черт возьми, Майкл, ничего глупее я в жизни не слышал!
– Уж лучше это был я, Гарри, – горько произнес он, глядя на свое бледное отражение в стекле. – Будь я замешан во все это, демон не тронул бы ее, – он сжал кулаки с такой силой, что хрустнули суставы. – Он должен был напасть только на меня.
– А ведь вы правы, Майкл, – кивнул я. – Черт подери, вы правы.
Он подозрительно покосился на меня.
– О чем это вы?
Я нервно потер руки, пытаясь разложить по полочкам внезапно вспыхнувшие у меня в мозгу догадки.
– Эта тварь, за которой мы охотимся, ведь демон, верно? Точнее, дух демона, – санитар, толкавший мимо нас каталку, странно покосился на меня. Я улыбнулся ему, ощущая себя псих-психом. Он поспешил дальше.
– Ну? – согласился Майкл.
– Демоны, конечно, крутые ребята. Они опасны, они уродливы, но во многих отношениях тупы как пробка.
– Почему же?
– Нас, людей, им до конца не понять. Они знают еще, что такое похоть, или жадность, или жажда власти, но такие вещи, как самопожертвование или любовь, выше их понимания. Они им просто чужды и поэтому представляются им бессмысленными.
– Не понимаю, куда вы клоните.
– Помните, я говорил вам, что знаю, чего самого страшного он мог сделать с вами? С вашей семьей?
Лицо его потемнело, но он кивнул.
– Я знаю это, потому что я человек. Я знаю, каково это – заботиться о ком-то сильнее, чем о себе. А демоны не знают – особенно такие мордовороты, какие водятся с недоучками вроде Кравоса. И даже если бы демон и понимал, что больнее всего для вас будет, когда боль причинят кому-то из ваших близких, сомневаюсь, чтобы демон понимал, почему.
– То есть… То есть, вы хотите сказать, что у этого демона не было причин вредить моим жене и ребенку?
– Я хочу сказать, что одно не вяжется с другим. Если бы вопрос сводился к демону, мстящему людям, которые его убили, он бы просто переколошматил нас всех, и делу конец. Я сомневаюсь, что ему даже в голову могло бы прийти такое: ударить по тем, кто нам дорог – даже после того, что он украл мои знания о вас. Значит, тут мы имеем место с чем-то другим.
Глаза у Майкла чуть расширились.
– Выходит, Кошмар – просто орудие, – сказал он. – Кто-то другой использует его против нас.
– Кто-то, способный накладывать это заклятие-пытку с колючей проволокой, – напомнил я. – А мы тут гоняемся за орудием вместо того, чтобы искать руку, что его направляет.
– Кровь Господня! – выдохнул Майкл. В его устах эта фраза звучала почти ругательством. – Но кто это может быть?
– Не знаю, – покачал головой я. – Полагаю, это кто-то, имеющий счеты к нам обоим. Много ли у нас таких врагов?
Майкл нервным жестом провел рукавом по глазам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51