И их тяжелый, бесконечный путь
На самом деле вычислен и смерен,
И вот снята последняя печать,
И можно петь, а лучше промолчать.
Закончится когда-нибудь печаль
Не потому, что радость ее сменит.
– Стихи нам не помогут, тезка, – после долгого молчания подала голос Василиса Прекрасная.
Она стояла спиной ко мне и смотрела в окно на глухую кутежскую ночь. В комнатке тоже было сумрачно: две оплывающие свечки освещали только мою собеседницу и милосердно прятали от глаз весь тот разгром, который днем учинили в нашем тереме присланные от Аленки головорезы. Если вспоминать о том, как все было, – новых слез не миновать. Поэтому я и взялась отчего-то читать стихи. Не свои. Их писала одна из обучавшихся у меня студенток, странная, нелюдимая девочка, после университета распределившаяся в какой-то заштатный подмосковный архив. Где теперь та девочка с ее архивом, где Москва, где мой университет?.. Это не важно. Это из другой жизни. Возможно, той, которая мне приснилась. Или была всего-навсего виртуальной обучающей программой…
– Знаешь, Василиса, когда я оказалась здесь, в смысле в Тридевятом царстве, я поначалу думала, что все это – мой дурной сон.
– Почему дурной? – сразу перебивает Василиса Прекрасная и отворачивается от окна. Даже при столь неярком освещении заметно, как опухли от слез ее дивные глаза.
– Ну, не дурной, забавный… И что он скоро кончится. Как фольклорный праздник. И я отправлюсь после этого праздника к себе домой, в унылую тишину четырех стен, в ежедневную тоску о том, что жизнь проходит, не замечая тебя… И самым острым ощущением будут споры в собесе по поводу перечисления пенсии. Или радость на полчаса оттого, что какой-нибудь старик в парке на скамейке скользнул оценивающим взглядом по моим увядающим прелестям… Мне тридцать один год, а я уже привыкла жить так, словно мне за пятьдесят. Глупо, правда? И вдруг – сказка, Иван с этими его леденцами дурацкими, от которого я ожидала чего угодно, но только не того, что влюблюсь в него.
– Все-таки влюбилась. В голосе Василисы Прекрасной послышались нотки удовлетворения. Впервые за весь этот день.
– Да. И я теперь не знаю, как мне быть и что делать. Но только одно мне понятно наверняка: Тридевятое царство – это мой шанс.
– Что?
– Шанс. Возможность. Единственная, фантастическая возможность переиграть свою жизнь по совершенно другому сценарию. Ты скажешь (хотя тезка молчала) – это все равно что примерять чужую одежду? Но, во-первых, кто сказал, что эта «одежда» мне не пойдет? А во-вторых, кто знает, что она – не моя?.. От чудес отказываться просто неприлично. Тем более в моем возрасте. В тридцать лет сказок хочется даже больше, чем в двенадцать. Тем более что у каждого человека в конце концов есть право на свою, личную, единственную и неповторимую сказку. А право надо отстаивать. И я готова надеть кольчугу и взять в руки меч, лишь бы эта сказка оставалась сказкой. Такой, какой я ее полюбила и в какой стала жить по-настоящему. И я не позволю, чтобы сказка превратилась в кошмар. С этими словами я зажгла еще пару свечей и принялась наводить порядок в разгромленной комнате.
Василиса Прекрасная только смотрела, как я переворачиваю лавки в исходное для них положение, засовываю обратно в сундуки и комоды безжалостно вытряхнутую на пол одежду, вооружась веником, сметаю в одну хрустящее-звенящую кучу, всю нашу битую керамику…
– Зря ты, – только и сказала она отрешенно. Девицы бы прибрали.
– Сама справлюсь. Неужели ты не понимаешь, Василиса, что работа для меня сейчас – единственная возможность хоть как-то заставить себя не реветь!
– Да, ты права. От слез пользы нет. Что дальше делать думаешь?
Я отшвырнула веник:
– Для начала поговорю с… ней. Как женщина с женщиной. Она зря надеется, что совершенное ею меня сломает. Василиса, я, знаешь ли, не училась спасению царств, и помочь мне советом в плане стратегии и тактики особо некому. Ничего. Главное – начать, а уж конец-то в сказке обязательно будет благополучным. Во всяком случае, на это нужно надеяться.
– Погубит она тебя. Видишь, какую власть взяла, уже в нашем тереме беспредельничает. Сама погибнешь и мужей наших не спасешь.
– Василиса, ты прекрасно знаешь, что твоему царевичу в подвале ничего особо не грозит. Тем более что в свете происходящих событий у него подобралась прекрасная компания.
– Легко тебе говорить…
– Да, – согласилась я и почему-то принялась выкручивать щипцы для колки сахара, – Мне легче всего. Потому что я даже не знаю, в каком сейчас… состоянии пребывает мой Иван. Ты уже слышала мой рассказ о том, как это было. По силам тебе преодолеть Аленкино колдовство?
– Нет. Прости, сестрица названая.
– Бог простит. Ложись-ка ты, Василиса Прекрасная, спать. В твоем положении вредны недосыпание и стрессы.
– А ты что же?
Я усмехнулась. Бессонница была моей старой и задушевной подругой.
– А я буду стихи читать. Шутка. Я буду готовиться к завтрашнему дню.
Выпроваживая из комнаты Василису Прекрасную, я лгала. Я не собиралась глядеть в день грядущий. Для этого слишком сильны были воспоминания о событиях, случившихся накануне. И если учесть, что одним из 'таких событий явилось исчезновение моего Ивана, к которому я успела привязаться. Словом, мне было о чем подумать.
Хотя бы о том, как мы могли попасть в такую переделку…
Очередной день в ополоумевшем от постоянных речей Брахмы Кумариса граде Кутеже начинался как обычно. Трех старых пасечников (из тех, что ухитрились где-то отсидеться во время первой облавы) просветленные адепты, обрадованно горланя мантры, поволокли в ЛТО – лечебно-трудовое очистилище. По слухам, в ЛТО уже «прописалась» большая часть дееспособного мужского населения града Кутежа. То есть те, кому новая политика вашнапупца и его кармической жены была хуже ножа острого. ЛТО наводняли помимо пасечников тестомесы и пекари-пряничники, дюжина самогонщиков и пара дюжин потребителей их продукции, местные сомелье из крупных уважаемых трактиров, брагоделы и их трудовые коллективы – словом, весь цвет трудового Кутежа. Пару раз, судя по тем же слухам, население ЛТО пыталось бунтовать и как следует начистить физиономии своим расписанным хной тюремщикам, но не тут-то было! То ли Аленка и в самом деле оказалась весьма мощной колдуньей, то ли у Брахмы Кумариса была такая сила убеждения, что слона свалит, – попытки бунта были пресечены в зародыше, а к бунтовщикам применили суровые «лечебно-профилактические» меры.
День продолжался… Посреди Красной площади группа вашнапупских фанатиков сложила в огромную, сладко благоухающую кучу, резные пряничные доски и подожгла их. Говорят, жены пряничных дел мастеров и резчиков по дереву выли, как воют по покойнику, глядя на это беззаконие. Да и как тут не завоешь, когда настоящая пряничная доска вырезывается несколько лет, из особым способом обработанного дерева, ценится не дешевле золотого слитка и почитается мастеровым людом едва ли не святыней… Густой дым над главной площадью города пах медом и жженым имбирем. Не обращая внимания на задымленность, народу явился ненавистный Брахма Кумарис, двинул речь на четверть часа (никто не понял ни словечка, а Аленки в тот момент рядом не было), и бабы заголосили пуще. Но рвать в клочки ненавистного махатму не пошли, потому что свежо еще было в обывательской памяти зрелище того, как надвигалось на людей ставшее неласковым небо.
На месте бывшей ярмарки мрачно светились побелкой корпуса проклятого народом ЛТО. Возле крепкого забора кое-кто из вашнапупских адептов раскинул полосатые палаточки и, чудовищно коверкая слова, зазывал народ приобрести все необходимое для скорейшего просветления:
– Масло сандала – нэ говори, что мало! Купи – просвэтись, ходи – весэлись!
– А вот колокольчик железный, в медитации полэзный! Он звэнит над тобой, возвещает астральный покой!
– Палочка хны – и тебе хоть бы хны! Сделай тату, если пусто во рту!
– Священные клизмы мирового буддизма для полного и окончательного очищения организма! При покупке двух третью вставляем бэсплатно!
– Жертвуйтэ на строительство ашрама, да помилуют вас Арджуна и Рама!..
– Ароматические лампы для мамы и папы! Вдохнешь – приятно, нэ выдыхай обратно!…
Но мрачным кутежанам идеи, а тем более товары народного просветления были чужды. Бабы ходили под окошками ЛТО, выкликали своих попавших в беду благоверных, пытались просовывать им через забор узелки со съестным. Попытки не удавались: хитрые адепты объявляли принесенные куски окорока, яйца либо сыры греховной пищей и конфисковали во имя Брахмы Кумариса.
* * *
Должна сразу оговориться, что за всеми вышеописанными картинами я наблюдала в обществе своего Ивана. Точнее, с нами был еще кое-кто, но об этом пока не стоит.
Разумеется, мы шли в царские палаты – отчитываться о выполнении второго Аленкиного желания. Если вы помните, она неизвестно с какого мозгового замыкания потребовала для себя суперслужанку. Вот это-то существо и было при нас, скованное моим суровым паролем, но при этом поминутно желающее рассыпаться на пиксели.
– Эй, Девочка Живущая в Сети! – сурово одернула я без конца меняющую обличья трехмерную фигурку. Веди себя прилично. Во всяком случае, хотя бы тогда, когда рядом будем находиться мы с Ваней…
– А-а-анечка просила снять маечки! – профальцетила Девочка, видимо поясняя тот момент, что на ней вместо маленького черного платья вдруг оказались только белые чулки с пышными розовыми бантиками в заданном районе. Вот виртуальная дрянь! Надеюсь, они с Аленкой друг другу придутся вполне по душе и по размеру…
Внутреннее убранство царских палат претерпело радикальные изменения с того момента, как в них поселился вашнапупский узурпатор Брахма Кумарис. Вся лепнина, позолота и росписи а-ля Палех и Хохлома исчезли бесследно. Вместо них на стенах висели драпировки из грубой холстины, разрисованные загадочными символами (преобладали кривовато вычерченные кольца и пересекающие их эллипсы) и выплетенные в технике макраме невнятные по смыслу панно. На полу, поверх затоптанных ковров, навалена была прелая солома, судя по специфическому аромату – конопляная. Везде где только можно торчали бронзовые треножники с курящимися травами (по-моему, опять-таки конопля) и разных размеров и фасонов ароматические лампы. Лавок не было, подразумевалось, что всякому посетителю положено стоять, либо лежать ничком носом в конопле перед двумя тронами, на которых в данный момент с максимальным удобством расположились Аленка, Матерь Мира, и ее кармический супруг Брахма Кумарис. Великий махатма погружен был в медитацию посредством эксплуатации сооружения, одновременно напоминающего кальян и волынку. В сооружении булькала вода цвета густо разведенной марганцовки. Примерно такого же цвета была и физиономия приснопоминаемого Брахмы.
– Мы пришли, – не затрудняясь приветствием, известил царственную пару мой Иван.
– Заказ выполнили, – дополнила я.
В ответ на это Брахма только пуще забулькал своей медитационной марганцовкой, а Аленка принялась неистово дергать четки:
– Откуль, то есть откуда в вас, о низкорожденные мудхи, проистекает столько непочтения к высшим пред вами па касте и по званию?! – зашипела она. Падите ниц, страшась лицезрения солнцеподобного махатмы, духовного сына Вшивы и Разорвати!
– Не, ниц мы не будем, – тут же перебил узурпаторшу Иван. Никак нам того не возможно. Мы намедни с супругой в бане парились, а у вас тут вона каки полы заплеванные. У последнего золотаря в избе и то чище будет!
– Ох и дерзок твой муженек, Василиса, – недобро улыбнулась мне Матерь Мира. Ох гляди, как бы не нарвался он на мой гнев суровый да праведный!
– И что будет? – залюбопытствовала я. – Под боком незримые ладони Крутого Сэма любовно баюкали шестиствольный пулемет «миниган», которым можно было за здорово живешь разнести треть царских палат. Кстати, о Сэме. С тех пор как его вынесло из геймерного пространства на нашу скромную кутежскую землю, он практически не покидал нас с Иваном. За мужем он ходил следом даже в нужник (подозреваю, что и со мной было то же самое, просто Сэм здорово умеет маскироваться). И, кроме нас да еще Василисы Прекрасной, Сэма толком никто не видел: так, маячит за спиной тень какая-то невнятная… А сам виртуальный герой, кажется, решил для себя, что его первоочередной задачей является охрана наших с Иваном персон. Вот и вел себя соответственно. Хотя применить на деле свой устрашающий арсенал Сэму пока не удавалось. И я молила Небо, чтобы это «пока» длилось подольше.
…На мой вопрос Аленка никак не прореагировала, только завязала четки узлом, в морской практике именуемым двойным беседочным, и рыкнула:
– Где заказ?
– Здесь. Я указала на мельтешащую пикселами пустоту.
– Чтой-то я ничего не вижу, – прищурилась Аленка.
– Так ты ж сама хотела, чтоб у тебя была такая служанка, которая глаз не :
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47