Потом. Любой каприз за твои монеты.
Пальцы вернулись к широкому, звякнувшему поясу. Радость на черной физиономии сменилась задумчивостью:
– А сколько это будет стоить?
– Меньше, чем есть у тебя.
Типа расплатишься при любом раскладе.
Мужик согласно кивнул:
– А заклинание на сына?..
– Таблеток от жадности тебе не надо? Или твоим женам. Для беременности. Ты только скажи. Я всегда рад помочь. Лично. И за отдельную плату.
– Не надо, Многодобрый. Лично не надо. – Алми, кажется, понял. – Сына я сам. Потом.
– Правильно. Сам – оно лучше. И главное, потом. Когда рана заживет.
– А он не отпадет?
И черный опять занялся ревизией своего хозяйства.
– Не отпадет.
Подготовка к операции заняла больше времени, чем сама операция. Но делал я ее, понятно, не в лавке. Нашлась наверху каморка на две бойницы. Чистая и почти пустая. Там же я и «заклинание» прочитал. Пришлось. Я-то надеялся, что Алми про него забудет. Как же! Похоже, мужик только о нем и думал. Анестезия-то местная, а болтать во время операции я запретил, вот черный и нафантазировал себе незнамо чего. Накрутил себя так, что абы какую туфту ему уже не подсунешь. Учует. А не поверит «заклинанию», и операции может не поверить. И помрет от банальных сомнений.
Говорят, все болезни от нервов. Вот я и не стал нервировать пациента. Вместо «В лесу родилась елочка» заговор бабы Ульяны зачитал. На русском, понятно, языке.
Не думал, что запомнил. Но когда понадобилось, слова сами из памяти выскакивали. Как чертик из коробочки.
Сначала шептал, потом выл, потом опять шептал. Мужика, похоже, проняло. Таких круглых глаз я давно ни у кого не видел.
А когда я закончил и глянул на Малька, у меня самого глаза округлились, и челюсть на грудь упала.
Пацан забился в самый дальний угол, лег на пол и притворился плинтусом. Спасибо, хоть превращаться ни во что не стал.
– Малек, ты как?
– Его дух скоро вернется, нутер.
Таким почтительным шепотом Крант со мной никогда не разговаривал. И выглядел он почему-то полупрозрачным. Окно сквозь него я точно видел.
– Крант, а ты чего?
– Это очень сильное заклятие, нутер. Я такого никогда не слышал.
– Ну еще бы…
Но говорить, что такого здесь никто не слышал, я не стал. И рассказывать о бабе Ульяне…
Обычно к такой бабке посылают, когда медицина бессильна. Или когда боятся этой медицины. А бабка пошепчет, на воду подует, и вот уже ребенок не кричит ночами, и бородавки исчезли, и муж от разлучницы вернулся. Про бабу Ульяну и не такое говорили. Как она умирающих исцеляла, я не знаю. А вот как кровь остановила, своими собственными увидел. Когда окно во время грозы разбилось и одной пациентке ногу стеклом порезало. Глубоко. Нилыч часто потом с бабой Ульяной говорил. Не только как ее лечащий. Они как два профессионала разговаривали. Которым есть что вспомнить и рассказать. А перед самой выпиской бабка в наш кабинет зашла. Спасибо сказать. И нескольким заговорам обучить. Меня. Не Пал Нилыча.
– Старый ты. Тебе уже не надо. А ученику твоему пригодится. Улетит соколик ясный далеко. Скоро улетит, не вернется.
Нилыч согласился. Еще и добавил:
– Вы запоминайте, Алексей, запоминайте.
Всего год прошел и… пригодилось. Вроде как.
А тогда я посмеялся над бабкой. После ее ухода. Глядя ей в глаза, смеяться не хотелось. Спорить тоже. Послушно повторил все, чего она наболтала, поклонился, за науку поблагодарил, до двери довел, а потом… когда бабка ушла…
Пока я возмущался по поводу безграмотных шептух, что пользуются доверчивостью суеверных лохов, Пал Нилыч смотрел в окно. На облака. Старик часто так делал. Перед операцией. Когда я выдохся и решил промочить горло, он вдруг заговорил. А я-то думал, Нилыч меня и не слышал.
– У этой «безграмотной шептухи» еще бабка ее бабки занималась врачеванием. И весьма успешно. Слова у заговора дурацкие? Не смысл в них искать надо, а ритм и настрой. Слова эти – шифр, что доступ к силе открывает. И к вере. И к чуду. Пациент идет к бабке за чудом. Когда ничего уже не может помочь. А бабка… она верит, что ее заклинания подействуют. Ведь у матери действовали. И раньше. У матери ее матери. А вместе с верой приходит сила. Так и получается чудо исцеления. Но в институтах этого не преподают. По крайней мере, в мое время не было. А запомнить несколько «дурацких» строк – это ведь совсем несложно. И большую глупость приходилось заучивать. Помните, были стихи:
Комбайна в поле слышу голос
Вырастай могучим колос.
Нет? А эти:
Дождь идет весь месяц май
Щедрым будет урожай.
Тоже не помните? Значит, школьная программа сильно изменилась…
Больше мы о бабе Ульяне не говорили. Ни в шутку, ни всерьез. Была больная, стала здоровая. Чем занимается после выписки? А это ее личное дело. У нас своих дел хватает.
А заклинание на здоровье и впрямь звучит по-дурацки. Если вдумываться в слова. Или вслушиваться…
«На море, на окияне, на острове Буяне дуб стоит. На том дубу сундук висит. По морю-окияну иду, боль-хворь Алми с собой несу. На остров Буян приду, сундук сниму, боль-хворь в него положу. Сундук в море утоплю. Сгинь боль-хворь, пропади, к Алми не приходи!»
Ну и как в такую фигню верить? Только последний лох…
Но Малек почему-то поверил. И Крант. И хозяин лавки.
Интересно, а заклинание сработает, если читающий в него не верит? Или для больного это по барабану? Главное, код и доступ к силе?.. Как пароль для секретного файла.
Из лавки я уходил в обновке. И богаче на два сабира, чем вошел. Малек аж мурлыкал от счастья. Сим-Сим, кстати, тоже. Вот только где он был и чего делал во время операции, я в упор не помню.
7
Смотрю на восход.
Спит солнце под серым покровом.
Солнце спит, а я уже в пути.
Принято здесь так. Начинать движняк до рассвета. А заканчивать перед закатом. И неважно, одно солнце болтается над головой, два или ни одного. В пустыне, может, и правильно это. Там самое прохладное время перед рассветом. А из города за каким в такую рань выскакивать? Да еще в первую десятку надо попасть. Можно подумать, на одиннадцатого удачи не хватит.
– Может не хватить, – сказал Первоидущий.
Он за мной в кабак пришел. В «Фалисму». Подождал, пока мы с Крантом ужин прикончим, потом подсел о деле потолковать. Как я понял, спать сегодня мне не придется. Блин, а у меня такие планы на ночь были! И как караванщик меня нашел? Большой же вроде бы город.
Прощаться с Намилой пришлось наспех. Слезы и объятия решили оставить на другой раз. Дело у нас, одно на двоих теперь. Успеть бы утрясти все до Санута.
Есть бабы, что слона на ходу остановят и хобот ему морским узлом завяжут. А есть и другие. Пока слон к такой добежит, она успевает организовать ловчую команду, клетку, транспорт и аукцион между зоопарками. За этого самого слона. Еще и в зеркало успеет посмотреться. Перед аукционом.
Так вот Намила из этих, вторых. Опасная штучка. Забавная у нее манера говорить. Всякие неприятные вещи и очень интимным голосом. Так что невольно вслушиваешься в этот голос и улыбаешься. И не словам даже, а своим мыслям. Предвкушаешь то, чего может последовать за такими речами. И заранее соглашаешься со всеми ее требованиями. А чтоб отказать в чем-то, такой реальный иммунитет требуется. В любом мире есть стервочки. А есть просто стервы и Стервы – с большой буквы. В случае с Намилой – все буквы большие.
А может, так и надо? Может, другая и не управится с подобным хозяйством? Все-таки Дом Радости Намилы считается одним из лучших в городе.
– Будет самым лучшим, – заявляет она.
И я ей верю.
И тому, что она построит при Доме больницу, работать в которой захотят ильты. Они придут к тебе учиться! А ты научишься у них.
Тут она права. Управляться алмазным скальпелем без привычки не так-то просто. Но и выбрасывать его глупо. Освою, куда денусь…
Ведь научился же в бильярд играть. И в боулинг. Когда он в моду вошел. Ларка немодные игры не любила. И немодных тряпок не надевала. Тоже стерва, кстати. И не с самой маленькой буквы.
Едва закончилось время Санута, мы с Первоидущим к Южным воротам направились. Он так спешил, что чуть из паланкина не выскакивал. Его нетерпение и мне передалось. Будь мы в другом мире, я сказал бы: «Шеф, два счетчика – и педаль в пол!» Оказалось, обещание двойной платы и здесь увеличивает скорость передвижения. Когда расплачивались, я посоветовал ремни безопасности к носилкам приделать. Паланкидер задумался.
Но как мы ни спешили, а к началу розыгрыша опоздали. Семь камней на доске уже было. Восьмой только с третьей попытки лег. А перед нами еще шесть Первоидущих.
– Вчера тоже так было, – вздохнул караванщик и собрался уходить.
– Подожди.
– А чего ждать? Пока до нас очередь дойдет, десятка заполнится.
– Все равно остаемся. Посмотрим, кто выиграет.
Девятый камень стал с четвертой попытки.
– А ты хоть раз кидал?
Караванщик не сразу услышал меня. Вот так всегда с любителями. То игра им неинтересная, то оттаскивать их от нее надо.
Оказывается, «кидал» мужик дважды. На следующую ночь, как мы пришли в город. И после того, как мы с рыжим в кабаке посидели. Очень уж торопился наш колдунчик из города уйти. Сам даже вызвался камень бросать.
Я такому раскладу даже удивился. Немного.
– А так можно? Я думал, только Первоидущие…
– Можно. – Успокоил меня караванщик. – Если тому, кто бросает, часто улыбается удача. И он идет вместе с караваном.
– Понятно. Но лучше б ты в тот раз кидал. Огорчил я тогда Великомудрого нашего. Самую малость огорчил. А он, наверно, еще и выиграть сильно хотел, так?
– Хотел. А ты Много… добрый? Ты уехать не хочешь?
– Да мне по фигу! Ну промахнешься ты, я домой вернусь. К Намиле в кровать залезу.
– А она пустит?
– Пустит. Я ей про душ Шарко расскажу. Или про аэробику. Опаньки! Срезался.
Камешек свалился с края доски и покатился под ноги зрителям. Поиски заняли пару минут. Серый камешек, на серых плитах, да еще тени от факелов. Мужик, что перед нами, нервничал все больше. В конце концов он тоже подключился к поискам.
– Слышь, Идущий, а спорим, этот тоже срежется. На сабир спорим?
– Многодобрый, я тебе два сабира дам, если он останется в городе.
– У тебя лишние монеты завелись?
– Я хорошо его знаю. Он удачливей меня.
– Ну-ну…
С таким настроением только в беспроигрышную лотерею играть. Да и то… или билет потеряется или приза не хватит.
А вот я чуть не проиграл свой сабир. Брось мужик сильнее и… Или будь в начале доски больше свободного места. Но уж очень там плотно камни стояли. Слегка качнулись, когда в них врезался десятый, и отбросили его.
На землю камень не упал. Я поймал его на лету. Искать потом, терять время мне совсем не улыбалось.
– На, бросай, и валим отсюда. – Я протянул камень Первоидущему. Его знакомец очень уж неласково глянул на меня. Но говорить ничего не стал. Уважаю. Умеет мужик проигрывать.
Первоидущий посмотрел на камень в моей ладони. Правой. Но знак Тиамы был едва заметен на ней. Потом караванщик заинтересовался своими пальцами. Они почему-то дрожали. Совсем немного, но скальпель такой руке я бы не доверил.
Глубокий вздох, дрожащие руки складываются на животе и спокойный – ну очень спокойный! – голос внятно произносит:
– Многодобрый, я прошу тебя бросить жребий за меня.
Ну бросить, так бросить.
Стал на линию, оценил расположение камней. На миг показалось, что доска зеленого цвета. Камень долетел до нее, легко раздвинул четыре первых, оттолкнулся от шестого, изменил направление, зацепил восьмой, толкнул девятый и… остановился. Я в последний момент вспомнил, что у этого «стола» нет луз.
Шум поднялся реальный. Какие-то монеты стали переходить из рук в руки. В мою лапу тоже впихнули. Я не сразу сообразил, кто задолжал мне два сабира.
– Короче, Идущий, ты тут выясняй, какими и когда мы идем, а я…
– Мы сегодня идем! Вторыми!
Мужик аж подпрыгивал от радости. Может, и обниматься полез бы, если б Кранта возле меня не было. А так, поклонился только и умчался по своим делам. Зрители, кстати, тоже довольно быстро разошлись. Доносились только: «…бросок …удар… ты видел?..» – но все тише и дальше.
А я стоял и пытался сообразить: показалось мне, что камень остановился, когда я потянулего к себе, или он сам, без «потянул».
Стражники с любопытством поглядывали на меня, но никто не отвлекал Многодоброго от процесса мышления.
– Блин! – дошло вдруг до меня. – Мы же уходим сегодня! А я чемодан еще не собрал.
– Что ты хочешь собрать, господин?
Глянул на удивленного Малька и засмеялся. В натуре, ну какой на фиг чемодан? Все, чего надо, со мной. Научила-таки жизня. А еще чего понадобится, Малек достанет. Хоть из-под земли. В последнее время он здорово наловчился. Ну а не выйдет у него – обойдусь. В первый раз, что ли? Вот без кого в Дороге нельзя, так это без поала. Где там мой Солнечный? Заждался, наверно.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Жарко. Тени жмутся к ногам поалов. Или прячутся под наши плащи.
Я бы и сам где-нибудь спрятался. В холодильнике, например. Или в морге. Провел бы ревизию ливера у всех лежащих там, да под холодное пивко… что может быть лучше в такую жару?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Пальцы вернулись к широкому, звякнувшему поясу. Радость на черной физиономии сменилась задумчивостью:
– А сколько это будет стоить?
– Меньше, чем есть у тебя.
Типа расплатишься при любом раскладе.
Мужик согласно кивнул:
– А заклинание на сына?..
– Таблеток от жадности тебе не надо? Или твоим женам. Для беременности. Ты только скажи. Я всегда рад помочь. Лично. И за отдельную плату.
– Не надо, Многодобрый. Лично не надо. – Алми, кажется, понял. – Сына я сам. Потом.
– Правильно. Сам – оно лучше. И главное, потом. Когда рана заживет.
– А он не отпадет?
И черный опять занялся ревизией своего хозяйства.
– Не отпадет.
Подготовка к операции заняла больше времени, чем сама операция. Но делал я ее, понятно, не в лавке. Нашлась наверху каморка на две бойницы. Чистая и почти пустая. Там же я и «заклинание» прочитал. Пришлось. Я-то надеялся, что Алми про него забудет. Как же! Похоже, мужик только о нем и думал. Анестезия-то местная, а болтать во время операции я запретил, вот черный и нафантазировал себе незнамо чего. Накрутил себя так, что абы какую туфту ему уже не подсунешь. Учует. А не поверит «заклинанию», и операции может не поверить. И помрет от банальных сомнений.
Говорят, все болезни от нервов. Вот я и не стал нервировать пациента. Вместо «В лесу родилась елочка» заговор бабы Ульяны зачитал. На русском, понятно, языке.
Не думал, что запомнил. Но когда понадобилось, слова сами из памяти выскакивали. Как чертик из коробочки.
Сначала шептал, потом выл, потом опять шептал. Мужика, похоже, проняло. Таких круглых глаз я давно ни у кого не видел.
А когда я закончил и глянул на Малька, у меня самого глаза округлились, и челюсть на грудь упала.
Пацан забился в самый дальний угол, лег на пол и притворился плинтусом. Спасибо, хоть превращаться ни во что не стал.
– Малек, ты как?
– Его дух скоро вернется, нутер.
Таким почтительным шепотом Крант со мной никогда не разговаривал. И выглядел он почему-то полупрозрачным. Окно сквозь него я точно видел.
– Крант, а ты чего?
– Это очень сильное заклятие, нутер. Я такого никогда не слышал.
– Ну еще бы…
Но говорить, что такого здесь никто не слышал, я не стал. И рассказывать о бабе Ульяне…
Обычно к такой бабке посылают, когда медицина бессильна. Или когда боятся этой медицины. А бабка пошепчет, на воду подует, и вот уже ребенок не кричит ночами, и бородавки исчезли, и муж от разлучницы вернулся. Про бабу Ульяну и не такое говорили. Как она умирающих исцеляла, я не знаю. А вот как кровь остановила, своими собственными увидел. Когда окно во время грозы разбилось и одной пациентке ногу стеклом порезало. Глубоко. Нилыч часто потом с бабой Ульяной говорил. Не только как ее лечащий. Они как два профессионала разговаривали. Которым есть что вспомнить и рассказать. А перед самой выпиской бабка в наш кабинет зашла. Спасибо сказать. И нескольким заговорам обучить. Меня. Не Пал Нилыча.
– Старый ты. Тебе уже не надо. А ученику твоему пригодится. Улетит соколик ясный далеко. Скоро улетит, не вернется.
Нилыч согласился. Еще и добавил:
– Вы запоминайте, Алексей, запоминайте.
Всего год прошел и… пригодилось. Вроде как.
А тогда я посмеялся над бабкой. После ее ухода. Глядя ей в глаза, смеяться не хотелось. Спорить тоже. Послушно повторил все, чего она наболтала, поклонился, за науку поблагодарил, до двери довел, а потом… когда бабка ушла…
Пока я возмущался по поводу безграмотных шептух, что пользуются доверчивостью суеверных лохов, Пал Нилыч смотрел в окно. На облака. Старик часто так делал. Перед операцией. Когда я выдохся и решил промочить горло, он вдруг заговорил. А я-то думал, Нилыч меня и не слышал.
– У этой «безграмотной шептухи» еще бабка ее бабки занималась врачеванием. И весьма успешно. Слова у заговора дурацкие? Не смысл в них искать надо, а ритм и настрой. Слова эти – шифр, что доступ к силе открывает. И к вере. И к чуду. Пациент идет к бабке за чудом. Когда ничего уже не может помочь. А бабка… она верит, что ее заклинания подействуют. Ведь у матери действовали. И раньше. У матери ее матери. А вместе с верой приходит сила. Так и получается чудо исцеления. Но в институтах этого не преподают. По крайней мере, в мое время не было. А запомнить несколько «дурацких» строк – это ведь совсем несложно. И большую глупость приходилось заучивать. Помните, были стихи:
Комбайна в поле слышу голос
Вырастай могучим колос.
Нет? А эти:
Дождь идет весь месяц май
Щедрым будет урожай.
Тоже не помните? Значит, школьная программа сильно изменилась…
Больше мы о бабе Ульяне не говорили. Ни в шутку, ни всерьез. Была больная, стала здоровая. Чем занимается после выписки? А это ее личное дело. У нас своих дел хватает.
А заклинание на здоровье и впрямь звучит по-дурацки. Если вдумываться в слова. Или вслушиваться…
«На море, на окияне, на острове Буяне дуб стоит. На том дубу сундук висит. По морю-окияну иду, боль-хворь Алми с собой несу. На остров Буян приду, сундук сниму, боль-хворь в него положу. Сундук в море утоплю. Сгинь боль-хворь, пропади, к Алми не приходи!»
Ну и как в такую фигню верить? Только последний лох…
Но Малек почему-то поверил. И Крант. И хозяин лавки.
Интересно, а заклинание сработает, если читающий в него не верит? Или для больного это по барабану? Главное, код и доступ к силе?.. Как пароль для секретного файла.
Из лавки я уходил в обновке. И богаче на два сабира, чем вошел. Малек аж мурлыкал от счастья. Сим-Сим, кстати, тоже. Вот только где он был и чего делал во время операции, я в упор не помню.
7
Смотрю на восход.
Спит солнце под серым покровом.
Солнце спит, а я уже в пути.
Принято здесь так. Начинать движняк до рассвета. А заканчивать перед закатом. И неважно, одно солнце болтается над головой, два или ни одного. В пустыне, может, и правильно это. Там самое прохладное время перед рассветом. А из города за каким в такую рань выскакивать? Да еще в первую десятку надо попасть. Можно подумать, на одиннадцатого удачи не хватит.
– Может не хватить, – сказал Первоидущий.
Он за мной в кабак пришел. В «Фалисму». Подождал, пока мы с Крантом ужин прикончим, потом подсел о деле потолковать. Как я понял, спать сегодня мне не придется. Блин, а у меня такие планы на ночь были! И как караванщик меня нашел? Большой же вроде бы город.
Прощаться с Намилой пришлось наспех. Слезы и объятия решили оставить на другой раз. Дело у нас, одно на двоих теперь. Успеть бы утрясти все до Санута.
Есть бабы, что слона на ходу остановят и хобот ему морским узлом завяжут. А есть и другие. Пока слон к такой добежит, она успевает организовать ловчую команду, клетку, транспорт и аукцион между зоопарками. За этого самого слона. Еще и в зеркало успеет посмотреться. Перед аукционом.
Так вот Намила из этих, вторых. Опасная штучка. Забавная у нее манера говорить. Всякие неприятные вещи и очень интимным голосом. Так что невольно вслушиваешься в этот голос и улыбаешься. И не словам даже, а своим мыслям. Предвкушаешь то, чего может последовать за такими речами. И заранее соглашаешься со всеми ее требованиями. А чтоб отказать в чем-то, такой реальный иммунитет требуется. В любом мире есть стервочки. А есть просто стервы и Стервы – с большой буквы. В случае с Намилой – все буквы большие.
А может, так и надо? Может, другая и не управится с подобным хозяйством? Все-таки Дом Радости Намилы считается одним из лучших в городе.
– Будет самым лучшим, – заявляет она.
И я ей верю.
И тому, что она построит при Доме больницу, работать в которой захотят ильты. Они придут к тебе учиться! А ты научишься у них.
Тут она права. Управляться алмазным скальпелем без привычки не так-то просто. Но и выбрасывать его глупо. Освою, куда денусь…
Ведь научился же в бильярд играть. И в боулинг. Когда он в моду вошел. Ларка немодные игры не любила. И немодных тряпок не надевала. Тоже стерва, кстати. И не с самой маленькой буквы.
Едва закончилось время Санута, мы с Первоидущим к Южным воротам направились. Он так спешил, что чуть из паланкина не выскакивал. Его нетерпение и мне передалось. Будь мы в другом мире, я сказал бы: «Шеф, два счетчика – и педаль в пол!» Оказалось, обещание двойной платы и здесь увеличивает скорость передвижения. Когда расплачивались, я посоветовал ремни безопасности к носилкам приделать. Паланкидер задумался.
Но как мы ни спешили, а к началу розыгрыша опоздали. Семь камней на доске уже было. Восьмой только с третьей попытки лег. А перед нами еще шесть Первоидущих.
– Вчера тоже так было, – вздохнул караванщик и собрался уходить.
– Подожди.
– А чего ждать? Пока до нас очередь дойдет, десятка заполнится.
– Все равно остаемся. Посмотрим, кто выиграет.
Девятый камень стал с четвертой попытки.
– А ты хоть раз кидал?
Караванщик не сразу услышал меня. Вот так всегда с любителями. То игра им неинтересная, то оттаскивать их от нее надо.
Оказывается, «кидал» мужик дважды. На следующую ночь, как мы пришли в город. И после того, как мы с рыжим в кабаке посидели. Очень уж торопился наш колдунчик из города уйти. Сам даже вызвался камень бросать.
Я такому раскладу даже удивился. Немного.
– А так можно? Я думал, только Первоидущие…
– Можно. – Успокоил меня караванщик. – Если тому, кто бросает, часто улыбается удача. И он идет вместе с караваном.
– Понятно. Но лучше б ты в тот раз кидал. Огорчил я тогда Великомудрого нашего. Самую малость огорчил. А он, наверно, еще и выиграть сильно хотел, так?
– Хотел. А ты Много… добрый? Ты уехать не хочешь?
– Да мне по фигу! Ну промахнешься ты, я домой вернусь. К Намиле в кровать залезу.
– А она пустит?
– Пустит. Я ей про душ Шарко расскажу. Или про аэробику. Опаньки! Срезался.
Камешек свалился с края доски и покатился под ноги зрителям. Поиски заняли пару минут. Серый камешек, на серых плитах, да еще тени от факелов. Мужик, что перед нами, нервничал все больше. В конце концов он тоже подключился к поискам.
– Слышь, Идущий, а спорим, этот тоже срежется. На сабир спорим?
– Многодобрый, я тебе два сабира дам, если он останется в городе.
– У тебя лишние монеты завелись?
– Я хорошо его знаю. Он удачливей меня.
– Ну-ну…
С таким настроением только в беспроигрышную лотерею играть. Да и то… или билет потеряется или приза не хватит.
А вот я чуть не проиграл свой сабир. Брось мужик сильнее и… Или будь в начале доски больше свободного места. Но уж очень там плотно камни стояли. Слегка качнулись, когда в них врезался десятый, и отбросили его.
На землю камень не упал. Я поймал его на лету. Искать потом, терять время мне совсем не улыбалось.
– На, бросай, и валим отсюда. – Я протянул камень Первоидущему. Его знакомец очень уж неласково глянул на меня. Но говорить ничего не стал. Уважаю. Умеет мужик проигрывать.
Первоидущий посмотрел на камень в моей ладони. Правой. Но знак Тиамы был едва заметен на ней. Потом караванщик заинтересовался своими пальцами. Они почему-то дрожали. Совсем немного, но скальпель такой руке я бы не доверил.
Глубокий вздох, дрожащие руки складываются на животе и спокойный – ну очень спокойный! – голос внятно произносит:
– Многодобрый, я прошу тебя бросить жребий за меня.
Ну бросить, так бросить.
Стал на линию, оценил расположение камней. На миг показалось, что доска зеленого цвета. Камень долетел до нее, легко раздвинул четыре первых, оттолкнулся от шестого, изменил направление, зацепил восьмой, толкнул девятый и… остановился. Я в последний момент вспомнил, что у этого «стола» нет луз.
Шум поднялся реальный. Какие-то монеты стали переходить из рук в руки. В мою лапу тоже впихнули. Я не сразу сообразил, кто задолжал мне два сабира.
– Короче, Идущий, ты тут выясняй, какими и когда мы идем, а я…
– Мы сегодня идем! Вторыми!
Мужик аж подпрыгивал от радости. Может, и обниматься полез бы, если б Кранта возле меня не было. А так, поклонился только и умчался по своим делам. Зрители, кстати, тоже довольно быстро разошлись. Доносились только: «…бросок …удар… ты видел?..» – но все тише и дальше.
А я стоял и пытался сообразить: показалось мне, что камень остановился, когда я потянулего к себе, или он сам, без «потянул».
Стражники с любопытством поглядывали на меня, но никто не отвлекал Многодоброго от процесса мышления.
– Блин! – дошло вдруг до меня. – Мы же уходим сегодня! А я чемодан еще не собрал.
– Что ты хочешь собрать, господин?
Глянул на удивленного Малька и засмеялся. В натуре, ну какой на фиг чемодан? Все, чего надо, со мной. Научила-таки жизня. А еще чего понадобится, Малек достанет. Хоть из-под земли. В последнее время он здорово наловчился. Ну а не выйдет у него – обойдусь. В первый раз, что ли? Вот без кого в Дороге нельзя, так это без поала. Где там мой Солнечный? Заждался, наверно.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
1
Жарко. Тени жмутся к ногам поалов. Или прячутся под наши плащи.
Я бы и сам где-нибудь спрятался. В холодильнике, например. Или в морге. Провел бы ревизию ливера у всех лежащих там, да под холодное пивко… что может быть лучше в такую жару?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83