Продавец клялся, что она волшебная. Мол, ничего в ней не пропадает и из нее ничего нельзя украсть, и саму шкатулку украсть или потерять нельзя – только продать. И два золотых просил. Над продавцом смеялись. А я… посмотрел на этого задохлика, на коробку его, простую, без украшений и… достал монеты.
Это теперь я знаю, что на них можно год прожить не голодая, а тогда показалось мне, что не такие уж это большие деньги, что старику они нужнее будут.
Может, и навешал он мне лапши, но ни разу я не пожалел об этой покупке. И о потраченных деньгах тоже. Всякое пережил: горящие корабли и тонущие города, землетрясение и извержение вулкана, умирал и убивал, терял друзей на караванных тропах и в кабацких драках, а шкатулка все еще со мной.
Она оказалась крепче очень и очень многих вещей. Или удачливей. Смешно вспомнить, но как-то меня выловили после неслабого шторма. На обломке мачты. Из одежды – только то, что на мне. А из имущества – Нож да шкатулка, в которую никто и заглянуть не пожелал.
Не знаю, зачем я продолжаю эти записи. Теперь уже реже, чем раньше, но все-таки открываю иногда шкатулку и добавляю в нее исписанный лист или свиток. Не понимаю, как в нее все помещается? И кто и когда это прочитает? Не говорят здесь на таком языке. И не пишут. Закрытый это мир. Вернее, мир-полупроводник: в него можно, а обратно ни-ни.
Да и не тянет меня обратно.
Кто-то жалуется на ностальгию по прошлому, кто-то – по настоящему, а у меня, похоже, иммунитет ко всяким ностальгиям. Прошлое прошло. А настоящее… еще вчера оно было будущим.
Во загнул! Словно я здесь Витьку Писаря замещаю. А может, и замещаю. Как держать писчую палочку, еще не забыл. Вот и продолжаю свои никому не нужные мемуары. Сколько раз порывался бросить их в огонь, но рука не поднимается. Пока складываю, так сказать, до лучших времен и не знаю, наступят ли они когда-нибудь. Как и того, в чем заключается тема и идея моей писанины. А может, и знаю, но не хочу формулировать. Похоже, надеюсь на что-то, тайком от себя. Хорошо, что не надо никому объяснять, как у меня получилось то, что получилось. А с собой я как-нибудь договорюсь.
Пишу я обычно вечером или ночью, но, когда на небо выползает Санут, выхожу на прогулку. С Молчуном. Он сильно подрос за последнее время. В холке уже ростом с меня. И земля слегка вздрагивает под ногами, если мы гуляем по улице. Стекла пока не вылетают и стены не трескаются, но, если зверек не перестанет расти, придется мне искать тихое, безлюдное место. И как это земля динозавров выдерживала? Не отсылать же Молчуна куда подальше от городских улиц. Типа сходи, привет дружбанам передай…
Правда, они в другом мире остались. Так что вряд ли Молчун прогуляться туда сможет.
«Смогу».
Блин, я и забыл, что Молчун мысли читать научился. Или это я приноровился его слышать.
«А меня сможешь отнести?» – Спросил, а у самого сердце замерло.
«Нет».
Ну не очень-то и хотелось обратно. Мне и здесь хорошо. А было бы плохо, стал бы я тут оставаться? Или Молчуна сюда тащить?..
Вопросы, вопросы…
Не люблю самому себе задавать вопросы. На них ведь самому и отвечать приходится. На умный вопрос не так просто ответить. А совсем глупых я задавать не умею. Учусь, но пока с переменным успехом.
«Молчун, а камень ты отсюда унести можешь? Или вещь какую?..»
«Могу».
Это что же получается? Живому путь закрыт, так, что ли? А как же Молчун тогда? Что за зверь он такой? Может, и правда, Зверь? Тот самый. А над природой Зверя многие мудрецы этого мира ломают голову. Некоторые считают его духом Асгара. То есть сущностью, чья природа изначально не поддается изучению и выяснению.
Ну это им спросить не у кого…
«Молчун, может, ты и есть этот легендарный Пожиратель миров?»
«Не знаю».
А какой ответ я еще хотел получить? Спросил бы еще, в чем смысл жизни.
«Чьей?»
«А ты знаешь?!»
«Чьей?»
Вот ведь заладил.
«Ну моей хотя бы».
«А ты кто?»
«Я?..»
Минутная пауза. Обалдевшие мозги, похоже, подвисли.
«Ну я… Человек я. Вроде бы».
«Смысл жизни человека – жить и любить, а не искать этот самый смысл».
«Ну спасибо за формулировочку! Ты сам это придумал или подсказал кто?»
«Ты».
«КТО?!»
«Это твои слова».
«Не помню, чтоб я говорил такое. Это сколько же я выпил тогда?»
«Не говорил. Скажешь».
«Скажу?.. Когда?»
«Долго ждать еще».
«Я что, в конце жизни философом заделаюсь? Или как?»
«Ты хочешь узнать, как и когда закончится твоя жизнь?»
«А ты можешь сказать?»
«Могу».
Думаю. Смотрю в окно. И ничего там не вижу.
«Нет. Не хочу».
Качаю головой и замечаю, что небо меняет цвет. Скоро взойдет Санут.
«На прогулку пора».
Молчун радуется. Без слов. И почему ему так нравятся эти прогулки со мной? Может же в любое время погулять сам. Никто не запрещает. Да и попробуй запрети или удержи такую зверюгу!
«А мне непонятно, почему ты пишешь».
«Потому что…»
Замолкаю. Вот так с ходу и ответить нечего. Одна моя знакомая как-то сказала: «Я пишу потому, что то, что я хотела бы прочитать, еще не написано». А я… Наверно, надо мне писать, вот и…
«Вот и мне надо».
«Тогда пошли».
И Молчун исчезает.
Шутка.
Когда невидимка хочет стать совсем незаметным, он перестает болтать.
Перечитал последнее предложение и сам себе удивился: во, излагаю. Умею, оказывается.
Интересно, а мемуары при жизни издают? Или только после?.. Надо бы спросить Молчуна.
Вот встречу его на улице и спрошу.
ЭПИЛОГ
Денек выдался солнечным и холодным. Ветер гонял по небу облака, и временами на стене старого магазина появлялись странные тени.
Но Дим Димыч на стену не смотрел. Он читал слегка помятую газету и ждал. Санек как всегда опаздывал. И как обычно по очень уважительной причине. Вот прибежит запыхавшись и начнет канючить. Типа прости, Димыч, ну никак не мог раньше, надо было уважить человека… Безотказный он, Санек. Все это знают, и его безотказностью пользуются. То подай, то принеси, то разгрузи… Сорок лет мужику, а все Санек. Такой и в семьдесят Саньком останется. Дворник, одним словом. Ни уважения, ни почета. Вот с классным сварщиком по-другому разговаривают.
Ветер заглянул в тупичок между магазином и гаражами, заставил Дим Димыча поморщиться. Не жарко, однако, и от переполненных мусорных баков пахнет отнюдь не фиалками. Но уходить с насиженного места не хотелось. Удобно, спокойно, никто не придет, не помешает. В рюмочной, конечно, удобнее, но там Райка стервозничает. Мол, не будем заказывать, нечего тогда и стол занимать. Дура она. Райка. Не понимает, что нормальному мужику не только выпить-закусить, ему еще и поговорить надо. Спокойно и обстоятельно. От работы этой каторжной отдохнуть. Дома разве ж отдохнешь?.. Вот и приходится под открытым небом. В укромном тупичке. Где жена точно искать не будет. Это ж мимо баков идти надо, да по битому кирпичу и строительному мусору, что третий год ждет погрузчика.
А чтобы ждать, великая сила воли человеку нужна!
Можно, конечно, и одному начать, но в одиночку и без закуси пьют только алкаши. Кем Дим Димыч никогда не был и, даст бог, не будет. Но Саньку не мешало бы поторопиться. Скоро ведь и газета закончится. А сидеть без дела тяжело. Если руки свободны, голова должна быть занята. Тогда все нормально в жизни. И никаких проблем со здоровьем. Даже ученые говорят, что надо чередовать умственный и физический труд. А после труда – релаксация. Отдых то есть и расслабление. И алкоголь, говорят, хорошо на здоровье влияет: сосуды расширяет, нервы успокаивает… Польза от него большая, если меру, конечно, знать.
Дим Димыч свою меру знал.
Камни тихонько зашуршали, и Дим Димыч свернул газету. Похоже, Санек спешит изо всех сил. Самое время. Читать желтую от старости прессу больше не хотелось.
Санек был непривычно молчалив.
Притащил еще пару ящиков. На один сел, на другом разложил закуску. И все это без обычных шуточек и смущенных улыбочек.
– За что пьем? – спросил Дим Димыч, открыв бутылку и наполняя пластиковые стаканчики.
– За упокой души, – сообщил Санек и выпил одним махом. Захрустел капустой, шмыгнул враз покрасневшим носом.
– И кого упокоили?
– Не знаешь ты его. Я с ним прошлым летом познакомился. Когда костер палил. Девчонка тогда еще пострадала. Малявка совсем. А он ее того… лечил. А сегодня вот узнал, что его тоже того… Да чего я тебе рассказываю?! На, Димыч, сам читай! Ты любишь у нас читать.
И Санек вытащил из кармана смятый комок газеты.
А чтобы Дим Димыч не «заблудился», еще и пальцем ткнул, где читать надо.
Дим Димыч старательно расправил клочок, присмотрелся. Начала у статьи не оказалось. Но и без него все было очень даже понятно.
«…в сгоревшем „мерседесе“ найдет кейс Алексея Серого. Диски и ноутбук пострадали от огня, но шкатулка и материалы в ней сохранились на удивление хорошо. Из них стало известно, что известный хирург, необоснованно подозреваемый в знакомстве с криминальными авторитетами, увлекался фантастикой и сам пробовал свои силы в ней. Друзья погибшего почтили его память и решили издать роман, написанный Алексеем Серым. Критики утверждают, что в оригинальной авторской манере угадывается влияние…»
Остальная часть листа была безнадежно испорчена.
– М-да, жисть – жестянка, а смерть – поганка! – изрек Дим Димыч и осторожно положил кусок газеты на край «стола». Подальше от закуски. Санек тоже вздохнул и разлил по второй.
– За что теперь пьем?
– За здравие, – ответил Дим Димыч.
– Так он же… того.
Санек отдернул руку от стакана.
– Вот дурья башка. За наше здравие пить будем.
– А-а…
Санек неожиданно захихикал и тут же, совсем по-бабьи, закрыл рот ладонью.
– Ну и чего смешного я сказал?
– Извини, Димыч, я не над тобой смеялся. Я это… анекдот вспомнил. Извини, а?…
В этом весь Санек. Вспоминает всякую ерунду в самое неподходящее время, а потом извиняется.
– Нет, Димыч, в сам деле смешной анекдот. Слушай.
Дим Димыч меланхолично захрустел капустой. Магазинная, а лучше домашней. Сколько раз жене говорил: «Сделай так, чтоб красная и квадратная была», а она только фыркает. Мол, тебе надо, ты и делай.
– Димыч, так мне рассказывать или как?
– Да рассказывай! Блин, достал уже…
– А я что? Я ничего. Если не хочешь…
В этом тоже весь Санек. Шаг вперед, два назад.
– Прибью на фиг, – пообещал Дим Димыч, и получил-таки «в сам деле смешной анекдот».
– Ну это… Ну сидят два кума. Ну кабанчика они уже завалили, мясца нажарили, в стаканы налили, осталось только тост сказать. Ну первый и предлагает, совсем как ты, «за здоровье». А второй говорит: «Вот глянь, кабанчик какой здоровый был. А помогло это ему? За удачу, кум, пить надо, за удачу!» Правда ведь, смешно? – Санек нерешительно хихикнул и предложил: – Димыч, так может, и мы того… за удачу?
– Ладно, давай за удачу. Хоть и не по-русски это – за здоровье не пить.
– А мы потом. И за здоровье, и за баб, и за…
Санек потянулся к бутылке, да так и замер, выпучив глаза.
– Ты чего это? Поставь бутылку, пока не разбил.
Но Санек будто и не слышал. Только пялился за спину Дим Димыча, где ничего, кроме стены, нет и не было, да воздух ртом хватал.
– Что, не в то горло пошла? На-ка, закуси.
Лежащий на газете кусок колбасы пришлось срочно ломать и совать в руку Санька. Рука безвольно разжалась, отдавая бутылку и принимая закусь. Санек машинально прожевал колбасу и сообщил:
– Нормально пошла…
– Говорил же, за здоровье пить надо. А ты – за удачу, за удачу. Некоторые штатские даже не знают, чем она пахнет, удача эта. А здоровье, оно…
– Собака…
– Чего ты сказал?!
Ну не любил Дим Димыч, когда его с мысли сбивают.
– Собака возле магазина. Здоровущая.
– Где?
Дим Димыч оглянулся, посмотрел на обшарпанную стену магазина, который должны были снести еще три года назад. А может, и снесли. На бумаге.
– Протри очки, Санек. То тень от дерева.
– А я говорю, собака! – заупрямился вдруг Санек. С ним это обычно после второй бутылки бывает, а тут…
– Ну какая на фиг собака? Таких здоровых не бывает.
– А я говорю…
Ветер подхватил клочок газеты, и он полетел, как бабочка, согретая осенним солнцем, которая знать не знает, что завтра выпадет снег.
Бумажка была уже возле стены, когда два голоса сказали одновременно:
– Вот допьем и посмотрим.
Тень на стене распахнула зубастую пасть, беззвучно сомкнула ее, схватив газетную «бабочку», и… исчезла.
Но двое на ящиках ничего не заметили. Они пили за «жисть и взаимопонимание».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Это теперь я знаю, что на них можно год прожить не голодая, а тогда показалось мне, что не такие уж это большие деньги, что старику они нужнее будут.
Может, и навешал он мне лапши, но ни разу я не пожалел об этой покупке. И о потраченных деньгах тоже. Всякое пережил: горящие корабли и тонущие города, землетрясение и извержение вулкана, умирал и убивал, терял друзей на караванных тропах и в кабацких драках, а шкатулка все еще со мной.
Она оказалась крепче очень и очень многих вещей. Или удачливей. Смешно вспомнить, но как-то меня выловили после неслабого шторма. На обломке мачты. Из одежды – только то, что на мне. А из имущества – Нож да шкатулка, в которую никто и заглянуть не пожелал.
Не знаю, зачем я продолжаю эти записи. Теперь уже реже, чем раньше, но все-таки открываю иногда шкатулку и добавляю в нее исписанный лист или свиток. Не понимаю, как в нее все помещается? И кто и когда это прочитает? Не говорят здесь на таком языке. И не пишут. Закрытый это мир. Вернее, мир-полупроводник: в него можно, а обратно ни-ни.
Да и не тянет меня обратно.
Кто-то жалуется на ностальгию по прошлому, кто-то – по настоящему, а у меня, похоже, иммунитет ко всяким ностальгиям. Прошлое прошло. А настоящее… еще вчера оно было будущим.
Во загнул! Словно я здесь Витьку Писаря замещаю. А может, и замещаю. Как держать писчую палочку, еще не забыл. Вот и продолжаю свои никому не нужные мемуары. Сколько раз порывался бросить их в огонь, но рука не поднимается. Пока складываю, так сказать, до лучших времен и не знаю, наступят ли они когда-нибудь. Как и того, в чем заключается тема и идея моей писанины. А может, и знаю, но не хочу формулировать. Похоже, надеюсь на что-то, тайком от себя. Хорошо, что не надо никому объяснять, как у меня получилось то, что получилось. А с собой я как-нибудь договорюсь.
Пишу я обычно вечером или ночью, но, когда на небо выползает Санут, выхожу на прогулку. С Молчуном. Он сильно подрос за последнее время. В холке уже ростом с меня. И земля слегка вздрагивает под ногами, если мы гуляем по улице. Стекла пока не вылетают и стены не трескаются, но, если зверек не перестанет расти, придется мне искать тихое, безлюдное место. И как это земля динозавров выдерживала? Не отсылать же Молчуна куда подальше от городских улиц. Типа сходи, привет дружбанам передай…
Правда, они в другом мире остались. Так что вряд ли Молчун прогуляться туда сможет.
«Смогу».
Блин, я и забыл, что Молчун мысли читать научился. Или это я приноровился его слышать.
«А меня сможешь отнести?» – Спросил, а у самого сердце замерло.
«Нет».
Ну не очень-то и хотелось обратно. Мне и здесь хорошо. А было бы плохо, стал бы я тут оставаться? Или Молчуна сюда тащить?..
Вопросы, вопросы…
Не люблю самому себе задавать вопросы. На них ведь самому и отвечать приходится. На умный вопрос не так просто ответить. А совсем глупых я задавать не умею. Учусь, но пока с переменным успехом.
«Молчун, а камень ты отсюда унести можешь? Или вещь какую?..»
«Могу».
Это что же получается? Живому путь закрыт, так, что ли? А как же Молчун тогда? Что за зверь он такой? Может, и правда, Зверь? Тот самый. А над природой Зверя многие мудрецы этого мира ломают голову. Некоторые считают его духом Асгара. То есть сущностью, чья природа изначально не поддается изучению и выяснению.
Ну это им спросить не у кого…
«Молчун, может, ты и есть этот легендарный Пожиратель миров?»
«Не знаю».
А какой ответ я еще хотел получить? Спросил бы еще, в чем смысл жизни.
«Чьей?»
«А ты знаешь?!»
«Чьей?»
Вот ведь заладил.
«Ну моей хотя бы».
«А ты кто?»
«Я?..»
Минутная пауза. Обалдевшие мозги, похоже, подвисли.
«Ну я… Человек я. Вроде бы».
«Смысл жизни человека – жить и любить, а не искать этот самый смысл».
«Ну спасибо за формулировочку! Ты сам это придумал или подсказал кто?»
«Ты».
«КТО?!»
«Это твои слова».
«Не помню, чтоб я говорил такое. Это сколько же я выпил тогда?»
«Не говорил. Скажешь».
«Скажу?.. Когда?»
«Долго ждать еще».
«Я что, в конце жизни философом заделаюсь? Или как?»
«Ты хочешь узнать, как и когда закончится твоя жизнь?»
«А ты можешь сказать?»
«Могу».
Думаю. Смотрю в окно. И ничего там не вижу.
«Нет. Не хочу».
Качаю головой и замечаю, что небо меняет цвет. Скоро взойдет Санут.
«На прогулку пора».
Молчун радуется. Без слов. И почему ему так нравятся эти прогулки со мной? Может же в любое время погулять сам. Никто не запрещает. Да и попробуй запрети или удержи такую зверюгу!
«А мне непонятно, почему ты пишешь».
«Потому что…»
Замолкаю. Вот так с ходу и ответить нечего. Одна моя знакомая как-то сказала: «Я пишу потому, что то, что я хотела бы прочитать, еще не написано». А я… Наверно, надо мне писать, вот и…
«Вот и мне надо».
«Тогда пошли».
И Молчун исчезает.
Шутка.
Когда невидимка хочет стать совсем незаметным, он перестает болтать.
Перечитал последнее предложение и сам себе удивился: во, излагаю. Умею, оказывается.
Интересно, а мемуары при жизни издают? Или только после?.. Надо бы спросить Молчуна.
Вот встречу его на улице и спрошу.
ЭПИЛОГ
Денек выдался солнечным и холодным. Ветер гонял по небу облака, и временами на стене старого магазина появлялись странные тени.
Но Дим Димыч на стену не смотрел. Он читал слегка помятую газету и ждал. Санек как всегда опаздывал. И как обычно по очень уважительной причине. Вот прибежит запыхавшись и начнет канючить. Типа прости, Димыч, ну никак не мог раньше, надо было уважить человека… Безотказный он, Санек. Все это знают, и его безотказностью пользуются. То подай, то принеси, то разгрузи… Сорок лет мужику, а все Санек. Такой и в семьдесят Саньком останется. Дворник, одним словом. Ни уважения, ни почета. Вот с классным сварщиком по-другому разговаривают.
Ветер заглянул в тупичок между магазином и гаражами, заставил Дим Димыча поморщиться. Не жарко, однако, и от переполненных мусорных баков пахнет отнюдь не фиалками. Но уходить с насиженного места не хотелось. Удобно, спокойно, никто не придет, не помешает. В рюмочной, конечно, удобнее, но там Райка стервозничает. Мол, не будем заказывать, нечего тогда и стол занимать. Дура она. Райка. Не понимает, что нормальному мужику не только выпить-закусить, ему еще и поговорить надо. Спокойно и обстоятельно. От работы этой каторжной отдохнуть. Дома разве ж отдохнешь?.. Вот и приходится под открытым небом. В укромном тупичке. Где жена точно искать не будет. Это ж мимо баков идти надо, да по битому кирпичу и строительному мусору, что третий год ждет погрузчика.
А чтобы ждать, великая сила воли человеку нужна!
Можно, конечно, и одному начать, но в одиночку и без закуси пьют только алкаши. Кем Дим Димыч никогда не был и, даст бог, не будет. Но Саньку не мешало бы поторопиться. Скоро ведь и газета закончится. А сидеть без дела тяжело. Если руки свободны, голова должна быть занята. Тогда все нормально в жизни. И никаких проблем со здоровьем. Даже ученые говорят, что надо чередовать умственный и физический труд. А после труда – релаксация. Отдых то есть и расслабление. И алкоголь, говорят, хорошо на здоровье влияет: сосуды расширяет, нервы успокаивает… Польза от него большая, если меру, конечно, знать.
Дим Димыч свою меру знал.
Камни тихонько зашуршали, и Дим Димыч свернул газету. Похоже, Санек спешит изо всех сил. Самое время. Читать желтую от старости прессу больше не хотелось.
Санек был непривычно молчалив.
Притащил еще пару ящиков. На один сел, на другом разложил закуску. И все это без обычных шуточек и смущенных улыбочек.
– За что пьем? – спросил Дим Димыч, открыв бутылку и наполняя пластиковые стаканчики.
– За упокой души, – сообщил Санек и выпил одним махом. Захрустел капустой, шмыгнул враз покрасневшим носом.
– И кого упокоили?
– Не знаешь ты его. Я с ним прошлым летом познакомился. Когда костер палил. Девчонка тогда еще пострадала. Малявка совсем. А он ее того… лечил. А сегодня вот узнал, что его тоже того… Да чего я тебе рассказываю?! На, Димыч, сам читай! Ты любишь у нас читать.
И Санек вытащил из кармана смятый комок газеты.
А чтобы Дим Димыч не «заблудился», еще и пальцем ткнул, где читать надо.
Дим Димыч старательно расправил клочок, присмотрелся. Начала у статьи не оказалось. Но и без него все было очень даже понятно.
«…в сгоревшем „мерседесе“ найдет кейс Алексея Серого. Диски и ноутбук пострадали от огня, но шкатулка и материалы в ней сохранились на удивление хорошо. Из них стало известно, что известный хирург, необоснованно подозреваемый в знакомстве с криминальными авторитетами, увлекался фантастикой и сам пробовал свои силы в ней. Друзья погибшего почтили его память и решили издать роман, написанный Алексеем Серым. Критики утверждают, что в оригинальной авторской манере угадывается влияние…»
Остальная часть листа была безнадежно испорчена.
– М-да, жисть – жестянка, а смерть – поганка! – изрек Дим Димыч и осторожно положил кусок газеты на край «стола». Подальше от закуски. Санек тоже вздохнул и разлил по второй.
– За что теперь пьем?
– За здравие, – ответил Дим Димыч.
– Так он же… того.
Санек отдернул руку от стакана.
– Вот дурья башка. За наше здравие пить будем.
– А-а…
Санек неожиданно захихикал и тут же, совсем по-бабьи, закрыл рот ладонью.
– Ну и чего смешного я сказал?
– Извини, Димыч, я не над тобой смеялся. Я это… анекдот вспомнил. Извини, а?…
В этом весь Санек. Вспоминает всякую ерунду в самое неподходящее время, а потом извиняется.
– Нет, Димыч, в сам деле смешной анекдот. Слушай.
Дим Димыч меланхолично захрустел капустой. Магазинная, а лучше домашней. Сколько раз жене говорил: «Сделай так, чтоб красная и квадратная была», а она только фыркает. Мол, тебе надо, ты и делай.
– Димыч, так мне рассказывать или как?
– Да рассказывай! Блин, достал уже…
– А я что? Я ничего. Если не хочешь…
В этом тоже весь Санек. Шаг вперед, два назад.
– Прибью на фиг, – пообещал Дим Димыч, и получил-таки «в сам деле смешной анекдот».
– Ну это… Ну сидят два кума. Ну кабанчика они уже завалили, мясца нажарили, в стаканы налили, осталось только тост сказать. Ну первый и предлагает, совсем как ты, «за здоровье». А второй говорит: «Вот глянь, кабанчик какой здоровый был. А помогло это ему? За удачу, кум, пить надо, за удачу!» Правда ведь, смешно? – Санек нерешительно хихикнул и предложил: – Димыч, так может, и мы того… за удачу?
– Ладно, давай за удачу. Хоть и не по-русски это – за здоровье не пить.
– А мы потом. И за здоровье, и за баб, и за…
Санек потянулся к бутылке, да так и замер, выпучив глаза.
– Ты чего это? Поставь бутылку, пока не разбил.
Но Санек будто и не слышал. Только пялился за спину Дим Димыча, где ничего, кроме стены, нет и не было, да воздух ртом хватал.
– Что, не в то горло пошла? На-ка, закуси.
Лежащий на газете кусок колбасы пришлось срочно ломать и совать в руку Санька. Рука безвольно разжалась, отдавая бутылку и принимая закусь. Санек машинально прожевал колбасу и сообщил:
– Нормально пошла…
– Говорил же, за здоровье пить надо. А ты – за удачу, за удачу. Некоторые штатские даже не знают, чем она пахнет, удача эта. А здоровье, оно…
– Собака…
– Чего ты сказал?!
Ну не любил Дим Димыч, когда его с мысли сбивают.
– Собака возле магазина. Здоровущая.
– Где?
Дим Димыч оглянулся, посмотрел на обшарпанную стену магазина, который должны были снести еще три года назад. А может, и снесли. На бумаге.
– Протри очки, Санек. То тень от дерева.
– А я говорю, собака! – заупрямился вдруг Санек. С ним это обычно после второй бутылки бывает, а тут…
– Ну какая на фиг собака? Таких здоровых не бывает.
– А я говорю…
Ветер подхватил клочок газеты, и он полетел, как бабочка, согретая осенним солнцем, которая знать не знает, что завтра выпадет снег.
Бумажка была уже возле стены, когда два голоса сказали одновременно:
– Вот допьем и посмотрим.
Тень на стене распахнула зубастую пасть, беззвучно сомкнула ее, схватив газетную «бабочку», и… исчезла.
Но двое на ящиках ничего не заметили. Они пили за «жисть и взаимопонимание».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83