В Абергавенни они обсудили эту проблему с Джилбертом Бассеттом, который отнюдь не был расположен смеяться над их озабоченностью. Он получал послания Ричарда, и, следовательно, знал все, кроме последней новости. Она обрадовала его не больше, чем Саймона и Уолтера.
- Они ставят нас в безвыходное положение, - проворчал он. - Если нам придется оставаться взаперти, ожидая их нападения, у короля появится время для того, чтобы собрать еще больше денег и людей. Более того, если Ричард откажется уступить планам лорда Ллевелина, он, вероятно... - Бассетт не сказал «превратится в предателя», вспомнив, что Саймон, несмотря на то, что воспитывался у Пемброков, являлся вассалом Ллевелина. - И мы не можем напасть на них, - печально продолжал он. - В таком укрепленном положении, в каком находится сейчас Монмут, мы скорее сами разобьем лбы о его стены, нежели пробьем их.
- Давайте подождем, что скажет Сиуорд, - предложил Саймон. Ни он, ни Уолтер не были особо взволнованы показным отчаянием Бассетта. Джилберт имел привычку преподносить ситуацию в наихудшем свете, пытаясь убедить себя и других, что другого хода событий быть не может. Таким образом, он утешал себя, ибо если что-нибудь случалось, то оно соответствовало не самым худшим его ожиданиям. Люди, знавшие Бассетта хорошо, либо игнорировали его мрачные прогнозы, либо обладали теми же свойствами характера, так что не очень страдали от этой его особенности. Однако на сей раз его уныние, похоже, имело некоторые основания. Доклад Сиуорда подтвердил наихудшие предположения. Двое из людей Саймона в данное время находились внутри Монмута, разыгрывая из себя пару валлийских серфов. Сомневаться в том, что Джон Монмутский тщательно готовится к нападению, больше не приходилось. Боевые башни и машины сооружались в разборном виде, так, чтобы их можно было быстро переместить и установить для осады. Крупный рогатый скот собирали, несомненно, для того, чтобы гнать его с армией, Преследуя при этом две цели: заделывать свежими шкурами башни и тараны и кормить людей. Вдобавок ко всему, в Монмут прибывали все новые люди и провизия, и теперь они подходили к замку по безопасным дорогам с вооруженными эскортами.
Поскольку Бассетт все это уже предсказал, он казался сейчас почти мрачно-довольным.
- Так, так, - сказал он, когда на следующий день Саймон и Уолтер сели на лошадей, чтобы доставить безрадостные новости обитателям Билта. - Думаю, мы должны что-то предпринять, возможно, сделать отвлекающий маневр в направлении самого Глостера.
Ни Саймон, ни Уолтер не ответили на это. Бассетт был благородным воином, но он относился к своему положению вне закона как человек, бесповоротно лишенный всех своих владений. Против короля он затаил огромную злобу, которую не могли смягчить никакие угрызения совести, что доставляли столько несчастья Ричарду. Вряд ли Ричард счел бы предложенный Бассеттом метод выходом из ловушки, которую готовил Джон Монмутский. Ричардом овладевало настоящее отвращение при мысли о непосредственной атаке на Генриха. И Ллевелин, Чьи устремления сводились к добыче, которую можно было получить от нападения на Шрусбери, вряд ли пошел бы на такие убытки.
Таким образом, беседуя между собой по дороге домой, Саймон и Уолтер фактически проигнорировали предложение Бассетта. Они ехали, не щадя сил, остановившись только раз, чтобы дать передохнуть коням, пока еще было светло, и дождаться луны с наступлением темноты. К тому времени, когда они прибыли в Билт, люди Саймона остались далеко позади, а голова Бью беспомощно болталась из сторону в сторону - конь был истощен. Только у Ямллэдда все еще находились силы, чтобы шарахаться от теней и тихо ржать от досады, что Саймон удерживает его на одной скорости с Бью. Чтобы приободрить Бью, Уолтер нежно погладил животное по шее. Он любил своего боевого коня и ездил на нем еще достаточно часто, чтобы тот не испытывал недостатка во внимании, но Уолтер снова начал думать о том, как смешать с родословной серых скакунов более мягкую породу.
Иное цоканье копыт по утоптанной деревенской дороге отвлекло внимание Уолтера от лошадей. Подняв глаза, он увидел, что они проезжали мимо церкви. Внезапно он вспомнил события предыдущего утра. Тень тяжелой ноши, которую он принес в эту церковь, снова нависла над ним. Уолтер закусил губу. Он забыл оплатить епитимью. Уолтер натянул поводья Бью, и усталое животное остановилось.
- Саймон, - спокойно позвал Уолтер, - у тебя есть кошелек?
Саймон не без труда осадил рвавшегося вперед Ямллэдда.
- Да, - ответил он.
Уолтер спешился и, осторожно поглядывая на Ямллэдда, сделал несколько шагов по направлению к Саймону. Затем протянул руку.
- Дай его мне. Ты знаешь, сколько в нем?
- Совсем немного, двадцать или тридцать шиллингов, - ответил Саймон, отстегнув кошелек от пояса и бросив его Уолтеру. Глаза его горели от любопытства, но он понимал, что Уолтер не заметил этого в темноте, и не стал задавать вопросы.
- Езжай, - велел ему Уолтер. - Скажи привратнику, что я буду через несколько минут после тебя.
Он привязал поводья Бью к ручке двери и зашел внутрь, снова натянув капюшон на лицо. Из-за мрака снаружи свет крошечного вечного пламени, казалось, освещал всю внутреннюю площадь. Уолтер направился к дальней стене, где находилась открытая дверь в покои священника.
- Отец, - позвал он и, услышав испуганные оханья отца, добавил: - Не вставайте, отец. Я пришел только сказать, что согрешил снова, но этот грех иной. Под натиском обстоятельств я совсем забыл об епитимье, которую вы на меня наложили.
Уолтер услышал скрип кровати и вспомнил, что священник не мог понять его, но он не сомневался, что старик оправился от испуга, ибо направлялся к нему. Уолтер вложил кошелек Саймона в руку духовника. Он знал - то, что было мелочью для Саймона, могло оказаться полугодовым доходом для бедного священника.
- Меа culpa, - сказал Уолтер. - Меа culpa, - повторил он, зная, что священник поймет это.
Старик сжал кошелек.
- Те absolve, - ответил он, и что-то в его голосе подсказало Уолтеру, что священник узнал его.
- Benigne dicis... - Уолтер надеялся, что это означает «спасибо вам». Он слышал подобную фразу в ситуациях, которые подразумевали благодарности. - Benigne dicis, - повторил он, пятясь назад.
Священник не шелохнулся, но, когда Уолтер исчез и закрыл дверь, он пошел дальше в церковь и открыл кошелек, чтобы изучить его содержимое в дрожащем свете близ алтаря. Затем он упал на колени и страстно возблагодарил Бога. Он бы не осмелился просить так много, и все же Бог даровал ему это, простив жадность, терзавшую его последние два дня.
Испытывая теплое чувство удовлетворения от того, что получил возможность прочитать забытые ранее молитвы, Уолтер предоставил Бью собственной медленной поступью взбираться на пригорок. Повторение хорошо знакомых святых канонов действовало успокаивающе, и к тому времени, когда Уолтер достиг замка, он наполовину уснул. Дорога была длинной, а в прошлую ночь они столь долго беседовали с Бассеттом, что он почти не спал. Однако Уолтера озадачила встревоженность слуги, который ждал у дверей, чтобы проводить его в палату принца Ллевелина. Там де Клер обнаружил Саймона, отогревающегося у огня, рядом с которым сидели лорд Гвинедда и граф Пемброк. Оба были одеты в ночные рубахи и сидели с заспанными глазами - свидетельство того, что их разбудили в разгар первого глубокого сна.
- Ты согласен с заключениями этой горячей головы относительно донесений его людей? - спросил Пемброк Уолтера, с нежностью стискивая руку Саймона.
По вопросу Уолтер понял, что Саймон уже умудрился пересказать все сведения.
- Согласен, и Джилберт Бассетт тоже, - ответил Уолтер.
- Ну, Джилберту хоть десять фунтов золота подари - он и в них увидит свидетельство приближающейся беды. - Пемброк пожал плечами. - Я не сомневаюсь, что они готовятся к войне, но не могу понять, как они узнали, что я собираюсь двинуть свои войска на север. - Он посмотрел на Ллевелина. - Мы были наедине, когда говорили об этом, не считая одного раза за завтраком, но я не думаю, что Уолтер распространил эти новости. Так как...
- Почему Джону Монмутскому должны быть обязательно известны наши планы? - спросил Ллевелин. - Тот факт, что мы заключили союз - а об этом должны знать все королевские войска - подразумевает, что будущие действия должны развернуться близ моих земель. Кроме того, - указал он, - поскольку вы не продолжили атаку в течение первой недели, в то время как знали, что гарнизон в замешательстве, Джон мог решить, что сражение ослабило ваши силы гораздо больше, чем это было на самом деле.
- Я не подумал об этом, - признался Пемброк, нахмурив брови. - Мерзавцы! - воскликнул он, резко вскакивая на ноги. - Они, возможно, замышляют атаку сейчас, пока я здесь.
- Сядьте, Пемброк, сядьте, - сказал Ллевелин. - Никто не проведет армию маршем из Монмута в Абергавенни или Аск раньше того, как туда прибудете вы.
- Они еще не готовы к маршу, - успокоил его Саймон. - Еще два дня назад приготовления были закончены только наполовину.
- Да, но есть кое-что еще, - вставил Уолтер. - Я уверен: что-то из всего нам рассказанного заставило нас поверить, что Джон Монмутский на самом деле знает, что вы планируете отправиться на север. - Он повернулся к Саймону. - Кто это говорил: человек в Цуимду или это был Сиуорд? Сейчас я точно не могу вспомнить, но все мы, в том числе и Бассетт, были убеждены, что...
- Это не имеет значения, - невозмутимо вставил Ллевелин. - Как я упоминал в первый раз, любой знающий меня человек мог допустить такое, а Джон Монмутский в разные периоды времени был мне и другом, и врагом. Давайте, как и Бассетт, полагаться на худшее и думать, что Монмут каким-то образом посвящен в наши планы нападения на Шрусбери.
- В таком случае, я считаю, что мы должны изменить планы, - заметил Ричард.
- Ни в коем случае, - сказал Ллевелин, покачав головой, - как раз напротив. Монмут ожидает, что вы оттянете свои войска из Абергавенни и Аска и двинетесь на север. Не разочаровывайте его. Вы должны действительно увести людей из замков. - Он засмеялся, отметив, как лицо Пемброка искажает гнев. - Сейчас, сейчас, Пемброк. Многие говорят про меня, что я хитрый лис, но еще никто не называл меня дураком. Я сказал, что люди должны покинуть замки. Но я и словом не обмолвился, что они должны уйти далеко.
- Клянусь Богом! - воскликнул Ричард. - Должно быть, я все еще сплю, коль не додумался до этого сам!
Глаза его засверкали, он сдержал улыбку, но не потому, что хотел скрыть радость, а ради своих израненных губ. Ричард все еще не мог спокойно предлагать планы нападения на людей и собственность короля, но относительно собственной обороны он не чувствовал никаких угрызений совести. Если Джон Монмутский покинет свой замок с армией и вооружением с целью захвата замков Ричарда, то Ричард не сомневался в своей правоте и справедливости использовать любые средства при защите себя и своих земель. Несомненно, Ллевелин предлагал засаду.
Уолтеру все стало ясно минутой-двумя раньше, чем Ричарду, ибо близкое знакомство с Саймоном давало ему лучшее представление о том, в каком направлении работает мозг Ллевелина. Однако от этого представления Уолтеру стало как-то не по себе. Ему показалось, что принц Ллевелин с чрезмерным усердием обходит стороной вопрос о том, как новости о намерении Ричарда повести своих людей на север достигли Джона Монмутского.
Уолтер не мог избавиться от вопроса: не сам ли лукавый лорд Гвинедда отослал маленькую пташку, пропевшую интересную историю на ушко Монмуту? Но зачем? Поначалу Уолтер решил, что это было бы безумием, безрассудным актом предательства. Затем он понял, что никакого безумия тут нет вообще. Подобная хитрость должна была имитировать именно то, что якобы намеревалось иметь место.
Джон Монмутский считал, что он нападет и захватит Аск с Абергавенни, пока Ричард будет находиться слишком далеко, чтобы защитить свою собственность. Следовательно, он выведет свою порядочных размеров армию на открытую местность, где для армии Ричарда появится надежда уничтожить ее. Затем, при условии, что войска Ричарда не очень сильно пострадают, они ринутся на север, воссоединятся с людьми Ллевелина, которые возместят, по крайней мере, числом, тех, кто погибнет в сражении с армией Монмута, и нападут на Шрусбери. Несомненно, Ллевелин надеялся, что королевские войска будут сломлены поражением и не придут на поддержку Шрусбери.
Уолтер решил, что никакого предательства нельзя усмотреть - если не считать нечестного способа, с помощью которого он был подготовлен. План давал Ричарду возможность нанести действенный удар, а Ллевелина избавил бы от всякого риска. Вряд ли бы его валлийцы выиграли битву с армией Монмута. Уолтер очнулся от своих мыслей посреди фразы.
Ллевелин как раз говорил:
- ...нужно все тщательно обдумать. Вы должны вывести своих людей за день-другой до того, как Монмут будет готов выступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
- Они ставят нас в безвыходное положение, - проворчал он. - Если нам придется оставаться взаперти, ожидая их нападения, у короля появится время для того, чтобы собрать еще больше денег и людей. Более того, если Ричард откажется уступить планам лорда Ллевелина, он, вероятно... - Бассетт не сказал «превратится в предателя», вспомнив, что Саймон, несмотря на то, что воспитывался у Пемброков, являлся вассалом Ллевелина. - И мы не можем напасть на них, - печально продолжал он. - В таком укрепленном положении, в каком находится сейчас Монмут, мы скорее сами разобьем лбы о его стены, нежели пробьем их.
- Давайте подождем, что скажет Сиуорд, - предложил Саймон. Ни он, ни Уолтер не были особо взволнованы показным отчаянием Бассетта. Джилберт имел привычку преподносить ситуацию в наихудшем свете, пытаясь убедить себя и других, что другого хода событий быть не может. Таким образом, он утешал себя, ибо если что-нибудь случалось, то оно соответствовало не самым худшим его ожиданиям. Люди, знавшие Бассетта хорошо, либо игнорировали его мрачные прогнозы, либо обладали теми же свойствами характера, так что не очень страдали от этой его особенности. Однако на сей раз его уныние, похоже, имело некоторые основания. Доклад Сиуорда подтвердил наихудшие предположения. Двое из людей Саймона в данное время находились внутри Монмута, разыгрывая из себя пару валлийских серфов. Сомневаться в том, что Джон Монмутский тщательно готовится к нападению, больше не приходилось. Боевые башни и машины сооружались в разборном виде, так, чтобы их можно было быстро переместить и установить для осады. Крупный рогатый скот собирали, несомненно, для того, чтобы гнать его с армией, Преследуя при этом две цели: заделывать свежими шкурами башни и тараны и кормить людей. Вдобавок ко всему, в Монмут прибывали все новые люди и провизия, и теперь они подходили к замку по безопасным дорогам с вооруженными эскортами.
Поскольку Бассетт все это уже предсказал, он казался сейчас почти мрачно-довольным.
- Так, так, - сказал он, когда на следующий день Саймон и Уолтер сели на лошадей, чтобы доставить безрадостные новости обитателям Билта. - Думаю, мы должны что-то предпринять, возможно, сделать отвлекающий маневр в направлении самого Глостера.
Ни Саймон, ни Уолтер не ответили на это. Бассетт был благородным воином, но он относился к своему положению вне закона как человек, бесповоротно лишенный всех своих владений. Против короля он затаил огромную злобу, которую не могли смягчить никакие угрызения совести, что доставляли столько несчастья Ричарду. Вряд ли Ричард счел бы предложенный Бассеттом метод выходом из ловушки, которую готовил Джон Монмутский. Ричардом овладевало настоящее отвращение при мысли о непосредственной атаке на Генриха. И Ллевелин, Чьи устремления сводились к добыче, которую можно было получить от нападения на Шрусбери, вряд ли пошел бы на такие убытки.
Таким образом, беседуя между собой по дороге домой, Саймон и Уолтер фактически проигнорировали предложение Бассетта. Они ехали, не щадя сил, остановившись только раз, чтобы дать передохнуть коням, пока еще было светло, и дождаться луны с наступлением темноты. К тому времени, когда они прибыли в Билт, люди Саймона остались далеко позади, а голова Бью беспомощно болталась из сторону в сторону - конь был истощен. Только у Ямллэдда все еще находились силы, чтобы шарахаться от теней и тихо ржать от досады, что Саймон удерживает его на одной скорости с Бью. Чтобы приободрить Бью, Уолтер нежно погладил животное по шее. Он любил своего боевого коня и ездил на нем еще достаточно часто, чтобы тот не испытывал недостатка во внимании, но Уолтер снова начал думать о том, как смешать с родословной серых скакунов более мягкую породу.
Иное цоканье копыт по утоптанной деревенской дороге отвлекло внимание Уолтера от лошадей. Подняв глаза, он увидел, что они проезжали мимо церкви. Внезапно он вспомнил события предыдущего утра. Тень тяжелой ноши, которую он принес в эту церковь, снова нависла над ним. Уолтер закусил губу. Он забыл оплатить епитимью. Уолтер натянул поводья Бью, и усталое животное остановилось.
- Саймон, - спокойно позвал Уолтер, - у тебя есть кошелек?
Саймон не без труда осадил рвавшегося вперед Ямллэдда.
- Да, - ответил он.
Уолтер спешился и, осторожно поглядывая на Ямллэдда, сделал несколько шагов по направлению к Саймону. Затем протянул руку.
- Дай его мне. Ты знаешь, сколько в нем?
- Совсем немного, двадцать или тридцать шиллингов, - ответил Саймон, отстегнув кошелек от пояса и бросив его Уолтеру. Глаза его горели от любопытства, но он понимал, что Уолтер не заметил этого в темноте, и не стал задавать вопросы.
- Езжай, - велел ему Уолтер. - Скажи привратнику, что я буду через несколько минут после тебя.
Он привязал поводья Бью к ручке двери и зашел внутрь, снова натянув капюшон на лицо. Из-за мрака снаружи свет крошечного вечного пламени, казалось, освещал всю внутреннюю площадь. Уолтер направился к дальней стене, где находилась открытая дверь в покои священника.
- Отец, - позвал он и, услышав испуганные оханья отца, добавил: - Не вставайте, отец. Я пришел только сказать, что согрешил снова, но этот грех иной. Под натиском обстоятельств я совсем забыл об епитимье, которую вы на меня наложили.
Уолтер услышал скрип кровати и вспомнил, что священник не мог понять его, но он не сомневался, что старик оправился от испуга, ибо направлялся к нему. Уолтер вложил кошелек Саймона в руку духовника. Он знал - то, что было мелочью для Саймона, могло оказаться полугодовым доходом для бедного священника.
- Меа culpa, - сказал Уолтер. - Меа culpa, - повторил он, зная, что священник поймет это.
Старик сжал кошелек.
- Те absolve, - ответил он, и что-то в его голосе подсказало Уолтеру, что священник узнал его.
- Benigne dicis... - Уолтер надеялся, что это означает «спасибо вам». Он слышал подобную фразу в ситуациях, которые подразумевали благодарности. - Benigne dicis, - повторил он, пятясь назад.
Священник не шелохнулся, но, когда Уолтер исчез и закрыл дверь, он пошел дальше в церковь и открыл кошелек, чтобы изучить его содержимое в дрожащем свете близ алтаря. Затем он упал на колени и страстно возблагодарил Бога. Он бы не осмелился просить так много, и все же Бог даровал ему это, простив жадность, терзавшую его последние два дня.
Испытывая теплое чувство удовлетворения от того, что получил возможность прочитать забытые ранее молитвы, Уолтер предоставил Бью собственной медленной поступью взбираться на пригорок. Повторение хорошо знакомых святых канонов действовало успокаивающе, и к тому времени, когда Уолтер достиг замка, он наполовину уснул. Дорога была длинной, а в прошлую ночь они столь долго беседовали с Бассеттом, что он почти не спал. Однако Уолтера озадачила встревоженность слуги, который ждал у дверей, чтобы проводить его в палату принца Ллевелина. Там де Клер обнаружил Саймона, отогревающегося у огня, рядом с которым сидели лорд Гвинедда и граф Пемброк. Оба были одеты в ночные рубахи и сидели с заспанными глазами - свидетельство того, что их разбудили в разгар первого глубокого сна.
- Ты согласен с заключениями этой горячей головы относительно донесений его людей? - спросил Пемброк Уолтера, с нежностью стискивая руку Саймона.
По вопросу Уолтер понял, что Саймон уже умудрился пересказать все сведения.
- Согласен, и Джилберт Бассетт тоже, - ответил Уолтер.
- Ну, Джилберту хоть десять фунтов золота подари - он и в них увидит свидетельство приближающейся беды. - Пемброк пожал плечами. - Я не сомневаюсь, что они готовятся к войне, но не могу понять, как они узнали, что я собираюсь двинуть свои войска на север. - Он посмотрел на Ллевелина. - Мы были наедине, когда говорили об этом, не считая одного раза за завтраком, но я не думаю, что Уолтер распространил эти новости. Так как...
- Почему Джону Монмутскому должны быть обязательно известны наши планы? - спросил Ллевелин. - Тот факт, что мы заключили союз - а об этом должны знать все королевские войска - подразумевает, что будущие действия должны развернуться близ моих земель. Кроме того, - указал он, - поскольку вы не продолжили атаку в течение первой недели, в то время как знали, что гарнизон в замешательстве, Джон мог решить, что сражение ослабило ваши силы гораздо больше, чем это было на самом деле.
- Я не подумал об этом, - признался Пемброк, нахмурив брови. - Мерзавцы! - воскликнул он, резко вскакивая на ноги. - Они, возможно, замышляют атаку сейчас, пока я здесь.
- Сядьте, Пемброк, сядьте, - сказал Ллевелин. - Никто не проведет армию маршем из Монмута в Абергавенни или Аск раньше того, как туда прибудете вы.
- Они еще не готовы к маршу, - успокоил его Саймон. - Еще два дня назад приготовления были закончены только наполовину.
- Да, но есть кое-что еще, - вставил Уолтер. - Я уверен: что-то из всего нам рассказанного заставило нас поверить, что Джон Монмутский на самом деле знает, что вы планируете отправиться на север. - Он повернулся к Саймону. - Кто это говорил: человек в Цуимду или это был Сиуорд? Сейчас я точно не могу вспомнить, но все мы, в том числе и Бассетт, были убеждены, что...
- Это не имеет значения, - невозмутимо вставил Ллевелин. - Как я упоминал в первый раз, любой знающий меня человек мог допустить такое, а Джон Монмутский в разные периоды времени был мне и другом, и врагом. Давайте, как и Бассетт, полагаться на худшее и думать, что Монмут каким-то образом посвящен в наши планы нападения на Шрусбери.
- В таком случае, я считаю, что мы должны изменить планы, - заметил Ричард.
- Ни в коем случае, - сказал Ллевелин, покачав головой, - как раз напротив. Монмут ожидает, что вы оттянете свои войска из Абергавенни и Аска и двинетесь на север. Не разочаровывайте его. Вы должны действительно увести людей из замков. - Он засмеялся, отметив, как лицо Пемброка искажает гнев. - Сейчас, сейчас, Пемброк. Многие говорят про меня, что я хитрый лис, но еще никто не называл меня дураком. Я сказал, что люди должны покинуть замки. Но я и словом не обмолвился, что они должны уйти далеко.
- Клянусь Богом! - воскликнул Ричард. - Должно быть, я все еще сплю, коль не додумался до этого сам!
Глаза его засверкали, он сдержал улыбку, но не потому, что хотел скрыть радость, а ради своих израненных губ. Ричард все еще не мог спокойно предлагать планы нападения на людей и собственность короля, но относительно собственной обороны он не чувствовал никаких угрызений совести. Если Джон Монмутский покинет свой замок с армией и вооружением с целью захвата замков Ричарда, то Ричард не сомневался в своей правоте и справедливости использовать любые средства при защите себя и своих земель. Несомненно, Ллевелин предлагал засаду.
Уолтеру все стало ясно минутой-двумя раньше, чем Ричарду, ибо близкое знакомство с Саймоном давало ему лучшее представление о том, в каком направлении работает мозг Ллевелина. Однако от этого представления Уолтеру стало как-то не по себе. Ему показалось, что принц Ллевелин с чрезмерным усердием обходит стороной вопрос о том, как новости о намерении Ричарда повести своих людей на север достигли Джона Монмутского.
Уолтер не мог избавиться от вопроса: не сам ли лукавый лорд Гвинедда отослал маленькую пташку, пропевшую интересную историю на ушко Монмуту? Но зачем? Поначалу Уолтер решил, что это было бы безумием, безрассудным актом предательства. Затем он понял, что никакого безумия тут нет вообще. Подобная хитрость должна была имитировать именно то, что якобы намеревалось иметь место.
Джон Монмутский считал, что он нападет и захватит Аск с Абергавенни, пока Ричард будет находиться слишком далеко, чтобы защитить свою собственность. Следовательно, он выведет свою порядочных размеров армию на открытую местность, где для армии Ричарда появится надежда уничтожить ее. Затем, при условии, что войска Ричарда не очень сильно пострадают, они ринутся на север, воссоединятся с людьми Ллевелина, которые возместят, по крайней мере, числом, тех, кто погибнет в сражении с армией Монмута, и нападут на Шрусбери. Несомненно, Ллевелин надеялся, что королевские войска будут сломлены поражением и не придут на поддержку Шрусбери.
Уолтер решил, что никакого предательства нельзя усмотреть - если не считать нечестного способа, с помощью которого он был подготовлен. План давал Ричарду возможность нанести действенный удар, а Ллевелина избавил бы от всякого риска. Вряд ли бы его валлийцы выиграли битву с армией Монмута. Уолтер очнулся от своих мыслей посреди фразы.
Ллевелин как раз говорил:
- ...нужно все тщательно обдумать. Вы должны вывести своих людей за день-другой до того, как Монмут будет готов выступить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67