Слышали бы вы своего сыночка!
– Хотелось бы, но, насколько я знал его прежде, он всегда был очень скромен. – Иэн взглянул на Саймона с деланным неодобрением. – Я не сомневаюсь, что ты всегда говоришь правду, Саймон. Тебя еще никогда не уличали во лжи. Но твоя неразумность беспокоит меня. Разве я так учил тебя добиваться женщины?
– Нет, но, когда имеешь дело с чертополохом, это помогает, – весело отозвался Саймон. – Ты же сам знаешь, если чертополох разогреть, он разворачивается, и его нежную сердцевину можно взять голыми руками, не уколовшись.
– Я объявляю ничью и призываю к небольшому перемирию, – произнес Иэн, поднимая руку, как арбитр, судящий соревнование по фехтованию. – Давайте войдем в дом, прежде чем начинать новую стычку. Твоя мать очень обрадуется, Саймон. Я ничего не мог ей рассказать о леди Рианнон, так как, когда видел ее последний раз, она была еще совсем ребенком. Элинор представляла себе, что ты задурил голову какой-то несчастной, робкой и невинной девушке, которая всю жизнь пряталась по темным углам в женских покоях.
Он проводил их в башню, продолжая поддерживать Рианнон, словно опасаясь, что огромное семейство, собравшееся в Роузлинде, способно ошеломить непривычного человека. Пока он представлял ее всем, глаза ее раскрывались все шире и шире. Хотя она, конечно, просто шутливо поддразнивала Саймона, говоря о его нескромности, она прекрасно знала, что он далеко не был таким тщеславным, каким мог бы быть, если учитывать удивительную красоту его лица и тела. Теперь она поняла почему.
Рианнон всегда называли красавицей, но здесь она почувствовала себя гадким утенком. Элинор была уже стара, но черты ее лица все еще отличались красотой, а глаза ее, как у Саймона, сверкали золотисто-зелеными огоньками. Джиллиан, Джоанна и Сибелль были обворожительны: первая сияла смуглой красотой, вторая казалась ослепительной, как огонь, а самая младшая – совершенна, как красное солнышко.
Из мужчин Саймон был теперь, пожалуй, красивее всех, так как Иэн постарел, но Адам отставал недалеко. Массивнее Саймона, мощный, как крепостная стена, он как-то сдерживал свою силу. Адам был так же красив, как, должно быть, в свое время была прекрасна Элинор, и глаза он тоже получил от матери. Рианнон остановила взгляд на Джеффри и почувствовала какое-то родство с ним. Только его одного нельзя было воспринимать как произведение божественного скульптора. Его губы изогнулись в веселой и понимающей улыбке, а глаза засветились позолотой.
– Пусть это не волнует вас, – прошептал он ей на ухо. – Они даже не понимают, какое впечатление производят на людей, собравшись вот так вместе.
Однако Рианнон волновала не только их красота, но и их радушие. Они действительно были переполнены радостью, снова и снова благодаря ее за то, что она проделала такой долгий и трудный путь ради того, чтобы познакомиться с родителями жениха. На щеках Рианнон выступил румянец. Она ожидала вежливых приветствий, может быть, даже со слегка завуалированной враждебностью или, напротив, с чуть теплым одобрением. Это открытое, пылкое, чистосердечное радушие было очень приятно, но приводило в какое-то замешательство. Ей вдруг стало стыдно.
– Но я не ради этого приехала, – вырвалось у нее. – Отец хочет, чтобы я познакомилась с королем Генрихом и, если возникнет какая-то угроза для Гвинедда, попыталась отвлечь его от подобных мыслей.
Наступило неловкое молчание, нарушенное смехом Саймона.
– Она еще не слишком искушена в дипломатии, – хмыкнул он.
Рианнон повернулась к нему.
– Нельзя быть двуличной с теми, кто предлагает свою любовь, – отрезала она. – Вот в атмосфере лжи я вполне способна произносить слащавые слова.
– Спасибо тебе, любовь моя, – отозвался Саймон, и в глазах его заплясали огоньки. – Теперь я лучше понимаю, почему ты постоянно так обжигаешь меня своим язычком.
– Если она делает это из любви, то тебе повезло больше, чем ты заслуживаешь, – сказала Элинор, довольная честностью Рианнон и очень обрадованная выражением восхищения, которое скользило в глазах ее сына, когда он устремлял взгляд на Рианнон. – Отец никогда не прикладывался к тебе розгами так, как следовало бы. Возможно, леди Рианнон сумеет приручить тебя, пока ты не погубил себя окончательно.
– Мама, если бы папа порол меня так, как я того заслуживал, я уже давно покоился бы в могиле, – пошутил Саймон.
– Это точно, – сердечно согласилась Элинор, – но в кои-то веки ты, кажется, поступил правильно. Леди Рианнон, сядьте, пожалуйста, рядом со мной и расскажите нам, чего боится лорд Ллевелин.
– Вы не должны называть меня «леди». Вполне достаточно просто «Рианнон», леди Элинор, – сказала Рианнон, выходя вперед и садясь на скамью, поспешно освобожденную младшей дочерью Джоанны.
Спокойный тон и видимый интерес Элинор к Рианнон придали девушке уверенности в себе. Ее рассказ прерывался взволнованными вопросами. На одни она отвечала сама, при других в поисках ответа поглядывала на Саймона. Однако один вопрос остался вообще без ответа.
– Значит, вы не знаете, действительно ли у Ллевелина есть основания верить, что Генрих намерен примириться с Пемброком, или он, как ему свойственно, просто пытается учесть все возможности, – констатировал Джеффри.
– Я думаю, что скорее верно последнее, – ответила Рианнон. – С тех пор, как умер граф Честерский, у него не осталось источников, по-настоящему близких к королю.
– Я согласен, – сказал Саймон. – Скорее всего он просто увидел способ решить сразу несколько проблем.
Пока он принялся объяснять, как понимает намерения Ллевелина, Рианнон поняла, что она уже принята, что она стала членом семьи – вот так, просто. Теперь Саймон оказался в центре внимания – его засыпали вопросами, и у Рианнон появилось время понаблюдать. Ее впечатлило, что женщины участвовали в обсуждении сложных вопросов с таким неподдельным интересом и наравне с мужчинами. При дворе ее отца было совсем не так, Правда, леди Жанна принимала участие в политических разговорах, когда дело касалось ее английских родственников, но это выглядело скорее исключением, чем правилом.
Впрочем, должна была признать Рианнон, она никогда и не добивалась своего участия. Она никогда не питала никакого интереса к государственным делам, если только речь не шла об опасности, грозившей Ангарад-Холлу. Ей оставалось только гадать, как отреагировал бы ее отец, если бы она высказала желание поучаствовать в решении подобных вопросов. Но это не имело значения. Рианнон знала, что ее интерес опять угаснет, когда дело не будет касаться ее лично. Однако было здесь и кое-что поважнее. Эти женщины, которые с такой страстью спрашивали, наверное, не смогли бы безрассудно бегать босиком по холмам, но они из-за этого были не менее свободными. Это чувствовалось в их голосах, в осанке, это подтверждал светившийся в их глазах ум. Потом Рианнон увидела взгляд Джиллиан, обращенный к мужу, и у нее перехватило дыхание. Они не были свободны, эти женщины, – они были пленницами – именно так может быть порабощена женщина, отдавшая свое сердце.
Адам пробурчал, что было бы ошибкой пускать дело на самотек.
– Примирения Пемброка с королем самого по себе недостаточно, если оно не будет означать, что король перестанет править страной с помощью указов. Уж лучше продолжать войну, и я так и скажу Пемброку и скорее предложу ему свою помощь, чем буду спокойно смотреть, как король топчет Великую Хартию.
Рианнон заметила ужас, вспыхнувший в темных глазах Джиллиан, которые тут же опустились к рукоделию у нее на коленях. Голос ее прозвучал звонко, ласково и ровно.
– Но, Адам, есть и другие способы заставить человека посмотреть правде в глаза, кроме как забить его до смерти. Судя по тому, что сказал нам Иэн, корень всех проблем – Винчестер. Если бы убедить Генриха, что Питер де Рош ведет его по неверному пути, он пересмотрел бы свои взгляды, не омрачая сверх меры и без того сложные отношения с баронами.
– Чтобы доказать, что де Бург был не прав, понадобилось двадцать лет, – нетерпеливо возразил Адам. – Мне не хочется терпеть еще двадцать лет правления Винчестера.
– Генрих был вне себя от гнева на Винчестера после унижения в Аске, – задумчиво произнесла Джоанна. – Но епископ, возможно, опять одурманил короля. Жаль, что Саймон и Рианнон не приехали раньше.
– Как они могли приехать раньше? – возразил Иэн и, подавшись вперед, покровительственно положил руку на плечо Рианнон. – Саймон должен был сначала заехать к Ллевелину. И к тому же путешествие по горам Уэльса не может быть скорым.
– Иэн, я вовсе не упрекаю Рианнон, – уверила его с улыбкой Джоанна. – Это все равно, как если бы я сказала: «Жаль, что идет дождь». Но ведь действительно жаль. Если бы мы смогли представить ее раньше, она успела бы сказать Генриху то-то и то-то и напомнить, что Винчестер доставил ему неприятности в Уэльсе.
– Подожди-ка, – сказал Саймон. – Я не возражал бы, чтобы ради пользы дела моими руками выгребали каштаны из огня, но мне не нравится идея, чтобы Рианнон испытала на себе силу королевского гнева, и я не думаю, что это входило в намерения Ллевелина.
– В намерения Джоанны это не входило тоже, – мягкий шелковистый голос Джиллиан несколько сгладил гордое и резкое возражение Джоанны. – Совсем наоборот – Рианнон должна развивать тему заботливости Ллевелина по отношению к Генриху, ведь они какая-никакая родня через брак, и его сожаления о том, что плохое управление и плохие советы приводят к неприятностям для короля, несправедливы. Она могла бы сказать, и совершенно искренне, что наемники совершенно бесполезны в Уэльсе. Ведь это Винчестер предлагал воспользоваться услугами наемников, не так ли, Адам?
– Да, именно так, – яркие глаза Адама повернулись к Рианнон.
– Да, и я могла бы сказать – тоже совершенно искренне, – что мой отец даже использовал меня как наживку, чтобы удерживать молодых повес при дворе, не позволяя им участвовать в рейдах. Разумеется, когда Генрих ступил на землю Уэльса, уже ничто удержать их не могло.
Элинор раздраженно поморщилась.
– Вы, конечно, могли бы, но уже слишком поздно. У Винчестера было не менее десяти дней, чтобы оправдать свою неудачу и взвалить вину на кого-нибудь другого.
– Да, – вздохнул Джеффри, – и я боюсь, что Ллевелин не так уж далек от истины в своих предположениях, как хотелось бы. Если перемирию с Пемброком суждено состояться, то виновников начнут искать на стороне. Однако еще не все потеряно, и здесь тоже Ллевелин оказался очень проницательным. Мягкие речи такой девушки, как Рианнон, весьма вероятно, сделают советы Винчестера менее убедительными, если он попытается настроить Генриха против валлийцев.
– Представить Рианнон королю будет несложно, но она должна суметь привлечь и удержать его внимание, – напомнила Джоанна.
– Она вполне способна на это, – с пылом вставил Саймон, – и в правильном направлении, так что Генрих будет часто вспоминать, что она валлийка, но в хорошем смысле. Eneit, где твоя арфа?
– Среди моих вещей, – уверила его Рианнон, – но где точно – не имею представления. Багаж укладывали слуги…
Она замолчала, так как Элинор с восклицанием вскочила на ноги.
– Бедное дитя, – сказала она затем, – ты, наверное, считаешь нас бездушными чудовищами. Мы не предложили тебе даже кубка вина или переодеться и сбросить с себя пропылившуюся одежду. Ты должна простить нас. Мы так глубоко увязли в этой проблеме, что не способны думать ни о чем другом. Пойдем со мной наверх и найдем тебе одежду и все, что пожелаешь, – Элинор сделала жест рукой, и Джоанна с Джиллиан, которые тоже уже поднимались, сели.
«Мама хочет поговорить с Рианнон наедине», – решила каждая из них.
Захваченная беседой, Рианнон не успела толком рассмотреть окружавшую ее обстановку. Только когда ее привели в спальню, которая прежде принадлежала Джоанне, а теперь – Сибелль, она заметила, какой роскошью были окружены хозяева Роузлинда. На полу лежал мягкий ковер, гобелены на стенах защищали комнату от сырости, а возле камина вместо простых скамей или лавок стояли кресла со спинками и подлокотниками, да к тому же еще и мягкие. Со стен торчали держатели для факелов, но на гобеленах и самих стенах следов копоти не было. Факелами давно не пользовались. Многорукие подсвечники изысканной работы подтверждали, что в этом доме пользовались лучшим и более чистым освещением, несмотря на дороговизну свечей.
– Ты разделишь эту комнату с Сибелль, если не возражаешь, – сказала Элинор, и на испуганном лице Рианнон прочла ответ на один из интересовавших ее вопросов. Девушка ожидала, что будет спать с Саймоном. Элинор улыбнулась. – Никто не запретит тебе спускаться вниз, дорогая моя, но Саймону в женские покои доступа нет. Пока здесь Адам и Джеффри, я могу выделить ему только небольшую комнатушку в стене. Переодеваться и хранить одежду тебе будет сподручнее здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59