Сердце ее сжалось. Словно услышав слова Саймона, король закончил петь.
– Идите отдыхать, – промолвил он, целуя руку Беренгарии, – а мне предстоит еще много дел.
Утром стало ясно, что битва предстоит тяжелая. За ночь люди Комненуса успели многое сделать. Они забаррикадировали порт всем, чем только могли. На старые галеры и суда набросали бревна, бочки, лавки, лестницы, даже двери и оконные рамы, вырванные из близлежащих домов. Умывшись, причесавшись и прополоскав рот вином, король посмотрел на баррикаду.
– Пришлите ко мне Роджера де Хардикурта и Вильяма Дюбуа, – приказал он, зловеще улыбаясь.–
Я думаю, будет справедливо, если именно они будут нашими посланниками.
Саймон радовался. Ему было весело от сознания того, что именно те, кого захватил Комненус, принесут ему весть о его уничтожении. Когда эти двое подошли, Ричард предупредил их, что письма, которые они повезут, не предназначены для успокоения императора-самозванца.
– Но имейте в виду, – сказал король, – что чудовище, воюющее с женщинами, может не уважать и посланников.
Оба рыцаря понимали опасность, но в один голос заявили, что готовы выполнить это поручение и поблагодарили короля за оказанную им честь. Хардикурт предложил плюнуть в лицо Комненуса, а Дюбуа – потрепать его за бороду. Король рассмеялся, но приказал им не делать ничего, что могло бы подвергнуть их опасности, так как ему еще понадобятся их сильные руки и мечи. Он также приказал им помнить, что они джентльмены, даже если Комненус таковым не является.
Пока посланников везли к берегу и сопровождали во дворец, армия Ричарда готовилась к битве.
Приказ передавали с корабля на корабль. Воины прыгали в маленькие лодки и баржи. Рассказы об обмане, убийствах, мародерстве людей Комненуса, а также о том, как жестоко он обращался с дамами, быстро разнеслись по всему флоту. Многие также знали, что Кипр был богатой страной, а гнев короля позволял им вволю пограбить.
В каждой лодке находились копьеносцы и лучники. Согласно плану, сначала должны были обстрелять все корабли, не принадлежащие флоту Ричарда. Флот Ричарда был так силен, что воины Комненуса, привыкшие атаковать плохо вооруженных крестьян, не смогли даже дать ответный залп. По трое или четверо они обращались в бегство, прячась на палубе или прыгая в море. Сломав оборону, армия Ричарда легко захватила и сами корабли. Теперь стрелкам необходимо было обратить внимание на хорошо укрепленный берег. Отряды Комненуса находились на возвышении, а людям Ричарда приходилось сражаться пешими, так как не было возможности переправить лошадей на берег.
Снова полетели тучи стрел, но у Комненуса тоже были лучники, и он дал ответный залп. Баржи продвинулись вперед. Отряды на берегу отошли в укрытия. Смеясь, Ричард вытащил меч и шагнул в воду, держа над головой щит. Саймон последовал за ним. Вскоре все остальные воины попрыгали в воду, и очень скоро вода кишела от несметного количества тел, а лучники старались держать вражеских всадников на расстоянии.
Ричард, как и положено королю, первым взобрался на баррикады. Он и его телохранитель шли плечом к плечу. Взобравшись на открытое место, они остановились, чтобы передохнуть. Они не понимали, зачем Комненус потратил столько труда на строительство баррикад, если их не собирались защищать. По наступавшим было выпущено всего несколько стрел, а затем прозвучали вопли, подобные вою бешеных собак, и угрозы.
– Идите сюда! – закричал Ричард.– Идите и сражайтесь!
Ответом был новый град оскорблений. Ричард подал знак своим воинам, и они посыпались на баррикады. Подобно лучникам, армия Комненуса привыкла сражаться с безоружными крестьянами. Но они никогда не встречались с дисциплинированной, закованной в доспехи и хорошо вооруженной армией. Только несколько наиболее храбрых воинов оказали сопротивление, остальные же поспешили укрыться в домах на узких, извилистых улочках. Этим они потеряли свое единственное преимущество: превосходство в численности.
Воины Ричарда ворвались в город, помня уроки, полученные на Сицилии. Ричард носился повсюду, призывая Комненуса выйти на бой. Дважды Саймон пытался утихомирить его, и, наконец, высказал предположение о том, что тот, кто действует обманом и пытками, не хочет попробовать свои силы в честном бою. По его мнению, Комненус просто сбежал.
Но Саймон ошибался. Когда он, Ричард и маленькая группа рыцарей, которые всегда сражались рядом с королем, вошли по центральной улице в город, из переулка показалась группа прекрасно вооруженных всадников. Ричард и его люди вскрикнули от радости, думая, что Комненус наконец-то выехал сразиться с ними. Они бросились вперед, но с удивлением увидели, как император и его свита, едва их завидев, поскакали прочь, побросав пики. За ними плелась какая-то кобыла, брошенная, вероятно, кем-то из простых воинов. С криком радости Ричард схватил брошенное копье и вскочил в седло.
– Милорд! – закричал Саймон.
Но было уже поздно. Саймон побежал, сгибаясь под тяжестью доспехов. Он слышал, как Ричард прокричал вызов, и мысленно обругал короля, который так безрассудно подверг себя опасности. Внезапно откуда-то появилась еще одна лошадь. Из последних усилий Саймон схватил поводья и вскочил на нее. Он мог только молиться, чтобы успеть догнать короля. Вдруг в глазах у него потемнело, а в ушах возник какой-то шум…
К счастью, скоро пелена немного спала с его глаз. Он был весь покрыт холодным потом, и ему стало плохо. Держась за седло левой рукой, он наклонился вперед, и его вырвало. Когда он смог выпрямиться, он уже хорошо видел. Ричард все еще преследовал императора и его свиту, но расстояние между ними все увеличивалось. Саймон знал, что если ему придется сражаться, он погибнет. Его руки отяжелели, они были, как бы налиты свинцом. Он сомневался, что смог бы найти в себе силы поднять меч и взмахнуть им. Скоро королю стало ясно, что его тощая кобыла не в состоянии догнать свиту Комненуса. Но все больше людей находили себе лошадей и скакали вслед за Ричардом. Все меньше надежды оставалось на то, что Комненус остановится и начнет бой. Король осадил лошадь, развернулся и поскакал в город, который уже был занят его войском.
В тот вечер Ричард обедал с дамами и придворными во дворце Комненуса. Великий пост закончился, и они, добравшись до кладовых императора, наслаждались деликатесами, которых не видели с тех пор, как покинули Сицилию. Ричард, сидевший между Джоанной и Беренгарией, был в хорошем настроении и рассказывал им, как они высадили на берег лошадей, чтобы иметь возможность разделаться с Комненусом в ближайшие два дня. Так как они праздновали победу, Ричард приказал не придерживаться придворного этикета. Те, кто сыграл важную роль в поражении Комненуса, сидели с Ричардом за королевским столом. Как проявление особой милости короля, Саймона посадили слева от Джоанны, а Элинор – сразу за ним. Элинор не могла оторвать глаз от Саймона и, пока Ричард говорил, нетерпеливо прошептала:
– Ты ранен?
– Нет, – ответил Саймон, стараясь улыбнуться.– На мне нет ни царапинки.
– Саймон, не лги мне.
– Я говорю правду. Сопротивление было настолько слабым, что было бы чудом, если бы в меня что-то попало.
– Я тебе не верю, – вскрикнула Элинор, – ты выглядишь бледным, как от потери крови.
Рука Саймона сжала запястье Элинор, но было уже поздно. Все, включая короля, повернули головы в их сторону. Саймон действительно выглядел как человек, потерявший много крови. Его покрытое потом лицо было землисто-серого цвета, а дыхание было частым и неровным. Хотя его слабость и уменьшилась после того, как он освободил свой желудок от завтрака, он все еще чувствовал себя недостаточно хорошо, чтобы что-либо есть и пить. Его еда и питье стояли перед ним нетронутыми. Король перевел взгляд с лица Саймона на его тарелку и кубок.
– Нужна соленая рыба, – произнес он.
Все с удивлением посмотрели на него, но двое других рыцарей с юга Франции согласно закивали головами.
– Гарри, – приказал Ричард молодому слуге, стоявшему позади него, – сейчас же принеси мне соленой рыбы.
Слуга убежал, а Ричард снова повернулся к Саймону:
– Когда ты почувствовал себя плохо? – спросил он. Саймон открыл рот, чтобы все отрицать, но, перехватив злой взгляд Элинор, ответил:
– Когда побежал, чтобы поймать лошадь, милорд.
– Вот видишь, – сказал Ричард, – это происходит, когда много времени проводишь в стране, где никогда не светит солнце и часто идет дождь.
Слуга вернулся с полным подносом селедки. Ричард послал его к Саймону.
– Ешь, – приказал он.
Саймон конвульсивно сглотнул, на лбу у него выступили капли пота. Ричард расхохотался.
– Я знаю, что в этот момент ты хотел бы убить меня, но, клянусь Богом, я хочу тебе только добра. Ешь, я сказал. Сейчас же.
Напуганная тем, что она причинила Саймону, Элинор поспешно отрезала от рыбы хвост и голову и порезала ее на три маленьких кусочка, выбрав кости и сняв кожу. Она наколола один кусочек на нож Саймона и подала это ему, глядя на него полными слез глазами. Саймон взял нож и, с трудом разжав зубы, протолкнул кусок рыбы себе в рот. Его взгляд был устремлен на стол, и всеми клеточками своего тела он сопротивлялся перевороту в своем желудке.
Вкус, к его изумлению, был чрезвычайно приятен. Горько-соленый аромат мгновенно очистил его рот от слизи. Саймон прожевал, проглотил, наколол другой кусок и затолкнул его себе в рот. Чувство тошноты уменьшилось.
– Спасибо, милорд, – воскликнул Саймон, когда румянец начал возвращаться к нему. Ричард снова рассмеялся.
– Как только вкус станет не таким приятным, остановись. Ты, который не привык сражаться под горячим солнцем, должен всегда возить с собой соленое мясо или рыбу, иначе тебя опять поразит та же болезнь.
Он повернулся к Беренгарии, которая восхваляла его мудрость, и объяснил, что он научился этому у вассала своей матери, который был с ним в крестовом походе. Саймон облегченно вздохнул и запил еще несколько кусочков рыбы вином. Затем он уже по-настоящему улыбнулся Элинор и с аппетитом принялся за обед.
Вечер, которого он боялся, оказался довольно приятным. Когда Элинор увидела, что его слабость не позволяет ему танцевать, она потащила его посмотреть на роскошь захваченного дворца. Сначала Саймон подозревал, что ею двигали совершенно другие мотивы, но Элинор была действительно потрясена тем, что увидела. Саймона привели в восхищение мраморные ванны и террасы, украшенные мозаикой. Ему хватило нескольких минут, чтобы понять, что кусочки камней составляли картины, если смотреть на них с определенного расстояния. Люди, изображенные на картинах, если их можно было так назвать, были определенно первобытными, жившими еще до пришествия Христа. Это было странное племя. Ближайшей была удивительно уродливая женщина, вокруг головы, которой обвивались змеи. За ней был изображен красавец-мужчина с конечностями козла. Они бы подумали, что это портрет сатаны, не играй он на волынке. На другой стороне был изображен ребенок с маленькими крылышками за спиной. За ребенком виднелась девушка, чьи руки были ветвями дерева, а ноги – его корнями. Еще было множество других существ, которых Саймон не смог разглядеть. Все они отличались друг от друга, и единственной общей чертой у них была абсолютная нагота.
Саймон сделал несколько осторожных безразличных замечаний, и Элинор, подавляя смех, увела его. Их следующей остановкой была спальня императора. Здесь Саймон презрительно хмыкнул, увидев позолоченную кровать, украшенные драгоценными камнями чаши, кувшины и вазы.
– Он напоминает мне человека, которого привели показать королю на Родосе. Убранство его было редкостной красоты – белое, розовое, золотое, но внутри – нечто бесформенное, худое, серое.
– Ты совершенно прав, считая, что человек, обитавший здесь, был существом отвратительным, – сказала Элинор, поднимая свечу так, чтобы свет падал на картины, висевшие на стене.
Саймон взглянул на то место, которое она ему освещала, и тут же отвел взгляд. Не было нужды упрекать Элинор, эти картины тоже не доставляли ей удовольствия. На них были изображены люди, по двое, по трое, четверо и пятеро предававшиеся акту любви.
– Все они одинаковы, или даже хуже, – брезгливо заметила Элинор, обойдя комнату.
– Надо это убрать, – приказал Саймон.– Я не уверен, планирует ли король использовать эти комнаты, но они ему явно не понравятся. И если он захочет разместить здесь леди Беренгарию – посмотрите, можно ли это заменить чем-нибудь более приличным. Если нет, то лучше оставить голые стены.
Остальные комнаты были менее оскорбительными. Они нашли другие украшения, чтобы заменить картины в спальне императора. Наконец, они пришли в часовню, которую Саймон внимательно осмотрел. Он нашел фрески, изображающие Христа в шелках и драгоценностях, богохульными и, в конце концов, пришел к выводу, что великолепие угнетает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67