Юноша направился к дверям крытого склада, но у дверей его встретил секретарь, отчаянно размахивая руками. Он разговаривал только на своем языке, но при помощи мимики и жестов ему удалось объяснить Кашелу, что там ничего уже не осталось. Юноша направился к последнему сундуку, одиноко стоявшему посреди двора. Надо отметить, что хотя стиль работы серианцев казался Кашелу суетливым и беспорядочным, дело свое они сделали. Пожалуй, если такая галдящая команда выйдет по осени в поле, то сведет с ума любого нормального хозяина. Тем больше будет он удивлен, увидев свой урожай убранным в срок.
— Кашел, — услышал он специальный голос феи. Этот ровный тон Мелли использовала, когда время для шуток кончалось. — Пора ретироваться, они идут.
— А? — не понял юноша.
Где-то затрещало ломающееся дерево. Секретарь выскочил из здания фактории и, отчаянно вереща не ходу, помчался к причалу. Снова раздался треск — входные двери ломались под напором уличной толпы. Должно быть, они использовали таран: уж больно быстро все произошло, да и стука топоров не было слышно. Просто два толчка — и толпа ворвалась внутрь.
Раньше Кашел оставил свой посох неподалеку от ворот, прислонив его к стене. Удостоверившись, что любимое оружие на месте, юноша наклонился и обеими руками подхватил тяжеленный сундук: правая держит за заднюю ручку, а левая поддерживает ношу снизу. Похоже, в ящике была керамика, впрочем, сейчас это не имело ни малейшего значения.
Трое кривоногих горцев поспешно выкатились из здания фактории. Последний из них отставал — кровь сочилась из глубокого пореза на бедре, зато в руке он сжимал окровавленное ухо противника. Кашел встал поудобнее и приготовился к броску.
В этот момент в дверях показались уличные хулиганы — молодчики типа тех, с кем ему пришлось сражаться в день знакомства с Дженом и Фразой. Ба, а это кто? За спиной мятежников топтались охранники Темо — видно, громоздкое оружие помешало им оказаться в передних рядах атакующих. Кашел напрягся и швырнул в гущу толпы свой сундук — так, как кидал дома на спор огромные валуны во время Праздника Урожая.
Он не знал точно, сколько весу в его метательном снаряде — может, две сотни фунтов или около того. Во всяком случае, бросок развернул парня на сто восемьдесят градусов.
Зато деревянная дурында достигла своей цели — врезалась в шеренгу нападавших где-то на уровне груди. Людской заслон развалился, чего нельзя сказать о сундуке: все той же монолитной глыбой он влетел в гущу напиравшей толпы. Стоит ли говорить о состоянии тех, кто оказался на его пути? Человеческой плоти трудно тягаться в прочности с закаленной древесиной…
Схватив на ходу свой посох, Кашел бросился к носовым сходням. Он не поддавался панике, но достаточно быстро двигался вдоль причала, вдоль раскачивающихся бумажных фонариков. Все матросы были уже на борту «Золотого Дракона», но несколько горцев подзадержались на набережной.
Они решили поддержать героическую борьбу Кашела с нападавшими, выпустив стрелы из своих изогнутых луков. Пара глухих «крак!» обозначила попадание в деревянный щиты темовских охранников, но, судя но пронзительным крикам из толпы, остальные стрелы нашли свои цели.
— Вниз! — взвизгнула Мелли, и парень, не задумываясь, поднырнул на бегу. В самое время: смертоносный снаряд просвистел у него прямо над головой. Ухмыляющийся лучник сидел, обвив ногами перекладину главной мачты «Дракона». Да уж, Мелли предупреждала, что горцы не очень меткие стрелки…
Обычно корабли покидали порт с помощью гребных буксиров, но сегодня ночью ситуация была экстраординарная. Помощи ждать не приходилось, и матросы изо всех сил отталкивались шестами от причала, пытаясь сдвинуть «Золотой Дракон» с места. Сходни пока еще не убирали, и отставшие горцы карабкались по ним на манер лесных обезьян.
Кашел не спешил последовать за ними. Стоя у трапа, он развернулся лицом к фактории.
— Мелли, дорогая, — сказал он, не рассчитывая, что фея услышит его, — тебе бы лучше убраться отсюда.
Фонари, раскачивавшиеся у него над головой, бросали мягкий, сказочный свет на набережную.
Из тысяч мятежников, бузивших на Портовой улице, всего несколько десятков прорвались в задний двор. Остальные задержались в здании фактории — оттуда доносился треск ломающейся мебели и звон выбитых окон. Слава Госпоже, весь груз, за исключением того ящика, что Кашел метнул в толпу, находился на борту корабля.
Первыми во внутренний двор выбежали двое темовских охранников. Это были не те, которые приняли на грудь сундук Кашела — те бедолаги сейчас, наверное, баюкали сломанные ребра, если не что похуже. Их товарищи вели себя куда осмотрительнее — щитами они прикрывались от стрел горцев и настороженно оглядывались.
— Сюда! — крикнул один из охранников. — Проклятые дьяволопоклонники прячутся здесь!
Они осторожно, бочком, двинулись вперед. Из дома выбежал еще один охранник вместе с десятком горожан. Кто-то из них был с ног до головы вымазан кровью, явно не своей. Окна на втором этаже фактории ярко осветились — мятежники подожгли контору серианцев.
Еще несколько стрел просвистело в направлении толпы, но, к сожалению, горцы были скорее охотники, чем солдаты. Их колчаны представляли собой узкие бамбуковые трубки, куда помещалось всего по три-четыре стрелы.
Кашел продолжал стоять на месте, поджидая нападающих. Он зорко следил за всеми перемещениями бандитов, не обращая ни малейшего внимания на их лица. Лица сейчас ничего не значили. Новые мятежники высыпали во двор фактории.
Заметив Кашела, стражники принялись размахивать мечами.
— Хватай его! — крикнул один из них, делая обманный выпад в сторону юноши. Второй пер вперед, прикрывая голову высоко поднятым щитом. Кашел размахнулся и по широкой дуге прошелся своим посохом в районе коленок незадачливого охранника.
Вопя от боли, парень рухнул, как подкошенный. Шлем отлетел в сторону, меч брякнулся об землю. Третий стражник, бежавший следом, споткнулся о своего товарища и свалился поверх него. Кашел улучил минутку и от души шлепнул его по затылку деревянной ручкой посоха. Готов…
Юноша принялся вращать перед собой посох, перехватывая его попеременно двумя руками. Он глядел на толпу сквозь круговерть деревяшки и молчал.
Уцелевший охранник, прихрамывая, пробирался к сходням. Он не обнаруживал ни малейшего желания свести знакомство с человеком, швыряющимся тяжеленными сундуками. Несколько десятков горожан толпилось на набережной. Число их росло по мере того, как разгорался пожар в здании фактории.
Многие были вооружены дубинками или металлическими прутьями, виднелось даже несколько мечей. Кто-то из толпы кинул одинокий камень, но тот улетел в сторону, попав в орбиту вращения Кашеловского посоха. Благодарение Госпоже, мятежники не прихватили с собой больше метательных снарядов, а во дворе фактории это добро отсутствовало.
Кашел рискнул бросить быстрый взгляд через плечо назад. Судно, перегруженное товаром, все никак не могло оторваться от берега. Некоторые мятежники прыгали через зазор, пытаясь помешать кораблю отчалить. Кто-то швырнул горящий фонарь. Бумага вспыхнула, горящее масло потекло по палубе, грозя пожаром всему судну.
Кашел полностью сосредоточился на вращающемся посохе. Все прочее отступило в сторону. На металлических ободах посоха танцевали голубые искры, холодные, как иней в зимнем лесу.
Посох вращался все быстрее. Казалось, руки юноши не способны выдерживать такой бешеный темп, но они продолжали работать… Рассекая воздух, создавая свистящий, рычащий ветер.
«Золотой Дракон» наконец отчалил от берега. Сходни выскользнули из-под ног Кашела и шлепнулись в воду. Юноша продолжал стоять на прежнем месте с крутящимся посохом в руках. Металлические наконечники описывали в воздухе сплошной светящийся круг, державший напуганную толпу на расстоянии.
— Прыгай! — раздался крик Мелли.
И Кашел прыгнул назад, перемахнув через нос судна и грохнувшись на палубу. Корабль задрожал, до не прервал своего скольжения от берега. Юноша лежал на животе, чувствуя: сил не осталось ни на что. Даже дышать…
Из отверстий в корпусе показались длинные весла, капитан покрикивал на матросов и пощелкивал своим шипастым хлыстом. Толпа с набережной снова ломанула в ворота, слишком напуганная, чтоб осознать: здание охвачено огнем и вот-вот рухнет им на голову.
— Ты такой сильный, Кашел! — проворковала фея, прижимаясь к его уху.
В этот момент над кораблем раздались истошные вопли, как будто резали свинью. Одному из мятежников сильно не повезло — он остался на «Золотом Драконе». Несколько смеющихся горцев пришпилили его к палубе, в то время как их вожак пилил ему горло костяным ножом.
Кашел изо всех сил стиснул в руках посох, глубоко вздохнул и позволил себе нырнуть в забытье, освещаемое вспышками голубого пламени.
6
До той поры, пока Шарине удавалось задерживать дыхание, наиболее удивительной вещью в селении Плавучего Народа ей представлялся айсберг в его центре. Он блестел в солнечных лучах, как огромный драгоценный камень в оправе из обтянутых шкурами лодок. Величина ледяной горы подавляла и снижала впечатление от жилищ Плавучих Людей, просто поразительных по обычным человеческим стандартам.
Но стоило девушке вздохнуть — и снова самые сильные ее чувства были связаны с запахом, царившим в деревне.
— Полагаю, рано или поздно я привыкну, — пробормотала Шарина, и на данный момент это пугало ее больше.
Четверо путешественников находились внутри лодки Лежебоки. Девушка с отшельником сидели рядом на корточках лицом по ходу движения. Аристократы находились тут же рядом, так близко, что колени Азеры почти касались шарининых.
Когда маленькая экспедиция достигла деревни, команда Лежебоки быстренько подогнала челнок к собственному жилищу — одной из шестидесяти-восьмидесяти одинаковых лодок, связанных веревками в один большой круг с айсбергом в центре. Когда с этим делом было покончено, китобойные ялики со всеми взрослыми членами семейства тронулись в направлении двух жилых лодок, связанных на манер катамарана и располагавшихся в полумиле по периметру круга.
— Куда они нас везут? — спросил Медер; он уже не добавлял уничижительное «человек», обращаясь к Нониусу. Правда, Шарина затруднялась определить, что было тому причиной: признание авторитета отшельника или простой страх.
— В королевскую резиденцию, — кивнул в сторону спаренных лодок отшельник. — Там живет король со всей своей семьей и охраной. Видите, корпуса лодок соединяются палубой, на которой обычно собираются граждане для проведения совета.
— Граждане? — недоверчиво переспросила девушка.
— Те, кто способен принимать участие в охотничьих вылазках, — пояснил Ноннус, — считаются гражданами поселения. В противном случае ты становишься собственностью того жителя, который соглашается тебя кормить. Если же таковых не находится… что ж, море вокруг большое.
Четверку иноземцев поместили внутрь жилой лодки Лежебоки, пока туземцы привязывали их челнок снаружи. Шарина получила возможность разглядеть остальных членов семейства: два десятка детей не достигших отроческого возраста, и шестеро престарелых взрослых — только один из них был мужчиной. На прибывших глядели с отвращением, смешанным с благоговейным страхом.
Дети те, вообще, старались не попадаться на глаза чужакам.
Один мальчонка и вовсе спрятался, свесившись за борт лодки. Он исчезал всякий раз, когда Шарина бросала взгляд в его сторону — лишь костяшки пальцев белели на краю борта, и пробочкой выскакивал, когда опасность, в его понимании, миновала. Наверное, ноги его болтались в воде. Впрочем, похоже, никого из Плавучих Людей не волновало соседство с холодной водой.
Трехпалый стоял на носу лодки Лежебоки. Судя по всему, он являлся хозяйским сыном, хотя Шарина подозревала, что родственные связи в этом племени были крайне перепутаны.
Время от времени, с периодичностью в двадцать ударов весла, Трехпалый подносил к губам спиральную аммонитовую раковину и изо всех сил дул в нее. Если б удалось распрямить раковину, получился бы отличный горн восьми футов длиной. Поверхность аммонита отливала на солнце легким перламутровым блеском… Совершенно неожиданно красота этого зрелища примирила Шарину с той вонью, что царила вокруг.
Ноннус также рассматривал горн.
— Говорят, Плавучие Люди поклоняются Великим из Глубины, — сказал он, понизив голос до шепота. — Правда, люди много чего говорят. И о пьюльцах тоже…
Отшельник грустно улыбнулся своим воспоминаниям:
— Обычно правда и сама по себе достаточна отвратительна…
Прислушиваясь к словам старика, Медер с живейшим интересом разглядывал окружавшую его картину. В противоположность ему, госпожа прокуратор сидела молча, с абсолютно отрешенным видом — слишком измученная для выражения хоть каких-то чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
— Кашел, — услышал он специальный голос феи. Этот ровный тон Мелли использовала, когда время для шуток кончалось. — Пора ретироваться, они идут.
— А? — не понял юноша.
Где-то затрещало ломающееся дерево. Секретарь выскочил из здания фактории и, отчаянно вереща не ходу, помчался к причалу. Снова раздался треск — входные двери ломались под напором уличной толпы. Должно быть, они использовали таран: уж больно быстро все произошло, да и стука топоров не было слышно. Просто два толчка — и толпа ворвалась внутрь.
Раньше Кашел оставил свой посох неподалеку от ворот, прислонив его к стене. Удостоверившись, что любимое оружие на месте, юноша наклонился и обеими руками подхватил тяжеленный сундук: правая держит за заднюю ручку, а левая поддерживает ношу снизу. Похоже, в ящике была керамика, впрочем, сейчас это не имело ни малейшего значения.
Трое кривоногих горцев поспешно выкатились из здания фактории. Последний из них отставал — кровь сочилась из глубокого пореза на бедре, зато в руке он сжимал окровавленное ухо противника. Кашел встал поудобнее и приготовился к броску.
В этот момент в дверях показались уличные хулиганы — молодчики типа тех, с кем ему пришлось сражаться в день знакомства с Дженом и Фразой. Ба, а это кто? За спиной мятежников топтались охранники Темо — видно, громоздкое оружие помешало им оказаться в передних рядах атакующих. Кашел напрягся и швырнул в гущу толпы свой сундук — так, как кидал дома на спор огромные валуны во время Праздника Урожая.
Он не знал точно, сколько весу в его метательном снаряде — может, две сотни фунтов или около того. Во всяком случае, бросок развернул парня на сто восемьдесят градусов.
Зато деревянная дурында достигла своей цели — врезалась в шеренгу нападавших где-то на уровне груди. Людской заслон развалился, чего нельзя сказать о сундуке: все той же монолитной глыбой он влетел в гущу напиравшей толпы. Стоит ли говорить о состоянии тех, кто оказался на его пути? Человеческой плоти трудно тягаться в прочности с закаленной древесиной…
Схватив на ходу свой посох, Кашел бросился к носовым сходням. Он не поддавался панике, но достаточно быстро двигался вдоль причала, вдоль раскачивающихся бумажных фонариков. Все матросы были уже на борту «Золотого Дракона», но несколько горцев подзадержались на набережной.
Они решили поддержать героическую борьбу Кашела с нападавшими, выпустив стрелы из своих изогнутых луков. Пара глухих «крак!» обозначила попадание в деревянный щиты темовских охранников, но, судя но пронзительным крикам из толпы, остальные стрелы нашли свои цели.
— Вниз! — взвизгнула Мелли, и парень, не задумываясь, поднырнул на бегу. В самое время: смертоносный снаряд просвистел у него прямо над головой. Ухмыляющийся лучник сидел, обвив ногами перекладину главной мачты «Дракона». Да уж, Мелли предупреждала, что горцы не очень меткие стрелки…
Обычно корабли покидали порт с помощью гребных буксиров, но сегодня ночью ситуация была экстраординарная. Помощи ждать не приходилось, и матросы изо всех сил отталкивались шестами от причала, пытаясь сдвинуть «Золотой Дракон» с места. Сходни пока еще не убирали, и отставшие горцы карабкались по ним на манер лесных обезьян.
Кашел не спешил последовать за ними. Стоя у трапа, он развернулся лицом к фактории.
— Мелли, дорогая, — сказал он, не рассчитывая, что фея услышит его, — тебе бы лучше убраться отсюда.
Фонари, раскачивавшиеся у него над головой, бросали мягкий, сказочный свет на набережную.
Из тысяч мятежников, бузивших на Портовой улице, всего несколько десятков прорвались в задний двор. Остальные задержались в здании фактории — оттуда доносился треск ломающейся мебели и звон выбитых окон. Слава Госпоже, весь груз, за исключением того ящика, что Кашел метнул в толпу, находился на борту корабля.
Первыми во внутренний двор выбежали двое темовских охранников. Это были не те, которые приняли на грудь сундук Кашела — те бедолаги сейчас, наверное, баюкали сломанные ребра, если не что похуже. Их товарищи вели себя куда осмотрительнее — щитами они прикрывались от стрел горцев и настороженно оглядывались.
— Сюда! — крикнул один из охранников. — Проклятые дьяволопоклонники прячутся здесь!
Они осторожно, бочком, двинулись вперед. Из дома выбежал еще один охранник вместе с десятком горожан. Кто-то из них был с ног до головы вымазан кровью, явно не своей. Окна на втором этаже фактории ярко осветились — мятежники подожгли контору серианцев.
Еще несколько стрел просвистело в направлении толпы, но, к сожалению, горцы были скорее охотники, чем солдаты. Их колчаны представляли собой узкие бамбуковые трубки, куда помещалось всего по три-четыре стрелы.
Кашел продолжал стоять на месте, поджидая нападающих. Он зорко следил за всеми перемещениями бандитов, не обращая ни малейшего внимания на их лица. Лица сейчас ничего не значили. Новые мятежники высыпали во двор фактории.
Заметив Кашела, стражники принялись размахивать мечами.
— Хватай его! — крикнул один из них, делая обманный выпад в сторону юноши. Второй пер вперед, прикрывая голову высоко поднятым щитом. Кашел размахнулся и по широкой дуге прошелся своим посохом в районе коленок незадачливого охранника.
Вопя от боли, парень рухнул, как подкошенный. Шлем отлетел в сторону, меч брякнулся об землю. Третий стражник, бежавший следом, споткнулся о своего товарища и свалился поверх него. Кашел улучил минутку и от души шлепнул его по затылку деревянной ручкой посоха. Готов…
Юноша принялся вращать перед собой посох, перехватывая его попеременно двумя руками. Он глядел на толпу сквозь круговерть деревяшки и молчал.
Уцелевший охранник, прихрамывая, пробирался к сходням. Он не обнаруживал ни малейшего желания свести знакомство с человеком, швыряющимся тяжеленными сундуками. Несколько десятков горожан толпилось на набережной. Число их росло по мере того, как разгорался пожар в здании фактории.
Многие были вооружены дубинками или металлическими прутьями, виднелось даже несколько мечей. Кто-то из толпы кинул одинокий камень, но тот улетел в сторону, попав в орбиту вращения Кашеловского посоха. Благодарение Госпоже, мятежники не прихватили с собой больше метательных снарядов, а во дворе фактории это добро отсутствовало.
Кашел рискнул бросить быстрый взгляд через плечо назад. Судно, перегруженное товаром, все никак не могло оторваться от берега. Некоторые мятежники прыгали через зазор, пытаясь помешать кораблю отчалить. Кто-то швырнул горящий фонарь. Бумага вспыхнула, горящее масло потекло по палубе, грозя пожаром всему судну.
Кашел полностью сосредоточился на вращающемся посохе. Все прочее отступило в сторону. На металлических ободах посоха танцевали голубые искры, холодные, как иней в зимнем лесу.
Посох вращался все быстрее. Казалось, руки юноши не способны выдерживать такой бешеный темп, но они продолжали работать… Рассекая воздух, создавая свистящий, рычащий ветер.
«Золотой Дракон» наконец отчалил от берега. Сходни выскользнули из-под ног Кашела и шлепнулись в воду. Юноша продолжал стоять на прежнем месте с крутящимся посохом в руках. Металлические наконечники описывали в воздухе сплошной светящийся круг, державший напуганную толпу на расстоянии.
— Прыгай! — раздался крик Мелли.
И Кашел прыгнул назад, перемахнув через нос судна и грохнувшись на палубу. Корабль задрожал, до не прервал своего скольжения от берега. Юноша лежал на животе, чувствуя: сил не осталось ни на что. Даже дышать…
Из отверстий в корпусе показались длинные весла, капитан покрикивал на матросов и пощелкивал своим шипастым хлыстом. Толпа с набережной снова ломанула в ворота, слишком напуганная, чтоб осознать: здание охвачено огнем и вот-вот рухнет им на голову.
— Ты такой сильный, Кашел! — проворковала фея, прижимаясь к его уху.
В этот момент над кораблем раздались истошные вопли, как будто резали свинью. Одному из мятежников сильно не повезло — он остался на «Золотом Драконе». Несколько смеющихся горцев пришпилили его к палубе, в то время как их вожак пилил ему горло костяным ножом.
Кашел изо всех сил стиснул в руках посох, глубоко вздохнул и позволил себе нырнуть в забытье, освещаемое вспышками голубого пламени.
6
До той поры, пока Шарине удавалось задерживать дыхание, наиболее удивительной вещью в селении Плавучего Народа ей представлялся айсберг в его центре. Он блестел в солнечных лучах, как огромный драгоценный камень в оправе из обтянутых шкурами лодок. Величина ледяной горы подавляла и снижала впечатление от жилищ Плавучих Людей, просто поразительных по обычным человеческим стандартам.
Но стоило девушке вздохнуть — и снова самые сильные ее чувства были связаны с запахом, царившим в деревне.
— Полагаю, рано или поздно я привыкну, — пробормотала Шарина, и на данный момент это пугало ее больше.
Четверо путешественников находились внутри лодки Лежебоки. Девушка с отшельником сидели рядом на корточках лицом по ходу движения. Аристократы находились тут же рядом, так близко, что колени Азеры почти касались шарининых.
Когда маленькая экспедиция достигла деревни, команда Лежебоки быстренько подогнала челнок к собственному жилищу — одной из шестидесяти-восьмидесяти одинаковых лодок, связанных веревками в один большой круг с айсбергом в центре. Когда с этим делом было покончено, китобойные ялики со всеми взрослыми членами семейства тронулись в направлении двух жилых лодок, связанных на манер катамарана и располагавшихся в полумиле по периметру круга.
— Куда они нас везут? — спросил Медер; он уже не добавлял уничижительное «человек», обращаясь к Нониусу. Правда, Шарина затруднялась определить, что было тому причиной: признание авторитета отшельника или простой страх.
— В королевскую резиденцию, — кивнул в сторону спаренных лодок отшельник. — Там живет король со всей своей семьей и охраной. Видите, корпуса лодок соединяются палубой, на которой обычно собираются граждане для проведения совета.
— Граждане? — недоверчиво переспросила девушка.
— Те, кто способен принимать участие в охотничьих вылазках, — пояснил Ноннус, — считаются гражданами поселения. В противном случае ты становишься собственностью того жителя, который соглашается тебя кормить. Если же таковых не находится… что ж, море вокруг большое.
Четверку иноземцев поместили внутрь жилой лодки Лежебоки, пока туземцы привязывали их челнок снаружи. Шарина получила возможность разглядеть остальных членов семейства: два десятка детей не достигших отроческого возраста, и шестеро престарелых взрослых — только один из них был мужчиной. На прибывших глядели с отвращением, смешанным с благоговейным страхом.
Дети те, вообще, старались не попадаться на глаза чужакам.
Один мальчонка и вовсе спрятался, свесившись за борт лодки. Он исчезал всякий раз, когда Шарина бросала взгляд в его сторону — лишь костяшки пальцев белели на краю борта, и пробочкой выскакивал, когда опасность, в его понимании, миновала. Наверное, ноги его болтались в воде. Впрочем, похоже, никого из Плавучих Людей не волновало соседство с холодной водой.
Трехпалый стоял на носу лодки Лежебоки. Судя по всему, он являлся хозяйским сыном, хотя Шарина подозревала, что родственные связи в этом племени были крайне перепутаны.
Время от времени, с периодичностью в двадцать ударов весла, Трехпалый подносил к губам спиральную аммонитовую раковину и изо всех сил дул в нее. Если б удалось распрямить раковину, получился бы отличный горн восьми футов длиной. Поверхность аммонита отливала на солнце легким перламутровым блеском… Совершенно неожиданно красота этого зрелища примирила Шарину с той вонью, что царила вокруг.
Ноннус также рассматривал горн.
— Говорят, Плавучие Люди поклоняются Великим из Глубины, — сказал он, понизив голос до шепота. — Правда, люди много чего говорят. И о пьюльцах тоже…
Отшельник грустно улыбнулся своим воспоминаниям:
— Обычно правда и сама по себе достаточна отвратительна…
Прислушиваясь к словам старика, Медер с живейшим интересом разглядывал окружавшую его картину. В противоположность ему, госпожа прокуратор сидела молча, с абсолютно отрешенным видом — слишком измученная для выражения хоть каких-то чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94