– просипел Кактус. С трудом поднявшись, он отправился будить Иннота.
– Что за вздор, какой ещё удав? Ты разыгрываешь меня… – тут Иннот наконец проснулся окончательно. – Говоришь, удав? И большой?
– Не знаю, что ты понимаешь под словом «большой», – ядовито ответил Кактус. – Но мне вполне хватило, можешь не сомневаться!
Друзья быстренько разживили огонь. Кактус трясущимися руками поставил чайник, в то время как Иннот отправился в лес и приволок, отдуваясь, несостоявшегося душителя. Змеюга оказалась почти семиметровой длины.
– Да, знатная добыча! – хмыкнул Иннот. – Твой летальный клистир, как всегда, не подвёл. И как ты думаешь ею распорядиться?
– Кончай прикалываться, – простонал Кактус. – Я теперь всю ночь заснуть не смогу!
– Знаешь, вообще-то, как раз теперь можешь спать совершенно спокойно. По закону вероятности, нас вряд ли кто-нибудь ещё потревожит!
– Мне бы твою уверенность… – и безутешный Кактус забрался в телегу.
Некоторое время Иннот сидел у костра, задумчиво разглядывая змею. Потом решительно поднялся, достал из своих пожиток небольшой каменный нож и принялся за работу. Как и всякий опытный путешественник, он предпочитал кремневое лезвие стальному.
Утром друзей разбудил Громила – его очередь дежурить была последней.
– Вставайте, лежебоки! Утро чудесное, золото ждёт! – добродушно пробасил он.
Утро и впрямь было чудесным – тихое, светлое. Над поляной плыли струйки просвеченного солнцем тумана, переплетаясь в причудливые косицы.
Джихад откинула брезент и потянулась.
– А чем это так вкусно пахнет, а?
– Кто-то из парней соорудил шашлыки. – Громила держал в лапе прутик с нанизанными на него кусочками мяса и вдумчиво пережевывал. Губы его лоснились от жира. – Малость жестковато, конечно, но для полевой кухни – очень даже ничего!
– Вегетарианец! – с укором сказала ему Джихад. – Иннот, это твоих рук дело?
– Добыча Кактусова, готовка моя, – довольно сказал Иннот. – Бери ещё, Гро, не стесняйся! Мяса у нас много!
– Если ты думаешь, что я теперь обойдусь без каши, ты глубоко ошибаешься. – Громила погрозил ему пальцем. – И вообще! Шашлык вегетарианству не помеха, если в меру, конечно.
– Сюда бы лучку зелёного, да петрушечки с помидорчиком, да винца красненького… – размечтался Иннот.
– Да, пожалуй. – Джихад сполоснула лицо, присела у огня и с интересом разжевала кусочек. – Что же это всё-таки за зверь? Немножко похоже на печёный банан… И почему-то на кальмара. Что вы такое завалили?
– Не мы, а Кактус. Да пусть он сам расскажет! – ухмылялся Иннот. – Не хочу портить ему историю.
Из телеги тем временем выбрался опухший и всклокоченный Кактус. Охая и припадая на одну ногу, он подошел к костру и взял себе шашлык.
– Я разбит и покалечен, – невнятно произнёс он с полным ртом. – Сегодня меня не беспокойте. Мне нужен длительный отдых.
– Ты бы хоть умылся! – с укором сказала ему Джихад. – Вон же ручей неподалёку!
– Зарядку тоже не помешало бы сделать! – подхватил Громила. – Эту, как её… Утреннюю гимнастику!
– Умываться по утрам – это предрассудки, – отозвался Кактус. – А лучшая гимнастика, на мой взгляд, – это секс с двумя девчонками одновременно… Чего это у вас такое вкусное, а? Помнится, свежего мяса мы с собой не брали, только сушеное…
– Твоя ночная добыча, – небрежно ответил Иннот, бросая в костёр полностью обглоданный прутик.
– Какая ещё… Ох!
Кактус судорожно сглотнул и медленно обвёл всех взглядом.
– Вы знаете, ЧТО вы сейчас едите? – сдавленно спросил он.
– Нет, а что это?
– Что это?!! Это, блин, огромная мерзкая змея, вот что это такое!!!
Громила и Джихад перестали жевать и недоумевающе посмотрели на Кактуса.
– Ну чего вы на меня так смотрите! Это же не я его, блин, приготовил, а Иннот!! К-кулинар хренов!!!
– Ну и чего ты так расшумелся? – невозмутимо ответил Иннот, уплетая добавку. – Подумаешь, змея! Пока вы не знали, всем было очень вкусно. Расслабьтесь, ребята! Горные племена, между прочим, считают такое за деликатес. А если вы опасаетесь Кактусова яда, то зря – я выбирал те места, куда его колючки не попали, да и прожарил хорошо. Шашлычок на можжевеловых веточках, всё как положено…
– Мог бы и предупредить, – проворчал обезьянец. Джихад некоторое время переводила взгляд с Иннота на Кактуса, потом осторожно откусила ещё кусочек.
– Н-не так уж скверно, конечно… Но Громила прав – в следующий раз, пожалуйста, предупреждай, когда затеешь что-нибудь такое.
– Духи предков! Меня сейчас стошнит… – простонал Кактус.
– Послушайте, друзья, здесь вам не ресторан! – рассердился Иннот. – Между прочим, ещё неизвестно, что нам придётся жрать, если мы израсходуем в пути все наши припасы! И вообще, Кактус, ты же ешь, например, моллюсков? Да и жаркое из аллигатора, помнится, мы с тобой как-то заказывали.
– Не помню такого… Наверное, я был смертельно пьян.
– А на что похож аллигатор? – заинтересовался Громила. Он уже вполне оправился от лёгкого шока и потянулся за новой порцией.
– Как ни странно, на курятину.
Шашлыков хватило на всех. Кактус, правда, так и не решился продолжить трапезу; зато Джихад, преодолев в конце концов предрассудки, умяла ещё одну порцию. Громила, естественно, не позволил друзьям забыть про кашу; в общем, завтрак оказался достоин хорошего обеда. Когда компания наконец собралась и залезла в телегу, солнце поднялось уже высоко.
– И какого мне вообще-то надо? – вопрошал Иннот, скинув пончо и подставив его лучам туго набитое пузо. – Чего я не видел в этом вашем Бэбилоне? Поселюсь где-нибудь в лесу, буду каждый день ходить на охоту… Излишки мяса стану обменивать у каких-нибудь сельских куки на самогонку… Нет, правда! Так-то что не жить?!
– Да тебе через неделю надоест, а то и раньше! – лениво отвечала Джихад.
Девушка тоже разделась, насколько это позволяли приличия, оставив лишь кусок ткани вокруг бёдер и повязав платком грудь.
– Захочется газетку почитать свежую, душ принять, да хотя бы просто от москитов избавиться!
– Москиты меня не особо волнуют, – зевнул Иннот. – У меня шкура дублёная. Но в одном ты права, конечно: без газет будет скучно. И ещё без курева.
– Это Хлю тебя приучил к своему любимому зелью? – хмыкнул Громила.
– Угу. Страшно прилипчивая оказалась привычка.
Дорога петляла между высоких, поросших лесом холмов, забираясь всё выше и выше. Вскоре навстречу стали попадаться одиноко торчащие скалы и каменистые осыпи. Пару раз Иннот вытаскивал монетку и уточнял направление. Через несколько часов пути дорога решительно свернула направо. Кактус тяжело вздохнул и отпустил вожжи. В нужном направлении вела узенькая, поросшая травой тропинка, окружённая с обеих сторон высокой стеной бамбуковых зарослей.
– Ну вот и приехали, – констатировал Иннот, следя за перемещениями медной стрелки. – Давайте выгружаться, господа убийственные артисты, – нам прямо.
Мула распрягли и отпустили на все четыре стороны (он принял это всё с тем же философским спокойствием), а компания принялась упаковывать груз. Львиную долю взял на себя Громила. Огромный растафарианский барабан, с которым Иннот категорически не пожелал расстаться, аккуратно вскрыли и наполнили разнообразным снаряжением – в основном таким, которое могло вызвать у пиратов подозрения: мотками каната, деревянными якорями-кошками и стоеросовыми палицами. Джихад со вздохом сожаления рассталась со своими стамесками. Барабан обвязали верёвками и присобачили к нему широкие матерчатые лямки для носки за спиной. Помимо этого, на обезьянца навьючили мешок с продовольствием – орехами и сухофруктами, не слишком тяжёлый, но довольно объёмистый.
– Вот она, эксплуатация примата человеком! – в шутку ворчал Громила.
– Ты лучше скажи, эксплуатируемый класс, руке твоей удобно? – с беспокойством спросила Джихад.
– Нормально, что ей сделается!
– На всякий случай держись в середине, – посоветовал Иннот. – Ты у нас пока что самое слабое звено.
Каюкер расплёл свои обесцвеченные косички ещё прошлым вечером, и теперь, достав откуда-то маленькую деревянную коробочку, смазывал волосы тёмно-зелёной, пахнущей тиной пастой.
– Что это за гадость?! – сморщив нос, спросил Кактус.
– Ничего не гадость, замечательная в своём роде вещь! Это микроскопические водоросли. Через несколько часов они плотно облепят каждый волосок и окрасят мою причёску под цвет листвы. Я совершенно сольюсь с пейзажем. Джи, не хочешь смазать свою чёлку? Потом просто вымоешь голову шампунем, и всё сойдёт.
– Нет уж, спасибо! Я лучше обойдусь косынкой!
– Ну, как хочешь! – Иннот пожал плечами. – Моё дело предложить!
– А зачем нам защитная окраска? Мы ведь вроде решили косить под музыкантов! – недоумевал Кактус.
– Мало ли что… В джунглях лучше быть незаметным. К тому же нам могут повстречаться не только пираты…
И Иннот бодро шагнул под сень бамбуков.
* * *
Много дней нёс великий Строфокамил два маленьких лесных племени. Брёвна плотов постепенно впитывали воду, и осадка становилась всё ниже и ниже. Когда поднимался ветер, волны начинали перехлёстывать через край и заливать путешественников. Смоукеры ворчали и старались уберечься от влаги.
Идти приходилось вверх по течению. Наученный шаманом, Пыха распорядился держаться подальше от стремнины, поближе к размытым наводнениями берегам, но всё равно работа на вёслах выматывала. Вскоре у всех мужчин племени на ладонях образовались мозоли. Хитрецы стиб позаимствовали у смоукеров парочку кремневых рубил и изготовили длинные шесты, но из этого ничего не получилось. Шесты либо не доставали до дна, либо вязли в густом слое жирного ила и вырывались из рук. Впрочем, заметил как-то вечером Свистоль, нет худа без добра: вымотанные тяжким трудом стибки уже не помышляли о пакостях и со стонами облегчения валились с ног, едва только Пыха объявлял остановку.
От сырости и постоянного переутомления начались болезни. Половина племени маялась животами, кое-кто слёг с малярией. Свистолевы лекарства помогали, но шаман только качал головой, глядя на свои уменьшающиеся врачебные припасы.
– Всё-таки какое счастье, что мы, смоукеры, – народ по части курева запасливый! – признался он как-то Джро. – Если бы не это, нам всем пришлось бы худо.
И в самом деле, лишь традиционный смоук помогал хоть как-то держаться, не расклеиться вконец. Стиб мало-помалу стали перенимать смоукеровские традиции. Большой Папа даже заметил как-то, что стибки потихоньку пытаются овладеть искусством «глубокого смоука» – впрочем, за неимением длительной практики ни у кого из них это не получалось. Трубками, естественно, пользовались только сами смоукеры – обычаи племени категорически запрещали давать чужим «курительные приборы». Запас старых газет, из которых делали самокрутки, быстро подходил к концу; вдобавок бумага отсырела и стала плесневеть. Выход придумал, как ни странно, Джро: он первый стал скручивать цельные табачные листы в сигары, набивая их резаным табаком.
– Вот увидите, у этих сигар великое будущее, – предрекал Джро. – Как только мы получим первый урожай тобакко, они прочно войдут в быт Вавилонской плутократии наряду с дорогими напитками и редкими блюдами.
Он, казалось, нимало не смущался тем обстоятельством, что урожай этот ещё надо где-то посеять и вырастить, и вовсю разворачивал перед изумлёнными Папой и Свистолем радужные перспективы:
– Представьте себе, мы пишем рекламу на огромных полотнищах ткани и растягиваем их над оживлёнными улицами! А ещё… Ещё мы пустим слух, что сигары изготавливают исключительно юные красавицы, скатывая их на бедре! Здорово, е-э? Можно даже устроить специальное смоук-шоу! Наши девушки, правда, не подойдут, – тут он понизил голос. – На синеньких и прокуренных там и смотреть не станут… А для тех, у кого денег совсем мало, будут продаваться дешёвые папиросы.
– Да где ж нам взять столько табаку-то, на весь Вавилон?! – ошеломленно спросил Папа.
– Это детали, – отмёл все возражения Джро. – Можно, например, направить партии сборщиков в незатопленные пока ещё леса, за диким тобакко; можно применить кое-какие секреты нашего племени…
– Меня немного беспокоит его кипучая энергия, – шаман поделился в конце концов своими сомнениями с Папой. – Знаю я таких… Ему только палец дай, он руку по локоть отхватит.
– Ничего, не будем олухами, так никто нас не обдурит, – успокоил его Большой Папа. – Уж про табак мы побольше всех прочих знаем, так-то!
Всё чаще навстречу плотам попадались несомые течением следы цивилизации – пустые пластиковые бутылки, яркие этикетки, полусгнившие винные пробки и обломки досок. Когда наконец за очередным поворотом замаячили в вечерней голубоватой дымке небоскрёбы великого города, оба племени охватило ликование.
– Ура! Наконец-то! – завопил Пыха, позабыв о приличествующей ему сдержанности и подбрасывая в воздух кепку.
Плот стибков внезапно прибавил ход, поравнявшись с адмиральским, оставшиеся позади смоукеры не захотели ему уступать – и все четыре плота, выстроившись в одну линию, начали сражение с последними километрами пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Что за вздор, какой ещё удав? Ты разыгрываешь меня… – тут Иннот наконец проснулся окончательно. – Говоришь, удав? И большой?
– Не знаю, что ты понимаешь под словом «большой», – ядовито ответил Кактус. – Но мне вполне хватило, можешь не сомневаться!
Друзья быстренько разживили огонь. Кактус трясущимися руками поставил чайник, в то время как Иннот отправился в лес и приволок, отдуваясь, несостоявшегося душителя. Змеюга оказалась почти семиметровой длины.
– Да, знатная добыча! – хмыкнул Иннот. – Твой летальный клистир, как всегда, не подвёл. И как ты думаешь ею распорядиться?
– Кончай прикалываться, – простонал Кактус. – Я теперь всю ночь заснуть не смогу!
– Знаешь, вообще-то, как раз теперь можешь спать совершенно спокойно. По закону вероятности, нас вряд ли кто-нибудь ещё потревожит!
– Мне бы твою уверенность… – и безутешный Кактус забрался в телегу.
Некоторое время Иннот сидел у костра, задумчиво разглядывая змею. Потом решительно поднялся, достал из своих пожиток небольшой каменный нож и принялся за работу. Как и всякий опытный путешественник, он предпочитал кремневое лезвие стальному.
Утром друзей разбудил Громила – его очередь дежурить была последней.
– Вставайте, лежебоки! Утро чудесное, золото ждёт! – добродушно пробасил он.
Утро и впрямь было чудесным – тихое, светлое. Над поляной плыли струйки просвеченного солнцем тумана, переплетаясь в причудливые косицы.
Джихад откинула брезент и потянулась.
– А чем это так вкусно пахнет, а?
– Кто-то из парней соорудил шашлыки. – Громила держал в лапе прутик с нанизанными на него кусочками мяса и вдумчиво пережевывал. Губы его лоснились от жира. – Малость жестковато, конечно, но для полевой кухни – очень даже ничего!
– Вегетарианец! – с укором сказала ему Джихад. – Иннот, это твоих рук дело?
– Добыча Кактусова, готовка моя, – довольно сказал Иннот. – Бери ещё, Гро, не стесняйся! Мяса у нас много!
– Если ты думаешь, что я теперь обойдусь без каши, ты глубоко ошибаешься. – Громила погрозил ему пальцем. – И вообще! Шашлык вегетарианству не помеха, если в меру, конечно.
– Сюда бы лучку зелёного, да петрушечки с помидорчиком, да винца красненького… – размечтался Иннот.
– Да, пожалуй. – Джихад сполоснула лицо, присела у огня и с интересом разжевала кусочек. – Что же это всё-таки за зверь? Немножко похоже на печёный банан… И почему-то на кальмара. Что вы такое завалили?
– Не мы, а Кактус. Да пусть он сам расскажет! – ухмылялся Иннот. – Не хочу портить ему историю.
Из телеги тем временем выбрался опухший и всклокоченный Кактус. Охая и припадая на одну ногу, он подошел к костру и взял себе шашлык.
– Я разбит и покалечен, – невнятно произнёс он с полным ртом. – Сегодня меня не беспокойте. Мне нужен длительный отдых.
– Ты бы хоть умылся! – с укором сказала ему Джихад. – Вон же ручей неподалёку!
– Зарядку тоже не помешало бы сделать! – подхватил Громила. – Эту, как её… Утреннюю гимнастику!
– Умываться по утрам – это предрассудки, – отозвался Кактус. – А лучшая гимнастика, на мой взгляд, – это секс с двумя девчонками одновременно… Чего это у вас такое вкусное, а? Помнится, свежего мяса мы с собой не брали, только сушеное…
– Твоя ночная добыча, – небрежно ответил Иннот, бросая в костёр полностью обглоданный прутик.
– Какая ещё… Ох!
Кактус судорожно сглотнул и медленно обвёл всех взглядом.
– Вы знаете, ЧТО вы сейчас едите? – сдавленно спросил он.
– Нет, а что это?
– Что это?!! Это, блин, огромная мерзкая змея, вот что это такое!!!
Громила и Джихад перестали жевать и недоумевающе посмотрели на Кактуса.
– Ну чего вы на меня так смотрите! Это же не я его, блин, приготовил, а Иннот!! К-кулинар хренов!!!
– Ну и чего ты так расшумелся? – невозмутимо ответил Иннот, уплетая добавку. – Подумаешь, змея! Пока вы не знали, всем было очень вкусно. Расслабьтесь, ребята! Горные племена, между прочим, считают такое за деликатес. А если вы опасаетесь Кактусова яда, то зря – я выбирал те места, куда его колючки не попали, да и прожарил хорошо. Шашлычок на можжевеловых веточках, всё как положено…
– Мог бы и предупредить, – проворчал обезьянец. Джихад некоторое время переводила взгляд с Иннота на Кактуса, потом осторожно откусила ещё кусочек.
– Н-не так уж скверно, конечно… Но Громила прав – в следующий раз, пожалуйста, предупреждай, когда затеешь что-нибудь такое.
– Духи предков! Меня сейчас стошнит… – простонал Кактус.
– Послушайте, друзья, здесь вам не ресторан! – рассердился Иннот. – Между прочим, ещё неизвестно, что нам придётся жрать, если мы израсходуем в пути все наши припасы! И вообще, Кактус, ты же ешь, например, моллюсков? Да и жаркое из аллигатора, помнится, мы с тобой как-то заказывали.
– Не помню такого… Наверное, я был смертельно пьян.
– А на что похож аллигатор? – заинтересовался Громила. Он уже вполне оправился от лёгкого шока и потянулся за новой порцией.
– Как ни странно, на курятину.
Шашлыков хватило на всех. Кактус, правда, так и не решился продолжить трапезу; зато Джихад, преодолев в конце концов предрассудки, умяла ещё одну порцию. Громила, естественно, не позволил друзьям забыть про кашу; в общем, завтрак оказался достоин хорошего обеда. Когда компания наконец собралась и залезла в телегу, солнце поднялось уже высоко.
– И какого мне вообще-то надо? – вопрошал Иннот, скинув пончо и подставив его лучам туго набитое пузо. – Чего я не видел в этом вашем Бэбилоне? Поселюсь где-нибудь в лесу, буду каждый день ходить на охоту… Излишки мяса стану обменивать у каких-нибудь сельских куки на самогонку… Нет, правда! Так-то что не жить?!
– Да тебе через неделю надоест, а то и раньше! – лениво отвечала Джихад.
Девушка тоже разделась, насколько это позволяли приличия, оставив лишь кусок ткани вокруг бёдер и повязав платком грудь.
– Захочется газетку почитать свежую, душ принять, да хотя бы просто от москитов избавиться!
– Москиты меня не особо волнуют, – зевнул Иннот. – У меня шкура дублёная. Но в одном ты права, конечно: без газет будет скучно. И ещё без курева.
– Это Хлю тебя приучил к своему любимому зелью? – хмыкнул Громила.
– Угу. Страшно прилипчивая оказалась привычка.
Дорога петляла между высоких, поросших лесом холмов, забираясь всё выше и выше. Вскоре навстречу стали попадаться одиноко торчащие скалы и каменистые осыпи. Пару раз Иннот вытаскивал монетку и уточнял направление. Через несколько часов пути дорога решительно свернула направо. Кактус тяжело вздохнул и отпустил вожжи. В нужном направлении вела узенькая, поросшая травой тропинка, окружённая с обеих сторон высокой стеной бамбуковых зарослей.
– Ну вот и приехали, – констатировал Иннот, следя за перемещениями медной стрелки. – Давайте выгружаться, господа убийственные артисты, – нам прямо.
Мула распрягли и отпустили на все четыре стороны (он принял это всё с тем же философским спокойствием), а компания принялась упаковывать груз. Львиную долю взял на себя Громила. Огромный растафарианский барабан, с которым Иннот категорически не пожелал расстаться, аккуратно вскрыли и наполнили разнообразным снаряжением – в основном таким, которое могло вызвать у пиратов подозрения: мотками каната, деревянными якорями-кошками и стоеросовыми палицами. Джихад со вздохом сожаления рассталась со своими стамесками. Барабан обвязали верёвками и присобачили к нему широкие матерчатые лямки для носки за спиной. Помимо этого, на обезьянца навьючили мешок с продовольствием – орехами и сухофруктами, не слишком тяжёлый, но довольно объёмистый.
– Вот она, эксплуатация примата человеком! – в шутку ворчал Громила.
– Ты лучше скажи, эксплуатируемый класс, руке твоей удобно? – с беспокойством спросила Джихад.
– Нормально, что ей сделается!
– На всякий случай держись в середине, – посоветовал Иннот. – Ты у нас пока что самое слабое звено.
Каюкер расплёл свои обесцвеченные косички ещё прошлым вечером, и теперь, достав откуда-то маленькую деревянную коробочку, смазывал волосы тёмно-зелёной, пахнущей тиной пастой.
– Что это за гадость?! – сморщив нос, спросил Кактус.
– Ничего не гадость, замечательная в своём роде вещь! Это микроскопические водоросли. Через несколько часов они плотно облепят каждый волосок и окрасят мою причёску под цвет листвы. Я совершенно сольюсь с пейзажем. Джи, не хочешь смазать свою чёлку? Потом просто вымоешь голову шампунем, и всё сойдёт.
– Нет уж, спасибо! Я лучше обойдусь косынкой!
– Ну, как хочешь! – Иннот пожал плечами. – Моё дело предложить!
– А зачем нам защитная окраска? Мы ведь вроде решили косить под музыкантов! – недоумевал Кактус.
– Мало ли что… В джунглях лучше быть незаметным. К тому же нам могут повстречаться не только пираты…
И Иннот бодро шагнул под сень бамбуков.
* * *
Много дней нёс великий Строфокамил два маленьких лесных племени. Брёвна плотов постепенно впитывали воду, и осадка становилась всё ниже и ниже. Когда поднимался ветер, волны начинали перехлёстывать через край и заливать путешественников. Смоукеры ворчали и старались уберечься от влаги.
Идти приходилось вверх по течению. Наученный шаманом, Пыха распорядился держаться подальше от стремнины, поближе к размытым наводнениями берегам, но всё равно работа на вёслах выматывала. Вскоре у всех мужчин племени на ладонях образовались мозоли. Хитрецы стиб позаимствовали у смоукеров парочку кремневых рубил и изготовили длинные шесты, но из этого ничего не получилось. Шесты либо не доставали до дна, либо вязли в густом слое жирного ила и вырывались из рук. Впрочем, заметил как-то вечером Свистоль, нет худа без добра: вымотанные тяжким трудом стибки уже не помышляли о пакостях и со стонами облегчения валились с ног, едва только Пыха объявлял остановку.
От сырости и постоянного переутомления начались болезни. Половина племени маялась животами, кое-кто слёг с малярией. Свистолевы лекарства помогали, но шаман только качал головой, глядя на свои уменьшающиеся врачебные припасы.
– Всё-таки какое счастье, что мы, смоукеры, – народ по части курева запасливый! – признался он как-то Джро. – Если бы не это, нам всем пришлось бы худо.
И в самом деле, лишь традиционный смоук помогал хоть как-то держаться, не расклеиться вконец. Стиб мало-помалу стали перенимать смоукеровские традиции. Большой Папа даже заметил как-то, что стибки потихоньку пытаются овладеть искусством «глубокого смоука» – впрочем, за неимением длительной практики ни у кого из них это не получалось. Трубками, естественно, пользовались только сами смоукеры – обычаи племени категорически запрещали давать чужим «курительные приборы». Запас старых газет, из которых делали самокрутки, быстро подходил к концу; вдобавок бумага отсырела и стала плесневеть. Выход придумал, как ни странно, Джро: он первый стал скручивать цельные табачные листы в сигары, набивая их резаным табаком.
– Вот увидите, у этих сигар великое будущее, – предрекал Джро. – Как только мы получим первый урожай тобакко, они прочно войдут в быт Вавилонской плутократии наряду с дорогими напитками и редкими блюдами.
Он, казалось, нимало не смущался тем обстоятельством, что урожай этот ещё надо где-то посеять и вырастить, и вовсю разворачивал перед изумлёнными Папой и Свистолем радужные перспективы:
– Представьте себе, мы пишем рекламу на огромных полотнищах ткани и растягиваем их над оживлёнными улицами! А ещё… Ещё мы пустим слух, что сигары изготавливают исключительно юные красавицы, скатывая их на бедре! Здорово, е-э? Можно даже устроить специальное смоук-шоу! Наши девушки, правда, не подойдут, – тут он понизил голос. – На синеньких и прокуренных там и смотреть не станут… А для тех, у кого денег совсем мало, будут продаваться дешёвые папиросы.
– Да где ж нам взять столько табаку-то, на весь Вавилон?! – ошеломленно спросил Папа.
– Это детали, – отмёл все возражения Джро. – Можно, например, направить партии сборщиков в незатопленные пока ещё леса, за диким тобакко; можно применить кое-какие секреты нашего племени…
– Меня немного беспокоит его кипучая энергия, – шаман поделился в конце концов своими сомнениями с Папой. – Знаю я таких… Ему только палец дай, он руку по локоть отхватит.
– Ничего, не будем олухами, так никто нас не обдурит, – успокоил его Большой Папа. – Уж про табак мы побольше всех прочих знаем, так-то!
Всё чаще навстречу плотам попадались несомые течением следы цивилизации – пустые пластиковые бутылки, яркие этикетки, полусгнившие винные пробки и обломки досок. Когда наконец за очередным поворотом замаячили в вечерней голубоватой дымке небоскрёбы великого города, оба племени охватило ликование.
– Ура! Наконец-то! – завопил Пыха, позабыв о приличествующей ему сдержанности и подбрасывая в воздух кепку.
Плот стибков внезапно прибавил ход, поравнявшись с адмиральским, оставшиеся позади смоукеры не захотели ему уступать – и все четыре плота, выстроившись в одну линию, начали сражение с последними километрами пути.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53