Сыромятные ремни обеспечивали передачу момента вращения на установленный в передней части баллона воздушный винт. В кормовой части вала имелась система шестерён – всё тот же чёрный роммель, никакого металла! – позволяющая задействовать два малых пропеллера, используемых для манёвров. Там же находилось креслице главного механика, переключавшего передачи с помощью специальных рычагов. Вдоль бортов располагались узкие лавки – сидя на них и упираясь ногами в специальные стопоры, матросы двумя руками вращали рукояти вала. Всего их было двадцать восемь, по четырнадцать с каждой стороны; но, как правило, движение дирижабля обеспечивало не более пятнадцати матросов: остальные отдыхали или были заняты такелажем. «Только не сегодня, – подумал майор, чувствуя, как вдоль позвоночника расползается холодок. – Сегодня мне может понадобиться вся возможная скорость».
– Держатели смазать как следует, – распорядился он. – Заодно проверьте левый пропеллер: по-моему, шкив за что-то цепляет.
Он открыл дверцу и спрыгнул на землю. Рядом что-то зашуршало в опавшей листве. Проклятые змеи, подумал майор. Ненавижу джунгли! Он постоял немного, прислушиваясь. Туша дирижабля висела в полуметре над землёй, примяв собой несколько тонких деревьев. Пощелкивала в тумане какая-то птица. Помнится, близ авиабазы в южных лесах, куда мы попали сопливыми младшими лейтенантами, водились птички, издававшие жуткие стоны и вопли. Гнездились они недалеко от казарм. По весёлой флотской традиции нас, конечно, не предупредили… Он улыбнулся и расстегнул брюки.
К тому времени, как солнце поднялось над горизонтом, все системы дирижабля были проверены, смазаны, подтянуты и приведены в полную готовность. Майор ещё раз взглянул на бамбуковую иглу. Они всё там же; очень хорошо… Он вдруг представил себе, как десантники один за другим съезжают по канату вниз, ломятся сквозь кусты – и выскакивают на давно покинутую стоянку, где рядом с чёрным пятном кострища валяются грязные обломки гипса. В глазах де Камбюрадо на миг поплыло, колени стали ватными. Проклятая мармозетка! Нет, нет! За две недели переломы не заживают! Кроме того, этот здоровяк не осмелится снять гипс без врача. Горри с большим пиететом относятся к медицине… Он глубоко вздохнул, чувствуя, как шерсть под мундиром становится влажной от пота. «Ты пока всё делаешь правильно, Морш. Но не тяни больше. Пора уже брать ситуацию в свои руки».
– Постройте парней, сержант! – отрывисто бросил он.
– Взво-од! Стройся! – рявкнул Алекс Стращер.
Майор, поигрывая стеком, прошелся вдоль строя. Горри стояли навытяжку, сохраняя на физиономиях предписанную уставом свирепость. Что и говорить, вид они имели устрашающий – огромные, чёрные, за спиной у каждого две короткие стоеросовые дубинки на специальной перевязи… Вот они, мои непобедимые воины, подумал майор. Мой отряд. Моё пушечное мясо…
* * *
Колбассер стоял на верхушке скалы, сжимая под мышкой бочонок. Глаза его неотрывно смотрели вдаль.
Он самым первым тщательно обшарил реквизированные у музыкантов вещи. Инстинкт подсказывал: они просто обязаны иметь при себе умат-кумар! Они же музыканты, в конце концов! В представлении обезьянца музыка была связана с травкой неразрывно. Но, увы! – вожделенного пакета нигде не обнаружилось. Инстинкт, однако же, не успокаивался. Колбассер уже хотел было подбить парочку приятелей навестить оркестрантов и учинить им допрос с пристрастием. Останавливало его только одно: в этом случае травкой пришлось бы делиться. В отчаянии он откупорил затычку бочонка; судя по запаху, там находилось не слишком хорошего качества пиво. А ещё… Он принюхался. «Это невозможно!» Запрокинув голову, Колбассер сделал большой глоток. Тонкая струйка пива брызнула на грудь. Вот, значит, как… Ну и хитрецы эти ребята! Он отхлебнул ещё. В голове приятно зашумело, мир вокруг постепенно становился смешным и добрым.
– Жидкое счастье! Кто бы мог подумать!
Вот уже третий рассвет он встречал так – в обнимку с вожделенной ёмкостью. Укумпиво забирало гораздо круче обычного умат-кумара. Несколько раз Колбассеру начинало казаться, что он вот-вот взлетит. Как хорошо было бы парить в чистом синем небе! Надо только убрать оттуда это противное пятнышко… Колбассер пригляделся.
– Э! Не, нам здесь таких не надо… – пробормотал он и метнулся было вниз, но потом остановился и быстрыми судорожными глотками опорожнил в себя последние литры божественной жидкости.
– Вот теперь порядок, – и, набрав в грудь воздуха, завопил: – ТРЕВОГА!!!
Иннота растолкал Громила.
– Ну чего там ещё? – буркнул каюкер, пытаясь зарыться в сено. – Жрать пора, что ли?
– Вставай скорее, прожорливый ты наш! В городе что-то странное творится.
Иннот мгновенно вскочил.
– Где?!
– Да повсюду. Не слышишь, что ли? – Джихад поправила упавшую на глаза прядь волос.
И в самом деле, оживление царило необычайное. Гулкое эхо доносило из глубины пещеры крики, шум, характерное шлёпанье обезьянских шагов. Иннот поспешил к трещине, но мостик сегодня перебросить было некому. «Ага, вот они как», – пробормотал каюкер и метнулся обратно. Громила, Джихад и Кактус толпились у обрыва. Иннот отвёл в сторону мешавшую обзору зелёную плеть и уставился вниз. Между деревьями сновали пираты. Потом вдруг травянистый косогор рассекли в нескольких местах узкие чёрные трещины и стали ширится, крытые дёрном плоскости одна за другой отваливались в стороны, а снизу лезла огромная тёмно-серая туша, похожая на исполинского кита.
– Это ещё что такое?! – задохнулся от удивления Кактус.
– Я знаю что, – сказал Громила. – Это «Тяжелая Дума».
* * *
Пиратский корабль медленно поднимался из широченной скальной трещины, которую изобретательные обезьянцы приспособили под потайной ангар. Разумеется, Ёкарный Глаз мог бы рискнуть и затаиться, ничем не выдавая своего присутствия – такая мысль мелькнула в лохматой башке пирата; но он почему-то на все сто процентов был уверен, что отсидеться в пещерах не удастся. Они обнаружены. Оставалось только сжечь вражеский дирижабль или взять его на абордаж, чтобы ни единая живая душа не пронюхала о том, где именно расположен Либерлэнд.
Стоя у подающей трубки газгольдера, капитан раздавал приказания. Входить в ангар с зажжёнными факелами, да и вообще с любым огнём, запрещалось. Единственное освещение обеспечивали разложенные вдоль стен гнилушки – бледно-зелёного их сияния едва хватало на то, чтобы из тьмы прорисовался исполинский корпус дирижабля. Один за другим матросы взбегали по сходням и торопливо занимали свои места. Всё-таки неплохо я их вышколил, с мрачным удовлетворением подумал Фракомбрасс. Дежурная команда между тем, ухая от напряжения, тянула канаты. Крытые сверху дёрном прямоугольные секции, из которых была составлена крыша ангара, распахивались, открывая яркую синеву небес. От резкого перехода к свету пираты жмурились, рыча и ругаясь. Капитан неотрывно следил за стрелкой манометра. Гидрогениум тихонько шипел, наполняя баллон. Наконец покрытый трещинами каменный пол дрогнул и поплыл вниз – пока ещё медленно-медленно. Фракомбрасс бросил быстрый взгляд назад. Всё было в полном порядке: баллисты расчехлены и взведены, канониры около них наготове, верный Колбассер застыл на юте, крепко сжимая лапами штурвал. Изенгрим Фракомбрасс позволил себе ухмыльнуться. «Я не знаю, кто вы и зачем сюда пришли; но эта глупость будет в вашей жизни последней».
– Выдвинуть мачты, сукины дети! Поднять паруса! Поднять наш флаг! – весело рявкнул он, едва только днище гондолы поравнялось с верхушками деревьев. – Покажите-ка этим ублюдкам «Весёлого Бэна»!
* * *
Морш де Камбюрадо отстранился от наглазника здоровенной медной трубы, укреплённой в носовой части «Аквамарина».
– Алекс, взгляните-ка на это.
Сержант некоторое время пялился в трубу, потом неуверенно хмыкнул:
– Что это?
– Флаг обезьянских пиратов. Оригинально, правда?
– Пожалуй…
– Скорее оскорбительно. Да и стиль примитивный, – заметил штурман-шимп, в свою очередь приникая к наглазнику.
– Среди обезьянцев немало выдающихся личностей, но знаменитая художница всего одна – восьмидесятитрёхлетняя Семирамида Батц. И она ни разу не была замечена в чём-то предосудительном. А это народное, так сказать, творчество, – усмехнулся де Камбюрадо. – Наши предки имели обыкновение демонстрировать эрегированный пенис как доказательство своей силы и в знак презрения к сопернику. А здесь – то же самое, только слегка опосредовано.
Штурман покачал головой. Он, единственный из всей команды, позволял себе иногда поспорить с командиром.
– Вы ещё скажите, что знаменитые коврово-фекальные бомбардировки времён войны ведут начало от привычки обезьян швыряться нечистотами в хищников, сэр!
– Почему бы и нет? Принцип деморализации противника – он, знаете ли, тоже позаимствован у природы, – де Камбюрадо помолчал, глядя на постепенно увеличивающийся пиратский корабль. – Быстро они поднимаются, однако.
– Прикажете увеличить высоту?
– Да. Начните подъём, но не очень резко, Просто держитесь на одном уровне с ними.
– Балансир на корму до четвёртого деления!
Дирижабли двигались навстречу друг другу по сторонам воображаемого треугольника, стремясь сойтись у вершины. Майор приказал расчехлить орудия. Эти баллисты также были новым изобретением: выброс снаряда вместо привычных закрученных пеньковых тросов осуществлялся здесь за счёт каучуковых жгутов. Это сильно облегчало конструкцию баллисты, но делало её чересчур длинной. Поскольку гондола примыкала к баллону дирижабля без зазоров – она не подвешивалась на тросах, как у пиратов, а как бы составляла с ним единое целое, угол обстрела был очень мал, не более двадцати градусов по горизонтали. Зато дальность боя этих баллист почти втрое превышала обычную. Едва только расстояние сократилось до трёх с половиной кабельтовых, как «Аквамарин» начал обстрел.
Канонир-горри потянул рукоятку пуска. Наполненная флогистоном бутылка сорвалась с направляющих и, оставляя за собой прозрачный след, устремилась к «Тяжелой Думе». Резина оглушительно хлестнула в обшивку.
– Заряжа-ай! – проорал сержант.
Завращался барабан лебёдки. Двое наёмников, тараща от натуги налитые кровью глаза, налегли на рукояти. Деревянная скоба щёлкнула, входя в зацепление с колесом. Не теряя ни секунды, канонир выхватил из гнезда очередную бутылку, чиркнул кремневым кортиком по пробке – она тут же начала дымиться – и вложил снаряд в направляющий желоб.
Первый выстрел не достиг результата – бутылка пронеслась в полуметре под килем «Тяжелой Думы» и канула в джунгли. Второй был удачнее, и левая скула пиратской гондолы окрасилась пламенем. Обезьянцы засуетились, разматывая пожарный брезент и обвязываясь верёвками. Фракомбрасс медлил стрелять, понимая, что на таком расстоянии даже его усиленные баллисты бесполезны; но тут у канонира пиратов сдали нервы. Громко хлестнула тетива; бутылка, описав в воздухе дугу, устремилась вниз и там разбилась – язык пламени в клубах дыма вознёсся над лесом. Фракомбрасс заорал, потрясая кулаками и призывая на голову незадачливого стрелка все громы и молнии. Бледный как смерть канонир поспешно перезаряжал своё орудие.
Колбассеру было хорошо. Весёлая улыбка сверкала на его физиономии, резко контрастируя с дикими и искажёнными ликами остальных пиратов. Руки сами моментально слушались прилетавших откуда-то издалека команд, практически никак не задевавших сознания. Он уже почти не воспринимал реальность: все предметы покрылись радужной плёнкой и потихоньку начали раздваиваться, а впереди был сплошной светящийся туман, пахнущий почему-то апельсинами. Колбассер знал, что там его обязательно ждёт что-то очень хорошее; надо лишь немного подождать, и тогда совсем скоро…
– Ещё две-три минуты, и они смогут нас достать, сэр! – обеспокоенно сказал штурман, провожая глазами летящий вниз пиратский снаряд.
Де Камбюрадо помедлил.
– Убрать паруса! Задействовать воздушный винт! Курс – на три часа! Я хочу зайти по миделю – пояснил майор.
В носовой части дирижабля словно расцвёл диковинный шести лепестковый цветок: повинуясь натяжению тросов, лопасти головного пропеллера отделились от оболочки баллона и слегка развернулись под нужным углом. Механик на нижней палубе надавил ногой на педаль. Костяное било звонко цокнуло в маленький стеклянный гонг. Наёмники-горри дружно ухнули, налегая на рукояти коленвала. Пропеллер дрогнул и завращался. Механик продолжал ритмично нажимать на педаль, задавая ритм. На глазах у изумлённых пиратов вражеский дирижабль, вопреки направлению ветра и всем законам воздухоплавания, вдруг невероятным образом изменил курс и двинулся на сближение.
Ёкарный Глаз недаром считался лучшим пиратским капитаном за всю послевоенную историю. Он мгновенно понял суть странного устройства, установленного на этом, казалось бы, нелепом корабле;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
– Держатели смазать как следует, – распорядился он. – Заодно проверьте левый пропеллер: по-моему, шкив за что-то цепляет.
Он открыл дверцу и спрыгнул на землю. Рядом что-то зашуршало в опавшей листве. Проклятые змеи, подумал майор. Ненавижу джунгли! Он постоял немного, прислушиваясь. Туша дирижабля висела в полуметре над землёй, примяв собой несколько тонких деревьев. Пощелкивала в тумане какая-то птица. Помнится, близ авиабазы в южных лесах, куда мы попали сопливыми младшими лейтенантами, водились птички, издававшие жуткие стоны и вопли. Гнездились они недалеко от казарм. По весёлой флотской традиции нас, конечно, не предупредили… Он улыбнулся и расстегнул брюки.
К тому времени, как солнце поднялось над горизонтом, все системы дирижабля были проверены, смазаны, подтянуты и приведены в полную готовность. Майор ещё раз взглянул на бамбуковую иглу. Они всё там же; очень хорошо… Он вдруг представил себе, как десантники один за другим съезжают по канату вниз, ломятся сквозь кусты – и выскакивают на давно покинутую стоянку, где рядом с чёрным пятном кострища валяются грязные обломки гипса. В глазах де Камбюрадо на миг поплыло, колени стали ватными. Проклятая мармозетка! Нет, нет! За две недели переломы не заживают! Кроме того, этот здоровяк не осмелится снять гипс без врача. Горри с большим пиететом относятся к медицине… Он глубоко вздохнул, чувствуя, как шерсть под мундиром становится влажной от пота. «Ты пока всё делаешь правильно, Морш. Но не тяни больше. Пора уже брать ситуацию в свои руки».
– Постройте парней, сержант! – отрывисто бросил он.
– Взво-од! Стройся! – рявкнул Алекс Стращер.
Майор, поигрывая стеком, прошелся вдоль строя. Горри стояли навытяжку, сохраняя на физиономиях предписанную уставом свирепость. Что и говорить, вид они имели устрашающий – огромные, чёрные, за спиной у каждого две короткие стоеросовые дубинки на специальной перевязи… Вот они, мои непобедимые воины, подумал майор. Мой отряд. Моё пушечное мясо…
* * *
Колбассер стоял на верхушке скалы, сжимая под мышкой бочонок. Глаза его неотрывно смотрели вдаль.
Он самым первым тщательно обшарил реквизированные у музыкантов вещи. Инстинкт подсказывал: они просто обязаны иметь при себе умат-кумар! Они же музыканты, в конце концов! В представлении обезьянца музыка была связана с травкой неразрывно. Но, увы! – вожделенного пакета нигде не обнаружилось. Инстинкт, однако же, не успокаивался. Колбассер уже хотел было подбить парочку приятелей навестить оркестрантов и учинить им допрос с пристрастием. Останавливало его только одно: в этом случае травкой пришлось бы делиться. В отчаянии он откупорил затычку бочонка; судя по запаху, там находилось не слишком хорошего качества пиво. А ещё… Он принюхался. «Это невозможно!» Запрокинув голову, Колбассер сделал большой глоток. Тонкая струйка пива брызнула на грудь. Вот, значит, как… Ну и хитрецы эти ребята! Он отхлебнул ещё. В голове приятно зашумело, мир вокруг постепенно становился смешным и добрым.
– Жидкое счастье! Кто бы мог подумать!
Вот уже третий рассвет он встречал так – в обнимку с вожделенной ёмкостью. Укумпиво забирало гораздо круче обычного умат-кумара. Несколько раз Колбассеру начинало казаться, что он вот-вот взлетит. Как хорошо было бы парить в чистом синем небе! Надо только убрать оттуда это противное пятнышко… Колбассер пригляделся.
– Э! Не, нам здесь таких не надо… – пробормотал он и метнулся было вниз, но потом остановился и быстрыми судорожными глотками опорожнил в себя последние литры божественной жидкости.
– Вот теперь порядок, – и, набрав в грудь воздуха, завопил: – ТРЕВОГА!!!
Иннота растолкал Громила.
– Ну чего там ещё? – буркнул каюкер, пытаясь зарыться в сено. – Жрать пора, что ли?
– Вставай скорее, прожорливый ты наш! В городе что-то странное творится.
Иннот мгновенно вскочил.
– Где?!
– Да повсюду. Не слышишь, что ли? – Джихад поправила упавшую на глаза прядь волос.
И в самом деле, оживление царило необычайное. Гулкое эхо доносило из глубины пещеры крики, шум, характерное шлёпанье обезьянских шагов. Иннот поспешил к трещине, но мостик сегодня перебросить было некому. «Ага, вот они как», – пробормотал каюкер и метнулся обратно. Громила, Джихад и Кактус толпились у обрыва. Иннот отвёл в сторону мешавшую обзору зелёную плеть и уставился вниз. Между деревьями сновали пираты. Потом вдруг травянистый косогор рассекли в нескольких местах узкие чёрные трещины и стали ширится, крытые дёрном плоскости одна за другой отваливались в стороны, а снизу лезла огромная тёмно-серая туша, похожая на исполинского кита.
– Это ещё что такое?! – задохнулся от удивления Кактус.
– Я знаю что, – сказал Громила. – Это «Тяжелая Дума».
* * *
Пиратский корабль медленно поднимался из широченной скальной трещины, которую изобретательные обезьянцы приспособили под потайной ангар. Разумеется, Ёкарный Глаз мог бы рискнуть и затаиться, ничем не выдавая своего присутствия – такая мысль мелькнула в лохматой башке пирата; но он почему-то на все сто процентов был уверен, что отсидеться в пещерах не удастся. Они обнаружены. Оставалось только сжечь вражеский дирижабль или взять его на абордаж, чтобы ни единая живая душа не пронюхала о том, где именно расположен Либерлэнд.
Стоя у подающей трубки газгольдера, капитан раздавал приказания. Входить в ангар с зажжёнными факелами, да и вообще с любым огнём, запрещалось. Единственное освещение обеспечивали разложенные вдоль стен гнилушки – бледно-зелёного их сияния едва хватало на то, чтобы из тьмы прорисовался исполинский корпус дирижабля. Один за другим матросы взбегали по сходням и торопливо занимали свои места. Всё-таки неплохо я их вышколил, с мрачным удовлетворением подумал Фракомбрасс. Дежурная команда между тем, ухая от напряжения, тянула канаты. Крытые сверху дёрном прямоугольные секции, из которых была составлена крыша ангара, распахивались, открывая яркую синеву небес. От резкого перехода к свету пираты жмурились, рыча и ругаясь. Капитан неотрывно следил за стрелкой манометра. Гидрогениум тихонько шипел, наполняя баллон. Наконец покрытый трещинами каменный пол дрогнул и поплыл вниз – пока ещё медленно-медленно. Фракомбрасс бросил быстрый взгляд назад. Всё было в полном порядке: баллисты расчехлены и взведены, канониры около них наготове, верный Колбассер застыл на юте, крепко сжимая лапами штурвал. Изенгрим Фракомбрасс позволил себе ухмыльнуться. «Я не знаю, кто вы и зачем сюда пришли; но эта глупость будет в вашей жизни последней».
– Выдвинуть мачты, сукины дети! Поднять паруса! Поднять наш флаг! – весело рявкнул он, едва только днище гондолы поравнялось с верхушками деревьев. – Покажите-ка этим ублюдкам «Весёлого Бэна»!
* * *
Морш де Камбюрадо отстранился от наглазника здоровенной медной трубы, укреплённой в носовой части «Аквамарина».
– Алекс, взгляните-ка на это.
Сержант некоторое время пялился в трубу, потом неуверенно хмыкнул:
– Что это?
– Флаг обезьянских пиратов. Оригинально, правда?
– Пожалуй…
– Скорее оскорбительно. Да и стиль примитивный, – заметил штурман-шимп, в свою очередь приникая к наглазнику.
– Среди обезьянцев немало выдающихся личностей, но знаменитая художница всего одна – восьмидесятитрёхлетняя Семирамида Батц. И она ни разу не была замечена в чём-то предосудительном. А это народное, так сказать, творчество, – усмехнулся де Камбюрадо. – Наши предки имели обыкновение демонстрировать эрегированный пенис как доказательство своей силы и в знак презрения к сопернику. А здесь – то же самое, только слегка опосредовано.
Штурман покачал головой. Он, единственный из всей команды, позволял себе иногда поспорить с командиром.
– Вы ещё скажите, что знаменитые коврово-фекальные бомбардировки времён войны ведут начало от привычки обезьян швыряться нечистотами в хищников, сэр!
– Почему бы и нет? Принцип деморализации противника – он, знаете ли, тоже позаимствован у природы, – де Камбюрадо помолчал, глядя на постепенно увеличивающийся пиратский корабль. – Быстро они поднимаются, однако.
– Прикажете увеличить высоту?
– Да. Начните подъём, но не очень резко, Просто держитесь на одном уровне с ними.
– Балансир на корму до четвёртого деления!
Дирижабли двигались навстречу друг другу по сторонам воображаемого треугольника, стремясь сойтись у вершины. Майор приказал расчехлить орудия. Эти баллисты также были новым изобретением: выброс снаряда вместо привычных закрученных пеньковых тросов осуществлялся здесь за счёт каучуковых жгутов. Это сильно облегчало конструкцию баллисты, но делало её чересчур длинной. Поскольку гондола примыкала к баллону дирижабля без зазоров – она не подвешивалась на тросах, как у пиратов, а как бы составляла с ним единое целое, угол обстрела был очень мал, не более двадцати градусов по горизонтали. Зато дальность боя этих баллист почти втрое превышала обычную. Едва только расстояние сократилось до трёх с половиной кабельтовых, как «Аквамарин» начал обстрел.
Канонир-горри потянул рукоятку пуска. Наполненная флогистоном бутылка сорвалась с направляющих и, оставляя за собой прозрачный след, устремилась к «Тяжелой Думе». Резина оглушительно хлестнула в обшивку.
– Заряжа-ай! – проорал сержант.
Завращался барабан лебёдки. Двое наёмников, тараща от натуги налитые кровью глаза, налегли на рукояти. Деревянная скоба щёлкнула, входя в зацепление с колесом. Не теряя ни секунды, канонир выхватил из гнезда очередную бутылку, чиркнул кремневым кортиком по пробке – она тут же начала дымиться – и вложил снаряд в направляющий желоб.
Первый выстрел не достиг результата – бутылка пронеслась в полуметре под килем «Тяжелой Думы» и канула в джунгли. Второй был удачнее, и левая скула пиратской гондолы окрасилась пламенем. Обезьянцы засуетились, разматывая пожарный брезент и обвязываясь верёвками. Фракомбрасс медлил стрелять, понимая, что на таком расстоянии даже его усиленные баллисты бесполезны; но тут у канонира пиратов сдали нервы. Громко хлестнула тетива; бутылка, описав в воздухе дугу, устремилась вниз и там разбилась – язык пламени в клубах дыма вознёсся над лесом. Фракомбрасс заорал, потрясая кулаками и призывая на голову незадачливого стрелка все громы и молнии. Бледный как смерть канонир поспешно перезаряжал своё орудие.
Колбассеру было хорошо. Весёлая улыбка сверкала на его физиономии, резко контрастируя с дикими и искажёнными ликами остальных пиратов. Руки сами моментально слушались прилетавших откуда-то издалека команд, практически никак не задевавших сознания. Он уже почти не воспринимал реальность: все предметы покрылись радужной плёнкой и потихоньку начали раздваиваться, а впереди был сплошной светящийся туман, пахнущий почему-то апельсинами. Колбассер знал, что там его обязательно ждёт что-то очень хорошее; надо лишь немного подождать, и тогда совсем скоро…
– Ещё две-три минуты, и они смогут нас достать, сэр! – обеспокоенно сказал штурман, провожая глазами летящий вниз пиратский снаряд.
Де Камбюрадо помедлил.
– Убрать паруса! Задействовать воздушный винт! Курс – на три часа! Я хочу зайти по миделю – пояснил майор.
В носовой части дирижабля словно расцвёл диковинный шести лепестковый цветок: повинуясь натяжению тросов, лопасти головного пропеллера отделились от оболочки баллона и слегка развернулись под нужным углом. Механик на нижней палубе надавил ногой на педаль. Костяное било звонко цокнуло в маленький стеклянный гонг. Наёмники-горри дружно ухнули, налегая на рукояти коленвала. Пропеллер дрогнул и завращался. Механик продолжал ритмично нажимать на педаль, задавая ритм. На глазах у изумлённых пиратов вражеский дирижабль, вопреки направлению ветра и всем законам воздухоплавания, вдруг невероятным образом изменил курс и двинулся на сближение.
Ёкарный Глаз недаром считался лучшим пиратским капитаном за всю послевоенную историю. Он мгновенно понял суть странного устройства, установленного на этом, казалось бы, нелепом корабле;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53