Он спрашивает, весь лучась искренним интересом и добродушием, но голосу все равно не хватает тепла.
– В числе прочего, тоже мое имя.
– Вы знаете рунопись?
– Немного. Но к чему все эти вопросы?
Незнакомец оставил мое недовольство без внимания.
– Кто направил Вам это письмо?
– Откуда я знаю? Я еще не читал.
– Но будете?
– Конечно, буду! В нем могут оказаться важные сведения.
– Важные, несомненно, важные… Вот только для кого?
– Для меня, для кого же еще!
– Знаете, я никак не могу справиться с любопытством, а потому… Тоже хотел бы ознакомиться с содержанием письма. В Вашем присутствии, разумеется.
– Что Вы хотите…
– Я прошу Вас пройти со мной.
Рука, на несколько мгновений вынырнувшая из складок плаща, показала мне медальон, такой же, как у Кайрена, но вместо идущего по следу пса на щите узора красовался раскинувший крылья орел. Плечо надзора. «Покойной управе» вообще не принято отказывать в просьбах, а уж столь любезным людям…
– Надеюсь, Вы не будете оказывать сопротивление? Не хотелось бы тревожить посетителей.
Одновременно с его словами двое молодцов, куда более крупных, чем их начальник, выдвинулись из углов зала ближе к дверям. Да уж, сопротивление… Я похож на идиота? Положим, похож, но не в этом смысле.
– Как пожелаете, heve. Конечно, я пройду вместе с Вами. Позвольте только сказать несколько слов этой hevary.
Он кивнул, но все же не стал скрывать, что прислушивается, и очень внимательно. Я повернулся к Ливин.
– Мне сейчас нужно будет уйти вместе с этим человеком. По делам. А Вам лучше отправиться домой.
– Но…
– Как только освобожусь, я непременно выполню все свои обещания.
– Вы…
Она стояла, хлопала ресницами и ничего не понимала. А собственно, что могла понять девушка, приехавшая из тихого городка, почти деревни, никогда ранее не сталкивавшаяся с государственными людьми? Но если пауза затянется… И Ливин, и я лишимся шанса на благополучный исход дела.
– Домой иди… Дура!
Прозрачные глаза мгновенно наполнились слезами. Девушка всхлипнула, тряхнула головой и выбежала из управы, забыв о боли в ноге. Человек из Плеча надзора ухмыльнулся, но ничего не сказал, кивком предложив мне следовать за собой. Так мы и шли через город: впереди щуплый незнакомец, успевавший раскланиваться со встреченными знакомыми, коих оказалось великое множество, в двух шагах позади – я, а следом двое молодцов на тот случай, если наберусь смелости, а точнее, дурости попробовать сбежать. Нет уж, лучше удавиться собственноручно: и проще, и быстрее. Наверное. Может быть.
Нить шестнадцатая.
Друзья и враги -
Лишь стороны монеты.
Рискнешь подбросить?
Хоть я и старался думать на ходу, но ничего путного из сей затеи не вышло, очень, кстати, меня расстроив: если припомнить, что самые удачные мысли приходили мне в голову именно во время прогулок, получается… Разучился. За одну минуту – ту самую, в течение которой лицезрел медальон «покойной управы».
Как ни странно, любой человек, будь он совершенно безвинен или по самое горло запятнан следами злодеяний, даже попадая в руки дознавателей, начинает дрожать от страха. Что уж говорить о ласковых и чутких пальчиках служек из Плеча надзора! Тут не только дрожь, а целое телотрясение происходит. И самое странное, никак не можешь себе объяснить причину страха. Ведь они, по сути своей, те же самые люди, может быть, твои соседи по улице, в обычное время вы можете очень мило беседовать друг с другом или вовсе подружиться, но стоит вашему собеседнику вытащить из кармана или из-за пазухи цепочку с медальоном, все. Непонятный, но необоримый ужас.
Я-то чего боюсь? Подумаешь, получил письмо от кого-то из эльфов, с кем не бывает? Положим, ни с кем, но это мелочи. Но ведь все можно объяснить! Наверняка, проделки Гебара. Только не знаю, он ли надоумил одного из своих близких соседей сие написать и отправить мне, или они сами с какого-то перепугу (а скорее, с перепоя) решили заняться писаниной. Да и вообще, о чем в нем может идти речь? Жаль, не умею хотя бы бегло читать по-эльфийски. Дома, конечно, имеется перевод и расшифровка рун, так что можно, при очень большом желании, разумеется, прикинуть, какой смысл содержится в письме, но проще обратиться к знатоку. Есть один такой в Нэйвосе, правда, его услуги никогда не были мне по карману, но ради такого случая… А совсем замечательно будет, если управские служки сами его пригласят и оплатят труды. Вот только мне все равно придется присутствовать. И более того: коряво переписывать каждую руну на другую бумажку, потому что эти надменные эльфы…
Нет, не спорю, придумано замечательно. И осуществлено не менее талантливо. А на деле ведь проще простого! Если известно имя и кое-какие подробности о человеке, письмо можно написать таким образом, чтобы прочитать смог только истинный получатель, но больше – никто. Недаром же считается, что имя может многое рассказать о своем владельце, а некоторые полагают, что именно присвоенное нам при рождении сочетание букв и звуков определяет нашу дальнейшую жизнь. Утверждение непроверенное, но что-то в нем есть. Что-то правдивое той самой правдой, которую трудно выразить словами, но которую всегда душа чувствует. Так вот, эльфы, беря за основу имя и прибавляя к нему свое собственное впечатление о получателе, каким-то магическим образом вкладывают это в строки своих рун, в результате чего любой из тех, кто не должен узнать, о чем пишется, увидит только перебегающие с места на места закорючки. И как не пытайся отследить их перемещение, все равно, в нужном порядке они выстроятся и замрут, лишь когда письмо предстанет перед очами получателя. И только перед его очами: остальные все равно увидят бесконечный хаос. Наверное, и на печати…
Да, там, скорее всего, руны тоже скакали с места на место. Недаром же надзорный нарочно спросил о том, мне ли это письмо предназначено. Но каким образом эльфам удалось? Они же ни разу меня не видели, не слышали, не… Читали. Гадский Гебар подсунул им мои переводы? Я его убью, честное слово, убью! Хвастался, небось, нашими совместными трудами перед кем-то, а теперь мне прислали письмо, в котором написано что-то вроде «бросал бы ты это дело парень, пока тебя на смех не подняли». Точно, так и есть. Читать уже не хочется. Корпеть над переводами – тем более. А стыда-то сколько будет, когда местные служки узнают, о чем говорится в письме…
Кстати, почему меня никто не допрашивает? Оставили одного в комнате… Ну, не в комнате, а в камере, но по отсутствию в ней какой бы то ни было мебели – ни лавки, ни лежанки – можно сделать вывод: долго я здесь находиться не буду. Правда, верхнюю одежду забрали. Хорошо хоть, сапоги оставили: через щели в дощатом полу тянет сыростью. Можно сесть, но не хочется. Да и плохо видно, что творится на самом полу, потому что сквозь решетку продолговатого отверстия в стене над дверью проходит факельного света ровно столько, чтобы моя фигура (если, конечно, не прилягу прямо у порога) была ясно различима глядящему в дверное окошечко.
Впрочем, задержка мне только на руку: если Ливин сумела внятно рассказать о произошедшем в Письмоводческой управе, можно надеяться, что Кайрен уладит недоразумение, я ведь ему уже объяснял касательно своих занятий в свободное время. Хотя, даже если не сумела, попробую сам убедить надзорного. В конце концов, ничего противозаконного в том, чтобы получать письма от эльфов, нет. Выглядит подозрительно, согласен. Особенно в свете постоянных размолвок с этими непонятными обычному человеку существами. Правда, до войны не доходит (и вряд ли дойдет), но чем аглис не шутит… Стойте-ка! Все эти выводы хороши, просто замечательны, но я упускаю главное. Причину.
Письмоводители по собственной воле и стремлению не сообщают в «покойную управу» о том, кто кому пишет и от кого получает послания. Более того, чтобы получить право на ознакомление с чужой перепиской, нужно предъявить и доказать серьезные на то основания, вроде угрозы государственной безопасности или чьей-то жизни. Или нужно знать, что в ворохе писем скрывается нечто, возможное к представлению злоумышлением. Что же получается? Надзорный знал об эльфийском письме еще до того, как я пришел в управу. Собственно, поэтому он там и находился. Ждал меня. Значит, ему было сообщено заранее. Кем? Кантой? Краснолицая, конечно, меня недолюбливает, но не настолько же, чтобы сдать в «покойную управу». Или настолько? Нет, верится с трудом. К тому же она, как сейчас понимаю, выглядела донельзя испуганной, а не торжествующей. Тогда… Кто-то интересовался моей перепиской. Зачем? В ней нет ничего ценного. И никогда не было. И преступного тоже ничего нет. Да, это клятое письмо доставило волнений, но все непременно разрешится! Если…
В коридоре раздались шаги и голоса. Идут двое. И разговаривают, нисколько не смущаясь того, что их могут слышать те, кто находится в камерах. Но ведь это может означать… Я никому не смогу рассказать об услышанном просто потому, что не выйду отсюда. Никуда и никогда.
– Я сделал все, как ты просил, Сим. Не думаю, что парня можно обвинить в чем-то достаточном для долгого задержания: тебе повезло, что heve Лисад сейчас в отъезде, а кроме него никто не прочтет письма. Хотя сомнительно, чтобы там было написано что-то серьезное.
Кажется, тот самый надзорный, что привел меня сюда. Но кто с ним?
– Да мне плевать, что там написано! Хоть поздравление по поводу наступающего Зимника! Главное, что этот идиот попал в мое распоряжение хотя бы на несколько дней.
А вот этот голос мне, в отличие от первого, знаком лучше. Только где я мог его слышать? Слегка визгливый, скользкий, словно масло. Я точно его знаю. Это…
Лязг засова. Скрип открывающейся двери.
– Ну что, щенок, не хотел говорить по-хорошему? Поговорим по-плохому.
Салим. Довольный. Почти победоносный.
Он остановился, не переступая порога: видимо, все же опасался, что могу попытаться напасть, а в коридоре, рядом с охранниками, стоящими у каждой камеры, спокойнее. Надзорный не стал мешать своему, похоже, давнему приятелю и стоял за его спиной, чуть в стороне, позволяя, впрочем, рассмотреть скучающее выражение на своем лице.
– Что Вам нужно?
– Ты знаешь, что мне нужно. И теперь расскажешь. Все-все! А уж я позабочусь о том, чтобы у тебя появилось желание это сделать!
– Только не переусердствуй, Сим, – предупредил надзорный. – Он внесен в списки задержанных, а поскольку обстоятельства задержания достаточно серьезны, должен будет предстать перед дознавателями. Как прикажешь мне объясняться, если ты его искалечишь? Да и женщина, которая была с ним, может обратиться в управу.
– Женщина?
– По виду, из провинции. Наверное, родственница или знакомая.
– Почему ты не взял и ее?
– А основание? – Надзорный взглянул на своего приятели с сожалением. – Да, ты все же слишком давно ушел со службы, если забыл о бумажной возне.
– Ладно, отпустил, так отпустил… Хотя она не была бы лишней.
Салим улыбнулся так мерзко, что у меня появились позывы к рвоте. Хорошо хоть, желудок был пуст или почти пуст после раннего завтрака и не слишком давнего посещения отхожего места.
– Учти: у тебя не больше суток, даже уже на час меньше. Потом надо будет вернуть все в целости и сохранности.
– Но никто ведь не говорит, в какой сохранности, телесной или душевной, верно?
Надзорный нахмурился:
– Ты о чем?
– Я и не собирался допрашивать щенка обычными методами: он слишком хилый и может не выдержать. У меня есть кое-что другое в запасе. Кое-что, не затрагивающее целостность тела. А если заключенный сойдет с ума, скажем, от страха, это же неудивительно, верно?
– Неудивительно. Но ты говоришь о…
– Я пригласил Заклинателя.
– Дорогое удовольствие! – Присвистнул надзорный.
– Надеюсь, оно того стоит. Так что, – злорадное обращение ко мне, – готовься к скорой встрече!
Дверь захлопнулась, а я, теперь уже не обращая никакого внимания на сырость и холод пола, сел прямо на доски.
Он хочет допросить меня с помощью Заклинателя? Уж лучше бы пытал, право слово! От чрезмерной боли меня защитила бы печать Сэйдисс, которая, помимо всего прочего, чутко следит за моим телесным здоровьем, и если бы пыточных дел мастер перегнул палку, я просто потерял бы сознание. На все то время, пока боль не вернется в допустимые пределы. Соответственно, пока можно было бы терпеть, аглиса лысого бы от меня Салим дождался, а не ответов на свои вопросы!
А собственно, о чем он собирается спрашивать? Все так же терзать меня описанием средоточений? Я мог бы рассказать, но… не теперь. Теперь вообще боюсь открывать рот. После всего, что увидел, узнал и понял за последний месяц. Если проговорюсь, все будет кончено. В руки неизвестных, но несомненных злоумышленников попадет ключ к власти, полной и безраздельной.
А может, он уже в их руках? Потому Салима и прислали, чтобы он выспросил все о средоточениях? Как только порядок и механика описания станут известны, будут составлены описания для всех крупных и значимых городов, начиная с Меннасы, и их жители попадут под влияние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49