Чье-то. Если пришлецами командует какая-то из имперских служб, верных престолу, еще ничего, но если это противная сторона? Те, кто мечтает сменить династию, к примеру? Что же мне делать?
А что я вообще могу? Разве только разбить голову о стену. Но и то не выйдет: печать не позволит. Особенно в таком смятенном состоянии чувств. Только успокоившись, я мог бы попробовать… Хм. Заклинатель. Салим не может не знать о печати в моем теле: догадываюсь, как он вообще встрял в происходящее. Тот хозяин дома свиданий, Полту Стручок. Помнится, он обещал до меня добраться. Вот и добрался: заплатил кому-то из «вольных ищеек», чтобы разузнать о моих занятиях, привязанностях и прочем. Попасть в мэнор без моего согласия невозможно, оставалось что? Отправиться по местам, где я обычно бываю. На службу, к примеру. Скорее всего, ищейка разузнала по Регистру, в какой управе я получал жалованье, и стал наводить мосты. Разумеется, столкнувшись при этом с Салимом, который, не будь дураком, ухватился за возможность «дружить» со Стручком против меня. И к письмоводителям они могли заявиться уже вместе, подкупить Канту, которая видела, что в получаемых мной письмах частенько встречаются эльфийские руны, дождаться письма… Вот ведь повезло мерзавцам! А Гебара за такую подставу убью. Если сам останусь в живых после встречи с Заклинателем.
Но если Салим знает о печати… Ни один из Заклинателей не покусится на чужое имущество, потому что не хочет получить гору проблем. Конечно, случаются стычки, но они, как правило, затрагивают какие-нибудь мелочи, а не человеческую жизнь. Значит, ни к кому из кланов Салим обратиться за помощью не мог. Но есть еще Заклинатели вне клана. Отлученные. Не подчиняющиеся законам.
Хаос, Вечный и Нетленный! Кажется, для меня все кончено.
***
Витки широких ремней притянули к подлокотникам деревянного кресла мои предплечья, к грубо обтесанным ножкам – щиколотки. Голову закрепили в подобии тисков, чтобы, когда Заклинатель начнет работу, ничто не могло нарушить мою речь.
Салим с удовлетворением наблюдал, как меня колотит, и отпускал уничижительные замечания, хотя сам и понятия не имел о сути того, что будет происходить перед ним.
Можно подумать, я трясусь от страха! Трясусь. Но не я, а мое тело, помнящее времена разлучения с сознанием. Душа не боится. Уже нет. Подумаешь, какая ерунда – снова стать свободной! Правда, эта свобода будет означать забвение. Полное и окончательное. Я не боюсь кануть в небытие, но, Хаос, Вечный и Нетленный! Я не хочу. Теперь, когда после стольких лет появились надежда и желание жить, когда стал виден истинный смысл того, чему меня научили… Наверное, это жадность. Скаредность. Сквалыжность. Не хочу, чтобы все пропало зря! И передать знания некому, да и времени нет. Салим ничего не узнает. Ни-че-го. Сам дурак, сам выбрал тот единственный способ, который не приведет к успеху, даже крошечному. И деньги зря потратит. Много денег: отлученные дорого берут за свои услуги. Впору смеяться, но губы не слушаются: подрагивают, как в лихорадке. Аглис задери, да меня, и в самом деле, лихорадит! От нетерпения встречи со смертью. Ну же, иди ко мне, бесстрастная моя, мы славно развлечемся! Вот только чей облик ты изберешь?
– Проходите, heve. Сюда, пожалуйста.
Фигура, закутанная в плащ. Капюшон надвинут на лицо, не разобрать ни единой черты, но сразу видно: Заклинатель. Потому что беспокойные струйки горячего воздуха маревом танцуют вокруг вошедшего.
– Хотелось бы приступить немедленно: у нас мало времени, – тут же подскочил Салим.
Заклинатель молча высвободил из складок плаща руку и раскрыл затянутую в черную перчатку ладонь всем понятным жестом. Взвесил полученный кошелек. Помедлил пару вдохов, спрятал монеты где-то в недрах, скрытых темным сукном.
– Вас устраивают мои условия?
Голос прозвучал глухо. Слишком глухо, чтобы я мог услышать в нем что-то, кроме безразличия. Но когда Салим рассыпался в заверениях, и Заклинатель откинул капюшон… Я даже перестал дрожать. На целый вдох. А потом снова затрясся.
Слегка вытянутое, незагорелое лицо с тонкими чертами. Огромные глаза насыщенного голубого оттенка с чуть опущенными внешними уголками, от чего взгляд вечно кажется грустным. Коротко стриженые черные волосы… А когда-то они были так длинны и прекрасны, что многие девушки завидовали человеку, стоящему сейчас передо мной.
Валлор. Заклинатель Хаоса. Отлученный.
Он сразу узнал меня. Впрочем, тому причиной даже не печать, которая – я чувствовал – откликнулась на вежливый вопрос. Своего главного врага узнаешь в любом обличье, не правда ли?..
…Мне летом исполнилось восемнадцать, Валлору – двадцать. Мальчишки, как есть мальчишки: взрослые люди не повздорили бы из-за пустяка, а если бы и повздорили, то не довели бы дело до поединка. Я не хотел принимать вызов, но Тайрисс смотрела такими восторженными глазами… Все беды с мужчинами происходят из-за женщин. Так было и так будет. Пока не кончится время.
Просторная площадка далеко от домов, людей, животных – от всего того, чему может быть причинен вред. Обычная арена для поединков: скальная ограда высотой примерно в два моих роста, тихо журчащий ручей, скатывающийся по одной из каменистых складок. Под ногами хрустит песок. Стены вокруг кажутся цельными, но так бывает не всегда: проход, по которому мы достигли арены, запечатан за нашими спинами. Во избежание, в прямом смысле этого слова. Чтобы ни один из поединщиков не уклонился от выяснения отношений в отведенное правилами время. Впрочем, совсем не обязательно драться.
– Ты по-прежнему не хочешь отменить вызов?
Валлор отрицательно дергает подбородком. Конец длинной челки срывается со скулы, повисает в воздухе на невозможно долгое время, потом плавно возвращается на место.
– Это глупо.
Молчание, упрямое и грозное.
– Что и кому ты хочешь доказать? Тайрисс все равно не смотрит в твою сторону.
– Да, не смотрит! Она видит только одного человека в мире!
– Если ты думаешь, что это делает меня счастливым, то ошибаешься.
– Еще скажи, что она тебе безразлична! Скажешь?
Глубокие голубые глаза пылают огнем отчаяния.
Гад. Нарочно задает вопрос так, чтобы я не мог на него ответить правдиво. Конечно, мне не безразлична золотокосая девочка. Я люблю ее. В конце концов, она моя кузина! Но смешно и рано говорить о ней, как о женщине. Лет через семь, а то и больше, когда Тайрисс войдет в силу и в права… Тогда и будет смысл спорить о том, кому владеть сердцем красавицы. Но сейчас-то зачем тратить силы?
Вздыхаю.
– Не скажу.
– Вот! – Валлор торжествует. – Но ты же знаешь, что Время Выбора еще далеко впереди, а сам потакаешь девчонке… Мог бы образумить ее, а не благосклонно взирать на танцы!
Образумить? То есть, сказать: пойди, девочка, постой в сторонке, подожди, пока будешь достойна разговора с дядей. Представляю, что на это ответила бы Тайрисс! Спалила бы полдома. А может, и весь. И кто бы смог ее остановить? Уж точно, не Валлор!
– Чего ты добиваешься?
– Оставь ее в покое!
– Я не причиняю ей беспокойства.
– Причиняешь! Своим благодушием! Поклянись, что когда проиграешь, ты не будешь видеться с Тайрисс до ее совершеннолетия!
Кажется, кто-то из нас, и в самом деле, зазнался. Но я ли?
Насмешливо переспрашиваю:
– «Когда»? Ты так уверен в успехе?
Вместо ответа он опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья, а струйки воды срываются со скальной подложки русла и змеями замирают в воздухе.
Что ж, пора.
Песчинки у моих ног начинают кружиться в хороводе. Медленно, плавно, своим шуршанием словно напевая колыбельную. Свиваются в кольцо, спиралью поднимаются вверх, обнимая меня.
Ворон, наблюдавший за нами с кромки скалы, поднимается в воздух, делает круг над ареной и роняет перо. Клочок тьмы опускается все ниже и ниже, касается земли и…
Поединок начинается.
Водяные змеи Валлора бросаются ко мне, но встречают на своем пути других – песчаных, то застывающих стеклом, то сплетающихся шершавым руслом для отклонения водяного потока. Вверх, вниз, вокруг, насквозь – следить глазами за происходящим попросту невозможно. Мы и не следим, слушая песнь Хаоса в наших душах. Глазами мы лишь смотрим друг на друга, потому что проиграет тот из нас, кто допустит до себя оружие противника. Я – несколько капель воды. Валлор – щепоть песчинок. Как только означенный предмет окажется в волосах или на лице кого-то из нас, поединок будет считаться завершенным. Конечно, можно было бы сжульничать и притянуть песок со стороны, но… Жулики недостойны почета. Поэтому я, сформировав своих «змеек» в самом начале, не беру больше ни крошечки с арены.
Как можно отбить струю воды? Поставить щит? Да, но есть маленькая проблема: ЭТА струя не разлетится каплями, потому что Валлор ни на долю мгновения не ослабляет контроль. То бишь, вода скользнет по щиту и может до меня добраться, если… Не успею отвести. И я отвожу. Строю из плотно прижатых друг к другу песчинок целые каналы, не забывая отправлять часть песчаных змей в атаку.
Круговерть золотисто-серого и прозрачно-белого. Смертельно опасная круговерть: любая из струй пробьет человека насквозь. Мы знаем об этой опасности и принимаем меры. Да, собственно, и не стремимся убивать друг друга.
Сколько проходит времени? Кто знает. Поединки не бывают долгими, но не потому, что Заклинатели быстро устают. Просто слабые места противника, если они имеются, становятся заметны на первых же минутах, а если знаешь, куда бить, зачем тянуть время? Так и я, уловив, что Валлор слишком долго морозит «змеек», рву на клочья своих в нескольких ладонях перед лицом противника. И одна из горстей песка успевает пробраться мимо зарождающегося ледяного щита, прямо в развевающиеся черные пряди…
Он чувствует прикосновение чужого оружия, но прежде чем тело передает ощущения сознанию, а может быть, уже догадываясь о проигрыше, отправляет ко мне водяные струи, на лету превращая их в лед. Жест отчаяния? Наверное. Ничем иным не могу объяснить вопиющее нарушение правил: атаковать можно только не преобразованной материей. Потому что я тоже мог бы сплавить песок в острые клинки, но ведь не делаю этого!
Ледяные стрелы, рассекающие стонущий от боли воздух. Страх в глазах Валлора. Чего он боится больше: моей возможной гибели или собственного наказания, которое последует, когда я предъявлю доказательства? Разве это так важно? И навстречу льду отправляется раскаленный докрасна песок, впивается в гладкие бока замерзшей воды страстными поцелуями, жжет, плавит, топит…
И проходит насквозь, пропуская ко мне лишь брызги. Холодные, но безвредные. Я смеюсь, подставляя лицо нежданному в конце осени дождю. И Валлор, глядя на меня, тоже улыбается. Несмело. Не слишком тепло. Но уже – понимающе…
…Писарь раскладывает на столе чистые листы бумаги, обмакивает кончик пера в чернила и замирает в ожидании первых слов, которые должны быть сохранены в записях.
– Приступайте же, heve!
Салим только что не переминается с ноги на ногу. Валлор позволяет себе усмехнуться: чуть-чуть, самыми уголками рта:
– Я уже приступил. Если Вы желаете, чтобы он оставался в здравом рассудке, нужно действовать правильно.
– Но откуда я могу знать…
– Что я работаю? Извольте, подскажу. Следите за его ртом: как только из него покажется струйка слюны, это означает, что все почти готово.
Струйка? Это еще слабо сказано! Будет целые реки, и не только слюны: напрасно Салим не захватил с собой надушенных платков, потому что вдыхать аромат испражнений не слишком-то приятно.
Но Валлор, и в самом деле, работает, я чувствую. Точнее, перестаю чувствовать: пальцы ног и рук уже не слушаются меня, да и прочие мышцы расслабились донельзя, странно, как еще не оплыли неудавшимся кухарке студнем. Глаза несколько вдохов беспомощно вращались, но все же остановились, уткнувшись взглядом куда-то в пол, наискось. Славная, должно быть, картинка! А вот и слюна пошла: единственным, чем я еще могу управлять, так это головой, но и то в основном только слушать и говорить. Сглатывать, например, не могу, потому что это уже по другой части.
– Все? Можно начинать допрос?
Салим, оживленный, по своему обыкновению.
– Как пожелаете.
Валлор, все такой же бесстрастный. Не вижу никого из них, а жаль.
– Как создаются описания средоточений? Рассказывай!
– Как-как… Каком вверх.
Язык плохо слушается, но думаю, мой ответ оказался понятен всем. Салиму уж точно: живчик взвился, как укушенный.
– Что он говорит?!
– То, что Вы хотели услышать. Наверное.
Подозреваю, в этот миг Валлор снова улыбается. Тонко-тонко. Сочувствующе.
– Он должен отвечать на вопросы!
– Он отвечает. Возможно, Вы неправильно их задаете.
По тени на полу понимаю, что надо мной кто-то склоняется.
– Какое сейчас время года?
А, это Валлор решил пошутить. Что ж, подыграю.
– Зима.
– Какой месяц?
– Око Аурин.
– Видите? Он вполне внятно отвечает на внятные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
А что я вообще могу? Разве только разбить голову о стену. Но и то не выйдет: печать не позволит. Особенно в таком смятенном состоянии чувств. Только успокоившись, я мог бы попробовать… Хм. Заклинатель. Салим не может не знать о печати в моем теле: догадываюсь, как он вообще встрял в происходящее. Тот хозяин дома свиданий, Полту Стручок. Помнится, он обещал до меня добраться. Вот и добрался: заплатил кому-то из «вольных ищеек», чтобы разузнать о моих занятиях, привязанностях и прочем. Попасть в мэнор без моего согласия невозможно, оставалось что? Отправиться по местам, где я обычно бываю. На службу, к примеру. Скорее всего, ищейка разузнала по Регистру, в какой управе я получал жалованье, и стал наводить мосты. Разумеется, столкнувшись при этом с Салимом, который, не будь дураком, ухватился за возможность «дружить» со Стручком против меня. И к письмоводителям они могли заявиться уже вместе, подкупить Канту, которая видела, что в получаемых мной письмах частенько встречаются эльфийские руны, дождаться письма… Вот ведь повезло мерзавцам! А Гебара за такую подставу убью. Если сам останусь в живых после встречи с Заклинателем.
Но если Салим знает о печати… Ни один из Заклинателей не покусится на чужое имущество, потому что не хочет получить гору проблем. Конечно, случаются стычки, но они, как правило, затрагивают какие-нибудь мелочи, а не человеческую жизнь. Значит, ни к кому из кланов Салим обратиться за помощью не мог. Но есть еще Заклинатели вне клана. Отлученные. Не подчиняющиеся законам.
Хаос, Вечный и Нетленный! Кажется, для меня все кончено.
***
Витки широких ремней притянули к подлокотникам деревянного кресла мои предплечья, к грубо обтесанным ножкам – щиколотки. Голову закрепили в подобии тисков, чтобы, когда Заклинатель начнет работу, ничто не могло нарушить мою речь.
Салим с удовлетворением наблюдал, как меня колотит, и отпускал уничижительные замечания, хотя сам и понятия не имел о сути того, что будет происходить перед ним.
Можно подумать, я трясусь от страха! Трясусь. Но не я, а мое тело, помнящее времена разлучения с сознанием. Душа не боится. Уже нет. Подумаешь, какая ерунда – снова стать свободной! Правда, эта свобода будет означать забвение. Полное и окончательное. Я не боюсь кануть в небытие, но, Хаос, Вечный и Нетленный! Я не хочу. Теперь, когда после стольких лет появились надежда и желание жить, когда стал виден истинный смысл того, чему меня научили… Наверное, это жадность. Скаредность. Сквалыжность. Не хочу, чтобы все пропало зря! И передать знания некому, да и времени нет. Салим ничего не узнает. Ни-че-го. Сам дурак, сам выбрал тот единственный способ, который не приведет к успеху, даже крошечному. И деньги зря потратит. Много денег: отлученные дорого берут за свои услуги. Впору смеяться, но губы не слушаются: подрагивают, как в лихорадке. Аглис задери, да меня, и в самом деле, лихорадит! От нетерпения встречи со смертью. Ну же, иди ко мне, бесстрастная моя, мы славно развлечемся! Вот только чей облик ты изберешь?
– Проходите, heve. Сюда, пожалуйста.
Фигура, закутанная в плащ. Капюшон надвинут на лицо, не разобрать ни единой черты, но сразу видно: Заклинатель. Потому что беспокойные струйки горячего воздуха маревом танцуют вокруг вошедшего.
– Хотелось бы приступить немедленно: у нас мало времени, – тут же подскочил Салим.
Заклинатель молча высвободил из складок плаща руку и раскрыл затянутую в черную перчатку ладонь всем понятным жестом. Взвесил полученный кошелек. Помедлил пару вдохов, спрятал монеты где-то в недрах, скрытых темным сукном.
– Вас устраивают мои условия?
Голос прозвучал глухо. Слишком глухо, чтобы я мог услышать в нем что-то, кроме безразличия. Но когда Салим рассыпался в заверениях, и Заклинатель откинул капюшон… Я даже перестал дрожать. На целый вдох. А потом снова затрясся.
Слегка вытянутое, незагорелое лицо с тонкими чертами. Огромные глаза насыщенного голубого оттенка с чуть опущенными внешними уголками, от чего взгляд вечно кажется грустным. Коротко стриженые черные волосы… А когда-то они были так длинны и прекрасны, что многие девушки завидовали человеку, стоящему сейчас передо мной.
Валлор. Заклинатель Хаоса. Отлученный.
Он сразу узнал меня. Впрочем, тому причиной даже не печать, которая – я чувствовал – откликнулась на вежливый вопрос. Своего главного врага узнаешь в любом обличье, не правда ли?..
…Мне летом исполнилось восемнадцать, Валлору – двадцать. Мальчишки, как есть мальчишки: взрослые люди не повздорили бы из-за пустяка, а если бы и повздорили, то не довели бы дело до поединка. Я не хотел принимать вызов, но Тайрисс смотрела такими восторженными глазами… Все беды с мужчинами происходят из-за женщин. Так было и так будет. Пока не кончится время.
Просторная площадка далеко от домов, людей, животных – от всего того, чему может быть причинен вред. Обычная арена для поединков: скальная ограда высотой примерно в два моих роста, тихо журчащий ручей, скатывающийся по одной из каменистых складок. Под ногами хрустит песок. Стены вокруг кажутся цельными, но так бывает не всегда: проход, по которому мы достигли арены, запечатан за нашими спинами. Во избежание, в прямом смысле этого слова. Чтобы ни один из поединщиков не уклонился от выяснения отношений в отведенное правилами время. Впрочем, совсем не обязательно драться.
– Ты по-прежнему не хочешь отменить вызов?
Валлор отрицательно дергает подбородком. Конец длинной челки срывается со скулы, повисает в воздухе на невозможно долгое время, потом плавно возвращается на место.
– Это глупо.
Молчание, упрямое и грозное.
– Что и кому ты хочешь доказать? Тайрисс все равно не смотрит в твою сторону.
– Да, не смотрит! Она видит только одного человека в мире!
– Если ты думаешь, что это делает меня счастливым, то ошибаешься.
– Еще скажи, что она тебе безразлична! Скажешь?
Глубокие голубые глаза пылают огнем отчаяния.
Гад. Нарочно задает вопрос так, чтобы я не мог на него ответить правдиво. Конечно, мне не безразлична золотокосая девочка. Я люблю ее. В конце концов, она моя кузина! Но смешно и рано говорить о ней, как о женщине. Лет через семь, а то и больше, когда Тайрисс войдет в силу и в права… Тогда и будет смысл спорить о том, кому владеть сердцем красавицы. Но сейчас-то зачем тратить силы?
Вздыхаю.
– Не скажу.
– Вот! – Валлор торжествует. – Но ты же знаешь, что Время Выбора еще далеко впереди, а сам потакаешь девчонке… Мог бы образумить ее, а не благосклонно взирать на танцы!
Образумить? То есть, сказать: пойди, девочка, постой в сторонке, подожди, пока будешь достойна разговора с дядей. Представляю, что на это ответила бы Тайрисс! Спалила бы полдома. А может, и весь. И кто бы смог ее остановить? Уж точно, не Валлор!
– Чего ты добиваешься?
– Оставь ее в покое!
– Я не причиняю ей беспокойства.
– Причиняешь! Своим благодушием! Поклянись, что когда проиграешь, ты не будешь видеться с Тайрисс до ее совершеннолетия!
Кажется, кто-то из нас, и в самом деле, зазнался. Но я ли?
Насмешливо переспрашиваю:
– «Когда»? Ты так уверен в успехе?
Вместо ответа он опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья, а струйки воды срываются со скальной подложки русла и змеями замирают в воздухе.
Что ж, пора.
Песчинки у моих ног начинают кружиться в хороводе. Медленно, плавно, своим шуршанием словно напевая колыбельную. Свиваются в кольцо, спиралью поднимаются вверх, обнимая меня.
Ворон, наблюдавший за нами с кромки скалы, поднимается в воздух, делает круг над ареной и роняет перо. Клочок тьмы опускается все ниже и ниже, касается земли и…
Поединок начинается.
Водяные змеи Валлора бросаются ко мне, но встречают на своем пути других – песчаных, то застывающих стеклом, то сплетающихся шершавым руслом для отклонения водяного потока. Вверх, вниз, вокруг, насквозь – следить глазами за происходящим попросту невозможно. Мы и не следим, слушая песнь Хаоса в наших душах. Глазами мы лишь смотрим друг на друга, потому что проиграет тот из нас, кто допустит до себя оружие противника. Я – несколько капель воды. Валлор – щепоть песчинок. Как только означенный предмет окажется в волосах или на лице кого-то из нас, поединок будет считаться завершенным. Конечно, можно было бы сжульничать и притянуть песок со стороны, но… Жулики недостойны почета. Поэтому я, сформировав своих «змеек» в самом начале, не беру больше ни крошечки с арены.
Как можно отбить струю воды? Поставить щит? Да, но есть маленькая проблема: ЭТА струя не разлетится каплями, потому что Валлор ни на долю мгновения не ослабляет контроль. То бишь, вода скользнет по щиту и может до меня добраться, если… Не успею отвести. И я отвожу. Строю из плотно прижатых друг к другу песчинок целые каналы, не забывая отправлять часть песчаных змей в атаку.
Круговерть золотисто-серого и прозрачно-белого. Смертельно опасная круговерть: любая из струй пробьет человека насквозь. Мы знаем об этой опасности и принимаем меры. Да, собственно, и не стремимся убивать друг друга.
Сколько проходит времени? Кто знает. Поединки не бывают долгими, но не потому, что Заклинатели быстро устают. Просто слабые места противника, если они имеются, становятся заметны на первых же минутах, а если знаешь, куда бить, зачем тянуть время? Так и я, уловив, что Валлор слишком долго морозит «змеек», рву на клочья своих в нескольких ладонях перед лицом противника. И одна из горстей песка успевает пробраться мимо зарождающегося ледяного щита, прямо в развевающиеся черные пряди…
Он чувствует прикосновение чужого оружия, но прежде чем тело передает ощущения сознанию, а может быть, уже догадываясь о проигрыше, отправляет ко мне водяные струи, на лету превращая их в лед. Жест отчаяния? Наверное. Ничем иным не могу объяснить вопиющее нарушение правил: атаковать можно только не преобразованной материей. Потому что я тоже мог бы сплавить песок в острые клинки, но ведь не делаю этого!
Ледяные стрелы, рассекающие стонущий от боли воздух. Страх в глазах Валлора. Чего он боится больше: моей возможной гибели или собственного наказания, которое последует, когда я предъявлю доказательства? Разве это так важно? И навстречу льду отправляется раскаленный докрасна песок, впивается в гладкие бока замерзшей воды страстными поцелуями, жжет, плавит, топит…
И проходит насквозь, пропуская ко мне лишь брызги. Холодные, но безвредные. Я смеюсь, подставляя лицо нежданному в конце осени дождю. И Валлор, глядя на меня, тоже улыбается. Несмело. Не слишком тепло. Но уже – понимающе…
…Писарь раскладывает на столе чистые листы бумаги, обмакивает кончик пера в чернила и замирает в ожидании первых слов, которые должны быть сохранены в записях.
– Приступайте же, heve!
Салим только что не переминается с ноги на ногу. Валлор позволяет себе усмехнуться: чуть-чуть, самыми уголками рта:
– Я уже приступил. Если Вы желаете, чтобы он оставался в здравом рассудке, нужно действовать правильно.
– Но откуда я могу знать…
– Что я работаю? Извольте, подскажу. Следите за его ртом: как только из него покажется струйка слюны, это означает, что все почти готово.
Струйка? Это еще слабо сказано! Будет целые реки, и не только слюны: напрасно Салим не захватил с собой надушенных платков, потому что вдыхать аромат испражнений не слишком-то приятно.
Но Валлор, и в самом деле, работает, я чувствую. Точнее, перестаю чувствовать: пальцы ног и рук уже не слушаются меня, да и прочие мышцы расслабились донельзя, странно, как еще не оплыли неудавшимся кухарке студнем. Глаза несколько вдохов беспомощно вращались, но все же остановились, уткнувшись взглядом куда-то в пол, наискось. Славная, должно быть, картинка! А вот и слюна пошла: единственным, чем я еще могу управлять, так это головой, но и то в основном только слушать и говорить. Сглатывать, например, не могу, потому что это уже по другой части.
– Все? Можно начинать допрос?
Салим, оживленный, по своему обыкновению.
– Как пожелаете.
Валлор, все такой же бесстрастный. Не вижу никого из них, а жаль.
– Как создаются описания средоточений? Рассказывай!
– Как-как… Каком вверх.
Язык плохо слушается, но думаю, мой ответ оказался понятен всем. Салиму уж точно: живчик взвился, как укушенный.
– Что он говорит?!
– То, что Вы хотели услышать. Наверное.
Подозреваю, в этот миг Валлор снова улыбается. Тонко-тонко. Сочувствующе.
– Он должен отвечать на вопросы!
– Он отвечает. Возможно, Вы неправильно их задаете.
По тени на полу понимаю, что надо мной кто-то склоняется.
– Какое сейчас время года?
А, это Валлор решил пошутить. Что ж, подыграю.
– Зима.
– Какой месяц?
– Око Аурин.
– Видите? Он вполне внятно отвечает на внятные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49