Они еще немного постояли, докуривая. Если полтонны кокаина действительно тут, всего в нескольких шагах, как только они преодолеют это расстояние, в жизни каждой из них уже ничто не останется таким, как прежде. Они обе знали это.
– Черт побери. У нас еще есть время, подружка.
– Время? Для чего?
Тереса усмехнулась, обращая свою мысль в шутку:
– Не знаю. Может, чтобы не пойти смотреть.
Пати отсутствующе улыбнулась. Ее мысли тоже унеслись вперед, на несколько шагов от места, где они стояли.
– Не говори глупостей.
Тереса взглянула на рюкзак у ног и, нагнувшись, стала в нем рыться. С кончиков распущенных волос капала вода. Тереса вынула фонарь.
– Знаешь что? – сказала она, щелкая им для проверки.
– Пока не знаю.
– По-моему, бывают мечты, которые убивают… – Тереса посветила вокруг, на стены из черного камня с небольшими сталактитами вверху. – Убивают еще вернее, чем люди, болезни или время.
– И что дальше?
– Да ничего. Просто мне пришло в голову. Вот прямо сейчас.
Пати не смотрела на нее. И даже едва слушала. Тоже достав фонарь, она повернулась к скалам в глубине пещеры, занятая собственными мыслями.
– Что ты там говоришь?
Рассеянно заданный вопрос, не требующий ответа. Тереса и не ответила. Только внимательно посмотрела на подругу, потому что ее голос, даже с учетом эха под каменными сводами, прозвучал как-то странно.
Надеюсь, она не собирается убить меня ножом в спину в этой пещере с сокровищами, как пираты в книгах, подумала она, шутя лишь наполовину. И несмотря на всю нелепость этой мысли, вдруг поймала себя на том, что смотрит на рукоятку водолазного ножа, так успокоительно торчащую из рюкзака. Да черт меня побери, мысленно обругала себя Тереса, совсем рехнулась, трусиха проклятая. И грызла себя за это все время, пока они собирали снаряжение, надевали рюкзаки, а потом осторожно шли по камням и водорослям, освещая себе путь под ногами. Пол пещеры понемногу поднимался. Два снопа света выхватили из тьмы поворот. За ним оказались еще камни и сухие водоросли – очень плотные охапки, громоздящиеся возле углубления в стене.
– Должно быть, это здесь, – сказала Пати.
Черт побери, ошеломленно подумала Тереса, вдруг догадавшись, что происходит. Оказывается, у Лейтенанта О'Фаррелл дрожит голос.
* * *
– Это уж точно, – сказал Нино Хуарес, – такая женщина любому мужчине даст сто очков вперед.
Ничто в бывшем главном комиссаре ОПКС – группы по борьбе с организованной преступностью Коста-дель-Соль – не выдавало полицейского. Или бывшего полицейского. Он был невысок, почти хрупок, со светлой бородкой, одет в серый, несомненно, очень дорогой костюм; шелковый галстук гармонировал с таким же платком, высовывавшимся из нагрудного кармана пиджака, а на левом запястье, под манжетой рубашки в белую и розовую полоску, застегнутой эффектной запонкой, поблескивал «Патек Филипп». Казалось, этот человек сошел со страниц какого-нибудь журнала мужской моды, хотя на самом деле приехал прямиком из своего кабинета на мадридской Гран-Виа. Сатурнино Г. Хуарес, значилось на визитной карточке, лежавшей у меня в портфеле. Начальник службы внутренней безопасности. А в уголке отпечатан логотип сети модных магазинов, получающей каждый год сотни миллионов прибыли. Чего только не бывает в жизни, подумал я. После скандала, стоившего ему карьеры несколько лет назад, когда его знали больше как Нино Хуареса или комиссара Хуареса, вот он сидит передо мной – живой и здоровый, безупречно одетый: одним словом, победитель. С этим респектабельным «Г.» между именем и фамилией, с видом человека, у которого денег куры не клюют, который обладает прежним влиянием и большей, чем прежде, властью. Таких людей, как он, никогда не увидишь в очередях безработных на бирже труда: они слишком много знают о людях – порой даже больше, чем сами люди знают о себе. Статьи в прессе, дело, заведенное в Министерстве внутренних дел, решение Главного полицейского управления об отстранении его от службы, пять месяцев в тюрьме города Алькала-Меко – теперь все это в прошлом. Как хорошо иметь друзей, мысленно заключил я. Старых друзей, отвечающих услугой на услугу. А еще – иметь деньги или хорошие отношения, чтобы покупать таких друзей. Нет лучшего средства против безработицы, чем вести учет скелетам, которые каждый прячет в своем шкафу. Особенно если ты сам помогал их туда засовывать.
– С чего начнем? – спросил он, подцепляя на вилку ломтик ветчины с тарелки.
– С самого начала.
– Тогда мы долго просидим за этим столом.
Мы сидели в таверне «Лусио» в Кава-Баха, и на самом деле, помимо приглашения пообедать (яичница с картошкой, ветчина, бутылка «Винья Педроса» урожая 1996 года – все за мой счет), я, в общем-то, купил его присутствие там. Я сделал это по-своему, прибегнув к не раз уже испытанной тактике. После его второго отказа говорить о Тересе Мендоса, когда он уже собирался отдать секретарше приказ больше не соединять меня с ним, я без обиняков изложил ему перспективы. С вашим участием или без, сказал я, эта история будет написана.
Так что можете выбирать: либо фигурировать в ней в самых разнообразных ракурсах, включая фото вашего первого причастия, либо остаться вне ее и с облегчением утереть пот со лба. А что еще? – поинтересовался он.
Ни одного сентаво, ответил я. Но я с удовольствием угощу вас обедом, и не одним, если понадобится. Вы получаете друга, или почти друга, и человека, который вам обязан. Кто знает, как все сложится дальше. А теперь скажите мне, как вы на все это смотрите. Он оказался достаточно сообразительным, чтобы немедленно – и правильно – оценить оба варианта, и мы сошлись на следующем: во-первых, из его уст не должно исходить ничего компрометирующего, а во-вторых, чем меньше дат и подробностей, связанных с ним, тем лучше. Короче, мы договорились. Всегда легко договориться с человеком, не обремененным совестью. Трудно бывает с другими, но первых меньше.
– Касательно той полутонны кокаина – все это правда, – подтвердил Хуарес. – Отличный «снежок», почти беспримесный. Его доставили сюда для русской мафии – она в то время только начинала разворачивать свою деятельность на Коста-дель-Соль и устанавливать контакты с южноамериканскими наркодельцами. Это была первая важная операция, и ее провал на некоторое время заблокировал связи между Колумбией и Россией… Все считали, что эти полтонны пропали, и южноамериканцы потешались над русскими: вот, мол, умники – разделались с женихом этой О'Фаррелл и двумя его партнерами, не развязав им прежде языки.
Говорят, Пабло Эскобар, узнав о подробностях этой истории, заявил: в жизни больше не свяжусь с непрофессионалами. И тут вдруг появляются Мексиканка и та, вторая, и буквально из рукава вытаскивают на свет божий эти полтонны…
– Каким образом они добыли этот кокаин?
– Этого я не знаю. Да и никто не знает точно. Достоверно известно только то, что он всплыл на русском рынке – или, вернее, начал всплывать. Это Олег Языков вывел ее туда.
В моих записях встречалось это имя: Олег Языков.
Родился в Солнцево, одном из наиболее мафиозных районов Москвы. Военную службу проходил еще в Советской армии, в Афганистане. Дискотеки, отели и рестораны на Коста-дель-Соль. Нино Хуарес дополнил картину. Прибыв в Испанию на самолете Аэрофлота, Языков появился на побережье Малаги в конце восьмидесятых. Тридцатилетний русский отличался живым умом, владел несколькими языками и тридцатью пятью миллионами долларов, которым вскоре нашел применение. Начал с того, что приобрел дискотеку, которую назвал «Ядранка», и спустя недолгое время она стала весьма модной в Марбелье. Через пару лет Языков уже стоял во главе солидной инфраструктуры по отмыванию денег: гостиничный бизнес, сделки по недвижимости, торговля квартирами и земельными участками на побережье. Было и второе направление, выросшее из той первой дискотеки: русский вкладывал значительные суммы в развитие индустрии ночных развлечений в Марбелье – бары, рестораны, роскошные бордели со штатом женщин-славянок, доставляемых прямо из Восточной Европы. Все делалось чисто или почти чисто: деньги отмывались аккуратно и без привлечения лишнего внимания. Однако группа ОПКС подтвердила связь Языкова с «Бабушкой» – мощной солнцевской организацией, состоящей из бывших сотрудников милиции и ветеранов Афганистана. Она специализировалась на рэкете, торговле женщинами и крадеными автомобилями, а также стремилась расширить свою деятельность в области наркобизнеса. «Бабушка» уже проложила путь в Северную Европу: существовал морской маршрут Буэнавентура – Санкт-Петербург через шведский Гетеборг и финскую Кутку. Языкову, помимо прочего, было поручено изучить альтернативный маршрут через восточную часть Средиземного моря: то был независимый канал связи между французскими и итальянскими мафиозными группировками, которые до той поры оказывали русским посреднические услуги. Вот так обстояли дела.
Первые сделки с колумбийскими наркодельцами – Медельинским картелем – происходили почти без участия денег и заключались в простом обмене кокаина на оружие: партии автоматов Калашникова и гранатометов РПГ с российских военных складов. Однако дело шло не так хорошо, как хотелось бы, и одной из проблем для Языкова и его московских партнеров был пропавший кокаин. Но вдруг, когда все уже перестали о нем вспоминать, эти пятьсот килограммов словно с неба свалились.
– Мне рассказывали, что Мексиканка и та, другая, отправились к Языкову вести переговоры, – продолжал Хуарес. – Вот прямо так – лично, с пакетом порошка в качестве образца… Видимо, русский встретил их не слишком-то приветливо. Тогда О'Фаррелл вспылила: она, мол, уже заплатила за все, и тех пуль, которые достались ей, когда разбирались с ее женихом, вполне достаточно, чтобы остановить счетчик. Мы, мол, играем чисто и просим компенсации.
– Почему же они не стали делить порошок на мелкие партии?
– Дня начинающих это было слишком. А уж Языкову бы точно не понравилось.
– Выходит, оказалось совсем несложно установить происхождение этого порошка?
– Конечно. – Искусно орудуя вилкой и ножом, бывший полицейский расправлялся с ломтиками ветчины на глиняной тарелке. – Ведь все отлично знали, чьей невестой была О'Фаррелл.
– Расскажите мне о ее женихе.
– Жениха, – принялся рассказывать Хуарес с презрительной улыбкой, продолжая резать, жевать и снова резать, – звали Хайме Аренас, для друзей Джимми.
Севилец из хорошей семьи. Полное дерьмо, не к столу будь сказано. Много чем занимался в Марбелье, а также вел какие-то семейные дела в Южной Америке. Парень с амбициями и большим самомнением насчет собственного ума. Когда этот кокаин оказался в пределах досягаемости, Джимми пришло в голову, что неплохо бы натянуть нос русским. Имей он дело с Пабло Эскобаром, он просто не посмел бы, но «товарищи» тогда еще не пользовались такой славой, как сейчас. Они выглядели просто дураками или почти дураками. Так что Джимми припрятал снежок, надеясь выторговать для себя прибавку к комиссионным, хотя Языков уже заплатил колумбийцам, сколько было договорено, причем на сей раз больше деньгами, чем оружием. Джимми начал тянуть резину и доигрался до того, что у «товарища» лопнуло терпение. Джимми поплатился жизнью, а вместе с ним – и двое его партнеров. Русские всегда действовали довольно грубо. – Хуарес критически прищелкнул языком. – Да и сейчас тоже.
– Как они вышли друг на друга?
Мой собеседник, подняв вилку, нацелился ею в меня, словно желая показать, что одобряет мой вопрос.
– В те времена, – объяснил он, – у русских гангстеров была одна очень большая проблема. Собственно, она существует и по сей день, но тогда все обстояло куда хуже. Дело в том, что их можно узнать за километр: все большие, грубые, светловолосые, с этими здоровенными ручищами, с этими машинами и этими шлюхами, разукрашенными, как новогодняя елка, которых они всегда возят с собой. А кроме того, с иностранными языками у них просто беда. Стоило им сойти с самолета в Майами или в любом другом американском аэропорту, ДЭА и вся полиция буквально начинали ходить за ними по пятам. Поэтому им нужны были посредники. Поначалу Джимми Аренас показал себя хорошо: начал с того, что стал добывать им спирт из Хереса для переправки в Северную Европу. Помимо этого, у него были хорошие связи в Южной Америке, и он не вылезал из модных дискотек Марбельи, Фуэнхиролы и Торремолиноса. Однако русским хотелось иметь собственные импортно-экспортные сети. «Бабушка» – московские друзья Языкова – уже наладила поставки мелких партий белого порошка, используя линии Аэрофлота, связывающие русскую столицу с Монтевидео, Лимой и Баией: их меньше контролировали, чем рейсы из Рио-де-Жанейро и Гаваны. В аэропорт «Шереметьево» тогда прибывали только мелкие партии – не более чем по полкило – с курьерами-индивидуалами, однако этого явно не хватало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73