дрожащее зарево горящих городов на юго-востоке, цепочка сторожевых костров далеко на севере, одинокий огонек в лесу, где запоздавший путник коротает ночь, тень, беззвучно скользящая в тумане, и человек из прошлых снов, внезапно появившийся из-за пелены дождя.
– Дальше дороги нет, – спокойно сказал человек. В руке его блеснул опущенный меч.
– Как в кино, – довольным тоном сказал сисадмин. – У главного героя мечуган всегда под рукой. Я, кстати, сегодня вечером в кино пойду, «Кровавая мафия наступает» называется. Видела?
– Я такое не смотрю. – Сати открыла буклет на нужной странице и пристроила на клавиатуру. – Под рукой, ага… Странно только, что я не видела, как он его достал, меч-то. Будто он сам по себе в руке оказался. Такой, знаешь, длинный, серебристый… и парень-то тот же самый, что раньше мне снился, только вроде постарше немного стал. Наверное, несколько лет прошло…
Она снова замолчала.
…Внезапно меч в руке человека словно ожил. Блеснула сталь, рассекая бесплотную тень, торжествующе вспыхнули зеленые камни-глаза в рукояти…
– Убил? – спросил Никита, с интересом слушая рассказ. – А потом? Что мужик-то этот сделал?
– Ну что «потом», – неохотно проговорила она. – На меч посмотрел… странно так взглянул, как на живое существо, лезвие вытер – и все. Мечуган убрал и исчез, будто в воздухе растворился. Тут я и проснулась.
– Гм… убил, значит. А почему?
– Откуда же я знаю? Может, это у него ежевечернее развлечение? Вышел так на улицу, парочку человек прирезал, вот и день недаром прошел.
– День-шмень… Я вот думаю, как только мужика этого убьют, так он тебе сниться и перестанет. А то ишь, зачастил чего-то, – недовольно проговорил приятель. – Тоже мне, тень отца Гамлета… Ладно, читай лучше, что ты там про госпиталь насочиняла.
– Про госпиталь… – Сати откашлялась. – «Прекрасное медицинское оборудование позволяет проводить диагностику…»
Она вдруг умолкла и перевела взгляд в окно.
– Знаешь, Никита, – удивленно проговорила Сати. – Я вот подумала… ты только не смейся, ладно? Мне в голову такая странная мысль пришла…
– Мысль-шмысль… выкладывай. Про госпиталь?
Сати заколебалась:
– Нет, про другое. Ерунда, конечно, но… а вдруг? Как я раньше-то об этом не подумала? В общем, кажется мне, что это…
Договорить она не успела. В трубке послышался шум, звон, восклицания Никиты и детский голос.
– Ладно, не плачь, – сказал кому-то сисадмин. – Сейчас купим. Слышь, Сати, ты погоди пока с рассказом. Катастрофа тут у нас, дочка вазочку с мороженым перевернула и прямо…
– На кого?
– На меня, – с досадой сказал он. – Полкило пломбира с орехами и клюквенным вареньем на джинсах, блин. Лучше не придумаешь. Я тебе попозже перезвоню, трубку не отключай.
– Ладно, – пообещала Сати, положила телефон на стол и задумалась.
Над бульваром проплыл густой мелодичный звон, часы на башне центрального универмага медленно и звучно пробили шесть раз. Сати убрала буклет в папку и уставилась в окно, подперев щеку рукой. Она посидела, подумала, потом встала, прошлась по пустой редакции – на ходу почему-то вспоминалось лучше – прихватила с Люсиного стола обрывок нейлоновой бечевки и принялась машинально завязывать узелки, время от времени поглядывая на телефон и хмурясь. Сотовый не звонил. Сати пересчитала узелки один раз, потом другой – звонка все не было. Тогда она выключила компьютер, закрыла дверь и спустилась на первый этаж.
Во дворе возле клумбы с левкоями курил фотокорреспондент Аверченко. Он увидел Сати и в панике оглянулся по сторонам: спасаться бегством было уже поздно.
– Аверченко, – с чувством сказала Сати. – Знаешь, что сказали ресторанщики, когда увидели твои вчерашние фотографии?
– Что?
– Они сказали, что если встретят тебя еще раз…
Тут на крыльце появился вахтер дед Илья.
– Сати! – крикнул он. – Ты уходишь? А ключ от кабинета почему не сдаешь?
Она спохватилась и повернула назад.
– Черт! Совсем забыла!
– О чем замечталась? – Дед Илья забрал ключ и сунул ей потрепанную амбарную книгу. – О женихах небось? Распишись.
– О каких женихах, – проворчала Сати. – Откуда они возьмутся? Вот узнать бы, где они водятся, я бы…
Она нацарапала небрежную закорючку под строкой «Ключ сдан» и побрела по тихому переулку по направлению к Красной линии.
День угасал. Под огромным хрустальным куполом вечернего неба кипела повседневная торопливая жизнь города. Над рекой пылал золотой закат, а на другом конце небосвода, там, где грядой тянулись сопки, уже лежали синие туманы и густели сумерки. С реки веяло свежестью, с бульвара – молодой тополиной листвой, цветами и тем необъяснимым ароматом, который носится в воздухе только поздней весной, которая вот-вот перейдет в лето. Тополя в переулке шелестели листвой, заглядывали в окна высокого дома. Городские власти не однажды порывались срубить дряхлые деревья, обещая взамен посадить другие, но жильцы были против: они сами сажали тополя в тот год, когда заселялись в только что построенный красавец дом. Деревья тогда были тонкими прутиками, а пенсионеры – веселыми и молодыми новоселами.
В глубокой задумчивости Сати пересекла дорогу, не слыша криков возмущенных водителей, и направилась к троллейбусной остановке. По пути, правда, пришлось сделать приличный крюк, потому что возле Красной линии она едва-едва не столкнулась нос к носу со старым знакомым – городским нищим по прозвищу Марксист. Марксист был местной знаменитостью, личностью необыкновенно популярной, гости города, прогуливаясь по центральной улице, непременно желали сфотографироваться рядом с ним. Знаменитый нищий не протестовал, он установил твердую таксу за фотографии и получал от собственной популярности немалую выгоду. Рабочее место его находилось на ступеньках парикмахерского салона «Алмаз», и, судя по алюминиевой миске под мышкой, туда-то «знаменитость» и направлялась. Сати с недавних пор Марксиста терпеть не могла, поэтому поспешно шмыгнула в переулок, обошла городского нищего дворами и приблизилась к остановке.
Проехав несколько остановок, она вышла, миновала сад за ажурной чугунной решеткой и оказалась на крошечной площади перед Театром музыкальной комедии. Площадь была излюбленным местом окрестных мальчишек, с утра до вечера они носились здесь на роликах и скейтах, пугая любителей оперетты гиканьем и свистом, поэтому граждане, толпившиеся возле театральных касс, всегда держались начеку. Сати прекрасно знала о проделках малолетних хулиганов и заранее приняла меры.
– Эй, санкюлоты! – издалека крикнула она и показала мальчишкам кулак. – Попробуйте только подъехать, сразу по шее получите!
«Санкюлоты» покружили неподалеку, решили не рисковать и укатили в дальний конец площади.
Сати поднялась по ступеням, миновала тумбы, скользнув взглядом по афишам: театральный сезон закрывался спектаклем «Марица». Возле кассы змеилась очередь, все в городе, не исключая губернатора, питали к жанру оперетты самые теплые чувства, поэтому редкий спектакль проходил без аншлага. Сзади послышался шум мотора, остановилась машина, хлопнула дверца, появился осанистый молодой красавец с пышной копной русых кудрей и неторопливо направился к служебному входу. Очередь возбужденно зашепталась. Ведущий актер театра музыкальной комедии, баритон Аполлонов-Свияжский поднялся по ступеням и подчеркнуто скромно поздоровался с выскочившим на крыльцо администратором.
– Погоды нынче стоят прекрасные, – звучным голосом объявил Аполлонов-Свияжский, делая вид, что не слышит восторженного шепота и не замечает устремленных на него взглядов.
– Совершенно прекрасные, – поспешно согласился администратор, распахивая перед баритоном дверь. – Замечательные погоды стоят, это вы верно заметили!
Сати обогнула здание музкомедии и очутилась в сквере на задворках театра. Когда-то давным-давно здесь, возле бассейна с маленьким фонтанчиком, собирались завзятые театралы чтобы, попивая из термосов кофе с дефицитным «Рижским бальзамом», покалякать всласть о грядущих премьерах, спектаклях, обсудить репертуар театра, поделиться лишним билетиком. С тех пор прошло немало лет, фонтан давно не работал, бассейн стоял пустой, а театралы собирались где-то в других местах. В крошечном скверике на траве под деревом сидел лысый гражданин с длинными висячими усами, очень похожий на Тараса Бульбу, и неторопливо ужинал жареными пирожками, разложенными на промасленной газете. Кроме него в скверике никого не было.
Завидев Сати, «Тарас Бульба» перестал жевать и поспешно поднялся, глядя на непрошеную гостью сперва с удивлением, а потом – с некоторой опаской. Видно, узнал ее и вспомнил мордобой, устроенный прошлой осенью.
Сати покопалась в памяти, припоминая имя:
– Добрый вечер… э… Сидор.
– Добрый, значить, ага… – откликнулся тот, не сводя с нее настороженных глаз и явно недоумевая.
– Рада вас видеть, – неуверенно продолжила Сати, оглядываясь по сторонам. Сидор, услыхав такое, удивился и насторожился еще больше.
– А где… – Сати замялась. Оказывается, она понятия не имеет, под каким именем знают великого мага его приятели. – Я имею в виду…
– Серега, что ли? – догадался Сидор. – Так он, это самое, нечасто сейчас приходит-то. Он все у бабки-то, значить, ну у той самой, которая…
Тут Сидор вспомнил прегрешения Сереги и ужасно сконфузился.
– Что? У бабки? – Сати уставилась на побагровевшего «Тараса Бульбу». – Опять?!
Тот испуганно замахал руками:
– Не, не! Он, значить, за ум взялся и больше – ни-ни! Он потом, осенью-то, сходил, это самое, к ней, извинился, значить… деньги-то он тогда по привычке, значить… Привычка у него, это самое, такая: как чего плохо лежит, так он…
– Отлично, – процедила Сати, помянув про себя вороватого художника нехорошим словом.
– Да, значить… дело такое, это самое. А бабка-то болела, значить, сильно всю зиму, вот Серега и крутился, как мог… дворником устроился, значить… ну чтоб, это самое, денег-то заработать, лекарства-то ей покупать.
– Сначала обворовал, а потом – «денег на лекарства»? Ишь, умник…
Сидор поскреб лысину и крякнул. Он мечтал провалиться сквозь землю и оказаться где-нибудь на другом конце города, подальше от настырной девицы. «Вот навязались, окаянные, – тоскливо думал он, поглядывая на остывающие пирожки. – То тетка Клава, то эта… И чего им надо?»
Однако задать вслух такой вопрос он не решился и, вздохнув, продолжил рассказ:
– А потом бабка-то гараж продавать надумала, ну тот самый…
– И что? – сурово спросила Сати.
– Продала, значить. Деньги-то небось хорошие, получила. – В голосе Сидора невольно проскользнули мечтательные нотки.
– А откуда известно, что хорошие? Наверное, опять Серега руки нагрел?
– Не… Родственник какой-то объявился, значить, у бабки-то этой. Из другого города приезжал. Серега говорит, она и не знала про него. Деньги все забрал, квартиру на себя переписал, Сереге наказал о бабке заботиться и обратно, значить, укатил. – Сидор снова покосился на пирожки и сглотнул слюнки. – Как бабка помрет, родственник квартиру-то продаст, это самое, и Серегу попрет. Он тогда снова сюда придет. Потому как, это самое, некуда ему больше.
Сати подумала.
– Ясно, – проговорила она после паузы. – Позвоню я ей, узнаю, что к чему. А я вот что спросить хотела. – Сати снова оглянулась по сторонам. – Не про Серегу. А где… тут у вас еще один человек был…
Она замялась, и Сидор снова насторожился. Он был стреляный воробей и знал прекрасно, что в любой ситуации главное – отпираться и не сознаваться ни в чем.
– Кто, это самое? Какой человек? Никого тут, значить, больше не было, – твердо сказал он.
– Ну как же… – Сати бросила взгляд в сторону лестницы, не появится ли великий маг. – Такой… волосы – дыбом, борода – веником…
Глаза Сидора забегали, но он тут же взял себя в руки.
– Не знаю такого, это самое, – непреклонно объявил он. – И не встречал, значить, никогда.
– Как же не встречали, когда я вот тут, в этом сквере осенью вас всех вместе видела!
– Осенью? Ну это самое, может быть. Осенью был такой, значить. С тех пор и не видел его и кто такой – не знаю, это самое.
– Ну как же не знаете! – начала закипать Сати, однако по глазам Сидора было ясно, что он решил стоять насмерть. Она умолкла, сверля «Тараса Бульбу» сердитым взглядом.
– Ладно. Как хотите. Передайте тогда, что я в парке «Динамо» его подожду… или с утра пусть к конторе подходит. Ясно?
– К какой-такой, значить, конторе? Не знаю я, это самое, никаких контор!
– Тьфу! – с досадой сказала Сати, повернулась и пошла прочь.
Театральная площадь к тому времени уже опустела, билетная касса закрылась и в вестибюле, что виднелся за стеклянной стеной, было темно. Лишь наверху в репетиционных классах горел яркий свет, слышалась музыка и чьи-то голоса.
Миновав площадь, Сати свернула в парк. Здесь, в торговой палатке возле центральной аллеи, заканчивая работу, возилась полная женщина в белой наколке:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58