– Ничего особенного вам и не нужно понимать, ваше величество. Просто следует учитывать, что хаббская история основана на вымысле, а наша – на правде. Вот и получается, как вы сами мудро и проницательно заметили, что, с какой стороны ни посмотри, ответ отрицательный. Но череп отдать все-таки стоит, поэтому ответ наш положительный. А что касается симметрии, то неужели не найдется чем заменить какого-то беззубого Пуримурзиля?
Король понял, что если еще немного поглядит на любезно улыбающегося Муспапса и его шевелящиеся уши, то окончательно утратит веру в светлое будущее:
– Так, с меня хватит, – решительно подвел он итог переговоров на высшем уровне. – Дайте этому проходимцу, чего он хочет, всучите, кого хотите, и вытолкните отсюда, потому что втроем вы меня точно доконаете.
Жаркий летний полдень.
Довольно большое лесное озеро, спрятанное в самой чаще леса.
Тишина.
Божья благодать.
Даже теплый ветерок так лениво и неохотно трогает стебельки осоки, что они не шелестят, а лишь едва заметно колышутся.
Выползла на плавающее под самым берегом бревно маленькая лягушка, открыла было рот, чтобы квакнуть, но передумала и плюхнулась обратно, в теплую, как парное молоко, воду. И круги разошлись медленно-медленно и совсем недалеко.
Нечто огромное, похожее на какой-нибудь тысячелетний дуб-рекордсмен с замшелой грубой корой, примостилось в душистых травах, сладко посапывая и негромко беседуя.
Может ли такое быть, спросите вы?
Может, если речь идет о Гельс-Дрих-Энне, трехглавом водяном драконе, страннике, маге и мыслителе, известном на весь Вольхолл. Легенд о нем было сложено великое множество. В частности, утверждали, что он родился неизвестно где и пришел неизвестно откуда.
На самом деле Гельс-Дрих-Энн мог путешествовать по мирам и временам, там завтракал, здесь обедал чем бог пошлет. Несмотря на проявлявшиеся периодически людоедские замашки, был большим гуманистом, и за советом к нему шли отовсюду. Он редко когда отказывал, обычно старался помочь по мере сил. Поэтому помощи и защиты у него просили и жук, и жаба.
Что же до трех голов, то они у дракона были каждая со своим вкусом, наклонностями и характером. Так что самые важные вопросы решались у них тайным голосованием.
Сейчас голова Гельс как раз неспокойно спала, пуская носом струйки дыма и бормоча что-то маловразумительное, а головы Дрих и Энн тихо, чтобы ее не беспокоить, обсуждали сложившуюся ситуацию.
– Ээ-э, нет, батенька, – незнакомым голосом заявила голова Гельс, – пожаг миговой геволюции так не газдувают, так только одна пгофанация выходит.
Голова Энн печальным шепотом пожаловалась голове Дриху:
– Это с ним уже с прошлой недели продолжается, с тех пор как он сожрал кружок марксистов.
– Подумаешь, марксисты, – недовольно заявил Дрих, – мы вот позавчера хор этих, далеко продвинутых, которые по утрам прыгают, хлопают в ладоши и песни поют…
– Свидетели Конца Света и Братство Желтого Луча, – подсказал Энн.
– Именно-именно, – закивал Дрих. – Тоже на завтрак употребили, и ничего – не поем. – Тут он широко улыбнулся во всю необъятную пасть. – А ты видел, как они построятся на берегу на утренней зорьке и давай часа два горлопанить: «Я теперь не один, я твой сын, ты мой отец, ты со мной на работе, в трамвае, в туалете, буду нести твой свет людям до гробовой доски, аллилуйя, аллилуйя!»
– Дык там у людей жизнь нервная, тяжелая. Инфляция, девальвация, сплошные экономические и политические кризисы, – сочувственно молвил Энн. – Какая психика это выдержит?
– Но слова-то и рифмы могли бы придумать и получше, – не унимался Дрих. – А если бы нас как следует проняло?
Энн живо представил себе трехголовый ансамбль, исполняющий на утренней зорьке гимн Желтому Лучу, и содрогнулся.
В этот момент и высунулась из близлежащих кустов голова драконши Аферты.
– Ужасно. Как говорят у нас, у драконов, ни уму ни сердцу.
Дрих и Энн искренне обрадовались:
– Привет, красавица, какими судьбами тебя сюда занесло? Только не ври, что захотела старика увидеть.
Аферта кокетливо улыбнулась:
– Не такой уж ты старик, как я погляжу. Небось по-прежнему за дамами ухлестываешь по всем измерениям.
При упоминании о прекрасном поле длинные уши Гельса затрепетали, и он моментально проснулся:
– Что касается всех измерений, то это ты лишку хватила. Нынче жизнь не та, нашего брата днем с огнем не найдешь, остались только те, что под водой обитают или в глухомани живут. А кому не повезло и кто в центре цивилизации застрял – те от ученых прячутся, плодом воспаленного воображения прикидываются.
Аферта участливо вздохнула:
– Или как ты: и то, и другое, и третье.
– Верно, – согласился Гельс-Дрих-Энн, – как я. По мирам шатаюсь, приключений на свои головы ищу. Там позавтракаю, там пообедаю, там галлюцинацией притворюсь, а где и свои порядки наведу.
Аферта сочла, что неофициальную часть на этом можно закончить и приступить к делу.
– Кстати, о порядке, – быстро сказала она. – Есть у меня к тебе одна большая просьба. По пустякам я бы тебя беспокоить не стала, но тут только на тебя надежда.
– Излагай.
– Ты ведь давненько домой не заглядывал? – уточнила Аферта.
– Порядком, – признался Гельс-Дрих-Энн. – Настроение было такое легкомысленное, что я предпочел побродить по захолустным мирам, от греха подальше.
– А вот пока ты по захолустьям мотался, в наших краях объявился зверь могучий, диковинный, – напевным голосом сообщила драконша. – На вид вроде нашего роду и племени, но абсолютно невоспитан: дикарь, драчун и грубиян. Я бы даже сказала – варвар. Молодому Ушлафу от него уже на орехи досталось, да и я чудом неприятностей избежала. А уж я, как ты сам понимаешь, существо далеко не безобидное. Разгуливает этот незнакомец по нашим угодьям, как по своей родной пещере, но самое главное, что при нем состоят люди. Человек пять, не больше, но охраняет он их, как собственных детенышей, – ни на шаг от них не отходит и все время бдит, чтобы их кто ненароком не огорчил.
Дракон явно заинтересовался:
– Что за люди такие? Давай поподробнее.
Аферта пожала крыльями:
– Не знаю, не знаю. Я странствовала меньше твоего, так что утверждать не берусь, но будто бы нездешние. Говорят на непонятном языке, запах от них такой непривычный – словно цветами благоухает. Одежда тоже удивительная, пятнистая, как шкура мечезубого пумса; предметы некие в руках, будто оружие наготове держат, но кого этими палочками можно поразить – ума не приложу! Но главное, что они обладают властью над драконом и он им беспрекословно повинуется. Даже стыдно – какой-никакой, а родственник, и вот… докатился.
Гельс, Дрих и Энн понимающе переглянулись. Покивали друг другу.
– Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, – изрек наконец Энн.
Он сделал внушительную паузу и внезапно заговорил на чистейшем немецком языке:
– Хальт! Хенде хох! Вас ист дас? Вас воллен зи? Шпрехен зи дойч? Нихт шлиссен! Шнелле!
Аферта восхитилась:
– А что? Очень даже похоже.
Гельс-Дрих-Энн печально вздохнул:
– Это плохо, что похоже. Ты вот что, держись от этой веселой компании подальше, а то сей варварский дракон сделает в тебе большую-пребольшую дырку. Он фанатик, ему на все наплевать, у него свое кино в голове.
Аферта пригнула к земле великолепную голову и вздыбила гребень:
– Что в голове?
Дракон сообразил, что лекция об искусстве кинематографии и его основных этапах в данный момент несколько неуместна, а потому расстроился еще больше. Читать лекции Гельс-Дрих-Энн любил.
– Я имел в виду, что полосатый защищает не только людей, но и идеалы, за которые они воюют.
Аферта растерялась:
– А они воюют? С кем?
– Да с кем угодно, – ощерилась голова Дрих. – Например, с теми, кто с этими идеалами не согласен.
– Бред, – выдохнула Аферта струйки синеватого дыма.
– Бред не бред, а к нему не суйся. Он парень серьезный, для драки создан.
– Так он военный?
– До мозга костей, и к тому же почти неуязвимый. Шкура толстенная, лапы могучие, в голове – ни одной мысли. Молись предкам, чтобы он здесь один был, потому что обычно эти твари водятся целыми стаями. Когда такая стая нападает, то выстоять против нее нормальному дракону невозможно. А люди ими руководят, ибо своего ума у полосатых нет: как им скажут, так они и поступят.
– Какой ужас! – воскликнула драконша. – Что же нам делать?
Гельс-Дрих-Энн поднялся на лапы и потянулся. Был он так велик, что исполинская Аферта на его фоне показалась хрупкой и беззащитной девочкой, едва вышедшей из младенческого возраста. Она с благоговением задрала голову и оглядела великолепную гидру.
– Что делать? Что делать? – обратился Гельс к Дриху и Энну. – Не знаю, как вы, но я бы посоветовал сохранять спокойствие, проявлять недюжинное терпение и выдержку. Как говаривал один клерк с двадцатилетним стажем, съеденный нами в заповеднике в далекой Небраске: «Все равно восемьдесят процентов всех существующих проблем неразрешимы, а двадцать – разрешатся сами собой». Мудрый был человек.
Головы Дрих и Энн выразили живейшее согласие.
– Меня сейчас, – продолжил Гельс, – гораздо больше волнует другое: что этот механический дракон делает в наших краях и как он сюда попал?
– А меня волнует, как от него избавиться, – не выдержала Аферта.
– От него не надо избавляться, – наставительно сказала гидра. – Он сам себя рано или поздно погубит, он ведь нездешний, пришелец из другого мира. Это мне доподлинно известно. А чужаки в чужих краях не выживают, разве что они попали сюда по особым причинам и с какой-либо тайной миссией. И тогда вмешиваться в ход событий тем паче не следует.
– Но не сидеть же нам со сложенными лапами, пока он здесь всех не перекалечит и не убьет в угоду своим людям! – возмутилась драконша.
– Неплохо было бы с ним потолковать, – предположил Гельс-Дрих-Энн, – но, судя по всему, он в нашем обществе не нуждается и любого, кто к нему сунется со своими дурацкими разговорами, ожидает нелегкая участь Ушлафа. Так что передай всем, кого увидишь, чтобы были предельно осторожны, не высовывались и в драку не лезли. Это мой совет, а что касается дела, то тут – как фишка ляжет (Аферта даже не стала переспрашивать, что такое «фишка», удовлетворившись тем, что общий смысл был ей все равно понятен). Если мне суждено с гостем встретиться, то я все улажу. А если нет, не взыщи, специально на старости лет гоняться за ним не буду.
– Понятно, – пробормотала драконша. – И на том спасибо.
– Да ты не расстраивайся прежде времени, красавица, не то будешь такой же трехголовой, – пошутил Гельс. – Ничего в этом мире просто так не случается. И уж коли ты мне о полосатом поведала, задачу поставила – значит, судьба изыщет способ и решение мне подкинуть.
Глава партизанская, неприметная
Не привлекай на себя огонь противника. Это раздражает людей, которые тебя окружают.
Артур Блох. Военные законы Мерфи
Если вы ущипнули себя, но видение не исчезло, ущипните видение.
Ген. Малкин
Извилистыми партизанскими тропами шел к победе отряд Тараса Салонюка. В пути его подстерегали многочисленные трудности и опасности, и если мы так долго не возвращались к судьбе этих героев, то это еще не значит, что мы о них забыли. Очутившиеся в классово чуждом им Вольхолле, вдали от руководящих и направляющих органов, наедине с непредсказуемым будущим, партизаны не растерялись.
Правда, они знать не знали, что это какой-то Вольхолл, а не любимая родина; что же до руководящих и направляющих органов – то здесь образованный Перукарников часто цитировал Александра Сергеевича Грибоедова, который говаривал: «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Что же до будущего – то оно им представлялось ясно как на ладони. Они обязаны были догнать и обезвредить немецкий танк, и чего тут такого непредсказуемого? Рванет, сволочь, как миленький.
Одним словом, никаких неожиданностей партизаны не ждали; а странную историю с перемещением в пространстве и времени давно уже не обсуждали. Постановили, что все неприятности в мире – от женщин, в данном случае – от Гали, и думать забыли.
Поэтому неприятнейшим сюрпризом оказался для Тараса Салонюка тот вид, что открылся ему при разглядывании окружающего пейзажа в верный командирский бинокль. Как совсем незадолго до этого Дитрих фон Морунген, так и партизанский командир Салонюк был до глубины души потрясен зрелищем замка, высившегося перед ним на холме, – с башенками, зубчатыми стенами, бойницами, флагами и всей прочей средневековой дребеденью.
Вот тут и наступила революционная ситуация, когда одни все еще не могут, а другие уже не хотят. В том смысле, что в Уппертале не могли жить не в замках: архитектура у них была такая, фортификация опять же и соответствующий исторический период. Одним словом, иначе было невозможно.
А вот Салонюк не хотел верить своим глазам и признавать очевидный факт, потому что в таком случае ум у него заходил за разум, а мозги вскипали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46