— Я познакомил вас с Джорджем Гаффином.
— Это верно, старичок, это верно. Совсем забыл вас поблагодарить. Ну ладно, мне пора. Завтра с утра репетиция «Попроси папу», так что мне надо выспаться. Чудно, что я собираюсь играть в «Попроси папу», когда именно этого я не собираюсь делать. Вы поняли, что я имел в виду? Что? Что? Ну, пока-пока!
— До свидания, — сказал я и проводил придурка до двери. Затем я кинулся к телефону и позвонил Джорджу Гаффину.
— Послушай, Джордж, как насчёт Бассингтон-Бассингтона?
— Что насчёт Бассингтон-Бассингтона?
— Он говорит, ты дал ему роль в твоей пьесе.
— Ах, да. Несколько строк.
— Но я только что получил пятьдесят семь каблограмм из дома, где меня просят и на пушечный выстрел не подпускать его к сцене.
— Прости, но Сирил именно тот, кто мне нужен. Ему просто придётся сыграть самого себя.
— Послушай, Джордж, старина, для меня это — нож острый. Моя тётя Агата прислала ко мне этого придурка с рекомендательным письмом, и она решит, что во всём виноват я.
— Она лишит тебя наследства?
— Дело не в деньгах. Но… Видишь ли, ты не знаешь мою тётю Агату, поэтому мне трудно объяснить. Она самый настоящий вампир в юбке и не даст мне покоя, когда я вернусь в Лондон. Она съест меня со всеми потрохами и не подавится.
— В таком случае не возвращайся в Лондон. Оставайся здесь и стань президентом Америки.
— Но, Джордж, старина…
— Спокойной ночи.
— Но послушай, Джордж, дружище!
— Ты не уловил моей последней фразы. Я сказал «спокойной ночи». Вы, праздные богачи, может, и не нуждаетесь в сне, но мне завтра утром надлежит быть бодрым и весёлым. С богом!
У меня возникло такое ощущение, что меня все бросили. Мне стало так тоскливо и одиноко, что я не выдержал и постучал в дверь к Дживзу. Я редко так поступаю, но сейчас я решил, что мне необходима поддержка и Дживзу следует подбодрить своего молодого господина, даже если это нарушит его сладкий сон.
Дживз вышел ко мне в длинном коричневом халате.
— Сэр?
— Прости, что разбудил тебя, Дживз, но у меня куча неприятностей, и я не знаю, как выкрутиться.
— Я не спал, сэр. Перед сном я всегда читаю несколько страниц какой-нибудь познавательной книги.
— Прекрасно! Я имею в виду, если ты только что упражнял свои мозги, тебе легче будет решить всякие сложные проблемы. Дживз, мистер Бассингтон-Бассингтон записался в актёры!
— Вот как, сэр?
— Ах! Тебя не потрясло это известие? Ты просто не знаешь, в чём тут дело! Понимаешь, вся его семья категорически возражает против его выступлений на сцене. Я не оберусь неприятностей, если он станет актёром. И, что самое важное, тётя Агата обвинит меня во всём, что произошло. Ты понимаешь, о чём я говорю?
— Безусловно, сэр.
— Ну, ты можешь придумать какой-нибудь способ, чтобы остановить его?
— Должен признаться, в данный момент нет, сэр.
— Тогда думай, Дживз, думай!
— Я сделаю всё, что в моих силах, сэр. Я могу быть чем-нибудь ещё вам полезен?
— Надеюсь. Если ещё что-нибудь случится, а просто не выдержу. Это всё, Дживз.
— Слушаюсь, сэр.
И он удалился к себе.
ГЛАВА 10. Лифтёру неожиданно везёт
Роль, которую старина Джордж написал для придурка Сирила, умещалась на двух машинописных страницах, но безмозглый тупица, видимо, решил, что будет играть Гамлета, и зубрил её на разные лады с утра до вечера. Мне кажется, первые несколько дней он читал мне текст не менее двух десятков раз. Почему-то он вбил себе в голову, что я отношусь к нему с почтительным восхищением и готов поддержать его во всех начинаниях в любую минуту. Всё время думая о том, что скажет мне тётя Агата, и одновременно выслушивая по ночам излияния Сирила, я превратился в тень самого себя. Дживз продолжал держаться от меня, так сказать, на почтительно-вежливом расстоянии из-за лиловых носков. Такая обстановка кого угодно могла состарить в считанные дни, а о joie de vivre нечего было и думать.
Вскоре пришло письмо от тёти Агаты. Примерно на шести страницах она описывала чувства отца, когда тот узнал, что Сирил собирается стать актёром, и ещё на шести страницах вкратце излагала, что она скажет, подумает и сделает, если я не сберегу Сирила от дурного влияния театральных кругов, пока он находится в Америке. Письмо пришло днём, и, прочитав его, я ещё раз убедился, что послания тёти Агаты нельзя держать в секрете. Я находился в таком состоянии, что, не нажимая на кнопку звонка, бросился на кухню, хрипло призывая Дживза на помощь. Рывком открыв дверь, я неожиданно увидел, что попал на чаепитие. За столом сидели печальный тип, скорее всего камердинер, и мальчик в брюках и курточке.
Печальный камердинер пил виски с содовой, а мальчик уплетал джем.
— Э-э-э, послушай, Дживз, — сказал я. — Прости, что нарушил твой покой, и приятного аппетита, но…
В этот момент мальчик скосил на меня один глаз, и я почувствовал, что мне пронзили грудь. Это был холодный, тяжёлый, обвиняющий во всех смертных грехах взгляд, от которого хочется проверить, правильно ли завязан галстук. Он был довольно полным ребёнком с кучей веснушек на лице, измазанном джемом.
— Привет, привет, привет! — сказал я. — Что? — Ничего другого мне в голову не пришло.
Паренёк посмотрел на меня, как на ненужное пополнение, которое принесла кошка, нагулявшись по крышам. Может, я тайно понравился ему с первого взгляда, но он явно дал мне понять, что был обо мне самого невысокого мнения, которое не могло измениться после нашего знакомства. Видимо, я пользовался у него таким же успехом, как остывшее жаркое.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Меня? О, Вустер, знаете ли.
— Мой папка богаче, чем ты!
И, сказав обо мне всё, что хотел, он вновь уткнулся в джем, не обращая на меня ни малейшего внимания. Я повернулся к Дживзу.
— Послушай, Дживз, ты не мог бы уделить мне минутку? Я хочу кое-что тебе показать.
— Слушаюсь, сэр.
Мы прошли в гостиную.
— Кто твой маленький друг, Дживз?
— Молодой джентльмен, сэр?
— Довольно смелое высказывание, но я тебя понял.
— Надеюсь, я не позволил себе вольность, угостив его чаем, сэр?
— Конечно, нет. Если тебе нравится проводить время подобным образом, я ничего не имею против.
— Я случайно встретил молодого джентльмена вместе с камердинером его отца, которого когда-то близко знал в Лондоне, и поэтому осмелился пригласить их обоих на чай.
— Хватит об этом, Дживз. Лучше прочти письмо.
Он просмотрел его за несколько секунд.
— Весьма неприятно, сэр, — сказал он, как будто я сам этого не знал.
— Так что же делать?
— Возможно, со временем мы найдём ответ, сэр.
— А может, не найдём?
— Всё может быть, сэр.
На этом месте нас прервал звонок в дверь. Дживз мгновенно исчез, и через минуту в гостиной появился Сирил, как всегда весёлый и жизнерадостный.
— Послушайте, Вустер, старый пень, — сказал он. — Мне нужен ваш совет. Я имею в виду свою славную, добрую роль, знаете ли. Во что мне одеться? Я хочу сказать, действие происходит в своего рода отеле, примерно в три часа пополудни. Что мне надеть, как вы думаете?
Я не был расположен обсуждать костюмы, которые надлежит носить джентльменам.
— Посоветуйтесь с Дживзом, — предложил я.
— Что за славная, добрая мысль! Где он?
— Скорее всего на кухне.
— А где ваш славный, добрый звонок? Я нажму на кнопку, да? Нет?
— Действуйте.
Дживз вплыл в комнату.
— О, Дживз, послушай, — бодро произнёс Сирил. — Я хотел перекинуться с тобой парой слов. Понимаешь… Привет, это кто?
Только теперь я заметил, что полный ребёнок просочился в гостиную вслед за Дживзом. Он стоял на пороге, глядя на Сирила так, словно его худшие опасения подтвердились. Наступило молчание. Мальчик впился в Сирила взглядом и примерно через полминуты вынес вердикт:
— Рыбья Морда.
— А? Что? — растерянно спросил Сирил.
Ребёнок, которого, видимо, мама с детства научила говорить правду, пояснил:
— У тебя лицо, как у дохлой рыбины.
Он говорил таким тоном, словно ему было ужасно жалко Сирила, и, должен признаться, я счёл это благородным и великодушным с его стороны. Честно говоря, лично у меня при взгляде на придурка каждый раз возникало чувство, что он сам виноват в том, что таким уродился. Этот мальчик нравился мне всё больше и больше. Прекрасный ребёнок. Очень чётко выражал свои мысли.
Сирилу потребовалось несколько мгновений, чтобы разобраться в ситуации, а затем в нём вскипела кровь Бассингтон-Бассингтонов.
— Прах меня побери! — вскричал он. — Будь я проклят, пропади всё пропадом!
— Я бы не согласился иметь такую харю, — убеждённо заявил мальчик, — даже если б мне предложили миллион долларов. — На мгновение он задумался, потом исправился. — Два миллиона долларов!
Что произошло дальше, я не могу описать с точностью, но следующие несколько минут скучать мне не пришлось. По-моему, Сирил прыгнул на ребёнка, и в воздухе замелькали руки, ноги и прочие части тел. Я неожиданно получил удар в районе третьей пуговицы жилета, после чего свалился на кушетку и перестал воспринимать окружающий мир. Когда я пришёл в себя, Дживз уводил мальчика за руку, а Сирил стоял посреди комнаты и фыркал, как лошадь.
— Кто этот маленький наглый негодяй, Вустер?
— Понятия не имею. Первый раз вижу.
— Я всыпал ему по первое число. Кстати, Вустер, мальчик сказал жутко странную вещь. Представляете, он крикнул, что Дживз пообещал дать ему доллар, если он обзовёт меня… э-э-э… тем, кем обозвал.
Мне это показалось неправдоподобным.
— Зачем Дживзу заниматься подобными глупостями?
— Вот и я так подумал.
— С какой стати?
— Вот именно.
— Я имею в виду, не всё ли Дживзу равно, какое у вас лицо?
— Да, — сказал Сирил, как мне показалось, довольно холодно. — Непонятно. Ну, я пошёл. До свидания.
— Пока-пока!

* * *
Примерно через неделю после этого чудного эпизода Джордж Гаффин позвонил мне и пригласил на последнюю репетицию своей комедии «Попроси папу», которая должна была пойти в следующий понедельник в Шенектаде. Последняя репетиция, объяснил мне Джордж, ничем не отличалась от генеральной, но являлась куда более увлекательной, так как все, кому не лень, могли прерывать пьесу в любом месте и делать соответствующие замечания, таким образом давая выход своим чувствам.
Репетиция начиналась в восемь часов утра с просмотра костюмов, поэтому я приехал в десять пятнадцать и не опоздал. Джордж стоял на сцене, разговаривая с каким-то типом в рубашке с короткими рукавами и ещё одним деятелем, кругленьким лысым толстячком в огромных очках. Этого последнего я несколько раз видел с Джорджем в клубе, его звали Блуменфилд, и он был директором театра. Я помахал Джорджу рукой и уселся в заднем ряду, чтобы не оказаться в гуще событий, когда дело дойдёт до драки. Через несколько минут Джордж освободился и присоединился ко мне, а спустя некоторое время занавес опустился. Парень за пианино лихо ударил по клавишам, и занавес вновь поднялся.
Я не помню точно, в чём заключался сюжет «Попроси папу», но смело могу утверждать, что он оказался вполне доступен моему пониманию, несмотря на отсутствие Сирила. Сначала я был в недоумении. Я имею в виду, Сирил не только десятки раз читал мне свою роль, но и беспрерывно говорил о том, что следует и чего не следует делать, и, должно быть, у меня в черепушке засела мысль, что он — душа пьесы, а остальные исполнители просто вынуждены выходить на сцену, когда он с неё уходит. Я ждал появления Сирила не менее получаса и вдруг понял, что он присутствовал на сцене с первой минуты. По правде говоря, я просто не узнал его в расфранчённом уроде, который прислонился к кадке с пальмой и старался с умным видом слушать, как героиня поёт о Вечной Любви, уж не помню что. После второго куплета он принялся отплясывать вокруг неё вместе с дюжиной точно так же одетых уродов. Тягостное зрелище для того, кто видел своим внутренним взором тётю Агату, точившую нож, и старикана Бассингтон-Бассингтона с охотничьим хлыстом в руке.
Танец закончился, и Сирил с своими дружками упорхнули за кулисы. В эту минуту рядом со мной послышался голос.
— Папка!
Старикан Блуменфилд хлопнул в ладоши, и герой, сотрясавший воздух очередной руладой, мгновенно заткнулся. Я прищурился, всматриваясь в темноту. Так и есть, это был не кто иной, как маленький веснушчатый друг Дживза! Он стоял в проходе, засунув руки в карманы, с таким видом, будто театр принадлежал ему одному. В зале воцарилось молчание; присутствующие почтительно ожидали дальнейшего развития событий.
— Папка, — повторил ребёнок, — этот номер не пойдёт.
Блуменфилд-старший расплылся в улыбке.
— Тебе он не понравился, мой мальчик?
— Меня от него мутит.
— Ты абсолютно прав.
— Здесь нужно что-нибудь похлеще. Чтоб было позабористей.
— Совершенно верно, мой мальчик. Так и запишем. Ладно, можете продолжать.
Я повернулся к Джорджу, который что-то невнятно бормотал себе под нос.
— Послушай, Джордж, старина, кто этот мальчик?
Старина Джордж глухо застонал, словно у него разболелся зуб.
— Сын Блуменфилда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28