Зачем же идти? Можно позвать. Я глубоко вздохнул, чтобы погромче крикнуть, но тут вспомнил, что крик мой потонет в шуме трав, как писк комара. Я ведь уменьшился, и поэтому пространство, которое отделяет меня от Думчева, неизмеримо выросло. Мне придется идти к гнезду бумажных ос долго, очень долго.
Я перенес записки Думчева в дом-пещеру и положил на место. В последний раз посмотрел я при мягком, неживом свете гнилушек на листы, исписанные рукой Думчева, и мысленно произнес: «Человек!» Это слово звучало у меня в голове, когда я вышел из пещеры. И все вокруг стало не таким страшным: «Здесь человек! Думчев!» И травы этой страны будто подслушали, как я произнес про себя «человек», и приветливо, радостно откликнулись.
Я видел, как они, длинные и внимательные, благосклоннее стали качать верхушками.
Какой поток чувств вызвали во мне записки Думчева! Тут и сострадание к Думчеву, проделавшему такое опасное путешествие, и радость оттого, что теперь, получив крупинку роста, Думчев вернется к людям. И еще радость оттого, что меня теперь оставил страх перед обитателями этой страны, страх, который угнетал и унижал. Теперь я был спокоен. Рядом со мной в травах — человек! Теперь я смогу смотреть на все происходящее в Стране Дремучих Трав, как на поучительное, занимательное зрелище. И как хорошо, что загадка микрозаписок, оказавшихся у меня в Ченске, теперь разгадана! Значит, вот в чем дело: не при помощи фотоаппарата кто-то уменьшал тексты, а писала их маленькая, твердая рука человека. И записки, залетевшие ко мне с букетом цветов в номер гостиницы, и записка о лечении туберкулеза — все это листки из дневника Думчева, развеянные бурей.
Надо идти к гнезду бумажных ос, к Думчеву. А вдруг мы разминемся? Он вернется сюда с бумагой, а я… я буду его искать где-то там. Оставить здесь записку? На чем писать? Остаться ждать? Нет, какое жестокое слово: «ждать»! Надо идти!
Я углубился в травы. Полный радостных предчувствий и дум, я шел, не разбирая пути, и вдруг заметил, что солнце заходит.
Кажется, все было ясно и просто: идти к гнезду бумажных ос. Но куда? На север, на юг, на запад, на восток? Этого я не знал. Смотрел на солнце, на травы-деревья. Кто подскажет? И я пошел наугад, все отдаляясь и отдаляясь от пня.
Я всматривался в даль, стараясь что-нибудь увидеть, разглядеть сквозь чащу. Вслушивался. Откуда-то нарастал шум воды. Лес трав становился реже. Наконец вышел на опушку. Блеснула речка. Она была совсем не широкая: противоположный берег ясно виден. Конечно, это не Великая Медленная река, подумал я, а речка Запоздалых Попреков, о которой пишет Думчев. Почему-то я решил, что гнездо бумажных ос находится непременно на той стороне речки. Надо искать переправу: наверное, Думчев где-то построил мост.
Медленно и осторожно шел я по краю высокого и обрывистого берега. Местами речка бурлила, шумела, как поток. Отсюда я видел противоположный низкий берег, покрытый наносами глины, песка, гальки и валунов. По-видимому, весной и во время больших дождей речка разливается широко, далеко, мощно.
Какой, однако, здесь странный запах! Словно я оказался на поле, где разбрасывают навоз.
Река сделала крутой поворот, и на берегу вдруг выросла и покатилась па меня гора. Опять они — черные «рыцари», скарабеи! Опять катят шар. С моей крупинкой? Я не успел отбежать. Куда деваться? Гора надвигалась неотвратимо. Я оказался па краю обрыва берега. Острый запах аммиака ошеломил меня. Голова закружилась.
С берега, с большой высоты я упал в шумящий поток. Чуть не захлебнулся. Пришел в себя и, держа в руке плащ с крупинкой, поплыл по течению. Какая-то доска проплыла мимо меня. Я уцепился и влез на нее. Это была простая щепка, но для меня — спасительный огромный плот. Плот прибило к противоположному берегу, и я выбрался на сушу… Какие странные следы! Глубокие и четкие. По влажной земле у речки только что прошел человек. Здесь, рядом, еще один человек! Думчев!

Снова бумажный «город» ос
Не отрывая глаз от следов, я уходил все дальше и дальше от шумящей речки. Вот-вот, где-то здесь за поворотом, я должен увидеть Думчева…
Воображение рисовало самые неожиданные картины. Я ускорил шаги, но следы человека вдруг затерялись. Они исчезли в кустарнике. Мрачные, густые тени легли на землю. В полутьме я перелезал через гигантские балки, бревна, цеплялся за сучья. Какая-то огромная птица пролетела мимо, и я, спасаясь от нее, шарахнулся в сторону. Стал под тень растения. Надо мной качались желтые цветы. Их одуряющий запах слегка туманил голову. С трудом пошел дальше. Шум речки заглох. Тени рассеялись. Стало светлее. Я поднял голову и вскрикнул. Удивительные гигантские груши цвета пергамента висели над моей головой. Какие странные сооружения! Будто колоссальные чашки, они висели высоко над моей головой. А позади пергаментного города серая стена уходила в небо. Как великолепен бледно-желтый город, освещенный солнцем, на фоне серой стены!
В воздухе стоял шум и гром: гигантские желтые птицы с гулом и грохотом влетали в город и вылетали из него.
Строения были прикрыты сверху покрывалом. И казалось, будто птицы не сверху, а снизу влетают под покрывало.
Где я? Чей этот странный город?
Я сделал шаг и с недоумением остановился. На земле предо мной лежало толстое бревно. На его красном фоне ярко светились под солнцем какие-то широкие золотые полосы. Полосы складывались в буквы. Но совсем непонятные, незнакомые. Их не разобрать. Они небывалых размеров. Чтобы прочесть, я отбежал в сторону и рассмеялся: «Пионер 3М».
Забавно! «Пионер 3М» — это марка карандаша. Мягкий карандаш. Таким я люблю писать. Вспомнил. Это бревно — мой карандаш. Здесь я оторвал от гнезда бумажных ос кусок картона и хотел на нем что-нибудь изобразить. Достал карандаш и тут же его уронил. Стал искать в траве — не нашел. И вот теперь, когда травы стали для меня огромными деревьями, я вновь встретился с утерянным карандашом.
Маленький карандаш, который я любил держать в руке, — мой карандаш о шести гранях, тонко отточенный, мягкий «3М», которым было так легко писать, набрасывать эскизы лиц, делать пометки на полях рукописи, записывать дорогие сердцу номера телефонов. Так вот где встретился я с тобой! Он все такой же, карандаш «Пионер 3М». И гнездо ос, висящее на бруске, врытом в землю, — все такое же, как было. Но я стал совсем другим. И гнездо ос представляется мне гигантским городом, куда влетают и откуда вылетают большие птицы.
Осы строили всё новые и новые ячейки-жилища, заполняли их яичками, из которых разовьются личинки, будущие жильцы. В это же время осы кормили личинок, готовили покрышки для ячеек, закрывали отверстия тех ячеек, где личинки превратятся в куколки. Непрерывно шла основная стройка: ряд за рядом возводились помосты для новых этажей, воздвигались этажи. Тут же происходила заготовка и производство строительного материала — бумаги. Все эти разные по характеру работы совершались здесь одновременно.
Я загляделся. Вдруг на поляну выбежал человек — человек в плаще. Я не успел крикнуть, как человек уже перебежал поляну, с необычайной легкостью взобрался на гигантскую стену (это был брусок, врытый в землю), а со стены перескочил на крышу пергаментного «города».
Словно сталь сабли мелькнула в воздухе. Человек отрубил от крыши этого удивительного сооружения огромный кусок бумаги.
Думчев!
На человека набросились осы. Но он спрыгнул на землю и метнулся в сторону. Я хотел кинуться к нему и вдруг услышал оглушительный шум. Воздух заколебался. Резко и внезапно потемнело кругом.
На поляну спустился громадный самолет. Так мне сначала показалось. Присмотрелся. Этот «самолет» держался на двух длинных столбах. Крылья были сложены, равномерно покачивался черный с белым хвост. Это птица. Кажется, трясогузка.
Но где же человек, который так храбро воевал с осами? Вот он! Каким лилипутом показался он мне по сравнению с этой огромной, страшной птицей! Она его заклюет. Я крикнул, чтобы предупредить. Но он не обернулся. Не слышит! Птица скакнула в его сторону. Но человек уже прислонился к серой стене, сорвал со своих плеч серый плащ, прикрылся им. Трясогузка рядом, но не замечает человека. Она клюнула червяка, который показался мне огромной змеей.
Птица, взмахнув крыльями, улетела. И тогда человек помчался прочь. Он убегал, держа под мышкой кусок бумаги.
Птица снова опустилась недалеко от него. Человек приник к большому зеленому листу. Серый плащ упал на землю. Человек оказался в зеленом плаще. Он стоял на зеленом листе и был невидим.
Птица с шумом улетела.
— Думчев! — кричу я.
Он не слышит, не оборачивается и исчезает со своим куском бумаги.

Думчев не оборачивается… Он уходит, исчезает!
Надо кинуться за ним! Но пролетающие осы ужалят. Погибну.
Крикнуть еще раз? Но шум полета ос заглушает мой слабый человеческий крик. И все же я кричу, снова и снова:
— Думчев!..
Нет, он не оборачивается… Он уходит, исчезает!
Я в отчаянии устремляюсь вслед. Догнать! Догнать!
Летают, гудят, сотрясая воздух, осы. Но я лавирую: пригибаюсь к земле, падаю, поднимаюсь, снова бегу вслед за Думчевым.
Лишь бы догнать! Не потерять из виду!
Бегу. Кричу из последних сил:
— Думчев! Ду-умчев!..
И мне показалось — он смотрит в мою сторону. Я поднимаю камешки, ветки, кидаю в воздух.
Да, он меня увидел! Останавливается, всматривается. И вдруг, точно в испуге, кидается прочь. Но, сделав несколько шагов, он как бы опомнился. Обернулся. И вот он уже идет, идет ко мне навстречу. Размахивает руками, подавая какие-то знаки. Я спешу к нему. Еще шаг, другой…
Но земля подо мной заколебалась.
Я куда-то провалился.

Человек, откликнись!
Я упал на что-то мягкое. Темно. Густая, тяжелая тишина. Прислушался. Мне почудилась, что рядом со мной кто-то стоит и дышит. Кто здесь? Ни звука. Но все же что-то шевелится рядом со мной.
Я отбежал в сторону. Уперся в стену. Тронул ее рукой. Стена земляная, то гладкая, то шершавая. Побежал вперед по длинному, бесконечному коридору…
Коридор куда-то опускался. Я остановился; грохот, плеск, шум слышались впереди. Что это? Коридор выходит к воде?
Обратно! Назад!
Я шел… шел… касался руками стены. В каком-то месте коридор раздваивался. Пошел направо.
Внезапно споткнулся, задел ногами сучок или корешок и остановился. Сучок… гладкий… рогатка… Некогда раздумывать. Надо выбраться отсюда. Я бросил сучок и снова пошел по коридору. Сколько мне еще идти? Не иду ли я по замкнутому кругу? Где же выход из него? Неужели там, где грохочет вода? Опять раздваивается мой коридор. Нога снова зацепила за что-то. Сучок? Ведь это тот же сучок, который я бросил!
Как слепая лошадь в коногонке, хожу по бесконечному кругу. Кто строил этот лабиринт?
В полной темноте я дошел до какого-то неожиданного спуска. Шума воды здесь не было слышно.
По-видимому, я забирался в глубь земли. Спуск привел меня в новый длинный коридор. Здесь опять, трогая и ощупывая стены, я убедился, что этот коридор, как и первый, замкнут.
Нет! Вот еще ход! Через него я попал в узкое ответвление. Но напрасно я пытался выбраться из этого рукава. От него на некотором расстоянии друг от друга отходят боковые коридорчики. Они завели меня в тупик. Я возвращаюсь обратно и опять иду по большому кругу.
Когда же это кончится?
Под ногами хворост, видимо сухая трава.
Я опустился на подстилку. Кто мог построить этот лабиринт? Я стал дремать. «Лабиринт… лабиринт…» Медленно выговариваю я это слово, и вспоминается мне миф.
На острове Крит был лабиринт, из которого ни один смертный, попавший туда, не мог найти выхода. Древнегреческий миф рассказывает, что в этом лабиринте подселилось чудовище Минотавр, пожиравшее людей. Этому чудовищу, с туловищем человека и головой быка, Афины вынуждены были посылать на съедение каждые девять лет семь юношей и семь девушек. И чудовище их пожирало. Тесей из Афин пробрался в лабиринт и убил Минотавра. Но как выбраться Тесею из лабиринта?
Ариадна, дочь критского царя Миноса, полюбившая Тесея, дала ему, когда он спускался в лабиринт, клубок ниток и острый меч. Конец клубка оставался у нее в руках. И эта путеводная нить — нить Ариадны — вывела Тесея из лабиринта.
В чьем же лабиринте запутался я? И какой Минотавр ожидает меня? Действительно, кем же прорыты эти галереи?
Кротом! Конечно, кротом!
Смешно! Не найти выхода из норы крота!
Крот роется под землей и питается личинками и дождевыми червями. Но он иногда выходит и на поверхность земли. Этот выход нужно найти.
Какая тишина! Какая темнота! Измученный, усталый, я борюсь с дремотой. И вдруг слышу:
— Человек, челове-ек, отзовись! Вскакиваю на ноги и кричу, в ответ:
— Я здесь! Сюда! Сюда!..
Молчание. Нет, это сон. Но я снова прислушиваюсь. Молчание. Да, все почудилось мне…
Тишина и темнота.
Может быть, сейчас на земле неторопливо наступает ночь? И хорошие люди поют веселые песни…
Храп какого-то животного все ближе и громче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44