— Вы меня не поняли, Сергей Сергеевич. Перед вами совсем-совсем новая жизнь…
— Вот я и хочу попытаться без чьей-либо помощи войти в эту жизнь. Понять. Сам хочу! Все понять, все почувствовать! Тут моя гордость! Моя честь!.. — И Думчев круто повернул тему разговора: — Знаете ли вы, Григорий Александрович, какой сегодня день?
— Пятница…
— Ах, я не о том! Сегодня самый высокий и светлый день в моей жизни! Я вновь стал писать, восстанавливать дневник тех многих лет, что прожил в Стране Дремучих Трав. Я возобновлю и вновь напишу все то, что ветер по листочкам разметал, развеял. Вот смотрите, — указал он на узкие, длинные листочки, лежащие стопками полукругом на большом столе. — Пусть ученый мир учтет мои наблюдения и последует за моими выводами.
— Дневник вы будете писать долго, очень долго. А я должен уехать. Пробуду еще в Ченске день или два. За это время прошу вас набросать статью-заявку. Коротенько, только коротенько изложите в ней основную суть вашего дневника, поставьте вехи, по которым пойдет направление ваших мыслей, и укажите основные открытия. А я передам в журнал «Наука и техника».
— Как вы сказали? Заявка? Я не понимаю этого слова. Ведь не о патенте и не об авторском свидетельстве на техническое изобретение я хлопочу.
Я все старательно ему разъяснил. И Сергей Сергеевич меня понял.
— Ах да… конспект… Надо составить конспект.
Это слово «конспект» звучало у Думчева как-то по-особому выразительно, точно в этом слове был заключен глубокий смысл, понятный ему одному.
Какой радостью и воодушевлением горели его глаза!
— Спасибо! От всей души спасибо!
И я отложил свой отъезд из Ченска: дождусь заявки Думчева.
Я привык к этому городку с его садом, где деревья смыкают над аллеями свои кроны; с тихими улицами, где рядом со светлыми, ясными домами, построенными совсем недавно, стояли домики нарочитой, кудреватой, старомодной архитектуры — домики, напоминавшие мне некоторых героев из бытовых романов прошлого века; с библиотекой-читальней, в которой оказалось так неожиданно для меня много примечательных книг. Мне все больше нравился этот городок за его чуть-чуть солоноватый воздух, который веет в лицо, когда утром смотришь из окна на далекое море.
Сразу за городом начиналась степь. Из степи, уже выгоревшей на солнце, двумя рядами своих каркасов тянулись к городу недостроенные дома. Шумел и пыхтел паровозик на узкоколейке, таща платформы, груженные песком, кирпичом, блоками. Подъезжали грузовые краны, регулируемые машинистом, сидящим в будке, забирали блоки прямо с платформы на верхние этажи, а рабочие, весело перекликаясь с машинистом и друг с другом, выкладывали в высоте ряд за рядом полые блоки. А там, далеко в степи, поднималась к небу остроугольная вышка и слышался резкий, пронзительный скрип лебедки.
Прошел день-другой. «Наверное, Думчев закончил свой конспект», — подумал я.
И вот однажды под вечер я зашел к нему. Думчев стал говорить о Стране Дремучих Трав, о ее замечательных обитателях, об их удивительных формах. Он надеялся, что его наблюдения помогут ученым внести много нового в технику.
— Все эти дни и ночи я обдумывал разные варианты конспекта, вернее — совсем разные конспекты. Но завтра я отберу, непременно отберу самое важное. Я надеюсь, что мои выводы и положения подскажут совсем новые пути в ряде отраслей техники. Вот еще день-два — и все будет готово, — сказал он мне.
Конечно, я не сомневался в значительности открытий, о которых сообщит Думчев в своем проекте.
Через несколько дней я снова зашел к Думчеву.
— Мой друг! — сказал он решительно. — Вся Страна Дремучих Трав полна открытий, и вся она неизведана. Превеликое множество проектов у меня в голове. И все, все одинаково важны. Какой же конспект мне писать? Остается одно: молча, совсем молча указать людям на эту страну. И вовсе ничего не писать!
Когда я уходил из домика с башенкой, у меня было такое ощущение, что Думчев захлебнулся в море наблюдений и открытий, сделанных им. Я жалел, что не спросил Думчева об удивительных ферментах, так чудесно влияющих на человеческий организм, и о том, возможно ли приготовить здесь эти составы. Неужели мир не узнает этой тайны? Я боялся, что мой вопрос растревожит его: ведь подвалы, где хранились замечательные газообразные ферменты метаморфоза, завалены и засыпаны землей. Все там погибло.

Мои пометки на конспекте
Через несколько дней я получил два экземпляра конспекта Думчева. Они были аккуратно переписаны острым, крупным почерком. По-видимому, писала Булай.
А Думчев все повторял:
— Из этого конспекта мир узнает много нового! Вы помогли мне вернуться к людям! За это спасибо! Но все величие вашего подвига я особенно чувствую сейчас, когда вы предлагаете мне свою помощь. Спасибо вам за то, что вы передадите людям открытия, сделанные мною в Стране Дремучих Трав!
Он много и часто повторял «Спасибо, спасибо!», был как-то смущен и растроган. Он не знал, как благодарить меня за то, что я принимаю такое большое участие в его деле, и сказал:
— Один экземпляр лично для вас.
Мне почему-то не хотелось читать конспект в душном номере гостиницы. Я дождался утра, взял из библиотеки книги, справочники, словари и пришел в сад, чтобы разобраться во всем.
Как старший друг, суровый и взыскательный, этот сад уже много раз встречал меня своим протяжным, долгим шумом. Чуть свернешь с главной аллеи — темно, тихо. Тропинки заросли травой. Сад не огорожен. Но огромная деревянная голубая арка стоит у входа в главную аллею. На арке приветливая надпись: «Добро пожаловать!»
На большой, с покатой спинкой скамейке я разложил книги и приступил было к чтению.
Зеленый кузнечик прыгнул ко мне на ногу, подскочил и исчез в траве. Я улыбнулся своим воспоминаниям. Где-то совсем рядом перекликались веселые детские голоса,
— Палочка-выручалочка!
— Выручай!
— Нашел! Выходи! Раз! Два! Три!
Но я углубился в чтение, и ко мне уже совсем издалека доносилось:
— На-шел! На-шел!
Конспект Думчева начинался необычно: «Люди науки! Я вижу, как вы читаете конспект моего будущего дневника. Некоторые из вас, дальнозоркие, надели очки, другие, близорукие, сняли очки. А некоторые одну пару очков надели, а другую держат про запас в кармане.
Оставьте свои очки! Идите к любому пруду. Там вы найдете нечто гораздо более совершенное. Поймайте жука-вертячку. Да! Да! Я не безумен: жука-вертячку. Он живет на границе воздуха и воды, то есть и в воздухе и в воде. Но световые лучи, падающие в глаза жука, находящегося в воздушной среде, преломляются на один лад, а световые лучи, проходящие через воду, преломляются иначе — гораздо слабее. У вертячки каждый глаз разделен пополам. Одна половина лежит выше — она видит в воздухе, а другая, нижняя, половина видит в воде. Фокусные расстояния половинок разные. Когда вертячка скользит по воде, то верхняя половинка наблюдает за тем, что делается в воздухе, нижняя — за тем, что в воде.
Бросьте свои очки! Исследуйте вертячку! Примените этот принцип двухфокусного зрения! Устройте себе стекла двухфокусных очков!»
Здесь я сделал пометку карандашом:
«Поздно! Кассир в Москве, когда выдавал мне железнодорожный билет, посмотрел на меня через свои очки довольно странно. Это меня заинтересовало. Кассир разъяснил: обычные двухфокусные очки! Их можно заказать в любой аптеке».
Это предложение Думчева, конечно, устарело! «Но, наверное, — подумал я, — дальше я прочту что-либо новое и неожиданное». Я пропустил несколько строк и остановился на другом месте.
«Люди! Вы роете туннели в горах, пробиваете разные породы земли. Учитесь у жуков-древоточцев! Исследуйте, почему они чуют, где слой дерева тоньше и где толще».
Дальше Думчев писал о торедо новалис — корабельном древоточце:
«Обратите внимание на то, что этот древоточец-моллюск, похожий на небольшого червя, покрыт согнутой пластинкой и легко проходит сквозь самое твердое дерево. Непременно изучите, как он пробивает это дерево. И создайте по примеру торедо новалис аппарат для пробивания дерева».
Я выразил сомнение и написал на полях:
«Совет интересный, но вряд ли этот древоточец подскажет человеку идею изобретения нового бура».
Думчев говорит:
«Строитель, учись у пчелы экономно строить! Каждая стенка ячейного вместилища используется дважды. Здесь все преимущества постройки вместилищ с шестиугольным сечением. Какая экономия строительного материала, и при этом большая прочность! А именно: вес воска (строительного материала сот) в шестьдесят раз меньше заключенного в нем меда».
Я сделал самоуверенную пометку: «Зачем рекомендовать вниманию архитекторов ячейки с шестиугольным сечением? Фантазия архитектора не нуждается в подсказе пчелы.
Самый плохой архитектор, прежде чем построить дом, создает план этого дома в своем мозгу. А потом, если нужно, он меняет и улучшает этот проект. Пчела ничего менять не может. Пчела всегда «строит» инстинктивно. Если проколоть ячейку, мед будет вытекать. Но пчела все будет носить и носить мед в эту дырявую ячейку, отложит сюда яичко и запечатает пустую ячейку. Слепой инстинкт! Она и прилетает именно столько раз, сколько необходимо для заполнения ячейки».
И тут я вспомнил, как пробивал крышу гнезда, куда листорезная пчела отложила яичко. А. она бестолково, инстинктивно все укладывала и укладывала новые крыши. И уложила она столько крыш, сколько укладывает всегда, «не заметила», что все они были пробиты.
«…Вес воска в шестьдесят раз меньше заключенного в нем меда». Это примечательно. Но воск как строительный материал для человека?! Довольно странное предложение!
Думчев пишет:
«Человек, научись защищать свои дома от холода!
Самка богомола, откладывая свои яйца, обволакивает их особой жидкостью, которую беспрерывно выделяет. Эта масса с пузырьками воздуха внутри предохраняет яйца от чрезмерной жары и сильного холода. Исследуйте эту жидкость».
Моя пометка:
«Речь идет о тепловой изоляции. Но ведь воздух как изоляционный материал давно известен. А совсем недавно техника наших дней, учитывая воздух как термоизоляционный материал, создала особый вид пеностекла. Материал этот по легкости и пористости превышает даже пробку. Чтобы получить подобную массу, необходимо было найти способ регулирования образования пористой структуры в стекломассе. Секрет заключается в том, чтобы поры с газом распределялись в стекломассе равномерно».
«Незачем в пене богомола искать равномерность распределения отдельных пор!» — подумал я.
Так со смущенной душой читал я конспект Думчева и все отмечал на своем экземпляре: «Поздно! Поздно!»
Все тяжелее становилось на душе у меня: неужели зря прошла вся жизнь Думчева? Что же будет с ним, когда он сам в этом убедится? Что ответят ему из Москвы? А ведь он из Страны Дремучих Трав бросал вызов современной науке.
И вот мне стало трудно читать дальше…
— Палочка-выручалочка!
— Палочка-выручалочка! — повторял я вслед за звонкими колокольчиками детских голосов.
Что же мне делать?
А солнце высоко, оно пробивается сквозь зеленую листву. И тени всё короче. Уже полдень.
— Палочка — вы-ру-ча-лоч-ка… — звучит то близко, то далеко.
Читать ли дальше? Я медлил. Я чего-то ждал.

Поздно! поздно!
Как шумно, как пестро на аллее! Звонкие молодые голоса, яркие платья девушек. Появились, прошли. Все стихло. Из глубины сада слышны два знакомых голоса. Узнаю их. Это Лена и Павел.
— Последний мяч я взяла у сетки. Он был решающий. Даже ракетка зазвенела!
— Сегодня отдыхай. Завтра полуфинальная встреча.
— Буду отдыхать и писать письмо. Совсем маленькое, микроскопическое!
— Как то, что принес в спичечной коробочке тот… из Москвы?
— Помнишь? Дижонваль… Эратосфен… Смех.
Ушли.
Я стал читать дальше.
Думчев пишет:
«Водяной паук — аргиронета подсказывает принцип устройства водолазного колокола. Но есть и другие подсказчики. Отыщите личинку мухи-ильницы. Она сама в воде, а хвост ее торчит из воды. Зачем? Чтобы дышать.
Когда вода поднимается, удлиняется и хвост. Хвост этой личинки — две воздушные трубки, два канала в прозрачной оболочке. Эти трубки укорачиваются самым неожиданным образом. Здесь есть чему удивиться. И есть чему поучиться. Стройте такие же приборы и опускайтесь на дно морское!»
Моя пометка:
«Об этом я уже читал в листах Думчева о путешествии с дневником. Правда, в книге, которая вышла совсем недавно, о глубоководных водолазных спусках даже прямо сопоставляется скафандр с этой личинкой. К самым точным техническим терминам прибегает автор, сравнивая личинку и скафандр.
Он говорит о том, что хвост личинки вытягивается в воде, как перископ, и о том, что хвост личинки состоит из внешней прозрачной оболочки со «звездообразной втулкой» на конце и двумя воздушными трубками, по которым всасывается воздух.
В этой же книге указывается, что водолазы в скафандре пользуются тем же техническим способом всасывания воздуха для дыхания, каким пользуется это насекомое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44