- Здорово ты им выдал, Модиунн, там, на заседании. Действительно, кто
дал гиенам право решать, куда посылать корабль?
На лице у него застыло мрачное выражение. Мощные челюстные мышцы
напряглись. Он сжал зубы, и они лязгнули, как металл.
- Раньше я никогда об этом не думал, - сказал он.
- Вот-вот, - поддакнул Роозб, - здорово ты их! Черт возьми! - он
взглянул на ягуара, - ведь мы с тобой на пару запросто одолели бы с
десяток гиен. И они еще смеют нам указывать, как себя вести!
Модьюн быстро переводил взгляд с одного могучего человекозверя на
другого. Лица у обоих побагровели. Было видно, что доселе дремавшие в них
чувства пробудились, как вулкан.
"Значит, звериные инстинкты спрятаны не так уж глубоко." - подумал
человек.
Он удивился... и одновременно принял решение: впредь нужно получше
обдумывать свои слова. Не стоит зря будоражить человекозверей, а то еще
попадут в какую-нибудь историю. В слух он сказал:
- Успокойтесь, ребята! Не надо так кипятиться. Все это не бог весть
как важно.
Еще несколько мгновений напряжение держалось. Потом краска возмущения
постепенно сошла с их лиц.
Доолдн протянул руку и взял у Роозба документ.
- Дай-ка мне взглянуть, - потребовал он.
- Погоди, - запротестовал медведь, но его реакция была не такой
быстрой. Ягуар опередил его и уже разворачивал повестку. Увидев первые же
слова на внутренней стороне, он на несколько секунд потерял дар речи.
Потом прочитал вслух:
- Повестка для явки в уголовный суд.
- Уголовный... - как эхо повторил за ним Наррл.
Все четверо человекозверей почти одновременно отодвинулись от
Модьюна. Стоя поодаль, они смотрели на него.
На лицах застыло недоверие. Обычное выражение простодушия быстро
улетучилось. Тогда Модьюн сказал:
- Ну какой же я уголовник, если в мире вообще нет уголовных
преступлений?
- Конечно, он прав! - обрадовался Роозб. - Что такого он мог
натворить?
- Ну-у, я не знаю... - это был лис, в голосе его звучало сомнение. -
Если человекогиены считают, что он преступник, значит, так оно и есть. Мы
можем сколько угодно ломать себе головы, как они оказались в
правительстве. Однако они там.
Модьюн обратился к Доолдну:
- В повестке должно содержаться обвинение. Что там говорится дальше?
- Вот именно, читай дальше, - поддержал его Роозб.
Тогда ягуар снова повернул листок к свету и произнес мягким, низким
голосом:
- Так, обвинение... а, вот оно: "Повреждение выходного устройства
компьютера, незаконный вход в жилище для приезжих", - он заморгал. - Ну,
это не тянет на серьезное нарушение.
Он снова заглянул в повестку.
- Здесь сказано, что тебе нужно явиться в суд... ага - в следующий
вторник. А теперь послушайте: "Всем честным гражданам предписано
воздерживаться от общения с обвиняемым". Честные граждане - это про нас.
Так что, - он покачал головой, - придется тебе до вторника поскучать в
одиночестве.
Доолдн торопливо сложил повестку и отдал Модьюну. Все мимолетные
симптомы неповиновения властям, которые он проявлял лишь несколько секунд
назад, бесследно исчезли.
Он сказал:
- Лучше нам, ребята, поскорее убраться отсюда. - И добавил, обращаясь
к Модьюну: - До вторника, приятель!
Он пошел прочь, за ним следом поспешил лис, небрежно помахав на
прощанье. Роозб и Икхдохс переминались с ноги на ногу. Медведь неуверенно
проворчал:
- Нельзя же так просто уйти и оставить товарища в беде.
Модьюн еще тверже решил не впутывать человекозверей в свои дела.
- Ничего, ведь это только до вторника, - сказал он. - Тогда и
увидимся.
Видимо, это были именно те слова, которых от него ожидали медведь с
бегемотом. Они заметно воспряли духом и пожали ему руку с явной
благодарностью. А потом заторопились вслед за своими друзьями.
Когда Модьюн, двинувшийся в том же направлении, подошел к лифту,
четверки уже и в помине не было. И вообще вокруг он не видел ни единой
живой души. Когда дверь лифта открылась, Модьюн с удивлением убедился, что
кабина пуста. Тоже странно. Тем не менее, он уже совсем собрался войти,
как вдруг его насторожило полное отсутствие народа. Ведь еще пять минут
назад его здесь было хоть пруд пруди.
"Пойду-ка я лучше пешком, - решил он. - Нельзя забывать, что
нунулийцы - коварная публика".
Только не хватало, чтобы именно тот лифт, в котором он будет
спускаться, где-нибудь застрял. Тогда, чтобы выбраться, ему придется
нарушить еще несколько законов. Спустившись на один этаж, Модьюн решил,
что его реакция на эту простую ситуацию чересчур сложна.
- Скорее всего, - вздохнул он, одолевая второй пролет из тридцати
трех, - как раз такие мысли и донимали людей в те стародавние времена,
когда на Земле процветали интриги, конкуренция и прочие сложности.
Достигнув, третьего пролета, он уже испытывал явное отвращение к
жизни по эту сторону барьера. Может быть, стоит сделать то, чего хотят от
него нунулийцы - вернуться назад, за барьер, и забыть все это безумие.
Однако, спустившись еще на один этаж, он обреченно произнес:
- Но ведь я дал обещание Доде. И потом, через несколько недель со
мной будет Соодлил.
Так что ему не оставалось ничего другого, как спускаться еще на
тридцать этажей.
Что он и сделал.
Но к тому времени, когда он добрался до вестибюля, у него уже созрело
решение.
И потому он включил внутреннее зрение.

8
Все вокруг дышало покоем... Лишь кое-где попадались отдельные очаги
напряженности.
Модьюн ощущал полное единство со всей окружающей частью вселенной -
если не считать этих островков напряженности. В них, взаимодействуя и
противоборствуя, неистово клубилась энергия. Насилие - вот как это
называется. Или, может быть, готовность к насилию. Завихрения и сплетения,
туманности, переливающиеся пряди, струи резкого, ярко-серебристого
свечения - все это билось и вибрировало, нарушая безмятежность окружающего
пространства.
Он видел - человекозвери ни о чем не подозревают. Они просто-напросто
пешки. Их много, и благодаря им все пространство наполнено добродушием.
В этой картине окружающего мира гиены выглядели неодинаково.
Подавляющее большинство - такие же пешки. Свечение, перевитое прядями,
говорило, что они не знают, как оказались у власти. Одно несомненно - они
приняли эту роль. Поэтому от них все время струится умеренная
агрессивность. Цель, которую они постоянно преследуют, создает
напряженность... пожалуй, даже жесткость. Но ничего особо серьезного.
Но вот верхушка этой породы... Тут Модьюн сразу же заметил резкое
изменение картины. Они _з_н_а_л_и_, и это знание вселяло в них ликование.
Избранных гиен окружают облака особых частиц и лучей - признак
самодовольства. Они излучают - следствие полной безопасности.
Безопасности, порожденной уверенностью - нунулийцы всесильны, значит,
всесильны и гиены, орудия их власти, совершенно недосягаемы.
Упоение властью, смешанное с бесконечной гордыней, - вот из чего
соткано это пространство, распадающееся на множество отдельных
образований. Их больше тысячи - так много, что сразу и не сосчитать. Вся
правящая верхушка человекогиен. И каждый из них окружен ореолом
агрессивности...
Но главная угроза исходит от одного-единственного нунулийца. Вокруг
него чернеет огромное бесформенное облако. Непроницаемая завеса скрывает
его существо.
Казалось, тьма черпала силу из какого-то близкого источника. Но сам
источник никак не обнаружить. Сила, идущая от него, слегка ошеломила даже
Модьюна.
Да ведь это Илем, вот что самое главное!
Вот и сделано ключевое открытие - враг обнаружен!
На этой мысли интуитивное восприятие оборвалось. Оно отвергало само
понятие "враг", ибо... разве в нашей жизни существуют враги?
Весь глубинный смысл философии ненасилия говорил: "Нет, никаких
врагов не бывает. Есть только люди, которые сами, благодаря собственным
поступкам, вызывают отрицательную реакцию".
И эту реакцию, которую сами же накликали, потом приписывают каким-то
врагам.
А истинный враг таится в том импульсе, в том возбуждении - каким бы
мимолетным оно не было - которое заставляет их совершать поступки,
влекущие за собой ответную реакцию.
Нет реакции - нет и врага.
"Поэтому, - решил Модьюн, - вернусь-ка я лучше в свой домик и буду
сидеть там до самого вторника, не создавая никаких осложнений, не вызывая
никаких реакций... А во вторник пойду в суд. Что и будет являться
миролюбивой реакцией на повестку, которую мне вручили."
Так он и сделал. И всю неделю выходил из дома только для того, чтобы
поесть.

9
У дверей стоял человек-гиена. Его лацкан украшала табличка:
КОНТРОЛЕР. Он изучил повестку Модьюна и произнес всего два слова:
- Проходите, сэр!
Модьюн вошел в просторное помещение и в недоумении огляделся. Прямо
перед ним тянулся длинный барьер. Там, за прозрачными окошками, сидели
женщины-гиены. К каждому окошку стояла очередь - от шести до двадцати
человек.
Ничего похожего на зал судебных заседаний. Он вышел обратно в коридор
и оглядел другие двери. Потом медленно подошел к ближайшей из них.
"Должно быть, на повестке неверно или нечетко проставлен номер
комнаты", - рассуждал он. Но и здесь никакого сходства с залом суда.
Не спеша Модьюн вернулся к первой двери. Он снова предъявил повестку
"контролеру", который, по всей видимости, уже забыл его, и еще раз был
допущен в то же помещение. На этот раз, оказавшись внутри, он подошел к
облаченному в форму человеку-гиене, стоявшему поодаль. Надпись на его
табличке гласила: Секретарь суда. И на этот раз общение ограничилось
предъявлением повестки. "Секретарь" пробежал ее глазами и равнодушно
сказал:
- Восьмое окно.
Модьюн пристроился в конец очереди. Она оказалась самой короткой -
всего пять человек. Он был шестым.
Едва он встал в очередь и едва успел заметить, что первый у окошка -
человек-тигр, как тому уже вручили листок бумаги. Человек-тигр вгляделся в
текст, потом нагнулся и что-то сказал. Слов Модьюн не расслышал, но
чувство, скрывавшееся за ними, определил безошибочно: это была ярость.
Ответ женщины-гиены прозвучал на удивление отчетливо:
- Извините, но законы издаю не я, - вежливо сказала она.
Человек-тигр медленно выпрямился. Постоял секунд десять, нахмурясь.
Потом сжал челюсти - только желваки заходили, - резко повернулся и пошел к
выходу.
Человек-крыса, стоявший впереди Модьюна, покачал головой и шепнул:
- Не иначе, как парень схлопотал серьезный приговор.
- А что он натворил? - поинтересовался Модьюн.
Собеседник снова покачал головой.
- Это написано у него в повестке. Должно быть, поколотил кого-нибудь,
- добавил он. За это полагается суровое наказание.
- Вот оно что... - протянул Модьюн. Ему стало любопытно. - А вас в
чем обвиняют?
Человек-крыса замялся, а потом выпалил:
- В воровстве!
- В воровстве! В мире, где все доступно! - Модьюн не смог скрыть
изумления и только потом, когда слова уже вырвались, ему пришло в голову,
что собеседнику они могут показаться обидными.
И правда, человек-крыса сразу же взвился:
- Да бросьте вы, ради Бога! Ничего ужасного тут нет.
Потом он слегка поостыл и до него, вероятно, дошло, почему Модьюн
удивился. Тогда он продолжал уже более спокойно:
- Конечно, это трудно себе представить, но мне удалось кое-что
заметить. Все, в том числе и мы с вами, могут пользоваться машинами только
на главных улицах. А если нужно свернуть на внутренний проезд, - тут он
снова разгорячился, - приходится вытряхиваться из машины и переходить на
движущийся тротуар или вообще тащиться пешком.
- Ну и что же тут такого? - спросил Модьюн. Он старался быть
беспристрастным. - Когда вся система детально прорабатывалась, такой
подход сочли вполне разумным. Ведь никому не приходится идти пешком больше
сотни метров.
Узкое личико собеседника, в котором угадывалось отдаленное сходство с
крысиной мордой, искривила многозначительная ухмылка.
- Так то оно так, да только я заметил, что гиены-начальники
пользуются специальными автомобилями, которые по внутренним проездам
подвозят их прямо к домам. Ну и подумал: чем я хуже их? Сел в одну из
таких машин и поехал прямо домой. Вот и угодил сюда.
Пока они разговаривали, очередь продвинулась еще на одного
человекозверя и Модьюн успел заглянуть в лицо приговоренному, который уже
знал решение суда и теперь отходил от окошка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25