.. Так-так, откиньте чуть назад волосы, а правой рукой сделайте вот так... Вот видите!
— Что — видите? — не понял Кунгурцев.
— Вылитая баронесса Лизавета Михайловна Покровская с портрета, писанного местным художником-самоучкой Иваном Серафимовым в 1892 году! Не верите — сходите в наш городской музей и убедитесь.
— Ага, а если я сложу руки на груди и скорчу загадочную улыбку, то буду вылитая Мона Лиза, — подхватил Иван Покровский и тут же осуществил сказанное. Все расхохотались, даже сумрачный Толя Веревкин скупо улыбнулся.
— Смейтесь, смейтесь, — сказала Хелена, которая, впрочем, и сама смеялась не меньше других — «Джоконда» получилась очень уж джокондистая. — А среди баронов Покровских, к слову сказать, было немало людей искусства. Вот, например, барон Савва Лукич, доживший почти до девяноста лет, был на дружеской ноге с несколькими поколениями российских литераторов — от Радищева и Державина до Герцена и Чернышевского. О Грибоедове, Жуковском, Пушкине и Баратынском я уж не говорю.
— Ну, все ясно — дурная наследственность, — шутя вздохнул Иван Покровский.
— Простите, Хелена, а откуда у вас такие сведения? — поинтересовался профессор Кунгурцев.
— Так я же, кроме всего прочего, занимаюсь изучением старинных усадеб, — не без гордости сообщила историк. — А изучая усадьбы, никак не пройдешь мимо их обитателей. Конечно, никто бы меня туда не пустил, если бы я заявила, что меня интересуют бароны Покровские — иное дело история колхоза «Путь лампочки Ильича», или как он там теперь называется. Пришлось даже «для отмазки» составить записку о жизнедеятельности первого председателя колхоза товарища Волобуева, но на что не пойдешь ради подлинного дела. — И, немного подумав, Хелена печально добавила: — Хотя и товарищ Волобуев — это, к сожалению, тоже наша история...
* * *
Анна Сергеевна и Каширский сидели на стволе поваленной сосны и не отрываясь наблюдали за дорожкой, которая шла вдоль реки и хорошо просматривалась с невысокого пригорка. Попутно авантюристы вели разговор, по большей части представлявший из себя экспрессивный монолог Анны Сергеевны с редкими вкраплениями Каширского.
— Из-за вас у меня сплошные накладки, — раздраженно вещала госпожа Глухарева, — и при первой же возможности я проведу служебное расследование и раскопаю, что тому причиной: ваше разгильдяйство или осознанное вредительство?
— Что за вздорные фантазии, — самоуверенно отвечал Каширский. — Я выполнил свое обязательство, то есть задал объекту Василию Дубову установку переместиться в водную среду, а то, что вы, уважаемая Анна Сергеевна, не смогли обеспечить искомый результат — это уже ваша недоработка, но отнюдь не моя.
— Хватит чепуху молоть! — прикрикнула Анна Сергеевна. — Когда я его топила, кто-то мне мешал, и очень активно. Рядом никого не было. Значит, вы нарочно мне вредили!
— Как же я мог вам вредить? — совершенно спокойно возразил Каширский. — Если кто и препятствовал, то, скорее всего, вы сами.
— Что-о? — взъярилась Глухарева. — Вы говорите, да не заговаривайтесь!
— Видите ли, Анна Сергеевна, где-то в глубине души вы и сами понимаете всю бесперспективность и антиисторичность своей затеи, и потому подсознательно пытаетесь сами себе помешать... — Однако, украдкой бросив взор на Анну Сергеевну, Каширский предпочел эту тему не развивать. — Впрочем, возможно и иное объяснение — вы просто наткнулись на какую-нибудь невидимую подводную корягу!
Пространные разъяснения Каширского немало позабавили Чаликову, которая и была той невидимой «корягой», помешавшей Анне Сергеевне утопить юного Васю Дубова. Надежда слушала спор двух злоумышленников из можжевельниковых зарослей у подножия пригорка. Правда, из ее укрытия не была видна дорожка, по которой должны были пройти Дубов и его друзья, но Надя была уверена, что и на сей раз сумеет воспрепятствовать преступным козням.
— Ничего, теперь мне уже никакая коряга не помешает, — мрачно пообещала Анна Сергеевна.
— Ну и как вы собираетесь действовать на этот раз? — осторожно поинтересовался Каширский. — Ведь объект же будет не один. Не уверен, что вы справитесь сразу с пятерыми, пускай даже несовершеннолетними.
— Вот вы мне и поможете, — заявила Анна Сергеевна.
— Каким образом?
— Болван! Отделите Дубова от остальных. Дадите ему установку, чтобы отошел в сторонку.
— Зачем? — удивился Каширский.
— Поссать и посрать, — громогласно и со смаком отчеканила Анна Сергеевна. — Пардон, господин профессор, пописать и покакать. Или, если угодно, вывести из организма продукты жизнедеятельности!
— А-а, ну так бы сразу и сказали, — обрадовался Каширский.
«Что они задумали на этот раз?» — не на шутку встревожилась Чаликова. А в том, что действовать нужно быстро и решительно, она убедилась очень скоро: лес огласился лихим пересвистом какой-то неведомой птицы. Свистел, разумеется, Васятка — увидев, что ребята уходят с пляжа, он вызвался идти вместе с ними и по дороге показывал свои навыки в подражании голосам птиц. Не то чтобы он делал это очень умело, но Вася Дубов и его приятели, будучи городскими детьми и не очень разбираясь в птицах, слушали Васяткины упражнения, развесив уши.
— Кажется, идут, — приглядевшись, сообщил Каширский.
— Прячемся, — ответила Анна Сергеевна и повалила сообщника за ствол. — Ну, приступайте же!
Каширский сосредоточился, если не сказать набычился, и принялся вещать замогильным голосом:
— Василий Дубов, даю вам установку, что вам хочется ссать... То есть писать. В смысле, вывести из организма продукты деятельности!
Вася резко остановился.
— Ребята, идите вперед, я вас догоню, — попросил он, а пальцы уже расстегивали пуговицы на шортах. Друзья поспешили вперед, лишь Васятка, почуяв неладное, то и дело украдкой оглядывался.
Чаликова увидала, как Анна Сергеевна сунула руку в сумочку, и на солнце блеснуло острие кинжала.
И тогда Надежда решила применить самое радикальное средство, на какое была способна. В свое время Чумичка пытался обучать ее колдовским премудростям, и хотя ученицей Надя оказалась весьма посредственной, один из Чумичкиных приемов она все же освоила неплохо.
Надя выглянула из укрытия, подняла правую руку и, прицелившись, щелкнула пальцами. Небольшой огненный шарик, почти вовсе незаметный на ярком солнечном свету, полетел точно в Анну Сергеевну, которая уже, крадучись, неумолимо приближалась к Васе с занесенным ножом.
— Горю! Спасите!! — истошно завопила Анна Сергеевна, почувствовав жар сзади и обнаружив, что ее черная юбка охвачена огнем.
Тем временем Вася закончил писать, аккуратно застегнул шорты и, обернувшись на крик, увидел, как некая дама с горящим подолом на безумной скорости мчится к реке.
— Все ясно — пыталась закурить, а спичку не погасила, — сделал Василий единственно возможное (хотя и не совсем верное) логическое заключение и, убедившись, что до лесного пожара дело, к счастью, не дошло, поспешил вдогонку за друзьями, уже давно скрывшимися за очередным изгибом тропинки.
Чаликова же ненадолго задержалась, чтобы насладиться особенностями того раздела «великого и могучего», коим в совершенстве владела госпожа Глухарева. И Анна Сергеевна, выскочив из реки с еще слегка дымящимся подолом мокрого платья, с лихвой оправдала Надеждины ожидания.
Господин Каширский, на которого излился сей девятый вал красноречия, слушал с видом страдальца, иногда непроизвольно поглаживая себя по заднему карману, куда он на всякий случай спрятал кинжал, впопыхах оброненный Анной Сергеевной. Каширский знал, что Анне Сергеевне следует дать выговориться, и лишь тогда она будет способна воспринять то, что он собирался ей сказать.
Монолог длился минут двадцать. За это время не только ярость госпожи Глухаревой немного поутихла, но и платье (вернее, то, что от него осталось) успело отчасти высохнуть.
— Ну, чего молчите? — сверкнув очами, завершила Анна Сергеевна свое сольное выступление.
Каширский прокашлялся:
— Анна Сергеевна, постарайтесь меня выслушать спокойно и без эмоций, хотя я понимаю, что в создавшемся положении они неизбежны. Если вы помните, я с самого начала предостерегал вас от этого замысла, и все события нынешнего дня, включая последнее происшествие, целиком и полностью подтверждают мои опасения.
— Ближе к делу, — мрачно бросила Анна Сергеевна. — У меня мало времени.
— Ну что вы, времени вполне достаточно, — возразил Каширский. — Как раз столько, чтобы добраться до Городища и вернуться в Царь-Город.
— Пока не замочу этого паршивца Ваську, ни о каком возврате не может быть и речи, — отрезала Анна Сергеевна.
— Вы как хотите, а я возвращаюсь, — заявил Каширский. — А ликвидировать Дубова вы все равно не сможете, как ни старайтесь.
— Почему это? — скривилась Глухарева.
— А потому что невозможно уничтожить в прошлом человека, который жив в настоящем, — терпеливо разъяснил Каширский. — И то, что вы, уважаемая Анна Сергеевна, этого не понимаете, я еще могу объяснить вашей излишней возбудимостью и недоверием к столь мощному двигателю прогресса, каковым является наука. Для меня гораздо удивительнее, что даже такой здравомыслящий человек, как Эдуард Фридрихович Херклафф, согласился помочь вам в этом безответственном предприятии.
— Да что вы размазываете дерьмо по лопате?! — раздраженно перебила Анна Сергеевна. — По делу говорите!
— Ну что ж, можно и по делу, — согласился Каширский. — Устранение Дубова, как любое резкое происшествие «обратным» числом, вызовет полный хаос в настоящем и будущем. И вот, чтобы этого не допустить...
— А-а, так это все-таки вы мне пакостите?! — прошипела Анна Сергевна. — Ну, берегитесь!
— Да при чем тут я, — досадливо отмахнулся Каширский. — Против этого восстает сама Природа. Или, если хотите, Господь Бог, хотя лично я в него не верю и предпочитаю оперировать таким понятием, как «Высшие силы», пока наука не раскроет природу этих сил. Именно они помешали вам сначала отравить, потом утопить и, наконец, зарезать Василия Дубова. Не хочу вас зря пугать, почтеннейшая Анна Сергеевна, но у меня есть основания полагать, что следующая попытка может закончиться для вас самым плачевным образом, вплоть до летального исхода.
— Так что я, зря старалась? — возмутилась Анна Сергеевна.
— Ну, не в первый же раз, — успокоил ее каширский. — И, разумеется, не в последний.
Однако этого разговора Чаликова уже не слышала — минут пять понаслаждавшись «великим и могучим» монологом Анны Сергеевны, она поспешила на кольцо автобуса. По счастью, ни самозабвенно бранившаяся Глухарева, ни стоически внимавший ей Каширский не заметили Надеждиных передвижений.
Явившись на остановку, Чаликова увидела, что автобус уже готовится к отъезду, а из окна беспокойно выглядывает Васятка. Надя помахала ему рукой и ускорила шаг, но ее остановил невесть откуда взявшийся милиционер:
— Гражданочка, предъявите документы. Не беспокойтесь, до отправления еще пять минут.
Надя со вздохом открыла сумочку и протянула милиционеру справку «от Серапионыча».
— Спасибо, все в порядке, — сделал под козырек страж порядка. И даже улыбнулся, как показалось Надежде, несколько двусмысленно: — Счастливго пути, товарищ Чаликова.
— Простите, а в чем дело? — спросила товарищ Чаликова, пряча справку в сумочку.
— Ловим преступников, — охотно откликнулся милиционер. — Один — артист-гипнотизер, вместо денег расплачивается листьями с деревьев. А с ним женщина в черном, которая пыталась угощать детей отравленным мороженым.
— Да, чего на свете не бывает, — посочувствовала Надя и поскорее вскочила в автобус.
Прокомпостировав билет и устроившись на одном из свободных мест, она вновь достала справку и, разбирая далеко не каллиграфический почерк Серапионыча, прочла следующее:
«Выдана неопознанному трупу гражданки Надежды Чаликовой, доставленному в морг г. Кислоярска. Личность подтверждаю». Документ скрепляли подпись Серапионыча и служебная печать.
* * *
За решением задачек и уравнений, за доказательством теорем Солнышко и Варя даже не заметили, как прошел день. И плоды познания с древа точных наук оказали на них, если так можно выразиться, свое побочное воздействие: в какой-то миг, глянув друг на друга, они одновременно устыдились своей наготы, хотя виду и не подали. Но во время очередной отлучки Солнышка в коридор (позвонил Серапионыч, чтобы узнать, нет ли чего нового от Нади) Варенька оделась. Вернувшись, Солнышко ничего не сказал, но в глубине души еще больше смутился. Почувствовав это, Варенька через несколько минут попросилась в туалет, а возвратившись, застала Солнышко уже одетым. Причем не абы как, а при полном параде: ради такого случая он надел свои нарядные брюки, Васину белую рубашку, а в отцовском гардеробе позаимствовал желтый галстук в синюю полосочку — чутьем художника Солнышко уловил, что именно такое сочетание цветов ему подойдет лучше всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
— Что — видите? — не понял Кунгурцев.
— Вылитая баронесса Лизавета Михайловна Покровская с портрета, писанного местным художником-самоучкой Иваном Серафимовым в 1892 году! Не верите — сходите в наш городской музей и убедитесь.
— Ага, а если я сложу руки на груди и скорчу загадочную улыбку, то буду вылитая Мона Лиза, — подхватил Иван Покровский и тут же осуществил сказанное. Все расхохотались, даже сумрачный Толя Веревкин скупо улыбнулся.
— Смейтесь, смейтесь, — сказала Хелена, которая, впрочем, и сама смеялась не меньше других — «Джоконда» получилась очень уж джокондистая. — А среди баронов Покровских, к слову сказать, было немало людей искусства. Вот, например, барон Савва Лукич, доживший почти до девяноста лет, был на дружеской ноге с несколькими поколениями российских литераторов — от Радищева и Державина до Герцена и Чернышевского. О Грибоедове, Жуковском, Пушкине и Баратынском я уж не говорю.
— Ну, все ясно — дурная наследственность, — шутя вздохнул Иван Покровский.
— Простите, Хелена, а откуда у вас такие сведения? — поинтересовался профессор Кунгурцев.
— Так я же, кроме всего прочего, занимаюсь изучением старинных усадеб, — не без гордости сообщила историк. — А изучая усадьбы, никак не пройдешь мимо их обитателей. Конечно, никто бы меня туда не пустил, если бы я заявила, что меня интересуют бароны Покровские — иное дело история колхоза «Путь лампочки Ильича», или как он там теперь называется. Пришлось даже «для отмазки» составить записку о жизнедеятельности первого председателя колхоза товарища Волобуева, но на что не пойдешь ради подлинного дела. — И, немного подумав, Хелена печально добавила: — Хотя и товарищ Волобуев — это, к сожалению, тоже наша история...
* * *
Анна Сергеевна и Каширский сидели на стволе поваленной сосны и не отрываясь наблюдали за дорожкой, которая шла вдоль реки и хорошо просматривалась с невысокого пригорка. Попутно авантюристы вели разговор, по большей части представлявший из себя экспрессивный монолог Анны Сергеевны с редкими вкраплениями Каширского.
— Из-за вас у меня сплошные накладки, — раздраженно вещала госпожа Глухарева, — и при первой же возможности я проведу служебное расследование и раскопаю, что тому причиной: ваше разгильдяйство или осознанное вредительство?
— Что за вздорные фантазии, — самоуверенно отвечал Каширский. — Я выполнил свое обязательство, то есть задал объекту Василию Дубову установку переместиться в водную среду, а то, что вы, уважаемая Анна Сергеевна, не смогли обеспечить искомый результат — это уже ваша недоработка, но отнюдь не моя.
— Хватит чепуху молоть! — прикрикнула Анна Сергеевна. — Когда я его топила, кто-то мне мешал, и очень активно. Рядом никого не было. Значит, вы нарочно мне вредили!
— Как же я мог вам вредить? — совершенно спокойно возразил Каширский. — Если кто и препятствовал, то, скорее всего, вы сами.
— Что-о? — взъярилась Глухарева. — Вы говорите, да не заговаривайтесь!
— Видите ли, Анна Сергеевна, где-то в глубине души вы и сами понимаете всю бесперспективность и антиисторичность своей затеи, и потому подсознательно пытаетесь сами себе помешать... — Однако, украдкой бросив взор на Анну Сергеевну, Каширский предпочел эту тему не развивать. — Впрочем, возможно и иное объяснение — вы просто наткнулись на какую-нибудь невидимую подводную корягу!
Пространные разъяснения Каширского немало позабавили Чаликову, которая и была той невидимой «корягой», помешавшей Анне Сергеевне утопить юного Васю Дубова. Надежда слушала спор двух злоумышленников из можжевельниковых зарослей у подножия пригорка. Правда, из ее укрытия не была видна дорожка, по которой должны были пройти Дубов и его друзья, но Надя была уверена, что и на сей раз сумеет воспрепятствовать преступным козням.
— Ничего, теперь мне уже никакая коряга не помешает, — мрачно пообещала Анна Сергеевна.
— Ну и как вы собираетесь действовать на этот раз? — осторожно поинтересовался Каширский. — Ведь объект же будет не один. Не уверен, что вы справитесь сразу с пятерыми, пускай даже несовершеннолетними.
— Вот вы мне и поможете, — заявила Анна Сергеевна.
— Каким образом?
— Болван! Отделите Дубова от остальных. Дадите ему установку, чтобы отошел в сторонку.
— Зачем? — удивился Каширский.
— Поссать и посрать, — громогласно и со смаком отчеканила Анна Сергеевна. — Пардон, господин профессор, пописать и покакать. Или, если угодно, вывести из организма продукты жизнедеятельности!
— А-а, ну так бы сразу и сказали, — обрадовался Каширский.
«Что они задумали на этот раз?» — не на шутку встревожилась Чаликова. А в том, что действовать нужно быстро и решительно, она убедилась очень скоро: лес огласился лихим пересвистом какой-то неведомой птицы. Свистел, разумеется, Васятка — увидев, что ребята уходят с пляжа, он вызвался идти вместе с ними и по дороге показывал свои навыки в подражании голосам птиц. Не то чтобы он делал это очень умело, но Вася Дубов и его приятели, будучи городскими детьми и не очень разбираясь в птицах, слушали Васяткины упражнения, развесив уши.
— Кажется, идут, — приглядевшись, сообщил Каширский.
— Прячемся, — ответила Анна Сергеевна и повалила сообщника за ствол. — Ну, приступайте же!
Каширский сосредоточился, если не сказать набычился, и принялся вещать замогильным голосом:
— Василий Дубов, даю вам установку, что вам хочется ссать... То есть писать. В смысле, вывести из организма продукты деятельности!
Вася резко остановился.
— Ребята, идите вперед, я вас догоню, — попросил он, а пальцы уже расстегивали пуговицы на шортах. Друзья поспешили вперед, лишь Васятка, почуяв неладное, то и дело украдкой оглядывался.
Чаликова увидала, как Анна Сергеевна сунула руку в сумочку, и на солнце блеснуло острие кинжала.
И тогда Надежда решила применить самое радикальное средство, на какое была способна. В свое время Чумичка пытался обучать ее колдовским премудростям, и хотя ученицей Надя оказалась весьма посредственной, один из Чумичкиных приемов она все же освоила неплохо.
Надя выглянула из укрытия, подняла правую руку и, прицелившись, щелкнула пальцами. Небольшой огненный шарик, почти вовсе незаметный на ярком солнечном свету, полетел точно в Анну Сергеевну, которая уже, крадучись, неумолимо приближалась к Васе с занесенным ножом.
— Горю! Спасите!! — истошно завопила Анна Сергеевна, почувствовав жар сзади и обнаружив, что ее черная юбка охвачена огнем.
Тем временем Вася закончил писать, аккуратно застегнул шорты и, обернувшись на крик, увидел, как некая дама с горящим подолом на безумной скорости мчится к реке.
— Все ясно — пыталась закурить, а спичку не погасила, — сделал Василий единственно возможное (хотя и не совсем верное) логическое заключение и, убедившись, что до лесного пожара дело, к счастью, не дошло, поспешил вдогонку за друзьями, уже давно скрывшимися за очередным изгибом тропинки.
Чаликова же ненадолго задержалась, чтобы насладиться особенностями того раздела «великого и могучего», коим в совершенстве владела госпожа Глухарева. И Анна Сергеевна, выскочив из реки с еще слегка дымящимся подолом мокрого платья, с лихвой оправдала Надеждины ожидания.
Господин Каширский, на которого излился сей девятый вал красноречия, слушал с видом страдальца, иногда непроизвольно поглаживая себя по заднему карману, куда он на всякий случай спрятал кинжал, впопыхах оброненный Анной Сергеевной. Каширский знал, что Анне Сергеевне следует дать выговориться, и лишь тогда она будет способна воспринять то, что он собирался ей сказать.
Монолог длился минут двадцать. За это время не только ярость госпожи Глухаревой немного поутихла, но и платье (вернее, то, что от него осталось) успело отчасти высохнуть.
— Ну, чего молчите? — сверкнув очами, завершила Анна Сергеевна свое сольное выступление.
Каширский прокашлялся:
— Анна Сергеевна, постарайтесь меня выслушать спокойно и без эмоций, хотя я понимаю, что в создавшемся положении они неизбежны. Если вы помните, я с самого начала предостерегал вас от этого замысла, и все события нынешнего дня, включая последнее происшествие, целиком и полностью подтверждают мои опасения.
— Ближе к делу, — мрачно бросила Анна Сергеевна. — У меня мало времени.
— Ну что вы, времени вполне достаточно, — возразил Каширский. — Как раз столько, чтобы добраться до Городища и вернуться в Царь-Город.
— Пока не замочу этого паршивца Ваську, ни о каком возврате не может быть и речи, — отрезала Анна Сергеевна.
— Вы как хотите, а я возвращаюсь, — заявил Каширский. — А ликвидировать Дубова вы все равно не сможете, как ни старайтесь.
— Почему это? — скривилась Глухарева.
— А потому что невозможно уничтожить в прошлом человека, который жив в настоящем, — терпеливо разъяснил Каширский. — И то, что вы, уважаемая Анна Сергеевна, этого не понимаете, я еще могу объяснить вашей излишней возбудимостью и недоверием к столь мощному двигателю прогресса, каковым является наука. Для меня гораздо удивительнее, что даже такой здравомыслящий человек, как Эдуард Фридрихович Херклафф, согласился помочь вам в этом безответственном предприятии.
— Да что вы размазываете дерьмо по лопате?! — раздраженно перебила Анна Сергеевна. — По делу говорите!
— Ну что ж, можно и по делу, — согласился Каширский. — Устранение Дубова, как любое резкое происшествие «обратным» числом, вызовет полный хаос в настоящем и будущем. И вот, чтобы этого не допустить...
— А-а, так это все-таки вы мне пакостите?! — прошипела Анна Сергевна. — Ну, берегитесь!
— Да при чем тут я, — досадливо отмахнулся Каширский. — Против этого восстает сама Природа. Или, если хотите, Господь Бог, хотя лично я в него не верю и предпочитаю оперировать таким понятием, как «Высшие силы», пока наука не раскроет природу этих сил. Именно они помешали вам сначала отравить, потом утопить и, наконец, зарезать Василия Дубова. Не хочу вас зря пугать, почтеннейшая Анна Сергеевна, но у меня есть основания полагать, что следующая попытка может закончиться для вас самым плачевным образом, вплоть до летального исхода.
— Так что я, зря старалась? — возмутилась Анна Сергеевна.
— Ну, не в первый же раз, — успокоил ее каширский. — И, разумеется, не в последний.
Однако этого разговора Чаликова уже не слышала — минут пять понаслаждавшись «великим и могучим» монологом Анны Сергеевны, она поспешила на кольцо автобуса. По счастью, ни самозабвенно бранившаяся Глухарева, ни стоически внимавший ей Каширский не заметили Надеждиных передвижений.
Явившись на остановку, Чаликова увидела, что автобус уже готовится к отъезду, а из окна беспокойно выглядывает Васятка. Надя помахала ему рукой и ускорила шаг, но ее остановил невесть откуда взявшийся милиционер:
— Гражданочка, предъявите документы. Не беспокойтесь, до отправления еще пять минут.
Надя со вздохом открыла сумочку и протянула милиционеру справку «от Серапионыча».
— Спасибо, все в порядке, — сделал под козырек страж порядка. И даже улыбнулся, как показалось Надежде, несколько двусмысленно: — Счастливго пути, товарищ Чаликова.
— Простите, а в чем дело? — спросила товарищ Чаликова, пряча справку в сумочку.
— Ловим преступников, — охотно откликнулся милиционер. — Один — артист-гипнотизер, вместо денег расплачивается листьями с деревьев. А с ним женщина в черном, которая пыталась угощать детей отравленным мороженым.
— Да, чего на свете не бывает, — посочувствовала Надя и поскорее вскочила в автобус.
Прокомпостировав билет и устроившись на одном из свободных мест, она вновь достала справку и, разбирая далеко не каллиграфический почерк Серапионыча, прочла следующее:
«Выдана неопознанному трупу гражданки Надежды Чаликовой, доставленному в морг г. Кислоярска. Личность подтверждаю». Документ скрепляли подпись Серапионыча и служебная печать.
* * *
За решением задачек и уравнений, за доказательством теорем Солнышко и Варя даже не заметили, как прошел день. И плоды познания с древа точных наук оказали на них, если так можно выразиться, свое побочное воздействие: в какой-то миг, глянув друг на друга, они одновременно устыдились своей наготы, хотя виду и не подали. Но во время очередной отлучки Солнышка в коридор (позвонил Серапионыч, чтобы узнать, нет ли чего нового от Нади) Варенька оделась. Вернувшись, Солнышко ничего не сказал, но в глубине души еще больше смутился. Почувствовав это, Варенька через несколько минут попросилась в туалет, а возвратившись, застала Солнышко уже одетым. Причем не абы как, а при полном параде: ради такого случая он надел свои нарядные брюки, Васину белую рубашку, а в отцовском гардеробе позаимствовал желтый галстук в синюю полосочку — чутьем художника Солнышко уловил, что именно такое сочетание цветов ему подойдет лучше всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81