Махмудка испуганно посмотрел на господина в пенсне, пророчествовавшего ему Сибирь!
— Нужно так, чтобы он о тебе никому ничего сказать не мог, — многозначительно произнес тот. — Ты его теперь в ковер заверни, да в реку брось. Мертвый-то он никому ничего не скажет. Нынче в Москве-реке много утопленников вылавливают... И рот, рот чем-нибудь заткнуть не забудь, чтобы он не кричал, вон хоть даже портьерой! А это тебе за труды...
И господин в пенсне вытащил и положил на стол, придавив мраморным пресс-папье, еще одну сторублевую ассигнацию.
— Прощай, Махмудка!.. — а повернувшись к Мишелю, добавил: — И вы тоже-с... Жаль, что не получилось нам с вами сразу столковаться, а теперь — поздно-с. Так что разрешите откланяться...
И, быстро кивнув, вышел...
Махмудка с полминуты смотрел на ассигнацию на столе, потом подошел, вытащил ее из-под пресс-папье и, аккуратно сложив, сунул за пазуху.
На чем все его раздумья закончились — не мог он долго раздумывать. Неумел.
— Послушай меня, Махмудка... — торопливо, чтобы успеть, начал было Мишель...
Но тот, сунув деньги за пазуху, повалил связанного по рукам господина, который стращал его револьвер-том, на пол и втолкнул ему в рот скрученный из куска портьеры кляп. Мишель извивался и мычал, выпучивая глаза, но поделать все равно ничего не мог. Бессилен он был против Махмудки...
Махмудка выдернул из-под мебели концы ковра и, перетащив Мишеля на край, встал на колени и стал, крутя, заворачивать его внутрь. Завернул так, что не шелохнуться, что даже дышать затруднительно! Завернул, крякнул и, подтолкнув тюк снизу ногой, вскинул его на плечо.
Здоровый черт был Махмудка!
Со свернутым в рулон ковром на плече он прошел по комнатам к выходу. Из кухни, заслышав шум, выбежала Дарья Семеновна.
— Ты что, злодей? Куда ковер хозяйский поволок?! — вскрикнула она, вставая на его пути.
Но Махмудка, не обращая на нее внимания, пнул входную дверь ногой, распахивая во всю ширь. А ковер вдруг замычал и зашевелился, отчего Дарья Семеновна чуть не лишилась чувств, потому что еще никогда в жизни не видела живых, говорящих ковров.
— Не балуй! Слышь — не балуй! — прикрикнул Махмудка и, развернувшись, с силой ударил мычащим концом ковра о стену.
Ковер затих, безжизненно переломившись пополам и повиснув на его квадратном плече.
Махмудка спустился вниз, вышел из подъезда и проходными дворами, то и дело ныряя в кромешную темноту арок, пошел к недалекой Москве-реке. На плече у него был свернутый в рулон ковер, а за пазухой — две «катеньки».
Никаких случайных прохожих на своем пути он не встретил — все прохожие нынче сидели по домам, боясь до света нос на улицу высунуть!
А вот уже и река показалась, аккурат против места, где брошенные, насквозь проржавевшие дебаркадеры купца Микишкина стояли и где дворники, ленясь тащиться к телегам, вывозящим мусор, ссыпали в воду разный хлам.
Здесь, на дне, среди дырявых тазов, рваных калош и обручей от сгнивших кадушек и предстояло успокоиться неудачливому сыскному агенту. Навек...
А саван у него уже был — хороший саван, мягкий, персидский, вот с та-аким, в два пальца толщиной, ворсом...
Замечательный саван, богатый! Далеко не каждому такой достается!.. А ему вона как повезло!..
Как...
Как утоплениику!..
Глава 10
Но... Но не может же так быть, чтобы было только плохо! Иногда в жизни должно случаться и везение.
Как у лейтенанта Шутова, которому однажды все-таки повезло. Первый и, может быть, единственный раз в жизни!
Из МИДа пришла разнарядка... МИДу, по линии шефской помощи, требовался какой-нибудь бойкий, без излишней солдафонщины, сотрудник для сопровождения, охраны и присмотра за группой иностранных телевизионщиков в одной из горячих точек. Посылать туда серьезных работников смысла не имело, и журналистам сплавили бесхозного и бесполезного, путающегося у всех под ногами неудачника-лейтенанта. Пусть съездит, проветрится перед пенсией...
У делегации появился шустрый и очень симпатичный второй администратор, в которого с ходу втрескалась известная французская тележурналистка. Итогом чего стал срыв коварных штанов вооруженной оппозиции и реакционных западных кругов, рассчитывавших раздуть большой международный скандал. Никакого скандала не получилось, так как тележурналистка дала очень позитивный и оптимистичный материал, скорее всего навеянный ее романтическими настроениями. Любовь, она даже войну способна раскрасить в веселенькие тона.
Успех был замечен, и Министерство иностранных дел затребовало к себе перспективного сотрудника. Лейтенанта Шутова временно откомандировали для работы в МИД, где его бросили на женские делегации, которых он обаял оптом и в розницу, работая на положительный имидж страны.
Приобретенные на спецкурсах навыки оказались как нельзя кстати. Он даже никого специально не соблазнял, он лишь, выгодно отличаясь от прочего мужского окружения, не забывал открывать двери, подавать дамам ручку и к месту вставлять:
— Мм-а-дам, вы... сегодня... изумительно... выглядите!..
И всё, и лед отчуждения таял, и переговоры шли в позитивном ключе, и Россия получала выгодные контракты и кредиты. Благодаря, в том числе, стараниям лейтенанта Шутова. Обаяшки, супермена и просто хорошего парня.
Теперь многие иностранцы и особенно иностранки заранее заказывали в провожатые лейтенанта, хотя догадывались, на кого он работает. Но лучше иметь в соглядатаях такого симпатягу и душку, чем все равно иметь, но какого-нибудь мерзопакостного, пропахшего кирзой и водкой субъекта.
Лейтенант шел нарасхват, так как вдруг выяснилось, что в спецслужбах почти нет молодых, симпатичных, умеющих общаться и нравиться ребят. Умеющих стрелять из всех видов оружия и ломать шейные позвонки агентов — навалом, а приятных во всех отношениях молодых людей — нет!
Как-то так само собой получилось, что, мотаясь по стране с иностранцами, Михаил стал завсегдатаем ночных клубов и закрытых вечеринок, войдя во всевозможные тусовки.
Став ценным источником информации и где-то даже агентом влияния.
Его вернули в штат и присвоили очередное звание.
А потом внеочередное.
Это был тот самый редкий случай, когда не человек подбирается под кресло, а кресло создается под конкретного человека!
Ему присвоили внеочередное звание и тут же разжаловали и отправили в отставку, осудив судом офицерской чести и заведя на него уголовное дело по факту каких-то там хищений, халатности, злоупотреблений и чуть ли не измены Родине! И даже на пару месяцев посадили в КПЗ.
Не потому, что он чего-то там украл, а потому что этого требовали интересы дела.
И его новая легенда прикрытия.
Которая больше напоминала авантюрный роман — молодой красавец-офицер, уволенный из рядов за то, что соблазнил жену своего непосредственного начальника, неожиданно разбогател, получив отступные от оброгаченного им мужа-олигарха одной из первых российских красавиц, и теперь проматывает деньги, от нечего делать занимаясь журналистикой и чуть-чуть политикой и интригами.
Раньше такая легенда не прошла бы. Теперь — запросто!
Теперь и не такое случается! Теперь недавние офицеры-ракетчики, отличники боевой и политической подготовки и, между прочим, орденоносцы, запросто перепрофилируются в стриптизеры и брюхатят звезд эстрады...
Личное дело капитана Шутова было сдано в архив.
И направлено в спецчасть, где было прошито ниткой и проштемпелевано грифами «Совершенно секретно», и поставлено на спецучет по особому закрытому списку.
После чего капитана Шутова в органах не стало. А вместо него появился номерной агент. Не 007, потому что таких аббревиатур в списках спецучета нет. Цифр нет, а агенты — есть!
И среди них — бывший лейтенант, а теперь уже майор Шутов — безработный и беззаботный плейбой, любимец публики, женщин и детей... Пока еще не своих...
Глава 11
И все же, почти наверное, Густав Фирлефанц из Москвы уехал бы обратно к себе в Голландию, кабы не зима, Уж и засобирался было, да только куда из Руси можно зимой уехать?
— Куда ты? — ахал да охал Геррит Кист, всплескивая руками.
И все охали и ахали, рассказывая о страшных морозах, пропадающих в сугробах дорогах, шайках разбойников и стаях оголодавших волков, задираюших одиноких всадников и даже целые обозы.
А ну как с дороги собьешься, а тут метель?.. Заметет, запуржит сани по самые оглобли, задеревенит руки-ноги, и пропал человек, как не было, и даже косточек его не найти! Сколько так людей навек пропало!
— Что ты — даже не помышляй!..
И Густав решил остаться до весны.
А весной развезло дороги так, что не проехать, не пройти. В Голландии да Германии, где сплошь песочек, дождь пройдет, да схлынет, просочившись, как сквозь сито, сквозь почву. А на Руси размажется жирным черноземом, превратится в липкую, чавкающую, хватающую путника за подошвы, а телеги за колеса, кашу! Увязнешь, утонешь — не вырвешься!
Дороги такие и города тоже!
Уж на что Москва, а и там не встретишь каменных мостовых, зато, куда ни глянь, — сияют крытые чистым золотом купола. А рядом с самым Кремлем, в лужах после дождей тонут лошади и целые повозки. И там же вповалку в холодной грязи валяются пьяные, которые на следующий день встают и идут себе домой как ни в чем не бывало, даже не заболев.
Такая она, Русь!
В общем, задержался Густав до лета, когда дороги подсохнут и станут проходимыми.
А летом на Руси хорошо — просторно, сухо и тепло. Трава кругом, леса, реки рыбой полные, птицы под окном щебечут, пчелы гудят...
Да и дело у Густава стало налаживаться. Обласканного царем голландского ювелира с радостью принимали в лучших домах, засыпая заказами. В Москве он быстро стал богатым, потому что мог назначать за свою работу любую цену, на которую тут же, не торгуясь, все соглашались. Русские совершенно не знали истинной цены вещей — за золотую безделицу, которую он мог изготовить в полчаса и за которую на его родине в Голландии ему бы не заплатили и гульдена, здесь ему легко выкладывали целое состояние.
Куда уж тут возвращаться? Кто по доброй воле от богатства, которое само в руки идет, уедет?
Остался Густав...
Год прошел, другой миновал, а на третий начал он строить себе большой каменный дом, причем точно такой, какой мечтал иметь в милой его сердцу Голландии. Он облюбовал место на берегу Москвы-реки, откуда виден был Кремль, и натащил туда, к всеобщему удивлению, гору камней. Русские строили свои дома, которые именовали избами, все больше из сухих бревен и только крепостные стены да церкви из валунов. Глупый народ... Их дома горели чуть не каждый год, занимаясь один от другого, так, что разом выгорало по пол-Москвы. Дома сгорали, и русские тут же, на их месте, возводили точно такие же. Густав не желал вкладывать деньги в то, что может в мгновение ока превратиться в прах, — лучше строить дороже, но один раз, чтобы дом простоял века. Именно так строят у него на родине.
Каменные стены выросли быстро, уставившись на Кремль черными провалами непривычно высоких и больших окон, которые пустовали так недолго...
Цветные стекла и черепицу для крыши Густав заказал польским купцам, которые, удачно соседствуя с Европой и Россией, активно и с немалой для себя выгодой торговали в обе стороны, сбывая европейцам пеньку, деготь и пушнину, а русским изящные товары, производимые немецкими и голландскими ремесленниками. Черепица и стекла, которые за две тысячи верст везли на огромных возах вначале по мощеным немецким дорогам, а потом по русской хляби, обошлись Густаву в немереные деньги, которые у него имелись.
Двор и часть улицы перед воротами он тоже вымостил каменной брусчаткой, чтобы избавиться наконец от прилипчивой русской грязи и сходить с крыльца как есть, не надевая сапог, в домашней обуви, и возвращаться обратно, не переобуваясь. Уж коли он не мог вернуться обратно в Европу, то решил построить ее здесь. Чтобы жить так, как привык!
Конечно, иностранцы приезжали в русскую столицу и раньше, но жили все больше отдельно, подальше от русских, на Кукуе, и лишь Густав, один из первых, начал строиться в самой Москве.
Он каждый день бывал на строительстве, пересчитывая камни и черепицу, перемеривая стены и приглядывая за работниками, которые так и норовили — попробуй только отвернись — стащить, что плохо лежит. Он смотрел, и сердце его радовалось тому, как быстро и ладно на берегу Москвы-реки, под самым боком дворца русских царей, растет и поднимается, подобно цветку из грязи, маленький кусочек Голландии.
И кто бы мог подумать, что все его мечты исполнятся так быстро — он имел свою мастерскую и лавку, имел деньги и уже почти имел большой, каменный дом. Правда, не в Голландии, а в России, но все равно имел! Лет десять назад, работая подмастерьем в ювелирной мастерской, подметая полы и получая по поводу и без повода тумаки, он даже помыслить ни о чем таком не мог!
А теперь... Теперь у него было почти все желаемое!
И... то ли еще будет!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37