– Извините за беспокойство, сэр, разрешите идти?
Он ждал разрешения. Я кивнул. Сержант удалился к себе. В тишине и одиночестве я сидел на койке и постепенно успокаивался. Почему я такой раздражительный? Поведение сержанта совершенно естественно. Разве это грех – предложить чашечку кофе? Или я хочу, чтоб подчиненные шарахались от меня, как от зачумленного?
Я встал, прошелся по казарме. Воспоминания не радовали. Нет, в прошлом не найдешь утешения. Я выключил свет, направился к офицерским квартирам, но невольно остановился. Всего лишь чашечка кофе…. Я держался грубо, бесцеремонно. Надо загладить вину. Я повернул назад.
– Хотелось бы воспользоваться вашим предложением выпить чашечку кофе.
– Конечно, сэр, – с готовностью ответил сержант, не подавая виду, что удивлен моим внезапным возвращением. – Входите.
Я сел. Сержант поставил на столик сахар, сливки, налил кофе.
– Хорошо, что безделье кончилось, опять можно работать.
– Вы не любите отдыхать? – вежливо поддерживал я разговор.
– Я взял всего неделю отпуска.
– Через пару дней на вас навалится – столько забот, что отпуск будет вспоминаться иначе. – Я отхлебнул воробьиный глоток дымящейся жидкости.
Сержант убрал со столика стопку личных дел кадетов, одна папка выскользнула на пол. Я поднял ее, раскрыл, взглянул на фотографию в полстраницы, – незнакомое, ничем не примечательное мальчишеское лицо, – положил папку на место.
– Что вы с ними делаете? – спросил я.
– Запоминаю лица и имена кадетов, изучаю их биографии. Мне интересно знать о них все. Это помогает в работе.
Я и не подозревал, что сержанты изучают кадетов до такой степени.
– Встречаются интересные биографии?
– Да нет, все обыкновенные. Вот, например, этот. – Сержант наугад вытащил из стопки папку, раскрыл ее. – Жак Теро, француз, четырнадцать лет. Мать работает программистом, отец умер несколько лет назад. В анкете Жак написал, что мечтает служить в В КС с тех пор, как посмотрел фильм «Путешествие „Селестины“». Дурацкий фильм, я видел его, но мальчишкам почему-то нравится.
– Позвольте взглянуть.
– Пожалуйста, сэр, – протянул он мне папку.
Я всматривался в фотографию, размышляя о случайностях, круто меняющих человеческую судьбу. Если бы не Толливер, этот пацан не собирался бы сейчас в дорогу, не считал остающиеся до отъезда в Академию часы. А другой мальчишка, выброшенный из списка ради Жака Теро, получил письмо не с воодушевляющим приглашением, а с вежливым отказом. Представляю, как горько он плакал. Мы распоряжаемся судьбами вслепую, не ведая, что творим.
– Что-то не так, сэр? – встревожился сержант.
– Нет, все в порядке. – Я закрыл папку, еще немного поболтал с сержантом о том о сем и вышел в ночь.
У двери столовой я задержался, на всякий случай осмотрел свой мундир и сообщил Толливеру:
– Кажется, все нормально. Я готов.
Толливер открыл передо мной дверь. По столовой прогремела команда: «Смирно!» Двести сорок кадетов вскочили с мест, напряженно замерли. Большинство приняли стойку «смирно» правильно, несколько дней пребывания в Академии не прошли для них даром. Внешний вид у всех был безупречен: волосы причесаны, галстуки строго посередине, униформа отутюжена. Сержанты поработали на славу. Я прошел мимо прямоугольных кадетских столов с лавками к круглому преподавательскому столу. Офицеры козырнули мне.
– Вольно! – громко скомандовал я кадетам, а круглому столу потише и мягче:
– Садитесь, джентльмены.
Мои подчиненные сели: лейтенант Слик, Эдгар Толливер, сержант Обуту и несколько инструкторов, с некоторыми я был еще почти незнаком.
– Новый тренажер великолепен, – делился впечатлениями сержант Ольвиро, наливая себе суп. – Мы его уже испытали.
– Чем же он так хорош? – спросил Слик, передавая большую кастрюлю с супом дальше.
– Видели бы выражение Рамона, когда он попробовал, – улыбнулся Ольвиро. – Невозможно было оторвать его от экрана.
– Кто такой Рамон? – спросил я.
– Рамон Ибарес, сэр, помощник инструктора по стрельбе, – напомнил Ольвиро.
– Ах да. – Как же я, старый маразматик, забыл? – Неужели этот тренажер так впечатляет?
– Просто потрясает воображение, сэр, сами попробуйте. Пульт управления как на обычном боевом корабле, а вот экран! Компьютер показывает на нем рыб как… ну прямо как настоящих! Четкость потрясная! Когда попадаешь в гадину лазером, внутренности так и брызжут!
Я порадовался новому тренажеру, хотя снова увидеть чудовищных рыб, пусть даже ненастоящих, желания не испытывал.
– Обязательно испробую этот тренажер, правда, в стрельбе я не очень силен… – Тут мне пришлось прервать рыбную тему, и слава Богу. К нашему столу спешила дежурная.
– Докладывает гардемарин Сандра Экрит, сэр. Вам звонит адмирал Дагани.
– Хорошо. – Я поднялся, махнул рукой подчиненным, чтоб не вставали, подошел к телефону у двери столовой. – Сифорт слушает.
– Одну минуту, адмирал Дагани пока занят, – сообщил его адъютант.
Минута шла за минутой, а голоса Дагани в трубке не появлялось. Я переминался с ноги на ногу, чувствуя себя под любопытными взглядами кадетов не в своей тарелке. Нехорошо получается: начальник Академии ждет у телефона, как мальчик на побегушках. Наконец, мои мучения закончились.
– Сифорт? – послышался голос Дагани.
– Да, сэр.
– Хорошо, что я сразу нашел вас. Позвоните сенатору Боланду, ладно? А то он так беспокоится о своем сыне.
– Вы только для этого звоните? – изумился я. – Не разыгрываете меня?
Адмирал умолк. Пауза затянулась, казалось, до бесконечности. Что за чепуха?
– Я не шучу, капитан Сифорт, – вынырнул он наконец из задумчивости. – Дело в том, что сенатор Боланд не смог с вами связаться, хотя звонил несколько раз, вот я и обещал ему помочь. Расспросите сержанта, выясните все и позвоните Боланду. Обязательно! Я проконтролирую.
– Есть, сэр. – Что еще мог я ответить на приказ? Это единственно возможная реакция.
– Почему бы вам не позволить его сыну хоть изредка звонить домой? – продолжал наглеть Дагани. Совсем рехнулся он, что ли? Не дождется!
– Я подумаю над вашим предложением.
– Не взбрыкивайте, Сифорт! – вспылил адмирал. – Комитет Боланда выбивает нам деньги!
– Знаю, – по возможности ледяным голосом процедил я.
– Кстати, чуть не забыл… Насчет тех программ, что вы привезли в бортовом компьютере «Виктории». Наши программисты от них в экстазе, мол, огромный прорыв в науке об искусственном интеллекте, и собираются перепрограммировать бортовые компьютеры всех кораблей.
Моя физиономия расплылась в улыбке. Значит, Вильям, компьютер орбитальной станции Надежды, трудился не зря. Это он придумал новые программы и перед гибелью записал их в память бортового компьютера «Виктории», которого назват Биллом.
– Сифорт, постарайтесь облегчить сыну Боланда пребывание в Академии. Боланд отблагодарит нас. Как говорится, рука руку моет.
– Слушаюсь, сэр.
Обратно к столу я брел в задумчивости. Аппетит пропал. Дернул же меня черт согласиться с Дагани! Нельзя создавать тепличные условия сынку сенатора, не правильно это! Ко всем кадетам отношение должно быть одинаковым.
После ужина я сразу пошел к себе в кабинет, плюхнулся в кресло. За окном темнело. Настроение было паршивым. Если я начну расспрашивать сержанта Ибареса о Роберте Боланде, он воспримет это как намек на то, что сынку сенатора надо делать послабления. Это не прибавит ко мне уважения. Хуже другое – остальные кадеты сразу заметят особое отношение к Роберту и начнут его презирать. Своим неуместным вмешательством сенатор только поссорит сына с товарищами. Но выхода нет. Приказ есть приказ. К тому же я обещал адмиралу.
Тренькнул телефон.
– Я уже кое-что проверил и нашел немало интересного, – сообщил Толливер. – Позвольте…
– Не сейчас! – гавкнул я и бросил трубку. Звонят тут всякие, нигде от них нет покоя! Я вскочил, начал расхаживать по кабинету. Едва раздражение спало, снова заверещал телефон. Чтоб вы все провалились! На этот раз звонил из моей собственной приемной дежурный гардемарин Гутри Смит. – Сегодня больше не пропускай ко мне звонков! – рявкнул я.
– Есть, сэр. Но это ваша жена.
– Тогда другое дело. – Я нажат кнопку, переключив линию на свой телефон. – Анни?
– Привет, Никки. Я только что говорила с доктором О'Нейлом, он сказал… В общем, я решила позвонить тебе.
– Правильно сделала, я так соскучился по тебе.
– Как у тебя дела? Дрючишь кадетов? – хихикнула она.
Наконец-то у нее хорошее настроение!
– Пытаюсь. – Мне ужасно хотелось забросать ее вопросами, но я решил сдерживаться, чтоб случайно не испортить ей настроение.
– Никки, знаешь, в последние дни мне как-то не по себе, иногда мне хочется, чтобы ты приехал, забрал меня куда-нибудь в такое место, где мы ляжем в кровать.
– Прилечу в любое время, могу прямо сейчас!
– Нет, не надо приезжать, совсем не надо. Понимаешь, мне этого хочется только иногда, а всегда хочется совсем выздороветь, вот тогда приезжай.
– Может быть, без меня ты никогда не выздоровеешь? – с надеждой спросил я.
– Да, точно. Не знаю, ей-богу, не знаю. Понимаешь, мне просто хотелось услышать твой голос.
– Анни, я люблю тебя.
– И я тебя люблю, Никки, но хочу побыть без тебя. Можешь ты это понять?
Как же так? Странно как-то. Поколебавшись, я сказал правду:
– Нет, лапочка, этого я понять не могу.
– Ох, Никки, – простонала она. Я почувствовал угрызения совести.
– Лапочка, я все понимаю…
– Я еще подумаю об этом, может, звякну тебе через несколько дней, может, даже завтра.
– Хорошо, любовь моя.
– Ну, пока.
Она положила трубку, и я почувствовал страшное одиночество.
Через несколько минут я нашел в себе силы встать. Надо было выполнять обещанное – поговорить с сержантом Ибаресом о сыне Боланда. До отбоя оставалось еще пятнадцать минут. В ожидании, пока кадетов загонят в койки, я начал прогуливаться у казарм.
Из холла имени Райта выбежал кадет, встал лицом к стене. Я узнал его: Джеренс Бранстэд.
– За что тебя наказали? – полюбопытствовал я.
– Я, сэр, просто…
– Давай, докладывай капитану, – прикрикнул на него вышедший из казармы сержант Радс. – Добрый вечер, сэр.
– Я постигаю науку не дерзить старшим, сэр, – четко доложил Джеренс.
– И сколько ты будешь постигать эту науку, кадет? – строго спросил Радс.
– Сколько скажете, сержант.
– Полночи, для начала, думаю, хватит.
– Так точно, сэр!
Мне не следовало вмешиваться в воспитательный процесс, но уже было поздно. Пришлось изобразить строгого начальника Академии.
– Слабовато вы его наказали, сержант. Пришлите его утром ко мне, я разберусь с ним как следует, – приказал я. – Если окажется, что он недостоин учиться в нашей Академии, моментально выгоню. Желающих поступить к нам достаточно.
– Есть, сэр, – ответил сержант.
Завтра Джеренс часа два побегает со всякими мелкими поручениями, а потом я его прощу. Но заранее знать об этом он не должен. Пусть думает, что я собираюсь его выпороть. Такая наука пойдет ему впрок, больше не будет раздражать сержанта.
Когда я поворачивался, чтобы продолжить путь, сержант успел хитро мне подмигнуть. Я не спеша побрел к холлу имени Вальдеса, в котором жил кадет Роберт Боланд. Дали отбой, в казармах погас свет. Превозмогая себя, я постучался в квартиру сержанта Ибареса.
– Добрый вечер, сэр, входите, – гостеприимно предложил он.
Ни за что! Но как же быть с приказом адмирала Дагани? Если не выполню, то… Адмирал не узнает, что я не говорил с сержантом. Скажу сенатору Боланду, что с его сыном все в порядке, да и дело с концом. С другой стороны, как я могу требовать от кадетов подчинения, если сам не подчиняюсь приказам? Черт возьми, голову можно сломать. Что же делать?
– Нет, я заглянул просто спросить, все ли в порядке, – улыбнулся я.
– Все как обычно, сэр.
– Хорошо. – Итак, решение принято. Гора свалилась с плеч, и я легкой походкой направился в свой кабинет звонить сенатору Боланду.
По пути из кабинета домой я кривился и ругал себя за придурковатые выражения, которыми заверял Боланда, будто его сыночек чувствует себя в казарме прекрасно, как и всякий нормальный кадет. Конечно, сенатор не особо мне поверил, но высказывать свое неудовольствие не стал.
Добравшись до квартиры, я позвонил Толливеру:
– Не спите?
– Никак нет, сэр. Флот всегда бдит, – бодро доложил он.
– Хватит придуриваться. Я насчет финансовой проверки. Вы…
– Вы звоните из квартиры? – перешел он на серьезный тон. – Я могу прийти к вам прямо сейчас.
– Может, не стоит пороть горячку, лучше…
– Лучше обсудим это сейчас, сэр, а то утром вы опять будете не в настроении. Сейчас приду.
Проворчав нечто невразумительное, я бросил трубку. Что ты с ним будешь делать? Наглец! Но знает меня как облупленного и пользуется этим, чтоб его черти жарили.
Через пятнадцать минут он уже сидел на моем диване, положив ногу на ногу, и посматривал в свой карманный компьютер, видимо, уже напичканный бухгалтерией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62