Так называемая эпоха бунтов закончилась, падения нравов больше не было.
– Еще вопросы есть, сэр?
– Нет. Увидимся за ужином.
Паульсон ушел. Я включил дисплей и начал просматривать сообщения, накопившиеся за время моего отсутствия в Фарсайде. Время от времени я вскакивал и ходил. Большую часть мебели убрали, расхаживать стало удобнее.
Главная моя трудность, судя по всему, заключалась в том, что у меня все еще не было четких идей. Направляясь в Фарсайд, я толком не знал, что буду здесь делать. Не знал этого и сейчас. Не было у меня и плана на учебный год, я не представлял, чем должен заниматься начальник Академии. Другое дело на «Гибернии»! Там все было проще простого: довести корабль до Надежды, доставить туда в целости и сохранности пассажиров и груз. Роль начальника Академии была для меня непривычной. Я подрастерялся. Цель расплывчата: как-то проводить время, чем-то заниматься, пока инструкторы воспитывают и обучают кадетов. При этом следовало поддерживать свой авторитет и, как. на корабле, держать дистанцию, возвышаться надо всеми.
На это я не гожусь. Вникать во все мелочи, уделять внимание каждому кадету я не могу, пусть их воспитанием занимаются опытные сержанты. Что же остается на мою долю? Слоняться по Академии, нагоняя страх на пацанов, внушая им благоговейный трепет? Как собаке пятая нога я им здесь нужен, вот что. Ладно, пока буду слоняться. Дайте срок, мало-помалу еще чему научусь.
Я покинул кабинет, прошелся по пустынным коридорам к учебным помещениям, потом к казармам. Каникулы закончились, кадеты сидели в классах. Осмотревшись – вокруг никого не было – я вошел в казарму Кран-Холл.
Два ряда аккуратно заправленных коек, безукоризненная чистота, порядок. Похоже, сержант Триполь свое дело знает, а драка кадета Стрица с гардемарином – просто недоразумение. Я закрыл глаза и по памяти прошелся вдоль левого ряда коек к своей. Вернее, когда-то эта койка была моей. Теперь она казалась меньше, как и вся казарма. Я сел, провел ладонью по железной спинке кровати. Нахлынули воспоминания.
Был ли я здесь счастлив? Сколько времени прошло… Душа моя была чиста, я был невинен, отличался прилежанием. До тягчайшего уголовного преступления, до нарушения клятвы было еще далеко. А потом что-то во мне изменилось. Другими стали и тело и душа. Сперва начал ломаться голос, все реже прорывались высокие нотки. Грубел мягкий пушок над губами. И вот, наконец, наступил долгожданный день – я начал бриться.
Был ли счастлив тогда? Я был невинен. Не одно ли … Я вскочил с койки, подбежал к Робби Роверу, затормошил его.
– Вставай! Сейчас придет сержант! Робби застонал, но нашел в себе силы сесть, протер глаза.
– Ага, спасибо.
Скрипнула дверь. Не успела она открыться полностью, как Робби вскочил, и в казарму вошел сержант.
– Так, лопухи, слушать внимательно! – пробасил он.
Я ухмыльнулся. Сержант Траммел обзывал нас по-всякому, иногда очень грубо, но при этом в его голосе чувствовалась теплота. А какой добротой светится его лицо, когда кадету удается справиться с ужасно трудной задачей! А когда ничего не получается и, кажется, вот-вот сдадут нервы и хочется разреветься, сержант Траммел как бы случайным прикосновением к руке удивительным образом подбадривает тебя, воодушевляет и возвращает самообладание.
– Есть, сэр, – влился мой голос в дружный кадетский хор.
– Завтра мы летим на учебную орбитальную станцию, а сегодня вам в головы вдолбят кое-какие инструкции. После уроков капрал Толливер отведет вас в Зал Собраний. Покажу вам пару занятных фильмов. – Мы, тяжко вздохнули. Учебные фильмы обычно смертельно скучны. – А потом я вас проэкзаменую. Надеюсь, некоторые из вас, – ехидно улыбнулся Траммел, – опять будут хлопать ушами. Прошлый раз экзамен прошел очень забавно.
Едва дверь за сержантом закрылась, Робби шепотом спародировал его голос:
– Капрал Толливер отведет вас в сортир. Покажу вам очень занятное дерьмецо.
Толливер, хоть и стоял за несколько коек от нас, все же услышал шепот.
– Давай, Ровер, мели языком, только громче, очень интересно тебя слушать, – процедил он, застегивая мундир.
– Стараюсь, мистер Толливер, – скромно ответил Робби.
Кадет Эдгар Толливер был у нас главным и назывался капралом, поэтому шутить с ним было опасно. При желании он мог доставить немало хлопот любому из нас, а частенько так и было.
В каждой казарме сержант назначает кого-нибудь из кадетов капралом и сваливает на него часть своих забот. Капралы следят в казарме за чистотой, водят кадетов на занятия строем. Капрала не удостаивают обращения «сэр», поскольку он все-таки еще кадет, но из уважения обращаются к нему не по имени, а по фамилии, как к гардемарину.
По уставу арсенал наказаний у капралов невелик, он может только жаловаться на кадетов сержанту, но в реальности капралы не особенно церемонятся и порой позволяют себе самые изощренные издевательства. Наш прежний капрал Ван-Флит был гораздо мягче Толливеpa, но уже получил звание гардемарина и был направлен на корабль «Принц Уэльский».
Мы поспешили в санузел. Робби тщательно причесывался. Волосы у него были длинноваты, но он надеялся, что продержится еще несколько дней, прежде чем сержант пошлет его к парикмахеру.
– Какой фильм он собирается нам показать? – спросил Робби.
Я чистил зубы, поэтому в ответ просто пожал плечами. К соседней раковине подошел Толливер.
Обычно гардемарины свирепствуют меньше капралов. Наверное, у них с получением офицерского звания пропадает потребность самоутверждаться перед кадетами. Но и гардемарин, если его разозлить, может задать жару. Однажды один такой злюка заставил меня раздеться до трусов и стоять в гардемаринской на стуле, декламируя по памяти статьи устава, а в это время гардемарины едко комментировали мое телосложение и кое-какие особенности характера. Поговаривают, что иногда при такой «процедуре» кадету и трусов не оставляют. Можно представить, какие тогда бывают «комментарии». Подтвердить не могу, слава Богу, эта участь меня миновала. Но я и так был сыт по горло. Не отпускал колкостей в мой адрес только один гардемарин – Джефф Торн, но остановить издевательства он не мог, поскольку не был здесь главным.
– Заправив кровати, мы строем пошли завтракать. В столовой, к сожалению, я сидел за одним столом с Толливером, поэтому свободно болтать не мог даже тут.
– Никки, чего нос повесил? – приставал ко мне Робби. Просыпался он медленно, зато потом так фонтанировал энергией, что от него некуда было деться.
Толливер посмотрел в мою сторону.
– Может быть, пытается провернуть шестеренки в голове? – съязвил он. – Как только поумнеет, перестанет полировать шкафы.
Я покраснел. Однажды в спешке я неаккуратно повесил одежду в свой шкафчик, край высунулся из дверцы, и она не закрылась. Сержант бы этого пустяка не заметил, но Толливер пялился на приоткрытую дверцу, пока сержант не понял, куда и зачем он смотрит. Пришлось мне четыре часа полировать дюралевые шкафчики, отчего на ладонях появились мозоли, а в сердце – ненависть. И вот теперь в столовой эта ненависть затмила мне разум, и я ответил:
– Я хорошо научился полировать, мистер Толливер. Если хотите, могу полировать вам ботинки.
Настала очередь краснеть Толливеру. Дело в том, что ботинки ему чистила Арлина Сандерс. Такое наказание он влепил ей, придравшись к какому-то пустяку, правда, потом пожалел – она мазала ему ваксой не столько внешнюю часть ботинок, сколько внутреннюю.
– Спасибо, не надо, – ответил Толливер. Видимо, в этот день у него было хорошее настроение. – О том, какое вам дать задание, я подумаю сегодня вечером во время поверки.
Хорошо хоть, что предупредил. Если ему что-то не понравится, исправлять придется мне. А какой-нибудь недостаток всегда найдется. По вечерам Толливер не спеша прохаживался по казарме, замечая любую пылинку. Особенно любил он заглядывать в сортиры. Свою кабинку я содержал в чистоте, но не мог же следить за остальными!
День проходил в напряженных занятиях. Мы постигали тайны устройства сверхсветового двигателя, космическую навигацию, историю освоения планет. Потом обед, час отдыха, спортивная тренировка до изнурения. Ненадолго вернулись в казарму, и снова в путь. Толливер повел нас в Зал Собраний. Первый фильм можно было назвать приблизительно так: «Советы дуракам, как уцелеть на орбитальной станции», а второй: «То же самое для тех, кто забыл первый фильм». До самого ужина в моих ушах звенели грозные предостережения: не выходить в открытый космос, предварительно не проверив герметичность скафандра, а то воздуха в нем не останется и вы вспухнете в вакууме; не летать в космосе перед стреляющими лазерами, а то луч отчекрыжит вам какую-либо важную часть тела или даже разрежет вас пополам.
За ужином я сидел тише воды, ниже травы. Может, капрал Толливер забудет мое наглое предложение чистить ему ботинки?
Но он не забыл.
После ужина я ходил по казарме за Толливером с веником и совком для мусора в одной руке, со шваброй и ведром с водой в другой, а на плече у меня красовалась влажная тряпка для вытирания пыли. Может ли быть грязным помещение, которое тщательно убирают каждый день? Думаете, не может? Эдгар Толливер вправил бы вам мозги. Я стирал воображаемую пыль, прилежно водил веником по полу, на котором не было ни единой соринки, стараясь не думать о том, что будет, когда Толливер поведет меня в санузел.
– Сифорт, не кажется ли вам, что в туалетных кабинках кое-где начинает заводиться плесень?
На этот идиотский вопрос можно отвечать «да» или «нет», результат будет тот же. Капралы хитры, но и кадеты не лыком шиты.
– Мне кажется, вы правы, мистер Толливер, вот на этой стене начинает заводиться плесень, – показал я на идеально чистую перегородку и с театральным энтузиазмом предложил:
– Давайте я ее хорошенько почищу.
Однако моя хитрость не удалась. Толливер упорно гнул свое:
– Вначале посмотрим унитазы.
Унитазы и прилегающее к ним пространство чистились дважды в день кадетами, навлекшими на свои головы сержантский гнев, так что выглядели туалетные кабинки блестяще. Для всех, но не для Толливера.
– Видишь, какая тут грязь, Сифорт? Если увидит сержант, то отменит нам час отдыха. Постарайся, пожалуйста, ради товарищей по казарме, вычисти всю грязь, какая тут есть.
– Есть, мистер Толливер.
Он оторвал от тряпки лоскут, протянул его мне с приказом:
– Сделай это руками.
– Конечно, руками, мистер Толливер. – Чтоб ему это боком вышло! Такое унижение! А потом еще будут болеть спина и колени. Я изобразил улыбку и изощренно огрызнулся:
– Как хорошо, что вы, мистер Толливер, все замечаете. Не каждая казарма может похвастаться капралом, столь тщательно обследующим унитазы, как вы.
Он вытаращился на меня, испепеляя взглядом, а я все лыбился, как приветливый дурачок. Впрочем, победа в словесной дуэли меня мало утешила. Толливер выйдет из туалета, а я останусь на час или два.
– Я проверю, Сифорт, – пригрозил он и убрался, наконец, вон. Но всего через полчаса вернулся. – Нравится работенка, Сифорт? Я рад, что нашлось подходящее для ваших способностей занятие. Постараюсь обеспечивать вам это удовольствие регуля…
– Смирно! – раздался вдруг негромкий голос. Толливер замер, прямой, как шомпол. Я бросил тряпку и встал.
– Что здесь происходит? – спросил гардемарин Джефф Торн.
– Ничего, мистер Торн, просто чистим туалет, сэр, – отрапортовал Толливер.
Заложив руки за спину, Торн подошел к ведру с мыльной водой, покосился на унитаз.
– Отличная работа. Я вижу, мистер Сифорт старается.
– Я так и сказал ему только что, сэр, – залебезил Толливер.
– Слышал, слышал. Вы хороший капрал, мистер Толливер. Если не возражаете, я заберу вашего друга Сифорта с собой, проверим, как он знает уставы.
– Конечно, не возражаю, сэр, – вынужден был ответить Толливер, но в глазах его горела злоба.
– Вот и хорошо. – Торн повернулся ко мне и скомандовал:
– Нале-во! Шагооом марш! Нале-во! Стой!
Я остановился как раз перед выходом из санузла. Гардемарин Торн подошел к Толливеру, осмотрел его внешний вид, безупречно чистую униформу, похлопал его по плечу.
– Молодец, кадет Толливер. Все в порядке. Можете убрать ведро и тряпки. Или, если хотите, закончите работу сами. Сифорт, шагом марш!
Следуя командам Торна, под сочувствующими взглядами кадетов я промаршировал через всю казарму к двери. Все уже знали по себе, что это такое – попасться в лапы гардемарину для воспитания.
Мы вышли наружу. Я домаршировал до первого же поворота, а за углом гардемарин Торн мягко меня остановил:
– Хватит, Сифорт. Вольно.
– Спасибо, сэр, – улыбнулся я.
– Я мог бы заставить его драить туалет, но издеваться над капралами в присутствии простых кадетов непедагогично. Видал, какое у него лицо? – лукаво усмехнулся Торн.
– Да, сэр. Видел в зеркале.
– Читать уставы я тебя, конечно, не заставлю. Есть тут одно дельце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
– Еще вопросы есть, сэр?
– Нет. Увидимся за ужином.
Паульсон ушел. Я включил дисплей и начал просматривать сообщения, накопившиеся за время моего отсутствия в Фарсайде. Время от времени я вскакивал и ходил. Большую часть мебели убрали, расхаживать стало удобнее.
Главная моя трудность, судя по всему, заключалась в том, что у меня все еще не было четких идей. Направляясь в Фарсайд, я толком не знал, что буду здесь делать. Не знал этого и сейчас. Не было у меня и плана на учебный год, я не представлял, чем должен заниматься начальник Академии. Другое дело на «Гибернии»! Там все было проще простого: довести корабль до Надежды, доставить туда в целости и сохранности пассажиров и груз. Роль начальника Академии была для меня непривычной. Я подрастерялся. Цель расплывчата: как-то проводить время, чем-то заниматься, пока инструкторы воспитывают и обучают кадетов. При этом следовало поддерживать свой авторитет и, как. на корабле, держать дистанцию, возвышаться надо всеми.
На это я не гожусь. Вникать во все мелочи, уделять внимание каждому кадету я не могу, пусть их воспитанием занимаются опытные сержанты. Что же остается на мою долю? Слоняться по Академии, нагоняя страх на пацанов, внушая им благоговейный трепет? Как собаке пятая нога я им здесь нужен, вот что. Ладно, пока буду слоняться. Дайте срок, мало-помалу еще чему научусь.
Я покинул кабинет, прошелся по пустынным коридорам к учебным помещениям, потом к казармам. Каникулы закончились, кадеты сидели в классах. Осмотревшись – вокруг никого не было – я вошел в казарму Кран-Холл.
Два ряда аккуратно заправленных коек, безукоризненная чистота, порядок. Похоже, сержант Триполь свое дело знает, а драка кадета Стрица с гардемарином – просто недоразумение. Я закрыл глаза и по памяти прошелся вдоль левого ряда коек к своей. Вернее, когда-то эта койка была моей. Теперь она казалась меньше, как и вся казарма. Я сел, провел ладонью по железной спинке кровати. Нахлынули воспоминания.
Был ли я здесь счастлив? Сколько времени прошло… Душа моя была чиста, я был невинен, отличался прилежанием. До тягчайшего уголовного преступления, до нарушения клятвы было еще далеко. А потом что-то во мне изменилось. Другими стали и тело и душа. Сперва начал ломаться голос, все реже прорывались высокие нотки. Грубел мягкий пушок над губами. И вот, наконец, наступил долгожданный день – я начал бриться.
Был ли счастлив тогда? Я был невинен. Не одно ли … Я вскочил с койки, подбежал к Робби Роверу, затормошил его.
– Вставай! Сейчас придет сержант! Робби застонал, но нашел в себе силы сесть, протер глаза.
– Ага, спасибо.
Скрипнула дверь. Не успела она открыться полностью, как Робби вскочил, и в казарму вошел сержант.
– Так, лопухи, слушать внимательно! – пробасил он.
Я ухмыльнулся. Сержант Траммел обзывал нас по-всякому, иногда очень грубо, но при этом в его голосе чувствовалась теплота. А какой добротой светится его лицо, когда кадету удается справиться с ужасно трудной задачей! А когда ничего не получается и, кажется, вот-вот сдадут нервы и хочется разреветься, сержант Траммел как бы случайным прикосновением к руке удивительным образом подбадривает тебя, воодушевляет и возвращает самообладание.
– Есть, сэр, – влился мой голос в дружный кадетский хор.
– Завтра мы летим на учебную орбитальную станцию, а сегодня вам в головы вдолбят кое-какие инструкции. После уроков капрал Толливер отведет вас в Зал Собраний. Покажу вам пару занятных фильмов. – Мы, тяжко вздохнули. Учебные фильмы обычно смертельно скучны. – А потом я вас проэкзаменую. Надеюсь, некоторые из вас, – ехидно улыбнулся Траммел, – опять будут хлопать ушами. Прошлый раз экзамен прошел очень забавно.
Едва дверь за сержантом закрылась, Робби шепотом спародировал его голос:
– Капрал Толливер отведет вас в сортир. Покажу вам очень занятное дерьмецо.
Толливер, хоть и стоял за несколько коек от нас, все же услышал шепот.
– Давай, Ровер, мели языком, только громче, очень интересно тебя слушать, – процедил он, застегивая мундир.
– Стараюсь, мистер Толливер, – скромно ответил Робби.
Кадет Эдгар Толливер был у нас главным и назывался капралом, поэтому шутить с ним было опасно. При желании он мог доставить немало хлопот любому из нас, а частенько так и было.
В каждой казарме сержант назначает кого-нибудь из кадетов капралом и сваливает на него часть своих забот. Капралы следят в казарме за чистотой, водят кадетов на занятия строем. Капрала не удостаивают обращения «сэр», поскольку он все-таки еще кадет, но из уважения обращаются к нему не по имени, а по фамилии, как к гардемарину.
По уставу арсенал наказаний у капралов невелик, он может только жаловаться на кадетов сержанту, но в реальности капралы не особенно церемонятся и порой позволяют себе самые изощренные издевательства. Наш прежний капрал Ван-Флит был гораздо мягче Толливеpa, но уже получил звание гардемарина и был направлен на корабль «Принц Уэльский».
Мы поспешили в санузел. Робби тщательно причесывался. Волосы у него были длинноваты, но он надеялся, что продержится еще несколько дней, прежде чем сержант пошлет его к парикмахеру.
– Какой фильм он собирается нам показать? – спросил Робби.
Я чистил зубы, поэтому в ответ просто пожал плечами. К соседней раковине подошел Толливер.
Обычно гардемарины свирепствуют меньше капралов. Наверное, у них с получением офицерского звания пропадает потребность самоутверждаться перед кадетами. Но и гардемарин, если его разозлить, может задать жару. Однажды один такой злюка заставил меня раздеться до трусов и стоять в гардемаринской на стуле, декламируя по памяти статьи устава, а в это время гардемарины едко комментировали мое телосложение и кое-какие особенности характера. Поговаривают, что иногда при такой «процедуре» кадету и трусов не оставляют. Можно представить, какие тогда бывают «комментарии». Подтвердить не могу, слава Богу, эта участь меня миновала. Но я и так был сыт по горло. Не отпускал колкостей в мой адрес только один гардемарин – Джефф Торн, но остановить издевательства он не мог, поскольку не был здесь главным.
– Заправив кровати, мы строем пошли завтракать. В столовой, к сожалению, я сидел за одним столом с Толливером, поэтому свободно болтать не мог даже тут.
– Никки, чего нос повесил? – приставал ко мне Робби. Просыпался он медленно, зато потом так фонтанировал энергией, что от него некуда было деться.
Толливер посмотрел в мою сторону.
– Может быть, пытается провернуть шестеренки в голове? – съязвил он. – Как только поумнеет, перестанет полировать шкафы.
Я покраснел. Однажды в спешке я неаккуратно повесил одежду в свой шкафчик, край высунулся из дверцы, и она не закрылась. Сержант бы этого пустяка не заметил, но Толливер пялился на приоткрытую дверцу, пока сержант не понял, куда и зачем он смотрит. Пришлось мне четыре часа полировать дюралевые шкафчики, отчего на ладонях появились мозоли, а в сердце – ненависть. И вот теперь в столовой эта ненависть затмила мне разум, и я ответил:
– Я хорошо научился полировать, мистер Толливер. Если хотите, могу полировать вам ботинки.
Настала очередь краснеть Толливеру. Дело в том, что ботинки ему чистила Арлина Сандерс. Такое наказание он влепил ей, придравшись к какому-то пустяку, правда, потом пожалел – она мазала ему ваксой не столько внешнюю часть ботинок, сколько внутреннюю.
– Спасибо, не надо, – ответил Толливер. Видимо, в этот день у него было хорошее настроение. – О том, какое вам дать задание, я подумаю сегодня вечером во время поверки.
Хорошо хоть, что предупредил. Если ему что-то не понравится, исправлять придется мне. А какой-нибудь недостаток всегда найдется. По вечерам Толливер не спеша прохаживался по казарме, замечая любую пылинку. Особенно любил он заглядывать в сортиры. Свою кабинку я содержал в чистоте, но не мог же следить за остальными!
День проходил в напряженных занятиях. Мы постигали тайны устройства сверхсветового двигателя, космическую навигацию, историю освоения планет. Потом обед, час отдыха, спортивная тренировка до изнурения. Ненадолго вернулись в казарму, и снова в путь. Толливер повел нас в Зал Собраний. Первый фильм можно было назвать приблизительно так: «Советы дуракам, как уцелеть на орбитальной станции», а второй: «То же самое для тех, кто забыл первый фильм». До самого ужина в моих ушах звенели грозные предостережения: не выходить в открытый космос, предварительно не проверив герметичность скафандра, а то воздуха в нем не останется и вы вспухнете в вакууме; не летать в космосе перед стреляющими лазерами, а то луч отчекрыжит вам какую-либо важную часть тела или даже разрежет вас пополам.
За ужином я сидел тише воды, ниже травы. Может, капрал Толливер забудет мое наглое предложение чистить ему ботинки?
Но он не забыл.
После ужина я ходил по казарме за Толливером с веником и совком для мусора в одной руке, со шваброй и ведром с водой в другой, а на плече у меня красовалась влажная тряпка для вытирания пыли. Может ли быть грязным помещение, которое тщательно убирают каждый день? Думаете, не может? Эдгар Толливер вправил бы вам мозги. Я стирал воображаемую пыль, прилежно водил веником по полу, на котором не было ни единой соринки, стараясь не думать о том, что будет, когда Толливер поведет меня в санузел.
– Сифорт, не кажется ли вам, что в туалетных кабинках кое-где начинает заводиться плесень?
На этот идиотский вопрос можно отвечать «да» или «нет», результат будет тот же. Капралы хитры, но и кадеты не лыком шиты.
– Мне кажется, вы правы, мистер Толливер, вот на этой стене начинает заводиться плесень, – показал я на идеально чистую перегородку и с театральным энтузиазмом предложил:
– Давайте я ее хорошенько почищу.
Однако моя хитрость не удалась. Толливер упорно гнул свое:
– Вначале посмотрим унитазы.
Унитазы и прилегающее к ним пространство чистились дважды в день кадетами, навлекшими на свои головы сержантский гнев, так что выглядели туалетные кабинки блестяще. Для всех, но не для Толливера.
– Видишь, какая тут грязь, Сифорт? Если увидит сержант, то отменит нам час отдыха. Постарайся, пожалуйста, ради товарищей по казарме, вычисти всю грязь, какая тут есть.
– Есть, мистер Толливер.
Он оторвал от тряпки лоскут, протянул его мне с приказом:
– Сделай это руками.
– Конечно, руками, мистер Толливер. – Чтоб ему это боком вышло! Такое унижение! А потом еще будут болеть спина и колени. Я изобразил улыбку и изощренно огрызнулся:
– Как хорошо, что вы, мистер Толливер, все замечаете. Не каждая казарма может похвастаться капралом, столь тщательно обследующим унитазы, как вы.
Он вытаращился на меня, испепеляя взглядом, а я все лыбился, как приветливый дурачок. Впрочем, победа в словесной дуэли меня мало утешила. Толливер выйдет из туалета, а я останусь на час или два.
– Я проверю, Сифорт, – пригрозил он и убрался, наконец, вон. Но всего через полчаса вернулся. – Нравится работенка, Сифорт? Я рад, что нашлось подходящее для ваших способностей занятие. Постараюсь обеспечивать вам это удовольствие регуля…
– Смирно! – раздался вдруг негромкий голос. Толливер замер, прямой, как шомпол. Я бросил тряпку и встал.
– Что здесь происходит? – спросил гардемарин Джефф Торн.
– Ничего, мистер Торн, просто чистим туалет, сэр, – отрапортовал Толливер.
Заложив руки за спину, Торн подошел к ведру с мыльной водой, покосился на унитаз.
– Отличная работа. Я вижу, мистер Сифорт старается.
– Я так и сказал ему только что, сэр, – залебезил Толливер.
– Слышал, слышал. Вы хороший капрал, мистер Толливер. Если не возражаете, я заберу вашего друга Сифорта с собой, проверим, как он знает уставы.
– Конечно, не возражаю, сэр, – вынужден был ответить Толливер, но в глазах его горела злоба.
– Вот и хорошо. – Торн повернулся ко мне и скомандовал:
– Нале-во! Шагооом марш! Нале-во! Стой!
Я остановился как раз перед выходом из санузла. Гардемарин Торн подошел к Толливеру, осмотрел его внешний вид, безупречно чистую униформу, похлопал его по плечу.
– Молодец, кадет Толливер. Все в порядке. Можете убрать ведро и тряпки. Или, если хотите, закончите работу сами. Сифорт, шагом марш!
Следуя командам Торна, под сочувствующими взглядами кадетов я промаршировал через всю казарму к двери. Все уже знали по себе, что это такое – попасться в лапы гардемарину для воспитания.
Мы вышли наружу. Я домаршировал до первого же поворота, а за углом гардемарин Торн мягко меня остановил:
– Хватит, Сифорт. Вольно.
– Спасибо, сэр, – улыбнулся я.
– Я мог бы заставить его драить туалет, но издеваться над капралами в присутствии простых кадетов непедагогично. Видал, какое у него лицо? – лукаво усмехнулся Торн.
– Да, сэр. Видел в зеркале.
– Читать уставы я тебя, конечно, не заставлю. Есть тут одно дельце.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62