– Надеюсь, разбить Августа нам силенок хватит? Что скажете, Реншильд?
– Его нужно сначала найти, – пожал плечами тот. Пипер, которому смертельно не хотелось идти на Россию, вытащил свой главный козырь.
– По моим данным, король Август вместе с верными войсками отступил к Кракову, где ожидает пополнения из Саксонии и от казачества правобережной Украины.
– Что еще за страна такая? – нервно засмеялся Карл – сегодня ему пришлось узнать о географии больше, чем за всю предыдущую жизнь. – Что за государство такое, я вас спрашиваю?
– Западная Малороссия, – ответил Шлиппенбах, – такое же сумбурное, как и Речь Посполитая. То оно становится частью Польши, то частью России, а то и вовсе объявляет независимость. Постоянно с кем-нибудь воюет: то с Московией, то с Польшей, то с Турцией.
Король что-то прикинул в уме.
– Краков – это далеко? – спросил он.
– На двести миль южнее Варшавы, – ответил Шлиппенбах. Он в отличие от короля в географии и истории разбирался хорошо.
– Тогда наш путь лежит на юг! – воскликнул молодой шведский король.
Глава 10. Гея. 1701
Явление Ренессанса на Восточно-Европейскую равнину
К тому времени как должен был выпасть первый снег, царица Софья и кабинет министров вернулись в Москву – на последнюю зимовку. Следующую зиму правительство России решило провести в новой столице, которую теперь называли по-всякому: Гдов-Софийский, Софьеград, а то и попросту – Софией. По проекту город должен был называться Свято-Софийском, но для приставки «Свято» необходимо было благословение Константинопольского патриарха, а звать его в недостроенный град было как-то неудобно. Опять же собор Святой Софии, без которого не было бы и названия, был только заложен осенью в сентябре месяце. Неподалеку от собора начинались работы по возведению дворца царицы и здания правительства. Весь этот ансамбль планировалось связать наподобие Красной площади в Москве, где бы можно было проводить парады и военные смотры.
Клич, брошенный государыней, привлек на «стройку века» чуть ли не пять тысяч человек работников: мастеровых, резчиков по дереву, краснодеревщиков, каменщиков, кровельщиков, скульпторов и архитекторов, кузнецов и жестянщиков, колесников и шорников. Всякого рода авантюристы, искатели приключений, лучшей жизни и доли стекались на строительство нового города. Премьер-министру пришлось срочно подписать указ о создании первой в России полиции – не все прибывавшие в будущую столицу искали честного заработка, многие мыслили лишь о том, как наполнить свой кошелек за счет честного человека. С середины июля по сентябрь пришлось казнить восемнадцать шулеров и десяток карманных воров, многим объявили банницию на польский манер: человек, замеченный в лихих делах, изгонялся из города с соответствующей записью в Особом реестре полицмейстера. Отныне он не имел права переступить городской черты, а нарушившего это правило ссылали либо в Кемь, либо в Мезень, а то и вовсе в Читу.
Прослышав о замыслах русской царицы, из Европы в Гдов прибыли многие видные мастера того времени. В частности, из Италии, на территории которой шла война между Австрийской и Французской империей за испанскую корону, прибыл Бартоломео Растрелли – известный скульптор, сыну которого в земной реальности предстояло создать Зимний дворец в Санкт-Петербурге. Чуть позднее, в октябре, Гдов посетил знаменитый английский архитектор и математик Кристофер Рен. Будучи признанным специалистом по планировке городских кварталов и увязыванию различных типов зданий с естественным ландшафтом, он предложил Софье Алексеевне свои услуги. Царице весьма понравился живой и бойкий (несмотря на скорое семидесятилетие) старичок, и она поручила ему планировку своей новой столицы.
Несмотря на натянутые отношения со шведским королевством, некоторые купцы из этой страны посетили Гдов, и вскоре среди европейских негоциантов разнесся слух, что московская царица нуждается в мраморе, граните и прочем строительном и отделочном камне и готова хорошо за него платить. Караваны судов, груженные известняком и его производными, потянулись в Чудское озеро. Псковские и новгородские купцы мгновенно пересмотрели свои приоритеты и склонялись от выгодного, но далекого Архангельска на более близкий Гдов. Вложив немалые деньги в расширение Псковского тракта, псковские и новгородские кумпанства для пробы прислали в новую столицу небольшую партию товара – глянуть, пойдет ли торг. Торг пошел. Вестимо, шкиперы предпочитали быть в двойном барыше. Кому охота гнать обратно порожние корабли, когда есть возможность загрузить их товаром.
К началу зимы Каманин поручил главе Посольского приказа, которого нынче охотно называли министром иностранных дел, подготовить проект меморандума к ноте, обращенной шведскому королю по вопросу использования русла Двины (Наровы). Нота была отправлена в Стокгольм еще в начале лета, но, как мы знаем, Карла там уже не было, а шведский сенат оставил рассмотрение этого документа до возвращения короля. Помня, что на Земле Карл домой вернулся ажно в 1715 году, премьер-министр решил отправить князя Глинского с меморандумом в Краков, где Карл расквартировал свое войско на зиму.
Войны со Швецией пока не планировалось, иначе две крепости, контролирующие фарватер Наровы (так ее называли в Эстляндии), можно было взять и без спроса. Уточнив и еще раз обговорив все пункты меморандума, Юрий Васильевич Глинский отправился в путь по маршруту Псков – Динабург – Вильно – Гродно – Варшава – Краков. Обратно его ждали под Новый год. Надежды на благоразумие Карла было мало, но за эксплуатацию двинских вод Россия обещала платить по пять тысяч ефимков в год, а для не слишком богатой казны шведского короля это была изрядная сумма. Не все же время ему кормиться с контрибуций – Августа он пока так и не поймал, но за следующий год планировал окончательно разобраться с этим «саксонским гулякой».
Пятнадцатого июля войска Карла и Августа впервые сошлись на поле битвы. В распоряжении Карла, напомним, было около двадцати пяти тысяч солдат. Август после бегства из Варшавы кинул клич, на который под его знамена собралось около тридцати тысяч; восемь с половиной тысяч саксонцев, десять тысяч казаков привел с собой Микула Сердюк – правая рука Мазепы. Одиннадцать тысяч поляков встали под ружье за своего короля. Остальные паны либо грызлись между собой, либо с интересом подглядывали за дерущимися. Гетман Украины, поскольку царица Софья отказалась от его услуг, тут же предложил их Августу. Как видим, по количеству войска преимущество было на стороне Августа, но шведы были и сплоченнее, и сильнее. Полдня саксонские войска, расположенные в центре, сдерживали натиск основных сил Карла, а казаки, стоявшие на левом крыле, даже несколько раз переходили в контратаку. Поляки, занявшие правый фланг, сражались ни шатко ни валко; их всех теснил один корпус Левенгаупта. Но, как только солнце началось склоняться к западу, удачный выстрел из польского орудия сразил наповал зятя шведского короля – Фридриха Голштинского.
Рассвирепевший Карл лично возглавил конницу и стремительным ударом в правый фланг опрокинул польские ряды. Поляки побежали, смутив своим беспорядочным отступлением казаков, так как бежали прямо к ним в тыл. Украинцы тоже дрогнули и задали стрекача, а оставшемуся в одиночестве Августу вместе с его саксонцами пришлось отступать на северо-запад, в сторону Силезии. Наступающий вечер оставил Карла наедине с брошенным польским обозом и возвестил об очередной виктории шведов. Побродив остаток лета и начало осени по Польше в поисках врага, Карл отвел свое войско в Краков. Там его и надеялся застать князь Глинский. Август, по слухам, вернулся к себе в Саксонию, где зализывал многочисленные раны и собирал новое войско. Попутно он устраивал балы и прочие развлечения, где хвастал набрать войско и разбить мерзавца Карла будущей весной. Ни одна более-менее симпатичная дама не прошла мимо его потных ручонок, всем он говорил кумплименты, посылал убийственно прельстительные взгляды, а ноздри его горбатого носа хищно раздувались при виде любой незнакомой красавицы.
Каманин говорил, что Ришелье на месте Карла Двенадцатого подослал бы женщину с ножом; пользуясь слабостью саксонца, Мазарини подослал бы даму с сифилисом, а Лаврентий Палыч – ревнивого мужика с ледорубом, но шведскому королю эти методы были неведомы. Он предпочитал честное сражение и в поисках Августа рыскал аки кот по амбару в поисках мышей. Генерал Волков опасался, что в горячую голову Карла придет идея похода на Россию, и держал на всякий случай в Изборске полк своих ревенантов. После июльского сражения ревенантов передислоцировали в Курск, а в Изборске расквартировали пятитысячный корпус генерала Бориса Петровича Шереметева, вооруженный и оснащенный по последнему слову техники. Техники, естественно, восемнадцатого века. Единственное, что позволили себе усовершенствовать «кураторы», – артиллерию, которая перестала быть гладкоствольной. Первое нарезное орудие – пищаль – было создано в России в конце шестнадцатого века, но до сих пор идея его была до конца непонятна. Как известно, перевод армий на нарезное оружие на Земле начался лишь в девятнадцатом веке, но географическое положение России требовало более решительных мер по оснащению войска. Страна не могла позволить пылиться перспективным проектам в забвении на полках.
Академик Каманин, возглавивший специальную комиссию по исследованию залежей документов в Поместном, Дворцовом и Артиллерийском приказах, утверждал, что ничего нового, идущего вразрез с общепринятыми этическими нормами и законами развития общества, изобретать не нужно. Все давно изобретено, просто по разным причинам не запущено в производство. Среди всяческого рода предложений, прошений и жалоб Алексею Михайловичу удалось откопать и рецепт приготовления бездымного пороха (считается, что на Земле его изобрел французский инженер Вьель в 1884 году), и проект двигателя на ракетной тяге (известно, что первые пороховые ракеты запускали еще казаки Запорожской Сечи), и даже нечто весьма отдаленно напоминающее арифмометр. В принципе страна, не жалеющая денег на разработку этих проектов, должна была как минимум остаться при своих. Автору любого изобретения не хватало обычно двух вещей: средств и связей наверху. Но это уже несущественно – при соответствующем интересе государства к кустарям-одиночкам должен был наблюдаться прогресс. Хотя случаи бывали презабавные.
В 1694 году в Москве один кузнец испросил в Стрелецком приказе восемнадцать рублей на постройку приспособления, с помощью которого человеку «возможно было летать аки птица». В течение месяца изготовил он аппарат наподобие крыльев, которые пристегивались к рукам, но в расчеты вкралась ошибка – кузнец не взлетел. Приказано боярином Троекуровым всыпать бедолаге двести батогов да выправить на нем восемнадцать рублей, продав его кузницу вместе с инструментом. Ошибся кузнец лишь в одном. Крылья не должны были двигаться, а следовало закрепить их неподвижно на раме. Тогда бы получился дельтаплан. Но эффект крыла тогда еще не был известен – дело закончилось трагедией. Этого кузнеца затем разыскали люди Ромодановского – оказался на демидовском заводе в Туле, куда попал вместо каторги. Стал этот Кузьма Жемов работать в Гдове на контракте. В течение двух лет он должен был отработать свой долг казне, заплатившей за него Демидову, а затем мог быть свободен.
Много искусных мастеров прибыли в Гдов. Кого освободили по прошению от колодок, и они не за страх, а за совесть отрабатывали выкуп, а кто явился и сам. Одним из первых прибыл скульптор из Риги Матиас Петерс – ученик знаменитого Рупертса Бинденшу. Он взялся за проектирование и строительство собора Святой Софии – главного храма будущей столицы. Казна выкупила крепостного бояр Татищевых Якова Григорьевича Бухвостова – знаменитого русского зодчего, два года назад вместе со своей артелью закончившего строительство Успенского собора в Рязани. Ходили слухи, что должны приехать некоторые мастера из Парижа, но пока ничего определенного сказать было нельзя.
Итак, пока крепость Гдов быстро расширялась, преобразуясь в будущую столицу русского государства, в политической жизни России тоже происходили перемены. К началу 1702 года устаревшая система приказов окончательно велела долго жить, уступив место министерствам. Бояре и министры Государственной Думы долго кроили и перекраивали сферы приоритетов каждого министерства, лаялись непотребными словами в отсутствие высоких персон, пытались даже кидаться врукопашную. Лаянка шла весь 1701 год. В конце концов приняли проект, по которому Пушкарский, Стрелецкий, Рейтарский и остатки Бронного приказов реорганизовались в министерство обороны, глава Аптекарского приказа стал министром здравоохранения, Посольский приказ был преобразован в министерство иностранных дел, недавно созданный Академический – в министерство образования, Земский, Казенный и Разрядный приказы слились в министерство экономики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48