Пущай экспериментирует!
Вернулся мажордом. Царица оторвалась от компьютера и спросила:
– Где все?
– Генерал Волков с Ростиславом Алексеевичем смотр проводят... на Лубянке. Велеть запрячь карету, ваше величество?
– Вели! – кивнула государыня. – Посмотрим, что там граф затеял.
Генерал Волков проводил ежегодный смотр дворянского ополчения и регулярного войска. Со временем он надеялся вообще отказаться от иррегулярных войск, так как они не отвечали требованиям стандартов генерала. Какое войско может быть из мужиков, обряди их хоть в тигелеи, хоть в панцири, а хоть и в бронежилеты! Настоящего солдата нужно долго готовить, а какой из мужика солдат, когда он про покинутое дома добро думает и о том, не подскочит ли к женке сосед вертлявый, пока хозяин отсутствует. Но сама идея перевода войска на контрактную систему была нова не только для России на Гее, но даже для России земной. Поэтому он всячески старался подчеркнуть неготовность дворянского ополчения перед наблюдателями: князем-кесарем Ромодановским, боярами Апраксиным, Басмановым и Юрьевым. Тут же переминался и премьер-министр, иногда прилюдно соглашавшийся с графом, тут же торчала и графиня Лавинье, непонятно чего ради променявшая теплое место у печки на морозную площадь.
Согласно новым правилам, ополченцы проходили мимо генерала и его свиты. Дьяк из военного министерства зачитывал фамилию боярина, размер поверстанного надела, число душ крепостных и количество ратников, которых он должен был представить на смотр согласно верстке. Генерал скептически посматривал на тщетно пыжившихся мужиков и не понимал, кому нужно такое войско. Таким его и увидала Софья Алексеевна, самолично прибывшая на Лубянскую площадь: скучающим, недовольным и сквозь зубы матерящимся. Серебряные пуговицы на новом генеральском мундире были покрыты инеем, и окружающим сегодня отчего-то казалось, что таким же инеем покрыто и генеральское сердце.
– Ну как вам, граф, не холодно? – игриво спросила она Андрея Константиновича.
– Мне стыдно, а не холодно, государыня! – искренне ответил Волков, прижав руку к груди. – Разве ж это солдаты? Это – солдатики! Разве так должны проходить мимо государыни ее воины? Это мне напоминает налет бригады армян на водокачку!
– Каких еще армян? – не поняла царица. – Вы не могли бы разъяснить?
– Хачиков – что тут разъяснять! – буркнул граф. – Вот полюбуйтесь, идут защитники отечества! Марионетки, инвалиды, бомжи Нечерноземья! У нас в Бобруйске шлюхи ровнее ходили! Ну ничего, я знаю тридцать две позы «Камасутры», и эти баре их узнают!
Дьяк Перепелкин подождал, пока подойдет следующее подразделение, и гнусаво возвестил:
– Следующий – боярин Моховой! Приготовиться Нелюдову!
От толпы тревожно ожидающих своей очереди бояр отделился всадник на рыжем мерине и медленно потрусил к утоптанной дорожке, что вела мимо наблюдателей. Следом за ним двинулись шестеро ратников, причем один из них умудрился вывалиться из седла, не проехав и тридцати шагов.
– Брависсимо! – ядовито прокомментировал генерал. – Моховой, после смотра ожидаешь меня у штаба в позе одинокого бедуина, собирающего трюфеля! Я вам, братцы, устрою легкий сердечный приступ! Бригада патологоанатомов не разберется! Перепелкин, кличь следующего!
По «гаревой дорожке» двигались, втянув головы в плечи, ратники боярина Нелюдова. Сам он гарцевал на лошади, а его люди шли пехом.
– Эй, на шхуне! – заорал Волков. – Где лошадок потеряли? Рядом с цыганским табором ночевали? На месте стой! Нелюдов, ко мне, остальные на месте!
Ромодановский украдкой показал боярину кулак. Граф Волков иронично шмыгнул носом:
– Докладывай, боярин, почему не по уставу на смотр явился. Где кони?
Нелюдов в свою очередь протрубил своим хоботом партию трубы из «Аиды» и искренне ответил:
– Нет лошадок, ваше сиятельство. Хворь какая-то приключилась – все передохли. Одна моя кобылка осталась.
– Из сапных яслей поели, – сочувственно кивнул генерал, – а на кой ты им сабли прицепил, чтобы гениталии себе пообрезали?
– Ась? – не понял боярин.
– Иди! – махнул рукой Волков. – Дьяк, следующего!
Софья немного потопталась сзади, не решаясь выйти, чтобы не смущать честной народ. Затем, окончательно продрогнув, ухватила под руку премьер-министра и укатила с ним в своем экипаже куда-то в сторону Гдовы. Волков неодобрительно посмотрел им вслед и принялся издеваться над очередными горе-вояками. Это действо продолжалось еще часа полтора, пока последний из бояр не протащил своих людей мимо генерала.
– Слушать сюда! – громко прокричал Волков. – Сейчас перед вами пройдут два полка новой регулярной армии, которая еще только создается, но у которой большое будущее. Взгляните же на настоящих солдат русской армии, и вы поймете, почему я сегодня ругался и зверствовал! Петр Данилович, приступайте!
Командующий сухопутными войсками боярин Басманов махнул зажатым в руке красным флажком. Через полминуты от края Лубянки раздался грохот барабанов, и на площадь вступили войска нового типа. Четко печатая шаг, впереди шел сводный взвод барабанщиков, а за ним колоннами поротно – два полка пехоты Московского гарнизона с командирами полков и батальонов во главе. Девять колонн прошло мимо, вызывая строевым шагом легкое дрожание мерзлой земли. Когда звук барабанов утих, генерал торжествующе кивнул:
– Орлы!
– Согласен, – кашлянул в кулак Ромодановский, – уразумел и я, отчего вы были так недовольны, Андрей Константинович. А я грешным делом подумал, что вы выпимши.
Волков повернулся к закутанному в шубы князю-кесарю.
– Настоящий офицер должен быть слегка под хмельком. Об этом в Уставе сказано: «До синевы выбрит и слегка пьян». А местные командиры – наоборот.
– Как это? – не понял Ромодановский.
– Слегка выбрит и до синевы пьян.
Все послушно засмеялись. Боевой офицер всегда внушает уважение, а если он генерал... хочешь не хочешь, а вежливо хохотнуть надо. Иначе начальство подумает, что не уважаешь. Но от речевок Волкова люди смеялись без натуги. Хорошо смеялись.
– После такого смотра не грех и в легкую пьянку поиграть, господа! – заметил нерешительно дьяк Перепелкин. – Согреть душу.
Волков молча развернулся к нему, окинул пристальным взглядом. Пожевав губами, вынес вердикт:
– Признайся, Матвеич, что исправил букву в своей фамилии!
– Какую еще букву? – не понял тот.
– Ну, литеру! – поправился граф. – «И» исправил на «ё», когда все поссать вышли! Был «Перепилкин», а стал «Перепелкин». Что, тебя без полуштофа дьявол не отпускает? За бороду держит?
– Ваше превосходительство! – перекрестился дьяк. – Не к ночи упоминать лукавого! Что вы! Мы, Перепелкины, с тринадцатого века охотой на перепелов промышляли, посему и наречен наш род фамилией такой!
– Да? – недоверчиво ухмыльнулся граф. – А мой род, значит, на волков охотился! Занятно! Ладно, господа, все свободны! Кто по кабакам, а кто – по бабам. Лично мне после нынешнего смотра тошно и хочется блевать. До свидания!
Он за руку попрощался с Ромодановским и, приложив ладонь к козырьку, лихо двинул по направлению к собственному экипажу, мурлыча поднос строчки из «Охоты на волков» Владимира Высоцкого:
Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
– Федор, трогай! – крикнул он кучеру, усаживаясь на мягкое сиденье. – На волков охотиться – это вам не перепелов из рогатки стрелять! Выю порвать можно!
Карета мчалась по вечерней Москве, а из полураскрытого окошка доносилось негромкое пение генерала:
И мне поют перепела,
Что ты опять перепила,
И, упившись до изумленья, умерла!
Глава 11. Земля. 2004
Внебрачный сын Отчизны – бастард вселенского масштаба
Чиновник раздраженно посмотрел на полковника Степанова.
– Тебе, полковник, какие шлюхи нашептали проверить этот транспорт? От кого был получен приказ о досмотре борта 714? Тебя же расстрелять за это мало, чистоплюй ты этакий!
Дело было в конце апреля на одном из пограничных аэродромов Карелии. Позавчера Степанову верный человек сообщил о том, что через подконтрольный ему аэродром собираются отправить партию оружия, предназначенного для тех воинов, что воюют втихаря, прикрывая банальные библейские места сурами из Корана. Степанов долго размышлял, а затем сделал единственный, как ему показалось, правильный вывод. Три года назад он провел некоторое время в Чечне и насмотрелся там на всю жизнь. И если трупы по ночам ему не снились, то чувство жесточайшей несправедливости и собственного бессилия заставляло до сих пор просыпаться по ночам и по несколько часов лежать без сна, сжимая кулаки в какой-то животной ярости.
Поразмыслив, он решил твердо одно: если уж он не в состоянии прекратить этот позор на Кавказе, то безобразия на подконтрольной территории не допустит. Любой ценой. Благо в свои тридцать семь он холост, одинок и озлоблен на весь белый свет. «Мастер реванша» – называли его в штабе Северного округа, и называли не за красивые глаза, а за злопамятность и хватку. Степанов не прощал никаких обид, буде обидчик честь по чести не принес извинений, непрофессионализма в любой области, а также лжи и особенно – хамства.
Всего этого мог и не знать чинуша, прибывший из Москвы и размахивающий бумажкой от замдиректора ФСБ. Напрасно непосредственный начальник Степанова генерал-майор Федькин подавал «высокому» гостю отчаянные знаки, призывающие того утихомирить свой темперамент и перейти от неуставного выяснения взаимоотношений на плацу перед всем батальоном охраны к конструктивному разговору в кабинете начальника аэродрома. Не прошло и полминуты, а Федькин уже понял, что добром дело не кончится. Позорить командира перед подчиненными запрещает Устав внутренней службы, но штатскому чиновнику было плевать на все уставы. По мере того как тот входил во вкус своей обвинительно-угрожающей речи, на плацу все замирало: перестали без толку болтаться позади дворники из числа солдатиков карантина, вылизывая территорию после зимы; офицеры-прапорщики, построенные в единую линию перед своими подразделениями, перестали жевать жвачку и сморкаться в кулаки; даже прилетевшие недавно грачи перестали орать на высоких тополях.
– Молчать! – проревел полковник Степанов, раздувшийся от гнева, точно кобра перед мгновением атаки.
Подавившись очередным матюгом, чиновник смолк. Нечасто ему затыкали рот на периферии. Полковник повернул багровое лицо к генералу и глянул на него так, что тот понял однозначно – быть Третьей мировой. Сегодня. После обеда.
– Господин генерал! – подчеркивая слово «господин», своим зычным голосом вопросил Степанов. – По какому праву вычесанное из самой Москвы чмо осмеливается оскорблять командира воинской части в присутствии его подчиненных?
Пока генерал двигал своей тяжелой челюстью и одновременно пытался придумать такой вариант ответа, что бы устроил обоих оппонентов, гость из Москвы опомнился от контратаки.
– В моей власти тебя, полковник, сделать снова лейтенантом! – почему-то сбившись на фальцет, с пафосом воскликнул он.
– Ну все, п...ец! – негромко сказал Федькин.
– Смирно! – гаркнул полковник, отчего на тополях спряталась в почки едва проклюнувшаяся молодая зелень. – Как стоишь, падла, перед боевым офицером! Смирно, сказал!
Полковник рванул портупею и выхватил оттуда тяжелый ПММ. Быстро передернув затвор, он шагнул к чиновнику и приставил холодное дуло к его лбу. Тот вытянулся в струнку помимо желания.
– Кузьмич! – тоскливо произнес Федькин. – Тебе это надо?
Василий Кузьмич Степанов убрал дуло пистолета от рожи эфэсбэшника и, глядя сквозь генерала, четко сформулировал:
– Оскорбление командира части при исполнении служебных обязанностей лицом непонятного уровня ответственности, звания и половой принадлежности! – Произнеся последнее определение, он смачно сплюнул под ноги франтоватому чиновнику. – Род Степановых насчитывает восемь поколений офицеров старшего и высшего звена! Моему деду в лицо подобную гнусность не осмеливались сказать даже энкавэдэшники, а это многое значило! Предлагаю дуэль!
– Что? – охрипшим басом выдавил генерал. – Какая дуэль, Кузьмич? На дворе двадцать первый век, а ты себя Дантесом вообразил! Ну, пристрелишь ты этого Пушкина, а что мне с тобой делать прикажешь?
– Готов ответить по всей строгости закона! – процедил полковник. – А поскольку я – лицо оскорбленное, сиречь зачинщик – он, то имею право выбора оружия и условий поединка. Мое условие: пистолеты, пятьдесят метров, прямо сейчас на плацу! Пусть ищет секунданта!
Степанов еще раз сплюнул под ноги эфэсбэшнику и отошел к своим офицерам, которые сбились в кучку и о чем-то переговаривались.
– О чем спор? – спросил он, подходя.
– Сперва хотели вам «неотложку» вызвать, а теперь ставки делают – три к одному! – неодобрительно ответил начальник штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Вернулся мажордом. Царица оторвалась от компьютера и спросила:
– Где все?
– Генерал Волков с Ростиславом Алексеевичем смотр проводят... на Лубянке. Велеть запрячь карету, ваше величество?
– Вели! – кивнула государыня. – Посмотрим, что там граф затеял.
Генерал Волков проводил ежегодный смотр дворянского ополчения и регулярного войска. Со временем он надеялся вообще отказаться от иррегулярных войск, так как они не отвечали требованиям стандартов генерала. Какое войско может быть из мужиков, обряди их хоть в тигелеи, хоть в панцири, а хоть и в бронежилеты! Настоящего солдата нужно долго готовить, а какой из мужика солдат, когда он про покинутое дома добро думает и о том, не подскочит ли к женке сосед вертлявый, пока хозяин отсутствует. Но сама идея перевода войска на контрактную систему была нова не только для России на Гее, но даже для России земной. Поэтому он всячески старался подчеркнуть неготовность дворянского ополчения перед наблюдателями: князем-кесарем Ромодановским, боярами Апраксиным, Басмановым и Юрьевым. Тут же переминался и премьер-министр, иногда прилюдно соглашавшийся с графом, тут же торчала и графиня Лавинье, непонятно чего ради променявшая теплое место у печки на морозную площадь.
Согласно новым правилам, ополченцы проходили мимо генерала и его свиты. Дьяк из военного министерства зачитывал фамилию боярина, размер поверстанного надела, число душ крепостных и количество ратников, которых он должен был представить на смотр согласно верстке. Генерал скептически посматривал на тщетно пыжившихся мужиков и не понимал, кому нужно такое войско. Таким его и увидала Софья Алексеевна, самолично прибывшая на Лубянскую площадь: скучающим, недовольным и сквозь зубы матерящимся. Серебряные пуговицы на новом генеральском мундире были покрыты инеем, и окружающим сегодня отчего-то казалось, что таким же инеем покрыто и генеральское сердце.
– Ну как вам, граф, не холодно? – игриво спросила она Андрея Константиновича.
– Мне стыдно, а не холодно, государыня! – искренне ответил Волков, прижав руку к груди. – Разве ж это солдаты? Это – солдатики! Разве так должны проходить мимо государыни ее воины? Это мне напоминает налет бригады армян на водокачку!
– Каких еще армян? – не поняла царица. – Вы не могли бы разъяснить?
– Хачиков – что тут разъяснять! – буркнул граф. – Вот полюбуйтесь, идут защитники отечества! Марионетки, инвалиды, бомжи Нечерноземья! У нас в Бобруйске шлюхи ровнее ходили! Ну ничего, я знаю тридцать две позы «Камасутры», и эти баре их узнают!
Дьяк Перепелкин подождал, пока подойдет следующее подразделение, и гнусаво возвестил:
– Следующий – боярин Моховой! Приготовиться Нелюдову!
От толпы тревожно ожидающих своей очереди бояр отделился всадник на рыжем мерине и медленно потрусил к утоптанной дорожке, что вела мимо наблюдателей. Следом за ним двинулись шестеро ратников, причем один из них умудрился вывалиться из седла, не проехав и тридцати шагов.
– Брависсимо! – ядовито прокомментировал генерал. – Моховой, после смотра ожидаешь меня у штаба в позе одинокого бедуина, собирающего трюфеля! Я вам, братцы, устрою легкий сердечный приступ! Бригада патологоанатомов не разберется! Перепелкин, кличь следующего!
По «гаревой дорожке» двигались, втянув головы в плечи, ратники боярина Нелюдова. Сам он гарцевал на лошади, а его люди шли пехом.
– Эй, на шхуне! – заорал Волков. – Где лошадок потеряли? Рядом с цыганским табором ночевали? На месте стой! Нелюдов, ко мне, остальные на месте!
Ромодановский украдкой показал боярину кулак. Граф Волков иронично шмыгнул носом:
– Докладывай, боярин, почему не по уставу на смотр явился. Где кони?
Нелюдов в свою очередь протрубил своим хоботом партию трубы из «Аиды» и искренне ответил:
– Нет лошадок, ваше сиятельство. Хворь какая-то приключилась – все передохли. Одна моя кобылка осталась.
– Из сапных яслей поели, – сочувственно кивнул генерал, – а на кой ты им сабли прицепил, чтобы гениталии себе пообрезали?
– Ась? – не понял боярин.
– Иди! – махнул рукой Волков. – Дьяк, следующего!
Софья немного потопталась сзади, не решаясь выйти, чтобы не смущать честной народ. Затем, окончательно продрогнув, ухватила под руку премьер-министра и укатила с ним в своем экипаже куда-то в сторону Гдовы. Волков неодобрительно посмотрел им вслед и принялся издеваться над очередными горе-вояками. Это действо продолжалось еще часа полтора, пока последний из бояр не протащил своих людей мимо генерала.
– Слушать сюда! – громко прокричал Волков. – Сейчас перед вами пройдут два полка новой регулярной армии, которая еще только создается, но у которой большое будущее. Взгляните же на настоящих солдат русской армии, и вы поймете, почему я сегодня ругался и зверствовал! Петр Данилович, приступайте!
Командующий сухопутными войсками боярин Басманов махнул зажатым в руке красным флажком. Через полминуты от края Лубянки раздался грохот барабанов, и на площадь вступили войска нового типа. Четко печатая шаг, впереди шел сводный взвод барабанщиков, а за ним колоннами поротно – два полка пехоты Московского гарнизона с командирами полков и батальонов во главе. Девять колонн прошло мимо, вызывая строевым шагом легкое дрожание мерзлой земли. Когда звук барабанов утих, генерал торжествующе кивнул:
– Орлы!
– Согласен, – кашлянул в кулак Ромодановский, – уразумел и я, отчего вы были так недовольны, Андрей Константинович. А я грешным делом подумал, что вы выпимши.
Волков повернулся к закутанному в шубы князю-кесарю.
– Настоящий офицер должен быть слегка под хмельком. Об этом в Уставе сказано: «До синевы выбрит и слегка пьян». А местные командиры – наоборот.
– Как это? – не понял Ромодановский.
– Слегка выбрит и до синевы пьян.
Все послушно засмеялись. Боевой офицер всегда внушает уважение, а если он генерал... хочешь не хочешь, а вежливо хохотнуть надо. Иначе начальство подумает, что не уважаешь. Но от речевок Волкова люди смеялись без натуги. Хорошо смеялись.
– После такого смотра не грех и в легкую пьянку поиграть, господа! – заметил нерешительно дьяк Перепелкин. – Согреть душу.
Волков молча развернулся к нему, окинул пристальным взглядом. Пожевав губами, вынес вердикт:
– Признайся, Матвеич, что исправил букву в своей фамилии!
– Какую еще букву? – не понял тот.
– Ну, литеру! – поправился граф. – «И» исправил на «ё», когда все поссать вышли! Был «Перепилкин», а стал «Перепелкин». Что, тебя без полуштофа дьявол не отпускает? За бороду держит?
– Ваше превосходительство! – перекрестился дьяк. – Не к ночи упоминать лукавого! Что вы! Мы, Перепелкины, с тринадцатого века охотой на перепелов промышляли, посему и наречен наш род фамилией такой!
– Да? – недоверчиво ухмыльнулся граф. – А мой род, значит, на волков охотился! Занятно! Ладно, господа, все свободны! Кто по кабакам, а кто – по бабам. Лично мне после нынешнего смотра тошно и хочется блевать. До свидания!
Он за руку попрощался с Ромодановским и, приложив ладонь к козырьку, лихо двинул по направлению к собственному экипажу, мурлыча поднос строчки из «Охоты на волков» Владимира Высоцкого:
Волк не может нарушить традиций.
Видно, в детстве, слепые щенки,
Мы, волчата, сосали волчицу
И всосали: нельзя за флажки!
– Федор, трогай! – крикнул он кучеру, усаживаясь на мягкое сиденье. – На волков охотиться – это вам не перепелов из рогатки стрелять! Выю порвать можно!
Карета мчалась по вечерней Москве, а из полураскрытого окошка доносилось негромкое пение генерала:
И мне поют перепела,
Что ты опять перепила,
И, упившись до изумленья, умерла!
Глава 11. Земля. 2004
Внебрачный сын Отчизны – бастард вселенского масштаба
Чиновник раздраженно посмотрел на полковника Степанова.
– Тебе, полковник, какие шлюхи нашептали проверить этот транспорт? От кого был получен приказ о досмотре борта 714? Тебя же расстрелять за это мало, чистоплюй ты этакий!
Дело было в конце апреля на одном из пограничных аэродромов Карелии. Позавчера Степанову верный человек сообщил о том, что через подконтрольный ему аэродром собираются отправить партию оружия, предназначенного для тех воинов, что воюют втихаря, прикрывая банальные библейские места сурами из Корана. Степанов долго размышлял, а затем сделал единственный, как ему показалось, правильный вывод. Три года назад он провел некоторое время в Чечне и насмотрелся там на всю жизнь. И если трупы по ночам ему не снились, то чувство жесточайшей несправедливости и собственного бессилия заставляло до сих пор просыпаться по ночам и по несколько часов лежать без сна, сжимая кулаки в какой-то животной ярости.
Поразмыслив, он решил твердо одно: если уж он не в состоянии прекратить этот позор на Кавказе, то безобразия на подконтрольной территории не допустит. Любой ценой. Благо в свои тридцать семь он холост, одинок и озлоблен на весь белый свет. «Мастер реванша» – называли его в штабе Северного округа, и называли не за красивые глаза, а за злопамятность и хватку. Степанов не прощал никаких обид, буде обидчик честь по чести не принес извинений, непрофессионализма в любой области, а также лжи и особенно – хамства.
Всего этого мог и не знать чинуша, прибывший из Москвы и размахивающий бумажкой от замдиректора ФСБ. Напрасно непосредственный начальник Степанова генерал-майор Федькин подавал «высокому» гостю отчаянные знаки, призывающие того утихомирить свой темперамент и перейти от неуставного выяснения взаимоотношений на плацу перед всем батальоном охраны к конструктивному разговору в кабинете начальника аэродрома. Не прошло и полминуты, а Федькин уже понял, что добром дело не кончится. Позорить командира перед подчиненными запрещает Устав внутренней службы, но штатскому чиновнику было плевать на все уставы. По мере того как тот входил во вкус своей обвинительно-угрожающей речи, на плацу все замирало: перестали без толку болтаться позади дворники из числа солдатиков карантина, вылизывая территорию после зимы; офицеры-прапорщики, построенные в единую линию перед своими подразделениями, перестали жевать жвачку и сморкаться в кулаки; даже прилетевшие недавно грачи перестали орать на высоких тополях.
– Молчать! – проревел полковник Степанов, раздувшийся от гнева, точно кобра перед мгновением атаки.
Подавившись очередным матюгом, чиновник смолк. Нечасто ему затыкали рот на периферии. Полковник повернул багровое лицо к генералу и глянул на него так, что тот понял однозначно – быть Третьей мировой. Сегодня. После обеда.
– Господин генерал! – подчеркивая слово «господин», своим зычным голосом вопросил Степанов. – По какому праву вычесанное из самой Москвы чмо осмеливается оскорблять командира воинской части в присутствии его подчиненных?
Пока генерал двигал своей тяжелой челюстью и одновременно пытался придумать такой вариант ответа, что бы устроил обоих оппонентов, гость из Москвы опомнился от контратаки.
– В моей власти тебя, полковник, сделать снова лейтенантом! – почему-то сбившись на фальцет, с пафосом воскликнул он.
– Ну все, п...ец! – негромко сказал Федькин.
– Смирно! – гаркнул полковник, отчего на тополях спряталась в почки едва проклюнувшаяся молодая зелень. – Как стоишь, падла, перед боевым офицером! Смирно, сказал!
Полковник рванул портупею и выхватил оттуда тяжелый ПММ. Быстро передернув затвор, он шагнул к чиновнику и приставил холодное дуло к его лбу. Тот вытянулся в струнку помимо желания.
– Кузьмич! – тоскливо произнес Федькин. – Тебе это надо?
Василий Кузьмич Степанов убрал дуло пистолета от рожи эфэсбэшника и, глядя сквозь генерала, четко сформулировал:
– Оскорбление командира части при исполнении служебных обязанностей лицом непонятного уровня ответственности, звания и половой принадлежности! – Произнеся последнее определение, он смачно сплюнул под ноги франтоватому чиновнику. – Род Степановых насчитывает восемь поколений офицеров старшего и высшего звена! Моему деду в лицо подобную гнусность не осмеливались сказать даже энкавэдэшники, а это многое значило! Предлагаю дуэль!
– Что? – охрипшим басом выдавил генерал. – Какая дуэль, Кузьмич? На дворе двадцать первый век, а ты себя Дантесом вообразил! Ну, пристрелишь ты этого Пушкина, а что мне с тобой делать прикажешь?
– Готов ответить по всей строгости закона! – процедил полковник. – А поскольку я – лицо оскорбленное, сиречь зачинщик – он, то имею право выбора оружия и условий поединка. Мое условие: пистолеты, пятьдесят метров, прямо сейчас на плацу! Пусть ищет секунданта!
Степанов еще раз сплюнул под ноги эфэсбэшнику и отошел к своим офицерам, которые сбились в кучку и о чем-то переговаривались.
– О чем спор? – спросил он, подходя.
– Сперва хотели вам «неотложку» вызвать, а теперь ставки делают – три к одному! – неодобрительно ответил начальник штаба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48